Найди Меня в прошлом

Департамент местного шерифа находился на центральной улице Верескин-Хилл. Неприметное здание с белым сайдингом и парковкой на десять машин, вызывало ощущение кинематографичности. Словно его вырвали из очередного глупого фильма ужасов и поставили здесь. Окна закрывали металлические решётки только на первом этаже, второй же отвели под офисы местной власти. Ничего не поменялось с прошлых лет, я не помнила этого здания, но видела фотографии со старых газетных вырезок, когда изучала дело фермы Удверли.

У входа встречал деревянный стенд с информацией и развешанными фотографиями пропавших девушек. Я накинула куртку с маркировкой ФБР и закурила, подходя к чёрно-белым фото, заглядывающим в душу. Уотер не Вашингтон или Нью-йорк, где фото пропавших подростков клеят на каждом столбе. Зрелище настолько привычное, незаметное, что проходящие мимо люди даже не обращают на них внимание. Они не знают их. Эти красивые глаза не говорят им не о чём. Здесь же, в крошечном городке, такое фото вызывает страх и приступ отчаянья. Три фотографии – крик о помощи, звенящий в моей голове набатом.

Я обязана ответить им.

В помещение душно, ароматы пота и гамбургеров с местной забегаловки тесно переплетаются, как в любом другом полицейском участке. Наши куртки действуют так, как и должны в таких вот городках, где местные власти не желают сотрудничать и превозносят себя до царей, имеющих право судить, кто виновен, а кто просто попал в жернова судьбы. Шериф уже пожилой Эдгар Сорвел встретил нас у своего кабинета с недовольным лицом, плохо скрываемым за глупой улыбкой. Натёртый до блеска значок сиял в проникающих сквозь распахнутое окно солнечных лучах. Отглаженная форма, голубые, прищуренные глаза и дрожащие руки – он скрывал что-то важное, это было видно невооружённым взглядом. Что-то, что может разрушить его иллюзию «правильной» реальности.

Правду.

– Доброе утро, агенты! Как добрались? Я права думал, вы прибудете сегодня, но мне сообщили, что вы попали в город вчера в десять вечера.

Осведомлен вплоть до точного времени, значит, старуха сообщила сразу по приезду.

– Не хотели откладывать. Слишком много времени уже утеряно, – ответил Джек, проходя в просторный кабинет, увешанный благодарственными письмами в рамках. – Агент Джек Форбс, это спецагент Лейн Хайдеган, мы хотели бы получить всю информацию, имеющуюся на данный момент.

Я устроилась за столом, продолжая молчать. Солнечные лучи проникали сквозь помятые жалюзи, расползаясь золотыми змеями по тёмному дереву, подсвечивая каждую пылинку, пропущенную утренней уборкой. Перед нами положили две серые папки со скудным содержимом, в которых ровным счётом не было ничего полезного. Они хранили сухие факты о трёх жизнях, украденных у судьбы. Я открываю их дела и заглядываю в души каждой девочки, скользя взглядом по чёрно-белому тексту, ползущему вдоль строк.

Эмбер Хан – азиатка, проживала с матерью и отчимом. Была похищена в районе полудня из парка Меридит. На меня смотрит красивая девушка с чёрными, как ночное небо волосами и искусанными губами. Я знала этот взгляд. Наполненный отторжением всего существующего. Она выглядела загнанным в угол зверьком, букашкой, барахтающейся на поверхности из последних сил.

Тиффани Флайв – полная противоположность. Они одногодки, но у Тиффани открытый, доверчивый взгляд. Пшеничные волосы вьются по плечам, а всё ещё детская улыбка и мягкие черты лица буквально кричат о том, что она жертва. Полная семья, два младших братишки и с десяток приводов в полицию. Что может заставить девочку пропадать ночами с подозрительными личностями? Попадать в неприятности и вот так улыбаться, словно она не понимает, что её жизнь рушится?

Элис Онил – маленькая ростом, тихая девочка в круглых очках. Проживает с матерью и прекрасно учится. Училась. Была похищена у здания библиотеки. С фотографии на меня смотрят два огромных зелёных глаза, в которых одна цель – убраться из этого города. Вырваться на свободу и дышать полной грудью. Она напоминает меня, запертую в собственной клетке убеждений и правил.

– Они общались? – спрашиваю, наконец вклиниваясь в беседу.

– Эмбер и Тиффани – лучшие подруги. Они жили через улицу и их матери тесно общались. Когда девчонки выросли, стало понятно, что ничего хорошего их и не ждёт. Это было предрешено, агент Хайдеган. Крис Флайв уважаемый в городе человек, привёз жену из Портленда в своё время, уже тогда она вызывала вопросы у местных, вела себя неподобающе. Вот и дочь такую же воспитала.

– Откуда у вас такие выводы? – уточнил Джек.

– Обе неоднократно попадались за распитием спиртных напитков, околачивались в местном баре, Тиффани давно не девственница, говорили, что она даже сделала аборт пару лет назад, но её семья полностью отвергает этот факт. Ума не приложу, как у таких прилежных семей, вырастают такие дети. Но ведь и мы не можем всё предусмотреть, правильно же? Вкладываем в детей только хорошее, а в замен получаем вот это.

Он просто пожал грузными плечами, а в кабинете стало нечем дышать. Меня выворачивало наизнанку, когда рассказывали такие истории. Все они, естественно, подкреплялись лишь слухами, и чаще всего, оказывалось, что дети просто были жертвами обстоятельств. Или собственных семей.

– А третья? Элис Онил? – спросил Джек, открывая её фотографию.

– Здесь всё наоборот. Семейка местных отщепенцев. Мать растила её одна, живут в трейлерном парке прямо на отшибе города, у подножия скалы. Мать то в баре с ней, то ночью, по улице вижу, тащит коляску куда-то. Но девчонка выросла умной, хорошо училась, как оказалась в этой ситуации, ума не приложу.

Я налила себе стакан воды, любезно предоставленной на столе, и откинулась на спинку стула, сложив руки на груди.

– Подобное уже происходило в Уотере, неправда ли? Кто был тогда шерифом?

Он уставился на меня как на объект ненависти. С трудом сглатывая, поджал губы в тонкую полоску. Словно я спросила о чём-то сверхъестественном или ужасном настолько, что нельзя было произносить вслух. Вывернула правду, которую пытались скрыть много лет.

– Да… Двадцать лет назад было подобное дело. Шерифом был мой отец. Но девушки тогда пропадали не с Уотера, а с окрестностей. Вы думаете…

– Нет, – мои губы растянулись в хищном оскале, не давая ему договорить, я смаковала этот встревоженный взгляд. – В Уотере тоже пропал ребёнок. Девочка тринадцати лет. Вот только её не искали.

– Мисс…

– Агент. Агент Хайдеган, – перебила я, снова, вцепившись ногтями в собственное колено под столом.

– Я не знаю, всех деталей, агенты. Вы, думаю, тоже, агент Хайдеган, слишком молоды, чтобы застать то дело. Девушек спасти не удалось, это всё, что я знаю. Громкое было дело.

Ногу начинало сводить от боли, тело отдавалось противной дрожью от его слов. Ложь! Каждое гребанное слово – ложь!

– Виновных в том деле посадили, насколько мне известно, все они мертвы на данный момент, – добавил Джек, косясь в мою сторону.

– Да-а. Приличная была семья, большая ферма, снабжающая город свежей кукурузой. На них никто не мог подумать. Никто не замечал, что глава семейства ведёт себя странно, покупает чёрные пакеты, верёвки, постоянно что-то перевозит на фургоне… а на свою ферму не пускает совершенно никого, оправдывая это больной женой.

– Откуда… Откуда вы знаете? – его взгляд стекленеет, впивается в меня осколками битого стекла.

– Я работаю в ФБР, шериф Сорвел. Но сейчас не об этом, мы опросим родственников и хотим видеть отчёты по проделанной работе за это время. Где велись поиски за эти три дня, какие результаты, кого допросили и к чему пришли. Понимаете меня? Вся информация. Надеюсь, вы не хотите заиметь такую же славу, как прошлый шериф. Говорят, после дела с фермой его убрали с должности.

Я улыбнулась и, прихватив папки, покинула кабинет. Ощущение мерзости никуда не делось. Наверное, это было единственное чувство, которое я могла назвать настоящим, не навязанным, а настолько реалистичным, что казалось, я состою из этого. Когда-то мои краски были яркими, солнечные цвета украшали прекрасную картину мира, которую видели глаза ребёнка. Такие глаза смотрели на меня со стенда и принадлежали Элис. Но кто-то умудрился добавить чёрного, прошёлся грязной кистью по каждому цвету и вот, вокруг остались только размазанные блики, мир погрузился во тьму, стал таким, каким являлся на самом деле. И Эмбер, и Тиффани знали это. Их взгляды уже были чёрными, испорченными, чем-то ужасающим, неправильным, но случившимся.

– Извините.

Я опустила наконец взгляд со стенда и увидела маленькую девочку лет одиннадцати. Светлые, вьющиеся волосы причудливо спутались, а на грязном платье разошёлся шов. Она стояла так близко и огромными голубыми глазами заглядывала мне в душу.

– Ты потерялась, крошка?

– Нет, я вон там живу, в доме миссис Френли. Я вас увидела, пастор Николас сказал кто вы, и я захотела спросить кое-что.

– Конечно, спрашивай.

Она затеребила подол своего платья крошечными грязными пальчиками, опустив взгляд на носки потрёпанных сандалии.

– А, страшно вам, служить в полиции? Миссис Френли говорит, это работа только для мужчин.

– Не страшно, если только совсем иногда, – я улыбнулась ей, протягивая руку. – Меня зовут Лейн, а тебя?

– Бека.

Меня ударило разрядом тока. Её имя пробило брешь в очередной кирпичной стене. Тяжёлые куски кладки повалились вниз, поднимая пыль воспоминаний. Глаза почти сразу защипало, в ушах зазвенел гул, смешанный с десятком чужих голосов. Девочка, видимо, испугавшись побледневшего лица, бросилась наутёк, а я обвела мутным взглядом улицу, борясь с дрожью в коленях. Совершенно незнакомый пейзаж рябил, размазывался, сливаясь с обрывистыми кадрами из памяти.

«Бека, не лезь ты туда, дурёха…»

Чужой голос вырвался из тысяч других и зазвучал громче.

«Бекс, после школы заберу тебя сам, твоя мать не сможет…»

Громче и громче, вызывая дикую головную боль, он проникал в каждую клетку.

«Бека, велосипед, чтобы ездить, а не лежать с ним в канаве…»

Глаза наполнились слезами. Дико захотелось закричать на всю улицу. Прогнать его из головы, но голос только нарастал, превращаясь в болезненный крик.

«Когда-то тебе спасёт жизнь, это знание, Бекс, ты не то, что видят другие, ты сильная и справишься там, где другим не дано…»

Этот голос порывался сквозь пелену сознания подобно раскату осеннего грома, он ломал стены тяжеленной кувалдой, проникал в каждую клеточку тела, втаптывая в асфальт душу. Стук сердца эхом отдавался в ушах. Я зажмурилась, стиснув зубы. Ноги подкосились, и тело рухнуло на пыльный асфальт, не в силах справиться с панической атакой.

Я не знала, кому принадлежал голос.

Не могла вспомнить лицо мальчишки, который, был рядом, оказывается всё моё детство.

«Ты не должна бояться. Когда-то меня может не оказаться рядом, тогда просто жди. Жди, и я найду тебя где угодно…»

Мысль. Она принадлежала вовсе не мне, а тому мальчишке. Он вложил в меня это чувство. Желание дождаться. Не просто мысль, фоновый шум в голове. Это была команда для мозга, сигнал, выстроенный сценарии для тела, спасший мою жизнь тогда. Тот парень из прошлого вбил в меня код и запустил целый алгоритм действий. Я не боялась, а ждала спасения. Ждала его. Но почему же он не пришёл?

– Лейн, чёрт возьми, почему ты ушла? – Джек оказался за спиной неожиданно, прикасаясь к плечу, отчего током пробило тело, – Что случилось? Почему ты на земле?

– Поскользнулась! – рявкнув, я вскочила на ноги и бросилась к машине, чувствуя, как дрожат колени.

Голос не умолкал. Он истошно кричал в голове, стараясь перекричать здравый смысл. Сосредоточиться не получалось. Я смотрела на дорогу, ведя машину, а перед глазами всплывали отрывки кадров прошлого. Целая маленькая жизнь, украденная у меня и выброшенная за борт реальности. Целая история, не имеющая конца. Я рвалась сюда с надеждой, что вспомню свою мать, думала, что смогу разобраться, найти её и посмотреть в эти глаза, услышать голос женщины, потерявшей своего ребёнка. Получить хоть что-то, что оправдает её поступки. Но вместо этого, голоса в голове принадлежали мальчику. Может, у меня был брат? Может, он ищет меня по сей день или считает мёртвой? Я должна была думать о спасение девочек, но не могла сосредоточиться и от этого хотелось выстрелить себе в висок.

– Лейн, шериф выделил сорок человек и поисковых собак для поисков. Нам надо опросить родственников и составить план. Пока нет ничего, что могло связывать их в глазах психа. Они разные, это же не похоже на поведение серийного убийцы, может нам вызвать сюда профайлера?

Я резко вынырнула из собственного плена размышлений, останавливая машину у двухэтажного домика с бо́льшим газоном, вырванного с обложки рекламного ролика.

– Мне не нужен профайлер!

– Уверена? У нас нет портрета.

– Потому что нет информации! Семья может рассказать куда больше, чем кто-то посторонний, Джек. И начнём мы с родителей Тиффани. Что-то не так в их семьях, большинство таких дел связаны именно с этим. Подростки становятся чужими именно дома, непонятые они с лёгкостью доверяют свою жизнь чужаку, обещающему счастливое будущее. Быть может, они знали похитителя настолько хорошо, что добровольно пошли следом? Хотели сбежать от собственного дома.

«Может, я тоже хотела?»

Глава 6

Дом Флайв выглядел как типовое жилище среднестатистической Американской семьи. Молочный деревянный фасад, не отличающийся от остальных строений по улице, зелёная травка вокруг, постриженная безупречно ровно, аккуратные цветочные клумбы вдоль низкого заборчика, ведущего на задний двор. Семья среднего материального достатка, об этом говорит потрёпанный «Форд» на парковке. Несомненно, многоуважаемые в обществе и «правильные» до тошноты, если верить словам шерифа.

Омелия Флайв открыла двери немедленно, её бесцветное лицо выдавало постоянную тревогу и почти ощутимый ужас в глазах. Светлые, как у дочери, волосы, уложены в изящную причёску и безупречно вяжутся с чистой, белой кофточкой, тщательно заправленной в светлые джинсы.

– Вы нашли её? Нашли мою дочь? – она выскочила на порог дома, хватая меня за руки. – Умоляю! Скажите, что нашли её!

– Простите, но мы приехали, чтобы заняться поисками. Нам необходимо поговорить с вами, Омелия. Это Агент Форбс, я спецагент Хайдеган, можем мы пройти в дом?

Она сразу поникла, кивнула и пошатнулась, я подхватила исхудавшее тело под руку, помогая хозяйке вернуться внутрь. Нас встретила просторная гостиная с белыми стенами, увешанными семейными фотографиями. Всё до мельчайших деталей здесь сочеталось друг с другом, подбиралось с хронологическим порядком и вызывало ассоциации с больничной палатой в психиатрической клинике. Налицо был явный перфекционизм, что выдавался каждым движением хозяйки дома. Она то и дело поправляла что-то на комоде, сбивчиво отвечая на вопросы Джека, несколько раз сбе́гала проверить входную дверь и едва не упала в обморок, когда я, намеренно положила чайную ложечку не на предоставленное блюдце.

– У вас есть психологические заболевания, Омелия? – я задала вопрос прямо, не желая терять время на и без того известные сухие факты. Нет. Мне нужна была истина, скрытое грязное бельё каждого из них. – У вашей дочери оно тоже было, я права?

Женщина рухнула на диван напротив нас и вцепилась руками в собственный фартук. Невооружённым взглядом можно было заметить, как в ней борется сразу две личности, одна из которых готова рассказать всё, вторая же, забилась в угол и прячется от окружающих.

– ОКР.

Три буквы способны раскрыть множество тайн и наполнить происходящее глубоким смыслом. Всего три буквы, что с лёгкостью рушат целые жизни.

– Вы лечитесь? Посещаете психолога? – спросил Джек, записывая ответы в блокнот.

– Нет… мой муж против. Это всё в женской голове, понимаете? Я могу жить с этим совершенно нормальную жизнь и без препаратов. Крис говорит, что нам просто нечем заняться, отсюда и мысли. Тиффани тоже это чувствует, у неё… Проблемы с зависимостью.

– Что вы имеете в виду? – я сверлю её взглядом, не позволяя думать над ответом. Мне нужна правда. Жестокая, грубая, несуразная, но правда.

– Алкоголь, наркотики, секс, что угодно. Она моментально втягивается и начинается настоящий Ад, – Омелия начинает говорить быстро и сбивчиво. – Наш священник, преподобный Николас, говорит, что это пройдёт с возрастом, она посещала его учения три раза в неделю. Она умная. Умная, но всегда старается недостаточно. Расстраивает отца.

– Стоп. Священник занимался лечением вашей дочери?

– Это не то, что вы думаете, агент Хайдеган. У них при церкви школа. Воскресная. Там им рассказывают о значимости семейных ценностей и социальной жизни. Тиффани нравилось там, – её слова прервались болезненными рыданиями.

– Как вы узнали, что дочь пропала? – Джек переводит тему, и женщина резко собирается с мыслями.

– Она ушла в школу, была на первом занятие, а потом испарилась. Звонила её преподавательница, я обзвонила всех знакомых, а потом, мне позвонила мама Эмбер и мы… Запаниковали.

– Ваша дочь делала аборт? – спрашиваю я и натыкаюсь на ошарашенный взгляд напарника.

Омелия вытаращилась на меня, как на сумасшедшую и начала рыдать, впиваясь ногтями в собственные запястья. Ответа красноречивее просто не придумаешь.

– Где сейчас ваш муж и сыновья? – я протянула ей стакан воды и специально дотронулась до запястья, провоцируя отвлечься, вот только рукав кофты задрался, раскрывая лиловый кровоподтёк.

– Он повёз их к матери. Чтобы не видели всё это.

– У вас на руке гематома, Омелия, откуда она? – я не собиралась сдаваться, но женщина затряслась ещё сильнее.

– Упала! Я убирала кухню! Что-то… Запнулась… дурацкие коврики… Они постоянно не там.

– Вы можете передать это вашему супругу, Омелия? Мы вернёмся завтра, чтобы лично поговорить с ним.

Покидать их дом – вот так, без конкретных ответов, довольно странно. Я чувствовала, что мать недоговаривает, что-то ещё очень важное сидит в её голове. Джек вышел с тем же настроением. Ощущение недосказанности засело в наших головах, словно приколоченная ржавыми гвоздями табличка. Я задумалась, пока не заметила, как напарник навалился на капот «Бронко» и закурил, бросая косые взгляды в мою сторону.

Я понимала этот взгляд очень хорошо, знала, что он ощущает, зачем пришёл в наш отдел и почему предложил поехать с ним, нарушая все правила. Но не могла ответить взаимностью. Сердце не хотело запускать этот трудоёмкий процесс, оно знало, что такое любовь на самом деле, без сопливых историй о «долго и счастливо». Не воспринимало. Внутри царили холод и пустота, которые находились там всегда. Зияющая дыра в груди настолько глубока, что заполнить её обычными отношениями не получалось. Все ответы были здесь. В этом городе осталась часть меня. И пока я не найду её, сама словно мёртвая. Ненастоящая.

– Что думаешь, Лейн? – он прерывает мои мысли и вновь включает в работу.

– Отец не позволил им лечиться, страшится осуждения, скорее всего. Это могло стать триггером для девочки, возможно, она и правда сбежала и подбила девчонок с собой. Он их бьёт. Возможно, я пока не могу точно сказать. Беременность тоже подтвердилась, но кто был счастливым папашкой?

– Элис не с их компании. Что-то не складывается в версии побега.

– Нужно копать дальше, сейчас поедем в дом Хан, оттуда как раз спустимся к концу улиц и посетим Онил.

Семейство Хан проживало на соседней улице в одноэтажном доме с панорамными окнами. Газон украшали декоративные гномы и пузатые ели в кадках, обложенные булыжниками разного размера. Худощавая женщина нашлась на заднем дворе. Её чёрные волосы затянуты в тугой хвост, отчего лицо показалось мне искусственным, вот-вот готовым лопнуть, как излишне надутый воздушный шар. Она продолжала ковыряться в клумбе, даже когда мы очутились рядом и начали задавать вопросы.

– Саманта, мы бы хотели поговорить с вами, а не наблюдать ваш хребет, – я закурила, стремительно теряя терпение.

– Не о чем мне говорить с чужаками! Нашим всё рассказала уже, чего ходите сюда как к себе домой? Думаете, у меня вагон времени вот на это всё?

– Вы сейчас серьёзно? Ваша дочь пропала без вести, а вы препятствуете следствию! – рявкнула я.

Она прицыкнула в мою сторону, поднимаясь с колен и вытирая грязные руки о спортивные штаны. Глумливая усмешка едва коснулась лица и вновь превратилась в оскал защищающейся гиены.

– Мне нечего рассказывать! Эмбер – потаскуха и, скорее всего, свалила на очередную вечеринку со своей умалишённой подругой! Вы зря приехали сюда, агенты. Даже если я не права, это не дочь, а моё наказание с Выши! Вы знаете, что она вытворила? Неоднократно пыталась соблазнить моего мужа! Ходила тут в белье, как кошка плешивая, вертелась вокруг Майкла! Свалила и чёрт с ней! Не маленькая уже!

– Вы вообще в здравом рассудке? – Джек существенно изменился в лице, смотря ей прямо в глаза. – Как вы можете говорить такое о собственной дочери?

– Пошли отсюда, Джек.

Я выволокла его почти силой, впечатывая в капот «Бронко». Обычная история для меня и невероятная для него. Такие вещи не укладываются в головах, они просто существуют где-то вокруг. Во рту смещался вкус сигарет и горечь, которую не вытравить антидепрессантами. Эти две девочки оказались чужими в собственных домах. Эмбер просто вычеркнули из списка семьи, оставив умирать. Как ненужную игрушку выбрасывают в мусорный пакет, понимая, что она уже не вызывает того интереса, что раньше.

Как выбросили меня.

К трейлерному парку подъехали, не говоря ни слова. Оказалось, здесь одиноко стояли всего три передвижных дома. Переживший несколько дождливых сезонов, нужный нам стоял покрытый разводами грязи в самом конце улицы Торент. Круглые лампочки гирлянды украшали самодельное крыльцо, сколоченное из хлама. Под боковыми окнами расположилось два стареньких деревянных кресла, накрытых грязными оранжевыми пледами, а чуть дальше и вовсе стоял диван, укрытый хлипким навесом и болотного оттенка тентом. За мутными стёклами мелькала фигура, и я пару раз ударила в двери, не имея особого желания входить в тесное, пропитанное болью помещение.