
Полная версия:
Черное Солнце
Тем утром внедорожник марки «Форд» серого цвета подъедет к библиотеке города Уотер примерно в 10 утра и будет дожидаться свою жертву следующие пятнадцать минут. Когда Бека Холт покинет здание, ей предложат подвезти до дома, на что девочка категорически откажется и получит удар по голове тупым предметом. Как стало известно потом, свою жертву преступник оглушил деревянным молотком для отбивания мяса, отчего останется шрам на голове.
Сообщения о пропаже девочки так и не поступят в департамент города Уотер. Только спустя двое минувших суток к шерифу придёт сосед Холтов, несовершенно летний В. Он попытается написать заявление о пропаже своей подруги, на что шериф Эндрю Сорвел ответит ему категорическим отказом. Мать девочки позднее сообщит всем, что дочь уехала жить к отцу внезапно, бросив её одну, а спустя три месяца скоропостижно скончается от передоза, унеся свою ложь с собой.
Спустя две недели шерифу Сорвелу приходит сообщение о пропаже в соседнем городке пятнадцатилетней Ярины Хемсворт. Команда шерифа немедленно приступает к активным действиям и расклеивает листовки по Уотеру и округе, а уже к концу недели получает новое сообщение о пропаже Софии Бенстер тринадцати лет. Девочку увезли из торгового центра Мендора – соседнего города. Именно в этот момент шериф Сорвел припоминает о Беке Холт и вновь навещает её мать, чтобы провести допрос, но уезжает оттуда с подтверждением отъезда девочки.
Только спустя год, когда бесчеловечные преступления обнаружатся, а виновного возьмут на месте преступления, сотрудники ФБР найдут в его доме худую несовершеннолетнюю девочку со срезанными волосами и покрытым шрамами телом, которая заявит, что её имя Бека Холт. На тот момент ей будет всего 14 лет. – рассказывает журналист Эмин Харанс.
Глава 3
Вашингтон накрыло грязным покрывалом, и город погрузился в другую жизнь. Ночную. Маленькие городки заметно отличались от мегаполисов с бесконечным движением. Здесь вены-магистрали не замедляли своего ритма с наступлением темноты, а некоторые люди и вовсе вели сумеречный образ жизни, выползая из своих нор только с наступлением прохладного вечера. Столица США только снаружи выглядела серьёзной, неприступной крепостью, которую принято показывать в кинематографе, внутри же неё, скрывалась буйная, яркая жизнь, которую особо чётко можно разглядеть под светом серебристой луны. Дорогие районы вроде Адамс Морган открывали двери ночных клубов и крошечных притонов, где напитки текли непрекращающейся рекой, а громкая музыка оглушала посетителей, стоило лишь фонарям пуститься в свой загадочный пляс. Попадая сюда впервые начинаешь испытывать эйфорию, смешанную с адреналином. Но меня всегда привлекали именно крошечные, карикатурные поселения, утопающие в обильной растительности. Таким был штат Мэн переполненный легендами и прославленный Стивеном Кингом. И кровь моя стремилась домой так сильно, что кружило голову от яркого и нечестного округа Колумбии.
Ехать предстояло около двадцати часов с остановками на перекус, и выспаться действительно не мешало, но мои глаза отказывались закрываться, копаясь в предоставленной информации о похожих похищениях в штате. Всемирная сеть открывала лишь ту часть, которую ей позволяли власти, но приходилось довольствоваться этим до приезда напарника. Получать информацию благодаря своему доступу теперь невозможно.
В углу уже стояла собранная спортивная сумка, когда в двери тихо постучали. Джек выглядел усталым, тёмные, густые волосы торчали в разные стороны, на глазах красовались широкие солнечные очки, а на плече болталась такая же сумка, что у меня. Он улыбнулся одним уголком губ и ввалился в мою квартиру.
– Даже странно видеть тебя в обычной одежде, я ставил на то, что и спишь ты в форме.
– Пошутил? Пора ехать, – я вытолкала его за двери и, прихватив сумку, выскользнула следом.
– Тебе бы кошку завести, что ли, они, говорят, помогают стать добрее, – не унимался Джек, спускаясь по винтовой лестнице.
– Чтобы бедное животное сдохло, пока я на задание? Совсем идиот?
Он пожал плечами, подходя к своей машине. Новенький «Комаро», подаренный родителями на последний день рождения, резал глаза своим броским ярко-оранжевым цветом.
– Поедем на моей, – я кивнула в сторону припаркованного в углу парковки чёрного «Бронко».
– Чем моя машина-то не угодила, Лейн?
– Мы едем в Мэн, ты давно видел загибающийся городок где-то на краю побережья? Береговая линия почти 3500 мили, бухты, разбитые дороги, мне продолжать или ты понял, что твоя машина никуда не годится?
Джек недовольно цокнул и последовал за мной. Возможно, ехать на собственной машине было ошибкой, но разгорячённый азартом мозг не собирался мыслить в этом русле. Мы сложили сумки в багажник, и «Бронко», с довольным урчанием мотора, плавно выехал с крытой парковки.
Ночной город вызывал отвращения. Здесь, в тени закоулков, как и в любом другом месте, ожидала смерть и беззаконие. Вырваться в бесконечные поля, где только серое полотно дороги и ты – казалось спасением. Именно поэтому я всегда рвалась на задание как можно дальше от мегаполисов.
Стоило выехать за черту городского плена, «Бронко» заурчал агрессивнее, я выдавила педаль газа на полную, опуская стекло. В нос ударил свежий воздух, переисполненный ароматом, надвигающейся грозы. Стоило съехать по склону в полосу почти чёрного леса, и вдыхаемый воздух стал ещё свежее: примеси еловых и земляных ароматов перемешивались с лёгкими нотками дикорастущих грибов после дождя.
Запах внушал спокойствие и безмятежность.
Но сердце противно сжимается в груди, отказываясь подчиняться порыву внезапного умиротворения. Каждый следующий поворот приближает меня к прошлому. Сейчас эта асфальтовая лента – единственная дорога на карте, что имеет значение. Та самая цель, что на подсознательном уровне вела меня извилистыми тропами, которые пришлось пройти. Мозг может заблокировать воспоминания, но боль никуда не денется, справедливость, так безжалостно украденная когда-то у меня, будет биться в груди и ждать выхода. Именно она привела меня в ФБР, поэтому я специализировалась на сексуальных преступлениях и преступлениях против детей, украденных и убитых незнакомцами или членами собственной семьи.
Однажды никто не пришёл спасти меня вовремя. Никто не кинулся на поиски пропавшей девочки, и эта рана будет тлеть в сердце всегда.
Сейчас я вижу, единственный путь только вперёд – начать с пустоты, что разъедает грудную клетку изнутри. Ни Джек, ни мой обман сейчас не имеют значения. У меня есть дорога и желание успеть. Прийти вовремя и не допустить повторения собственного сюжета.
– Ты уже проследил всех зарегистрированных насильников в Уотере и округе? – я пихнула спящего коллегу в плечо, возвращая к работе.
– Лейн, я и дело-то прочёл мельком, ты же знаешь, всё как снег на голову. На собрании после твоего скандала тоже особо ничего не понял.
– Ноутбук, – я пихнула его, снова не давая заснуть. – Где твой ноутбук?
– В сумке. Зачем ты тормозишь?
– Хватит дрыхнуть, ты садишься за руль, а я за твой ноут.
Машина с визгом тормозов съехала на обочину, и я выбралась наружу. Ночной влажный воздух и правда бодрил лучше всего осенью. Здесь, в шумящем лесу, что тянется бесконечным серпантином вдоль побережья, хотелось остаться навсегда. Построить крошечный домик в самой глуши и по утрам вдыхать аромат жжёных листьев с чашечкой кофе, а после выходить на прогулку в осенний дождик. Холодный, но всё ещё приятный. Мне хотелось скрыться от общества, довериться чутью и просто оправдать свой шанс, вырванный у судьбы.
– Опять куришь?
Я промолчала, глядя, как чёрные тучи ползут по небу, пожирая большой серебряный диск.
– Поехали давай, надеюсь, выспался?
Джек молча забрался на водительское и поправил сидение под свой рост, машина вновь тронулась, а я открыла долгожданное дело. Что я пыталась найти? Какое-то подтверждение, что это совершенно неидентичный случай, что все мои догадки – блеф воображения. Моего обидчика посадили много лет назад, его жена скончалась в тюрьме через год от туберкулёза, он же был заколот до смерти сокамерниками во время утреннего променада. Я выяснила всё сразу, как бессвязные воспоминания вернулись. У того ублюдка были дети, двое сыновей, но и они погибли. Старший спустя десять лет отсидки, разбился на машине, младший же выпустился из интерната, а после оказался в круглосуточном магазинчике Нью-Йорка, где схлопотал пулю в лоб.
Собакам – собачья смерть.
– Нашла что-то интересное? – Джек сделал музыку громче и закурил, открывая окна.
– Информации крайне мало, – буркнула я, залипая в голубой монитор.
– Разберёмся на месте. Знаешь, Лейн, с тобой я уверен, что мы поймаем ублюдка.
– Главное – постараться найти девочек. С момента исчезновения последней прошло 32 часа, возможно, у нас есть мизерный шанс хотя бы попытаться пройти по горячим следам.
Я откинулась на сидения, делая запрос в базу по осуждённым и привлекающимся за подобные статьи. Ответ пришёл спустя несколько растянувшихся в вечность минут.
– У нас двое подозреваемых. Один освобождён по условно-досрочному, другой уже отсидел свой срок и вышел на свободу. Не совсем то, что мы ищем, домашнее насилие, но проверить стоит.
– Всё из Уотера?
– Нам не могло так повезти, Форбс. Оба проживают в близлежащих городках.
– Поспи, Лейн, ехать ещё долго.
Я открыла окно со своей стороны и закрыла ноутбук. Мозг лихорадочно прокручивал сухие факты: места пропажи, состоятельность семей, образ жизни девочек. Хотелось надеяться, что это стечение глупых обстоятельств и возможно, девочки, находясь во вполне себе сознательном возрасте, просто сбежали в поисках лучшей жизни. Такое случается, маленькие городки для них кажутся клетками, из которых не терпится вырваться, чтобы расправить крылья.
Но внутреннее чутьё говорило обратное.
Словно их жизни уже были предрешены чьим-то умыслом, и именно их я не успею спасти. Именно эти трое останутся немыми призраками, что будут вынуждены наблюдать за людской низостью сверху. Каждый сотрудник нашего отдела помнит своего первого неспасенного ребёнка. Это как движение по трассе навстречу несущейся фуре. Ты точно знаешь свой путь, выжимаешь педаль газа, чтобы скорее достичь финала, но проигрыш не что иное, как смерть. Не твоя, но она сломает важный механизм в голове воодушевлённого копа, готового помогать людям.
Глаза мёртвых детей будут преследовать всю оставшуюся жизнь, чтобы напоминать о жестокости мира. Мы живём на огромной планете, где обитают самые разные нации. Мы считаем себя людьми – равными и вездесущими – но часто показываем обратное.
Сон не шёл, как бы я не закрывала глаза. Хотелось впитывать свежий воздух и любоваться чернеющими кронами деревьев, что словно небесная карта, тянулись вдоль полотна дорог. В салоне автомобиля царит удивительный аромат, в котором смешались запахи влажной земли после дождя и опавшей листвы. Их сменяют тёмные туннели, которые, словно хищные рты, поглощают крошечные машины-жуки. В этом месте запахи становятся более навязчивыми и вызывают ощущение грусти. Запах мокрого асфальта, кажется, проникает в самую душу. Не всем удаётся найти выход из жизненного туннеля, но «Бронко» словно вырывается наружу навстречу восходящему солнцу, которое окрашивает голубое небо в яркие цвета. Деревья с одной стороны, окрашиваются в тёмно-зелёный и благородный изумруд, переливаясь бликами на восходящем солнце. С другой же стороны, кровожадный обрыв, огороженный белым отбойником, за которым скрывается бесконечная водная гладь Атлантического океана, разрисованная кроваво-алыми красками. Здесь голову кружит запах водорослей и свежести.
Запах надежды.
Мы специально отправились рваной объездной дорогой, игнорируя государственную трассу. Бежали? Вот только бежит в этой машине только один и это я, и я ещё не до конца поняла, что является финишной полосой. Справедливость или поиск себя настоящей?
Джек остановил «Бронко» у небольшой заправки с прилегающим к ней загибающимся кафе примерно в девять. Это место привлекало своей живописной природой и хорошей транспортной доступностью, но популярностью оно явно не пользовалось. Это было видно в глазах скучающего хозяина кафе, что устало развалился на деревянной скамье, подставив морщинистое лицо лучам поднимающегося солнца.
– Я заправлю машину, а ты закажи нам что-нибудь.
– Окей, но позавтракаем в машине где-нибудь у обрыва.
Я вышла из машины и, закурив сигарету, направилась в сторону кафе. Здесь не пахло вкусными пончиками или ароматным кофе, лишь гарью и дешёвым бензином, что впитался в саму землю. Мужчина с трудом поднял припухшие с похмелья глаза, но тут же оживился, с радостью демонстрируя свои почерневшие зубы.
– Чего изволит такая милая крошка? – голос его напоминал скрипучую дверь из прошлого, отчего хотелось вывернуться наизнанку, рваная футболка являла миру волосатую грудь, вызывая еще большее отвращение.
– Мне бы кофе и пожевать чего, – я закрыла солнечный луч спиной и смогла разглядеть чёрные глазки, с залегающими фиолетовыми тенями.
– Для такой красавицы, – он медленно поднялся со своего выдуманного пьедестала и сложил руки на груди, пожирая глазами вырез моей майки. – Ты заходи, заходи. У меня и кофе найдётся, и горячительное для тонкой беседы.
Он не пытался скрывать свои домогательства. Напротив, гордился собственной сообразительностью. Слова сыпались из мерзкой пасти без зазрения совести, предвкушая грязные фантазии, отчего и без того пустой желудок угрожающе заурчал, посылая рвотный позыв.
– Я приехала поесть.
– А то! Сюда только за этим и приезжают, редко, правда, такие красавищные.
Я закатила глаза, бросила окурок в ржавое ведро, служившее урной, и, выхватила из заднего кармана штанов удостоверение. Меня всегда удивляло, как вот такие личности, меняются при виде кожаного портмоне, где указана фамилия агента ФБР и сверкает латуньевый жетон. Лица сразу вытягиваются, глаза начинают метаться в поиске глупых оправданий, а руки непроизвольно трясутся или же прячутся в карманы.
– Кофе и что-то сытное. Желательно, если ты сделаешь это быстро.
– Что-то не так? – Джек оказался за моей спиной неожиданно, несмотря на футболку и джинсы, в отличие от меня, на его спине находилась закреплённая кожаная портупея, что удерживала два табельных Glock-a.
– Всё в порядке, агент Форбс, любезный, уже идёт готовить нам кофе.
Я расплылась в хищной улыбке, смотря, как скрюченная страхом фигурка скрылась в тёмном помещении кафе. Такие, как он, не представляют настоящей угрозы в масштабе. В основном это выброшенные на обочину жизни мужчины, что стремятся показаться альфа-самцами. На самом же деле они почти всегда являются только трусами. Алкоголь течёт в их венах вместо крови, а в мозгу работает лишь несколько извилин, отвечающих за базовые инстинкты. Я сталкивалась с такими каждый день: на остановке, в академии, на выездах. Мир не изменить одним только желанием. К сожалению.
Спустя две минуты нас уже ждут два дешёвых бумажных стаканчика с растворимым кофе и крафтовый пакет с ход-догами. Форбс морщится, а я хватаю покупку и отправляюсь к машине. Придорожные забегаловки стали основной частью моей работы уже давно, и вкус их еды кажется чем-то совершенно нормальным. Даже в Вашингтоне я больше склонялась к банальной доставке, чем готовке.
– На вкус как резина, – протянул Джек, прислоняясь к капоту моей машины, когда мы остановились на утопанном участке смотровой площадки, обнесённой низким штакетником.
– Нормально, сил нам точно придаст.
Я любовалась спокойным океаном, попивая горячий, совершенно безвкусный кофе. По какой-то неизвестной причине маячащий впереди горизонт успокаивал. Откладывал тревожные идеи в дальний ящик. Невольно вспомнилась первая поездка с приёмными родителями. Они только забрали меня, и мы выбрались к океану, палило невыносимое солнце, дышать было сложно, и я постоянно таскалась с бутылкой воды. Все отправились купаться, крики веселящихся детей, плещущихся в воде, отдавались в ушах противным звоном, от которого хотелось спрятать голову в песок, как долбаный страус. Я сидела на берегу, с интересом, разглядывая подаренную новым отцом цепочку с небольшим рулончиком в форме замка. Она что-то напоминала мне, но мозг отказывался впускать эту часть жизни. Всё, что случилось до реабилитационного центра, просто стёрлось из памяти, спасая психику несовершеннолетнего подростка.
– Почему ты не купаешься, Лейн? – приёмная мать подошла со спины, отчего я вздрогнула, подскочив на месте. – Дети купаются, видишь?
Она молодо выглядела, но одевалась в дурацкие мешковатые платья изо льна с яркими принтами цветов. Их любил отец. Улыбка выглядела доброжелательной, но почему-то всё равно вызывала панику. Словно эта женщина совершенно чужая и где-то меня обязательно должна ждать другая, родная.
– Не хочу, – я отвернулась от неё, не желая отвлекаться от умиротворяющего вида дивной природы.
– Мы приехали сюда отдыхать, не сто́ит портить настроение отцу. Здесь наши друзья и все купаются!
– Я же сказала, что не полезу в воду! – я вскочила на ноги и впилась в эту ещё совсем чужую женщину диким взглядом.
Она что-то ещё сказала, приблизилась ко мне, вызывая вспышку неконтролируемой злости. Я хотела защититься. Хотела, чтобы от меня отстали. Но она грубо стянула мою футболку и тут же ахнула, отойдя на пару шагов в сторону. Глаза этой женщины почти сразу заполнились слезами. Она не могла знать, что тело пятнадцатилетней девочки покрывают многочисленные шрамы и ожоги, а я понятия не имела, откуда они взялись. Помню, отец бежал к нам из воды, за его спиной на меня смотрел с десяток испуганных глаз.
Осуждение. Страх. Унижение.
Вот что я увидела в их глазах тогда и запомнила эти взгляды на всю оставшуюся жизнь. Это как внутренняя сирена, которая никогда не замолкает. Ты хочешь сбежать от людей, от мира, хочешь спрятаться в скорлупе и не открывать больше глаз. Но враг находится в твоей голове. Люди вокруг говорили, что я должна им доверять. Социальные работники, приёмные родители, учителя в академии, коллеги – все они пытались вбить в меня одну простую истину, которую постигли сами. Я должна поверить, научиться работать сообща и уметь доверять свою жизнь тем же коллегам. Верить им. Но окружающий мир демонстрировал обратное, он каждый день подтверждал, что лгут и осуждают все.
«Пережить можно всё, важно остаться после этого прежним», – сказал мне отец в тот самый вечер на берегу, но я не помнила себя прошлую. Себя настоящую.
Она умерла.
На её место явилась другая, она жаждала найти свою дорогу, упорно вскарабкиваясь по каменному склону собственной жизни. Шрамы на теле больше не казались ей вселенской трагедией. Они были лишь отметинами. Гораздо хуже было ощущать кровоточащие шрамы внутри, что не поддавались лечению. Пережить действительно можно всё, человек способен приспособиться к любым обстоятельствам. Вот только прежним он никогда не будет. На осколках прошлого всегда строится другая жизнь.
– Лейн! – голос Джека нагло прервал появившихся призраков прошлого, возвращая внимание к себе.
– Чего?
– Я здесь, вообще-то, о деле говорю, а ты в облаках витаешь!
Я закатила глаза и, смяв стаканчик, забралась на водительское сидение. Нас ждали ещё пара остановок и десять часов дороги, и в Уотер мы приедем лишь под вечер. Мне требовалось время, чтобы подумать, раскидать информацию по полочкам в собственной голове, что совершенно точно было невозможно в присутствие кого-то постороннего.
– Спи, до Уотера поведу я.
– Нам нужно где-то остановиться, может, я мотели гляну?
– Нет, лучше выспись, завтра тяжёлый день. Не найдём мотель, переночуем в машине.
Я завела двигатель, включила музыку и сдала, назад выбираясь на асфальтированную дорогу. Джек смотрел на меня исподлобья. Его взгляд скользил сначала по рукам, после задерживаясь на лице, и снова утопал где-то в ногах. Неожиданно захотелось прочесть его мысли, узнать, что думают вот такие, как он. Какой образ предстаёт перед ним, когда я обнажённая подходила так близко, что каждый шрам на теле был слишком заметен. Он задал тогда столько вопросов, что отбил всё желание сразу и если бы не добрая порция бурбона, я вовсе уехала бы домой.
– Лейн, вы всегда так работаете? – наконец спрашивает он.
– Как? – я стараюсь не смотреть на него, нажимая на газ сильнее.
– Переночевать в машине, перекусить в дешёвой забегаловке, где возможно, и питаться-то небезопасно. Ваш отдел кажется излишне холодным и сдержанным до невозможности. Словно у каждого из вас на шею накинута колючая проволока, мешающая хоть иногда, улыбаться искренне. Эмоции натянуты, вымучены до такой степени, что это видно невооружённым взглядом.
– Ты думал, мы здесь отчёты заполняем и в ресторанах устрицы жрём? – перебила я.
– Нет, ты не думай, я всё понимаю.
– Не понимаешь, – я бросила на него тяжёлый взгляд, – наши клиенты отбитые маньяки, педофилы и психопаты. Они убивают, потому что им это нравится, не чувствуя вины за содеянное. Кто-то мнит себя центром вселенной и похищает людей, чтобы воплотить в реальность какой-то «план», известный только ему. Кто-то убивает маленького ребёнка, потому что стало скучно и хочется драйва, а киндер мешает им наслаждаться жизнью. Каждый случай – маленькая история, отпечатанная огненным клеймом на наших шкурах. Сложно радоваться жизни, когда знаешь, какая она на самом деле.
Он поник. Мои слова задели что-то живое в груди Форбса. Мы работали в одном отделе, но в то же время занимались совершенно разными делами. Вечно весёлые, в отглаженных пиджачках и дорогим кофе в руках, они проводили расследования, вели переговоры и вызволяли своих жертв, возвращая их благодарным родителям. Мы же словно стреляные волки брали след и рыскали по городам, заброшенным стройкам и глухим лесам. Мы вытаскивали трупы из придомовых построек «страдающих» родителей, что с крокодиловыми слезами упорно играли роль благодетеля, скрывая за маской монстров.
– Хайдеган дал это дело мне не просто так.
– Чего? – я вновь перевожу на него взгляд и вижу серьёзные глаза, устремлённые куда-то в небо.
– Я подал заявление в ваш отдел. Хайдеган сказал, что рассмотрит его сразу после завершения этого дела. Мой послужной список его устраивает, но всегда есть пресловутое «но», правда? Может, если бы не я, он бы отдал дело тебе.
Я замолчала, не найдя что сказать. Никто не знал моего настоящего прошлого. Это мой груз, и нести его я вынуждена одна. Отец никогда не отдал бы это дело мне. Кто угодно, только не его дочь.
– Ну и засранец ты, Форбс.
Разговор дальше не клеился, и он, наконец, вырубился, растянувшись на опущенной спинке сидения. К тому времени, когда я пролетаю указатель очередного городка, ранние сумерки уже нагнали нас, накрыв с головой. Позади был Бостон, и Уотер вот-вот раскроет свои объятия, встречая гостей. Мне вдруг резко захотелось остановить машину и броситься бежать как можно дальше от этого места, но неожиданно начавшийся дождь ворвался в раскрытое окно разряженным озоном, отрезвляя мозг. Где-то там, за чернеющими верхушками сосен меня ждут три несчастные девочки, которые просто хотят вернуться домой. А может, я уже опоздала и не спасу в этом городе никого, может, псих, похитивший их, выбросил тела со скал, и тогда, поиски продлятся ещё дольше. Возможно, этих девочек никто не найдёт, как многих других. Куда бы ни вёл прогресс, как бы сильно не были развиты технологии и продвижение в массы равенства, человеческая сущность всегда будет скрывать в себе жажду крови тех, кого считают слабее. Жертвами почти всегда становятся самые беззащитные слои населения: дети и женщины. Более 370 млн детей подверглись сексуальному насилию, и эти цифры растут с каждым прожитым днём, а 736 млн – вот общее количество женщин, подвергшихся физическому и сексуальному насилию.
Одной из них была я.
Как я оказалась в доме сумасшедшего психопата Удверли Брайтена? Где были мои родители, когда их тринадцатилетняя дочь пропала без вести на целый год? Почему маленький городок, где почти каждый житель знает друг друга в лицо, не заметили опасности? Эти вопросы мучили мой воспалённый мозг, с тех пор как память начала восстанавливаться. Никакой информации о выжившей девочки не было. Она просто растворилась во времени, не оставив и следа. Никто её не искал, ни одна живая душа не объявилась за ней. Девочку, которой она являлась, стёрли вместе с данными её рождения и именем, присвоенным с первым вдохом. Бека Холт навсегда осталась лишь воспоминанием в глазах тех, кто пришёл её вызволить из того самого сарая, пропитанного кровью и болью.
Чёрное небо над нами давило, свежий наполненный озоном воздух, сменился морозным. Бисерины огней, что раскинулись вдали, напоминали светлячков, сбившихся в кучку, чтобы осветить себе путь дальше. Где-то там деревни и мелкие поселения. Штат Мэн привстал перед глазами во всей своей естественной красоте. «Бронко» съехал на крутую дорогу, обходящую береговую линию, следуя навигатору, я вновь пихнула коллегу локтем, закуривая сигарету.