Свет между строк

Тот же сигнал. Тот же звук, с которым я уже неделю обещала себе купить новый.

Я выключила его, и на секунду показалось – я всё ещё сплю.

На кухне – те же звуки.

Шум воды, глухой удар дверцы холодильника, тихое ворчание Тео:

– Почему всегда бутерброд не влезает в контейнер?

Я застыла в дверях.

– Что ты сказал?

Он обернулся, с тем же выражением, что вчера.

– Ничего. Просто бутерброд живёт своей жизнью.

Те же слова.

Интонация – та же, даже пауза после них совпала.

Я моргнула.

– Завяжи шнурок.

– Завяжу, – сказал он, не поднимая головы.

Я ощутила, как кожа на затылке стянулась, будто кто – то провёл пальцем по спине.

– Тео.

– Ну ладно, ладно, – он присел, завязал, потом посмотрел на меня. – Ты выглядишь ужасно. Лицо как у зомби.

Мир щёлкнул, как пластинка, заевшая на одной ноте.

– Тео…

– Что? – он улыбнулся. – Опять кофе без сахара?

Я выдохнула.

– Нет, просто дежавю.

– Это болезнь?

– Возможно, но не заразная.

Он пожал плечами и достал из кармана пропуск.

– Тогда я пошёл. Иди ешь.

– Слушаюсь, начальник.

Он засмеялся, хлопнул дверью, и тишина снова вернулась.

Та же тишина.

Тот же звук капающего крана.

Тот же пар из чашки, который поднимается под тем же углом.

Я села, вцепилась пальцами в стол, считала вдохи, пока дрожь не ушла.

На улице – те же лица.

Женщина с собачкой. Старик с газетой. Парень с наушниками.

Каждый на своём месте, как актёры, застрявшие в одном кадре.

Только небо изменилось – чуть бледнее, чем вчера.

Или, наоборот, я просто запомнила его слишком точно.

Автобус подъехал на ту же минуту.

Те же люди внутри: мужчина с портфелем, девушка в красных наушниках, школьник у окна.

Я села, посмотрела в стекло.

Город проносился за окном,

но теперь казался нарисованным – слишком правильные линии, одинаковые тени.

На одном перекрёстке я заметила голубя.

Он сидел на фонаре, как и вчера.

Когда автобус проехал – он даже не шелохнулся.

Офис.

Холодный воздух, гул кондиционера, запах пластика и бумаги.

Кейт уже на месте, с тем же пучком, в той же кофте.

Три кружки, три уровня кофе.

– Утро, – сказала она.

– Было бы странно, если бы вечер, – ответила я автоматически.

Она посмотрела внимательно.

– Ты бледная.

– Опять?

– С самого входа. Что с тобой?

– Просто утро.

– Ты это вчера говорила.

Я остановилась.

– Что?

– То же самое слово в слово, – сказала она. – И даже интонация одинаковая.

Мы замолчали.

Воздух стал густым, как перед грозой.

Где – то в соседнем отделе щёлкнул степлер, звук отразился эхом, будто в огромном пустом зале.

– Кейт, – я опёрлась на стол, – ты помнишь, что сегодня за день?

– Вторник.

– Ты уверена?

– Вроде да. Почему?

Я показала на часы.

Стрелка дёрнулась, остановилась,

потом пошла назад – на секунду, потом снова вперёд.

Кейт побледнела.

– Это шутка?

– Хотела бы.

В этот момент лампа над головой моргнула.

Один раз.

Два.

И загорелась ровно.

Кейт нервно засмеялась.

– Наверное, электрик снова халтурит.

– Угу, – ответила я, хотя знала: лампа вчера моргала точно так же.

Я открыла ноутбук.

Цифры на экране дрожали.

Шрифт будто ползал, как живой.

Я прикусила губу, чтобы не выругаться.

Кейт подошла ближе.

– Хочешь, я отвезу тебя домой?

– Нет. Если уеду, ничего не изменится.

Она нахмурилась.

– Что ты несёшь?

– Не знаю, – сказала я честно. – Просто чувство, что всё повторяется.

Кейт усмехнулась.

– Классика офисных галлюцинаций. Ешь мало, спишь плохо, видишь странности.

– Может быть. – Я улыбнулась, но в животе сжалось что – то холодное.

После обеда воздух стал ещё тяжелее.

Гул разговоров звучал с перебоями, как старое радио.

Кто – то смеялся, но смех обрывался на полуслове.

Я смотрела на окно – женщина с собакой стояла на том же месте.

Кейт тоже заметила.

– Либо это совпадение, либо нас снимают в рекламе кормов.

– Было бы проще, – сказала я.

В этот момент собака подняла голову и посмотрела прямо на нас.

Её глаза блеснули серебром.

Мелькнуло ощущение, что в её взгляде что – то человеческое.

Я моргнула – и всё стало обычным.

Женщина поправила поводок, пошла дальше.

Кейт выдохнула.

– Мне кажется, я схожу с ума.

– Добро пожаловать в клуб.

Домой я возвращалась в тишине.

Автобус ехал медленно, и каждый звук отдавался эхом.

Мир за стеклом казался выцветшим, но резким – как старое фото, где цвета стёрлись, а контуры остались.

Дома пахло чаем, бумагой и тишиной.

Тео сидел у окна, писал, что – то в тетради.

– Привет, – сказал он. – Ты опять выглядишь уставшей.

Слова, как камни.

Я замерла.

– Опять?

– Ну да. Ты вчера выглядела так же.

Я прошла на кухню.

Книга лежала на столе.

Закрытая, но от неё будто исходило лёгкое тепло.

Я села, не притрагиваясь.

Сердце било ровно, но дыхание сбилось.

– Нова? – позвал Тео. – Всё нормально?

– Просто день длинный, – сказала я.

Он пожал плечами.

– У всех сейчас такие.

Я кивнула, но внутри уже знала – завтра он скажет то же самое.

С тем же тоном.

С тем же взглядом.

Ночью я проснулась от звука капли.

Одна. Вторая.

Я подошла к крану – закрыт.

Но капли всё равно падали.

Не в раковину – на пол.

Я посмотрела вниз.

Это не вода.

Это чернила.

Они растекались тонкими линиями,

и под ногами проступило слово.

Nova.

Я шагнула назад.

Мир дёрнулся.

Лампочка моргнула.

И время пошло снова.

Будильник снова сработал в 7:03.

Я уже не испугалась. Просто выключила.

Пальцы дрожали, но ровно – как будто тело уже знало сценарий и не удивлялось.

Кухня встретила тем же запахом поджаренного хлеба,

тем же глухим звуком дверцы холодильника,

и – той же фразой:

– Почему бутерброд не влезает в контейнер?

Я не ответила.

Прислонилась к стене, наблюдая.

Каждое движение Тео – точно по кадрам, как запись, запущенная на повтор.

Даже пауза, когда он морщит лоб и ищет крышку.

– Завяжи шнурок, – сказала я.

Он поднял голову, встретился взглядом и вдруг улыбнулся не тем выражением,

чуть шире, чем обычно.

– Завяжу, – ответил он.

Голос – тот же, но интонация чужая.

Мир будто на секунду сдвинулся.

Как если бы его сняли с треноги и поставили чуть под углом.

Я отошла, села за стол, достала чашку.

Кофе был уже налит.

Я не помнила, чтобы включала кофеварку.

Пар поднимался ровно вверх,

и на секунду показалось, что он складывается в буквы.

Я зажмурилась.

– Нова, – сказал Тео, натягивая куртку. – Ты… какая – то не такая.

– В смысле?

– Не знаю. Будто не здесь.

– Я просто устала, – сказала я.

Он смотрел слишком долго,

а потом тихо добавил:

– А я – будто уже видел это. Всё.

Я замерла.

Он пожал плечами, застегнул молнию, будто ничего не сказал.

– Не забудь поесть.

– Слушаюсь, начальник.

Он улыбнулся, но теперь эта улыбка казалась нарисованной.

Дверь хлопнула, и тишина вернулась – но не та.

Не мягкая.

Жёсткая, как если бы воздух стал плотнее.

Город встречал привычным гулом,

но голоса людей звучали приглушённо, словно из динамиков под водой.

Те же лица.

Та же собака.

Тот же автобус.

Только теперь у женщины на шее – зелёный шарф,

а вчера был синий.

Я помнила.

Точно помнила.

Автобус приехал на ту же минуту,

но двери открылись с тихим скрипом, как будто ему больно.

Я вошла, прошла к окну.

Люди сидели так же,

но парень с наушниками теперь двигал губами —

без звука,

словно репетировал фразу, которую не сможет произнести.

Снаружи город казался изношенным.

Тот же фасад с трещиной, но трещина глубже.

Тот же рекламный щит,

но лица на нём смазаны, будто их стёрли и заново нарисовали в спешке.

Один из домов слегка дышал —

стекло на окнах подрагивало, как плёнка.

Я смотрела и думала:

может, это сон.

Может, просто мозг застрял на повторе.

Но холод под пальцами был настоящий.

В офисе пахло пылью и чем – то кислым, как старый кофе.

Кейт уже сидела, но теперь без пучка – волосы распущены.

Она повернулась, и я заметила, что на ней тот же пиджак, но пуговицы застёгнуты наоборот.

– Утро, – сказала я.

Она моргнула.

– Что?

– Утро.

– Ты уверена, что оно есть?

Я не ответила.

Она усмехнулась,

но глаза – пустые, как у манекена.

– Ты вчера не дописала отчёт, – сказала она.

– Я закончила.

– Нет. – Она повернула экран, и там было пусто.

Файл открыт, но ни одного символа.

Я провела пальцами по клавиатуре – буквы не нажимались.

Пластик под кожей был тёплым,

словно под ним течёт ток, но не электрический.

– Кейт, – я прошептала.

– Что?

– Скажи… какой сегодня день?

Она подумала, долго, слишком долго.

– Вторник, – сказала наконец.

– Вчера был вторник.

– Ну… бывает.

Она снова посмотрела на экран,

но теперь глаза её отражали цифры, которых там не было.

Я встала.

– Мне нужно выйти.

– Конечно, – сказала она, не моргая. – Только не забудь поесть.

Я обернулась.

Эти слова – тот же тембр, те же интонации, что у Тео.

Даже пауза совпала.

На улице было слишком светло.

Небо выцвело до белизны,

и здания будто утратили контуры.

Я шла быстро, чувствуя,

как под ногами асфальт подрагивает,

как будто город дышит.

На перекрёстке – та же женщина.

Собака стояла спокойно,

но теперь глаза у неё были золотистые, как у кошки.

Женщина подняла голову, встретилась взглядом.

Улыбнулась.

И медленно произнесла беззвучно – я видела по губам:

“Проснулась.”

Сердце пропустило удар.

Мир дернулся,

звук машин оборвался на середине.

Я моргнула —

и она исчезла.

Дома пахло странно – смесь чая, железа и бумаги.

Тео сидел на диване,

но тетрадь у него была не та —

толще, с золотым срезом,

как старые дневники.

Он писал, что – то длинное,

и когда я подошла, быстро закрыл.

– Геометрия? – спросила я.

– Почти.

– Что «почти»?

– Просто записываю.

– Что?

Он пожал плечами.

– Всё, что повторяется.

Я опустилась рядом.

Книга всё так же лежала на столе.

Закрытая, но корешок тёплый, как дыхание.

Я смотрела на неё долго,

и вдруг лампа моргнула – раз, два, три.

Три, как всегда.

И снова тишина.

– Нова, – сказал Тео.

– Что?

– А если завтра не наступит?

– Наступит, – сказала я. – Просто мы его ещё не придумали.

Он кивнул,

и тетрадь тихо щёлкнула, будто закрылась сама.

Ночью я не спала.

Часы на стене тянули стрелки вперёд и назад,

а за окном город переливался —

огни гасли и вспыхивали,

как будто кто – то листал страницы.

Я подошла к окну.

Дома казались ближе, чем обычно.

И в каждом окне – я.

Разная.

В одной тень – стоит у книги.

В другой – спит.

В третьей – смотрит прямо на меня.

Я отошла,

прижалась спиной к стене.

Книга лежала на столе,

и страницы шевелились от сквозняка,

хотя окна были закрыты.

На первой виднелось слово.

Одно, ровное, простое:

“Вспомни.”

Я закрыла обложку.

Тишина вздохнула.

Мир – чуть дёрнулся, как перед новым началом.

И всё остановилось.

Глава 10. Следы на пепле.

Вечер тянулся, как вязкая смола.

Тео давно спал – свернувшись клубком под своим одеялом в звёздочку, тихо посапывал за дверью.

Я стояла у окна, глядя на город.

Неон отражался в стекле, внизу гудели машины, редкие шаги – и всё это казалось чужим.

Слишком реальным, чтобы поверить, что день начался с книги, которой не должно существовать.

На кухне мигал старый чайник. Я налила воду, но забыла включить.

Мозг крутил одну и ту же петлю: сон, книга, имя.

Пустые слова, но от них, где – то в груди тянуло тонкой болью, как от шрама под кожей.

Я не собиралась к ней прикасаться.

Клянусь.

Но когда проходила мимо, что – то будто зацепило меня за запястье.

Невидимо, мягко – и не отпускает.

Я открыла её – и сердце ухнуло вниз.

На первой странице, на идеально чистом листе проступали слова, будто выжженные горячим железом:

«Ты ведь всё ещё боишься?»

Холод поднялся по позвоночнику, будто кто – то провёл лезвием по спине.

Я выдохнула – рвано, шумно.

Страх был странный, знакомый.

Как будто я уже когда – то стояла перед чем – то подобным.

Как будто уже боялась – и проиграла.

Пальцы дрожали. Я не могла отвести взгляд.

Слова медленно менялись, словно кто – то писал их прямо сейчас, на моих глазах.

«Боишься – значит жива.»

Воздух выдавило из лёгких.

Я отшатнулась, почти не контролируя тело.

Книга выскользнула из рук и ударилась о пол – глухо, тяжело.

Звук разошёлся по комнате, как удар сердца.

Я смотрела на неё, не дыша.

На полке дрогнула чашка, где – то за стеной скрипнула труба.

И вдруг – злость.

Резкая, горячая, будто инстинкт выживания.

Я подняла книгу, прижала к груди, прошипела:

– Что за чертовщина.

Мой голос прозвучал слишком громко.

Сразу – осознание.

Тео.

Я резко повернулась к его двери.

Тишина.

Ни звука.

Он спал.

Я выдохнула, медленно поставила книгу на полку.

Пальцы ещё дрожали.

Сердце стучало, где – то в горле.

Я пошла в спальню, пытаясь убедить себя, что всё это – просто усталость, перегрев, нервы.

Всему есть объяснение. Всегда есть.

Но когда я хотела выключила свет, раздался лёгкий шорох.

Такой тихий, будто кто – то перевернул страницу.

Книга лежала на полу. Открытая.

На страницах – мелкий, дрожащий почерк, будто писала рука, не привыкшая к письму.

Буквы неровные, в некоторых местах будто смазаны водой.

Я прочитала первую строчку.

«Они нашли их утром. Двор был тихим, только мусорные пакеты качались на ветру…»

Слова начали оседать внутри, холодом.

Я знала этот двор.

Эти облупленные стены, зелёную дверь, запах сырости.

Это был мой дом.

Дальше читать было всё труднее, но я не могла остановиться.

«Женщина – без признаков жизни.

Мужчина – не найден.

Следы борьбы, наркотики, отпечатки двух посторонних лиц…»

Каждая строчка – как гвоздь в голову.

Память ожила вспышками.

Жёлтая лампа под потолком.

Крик.

Запах бензина.

Горячее, обжигающее пятно на руке.

Тишина.

Только моё дыхание и звук собственных шагов.

Я была там.

Маленькая. Сжавшаяся в углу, пока кто – то ломал стены моего детства.

Слышала, как хрипят голоса, как захлопывается дверь.

Потом – крик. Мамин, высокий, сорванный, будто не из горла, а из самой груди.

За ним – хлопок. Один.

Гулкий, окончательный.

Мир застыл.

А потом всё двинулось разом: запах пороха, горячий воздух,

треск, будто что – то рвётся.

Пламя. Сначала тонкой ниткой по занавеске, потом вспышкой – ослепляющей, жадной.

Огонь полз по стене, по ковру, будто живой, голодный.

Краска на окне лопалась, в комнате стало светло, как днём, но не от солнца.

Я прижала руки к ушам, но пламя ревело громче, чем голоса.

И тогда – только бег.

Я закрыла глаза, но звуки всё равно проходили сквозь уши – глухие удары, рыдания.

Я слышала, как кто – то дышал у самой двери.

А потом – шаги и тишина.

Я перелистывала страницы.

Они пахли пеплом.

«Двое мужчин задержаны через три дня.

Орудие найдено.

Оба ранее судимы.

Дело закрыто.»

Закрыто.

Как будто можно поставить точку – и жить дальше.

Пару строк – и чья – то жизнь превращается в отчёт.

А я – в статистику.

Но последняя фраза ударила сильнее всего.

«Отец ребёнка не найден.

По словам соседей, ушёл за несколько дней до инцидента.

Местонахождение неизвестно.»

Я перечитала её несколько раз.

Слово “ушёл” застряло, будто кость в горле.

Не погиб. Не исчез.

Просто ушёл.

В голове звенит, как от удара.

Я помню его пустые глаза, запах дешёвого табака, раздражённое дыхание.

Помню, как он швырял вещи, как кричал на маму.

Но чтобы он просто ушёл…

Нет.

Он не умел уходить – он умел только ломать.

Я закрыла книгу.

Мир не рухнул.

Только стало тише.

Слишком тише.

Пальцы всё ещё дрожали, когда я подняла взгляд.

На внутренней стороне обложки проступили слова, будто выцарапанные ногтем изнутри:

«Ты ведь знала, что он жив.»

Книга выскользнула из моих рук и упала на пол.

Я не двинулась.

Только смотрела, как тень от книги растекается по ковру, как пятно.

Воздух звенел.

В груди – пустота.

И где – то глубоко, под всей этой тишиной, шепот – еле слышный, но отчётливый:

Она не рассказывает. Она обвиняет.

Глава 11. Те, кто смотрят из страниц.

Книга лежала на полу.

Раскрытая, будто ждала, что я продолжу читать.

На странице – те же слова, выцарапанные неровно, будто ногтями:

«Ты ведь знала, что он жив.»

Я не двигаюсь.

Просто смотрю.

Словно каждое движение может спугнуть тишину, в которой эти слова звучат громче, чем всё вокруг.

Кожа под пальцами покрывается мурашками, дыхание короткое, будто воздух стал гуще.

Внутри – странное ощущение. Не страх, а узнавание.

Будто эти слова я уже слышала, когда – то.

Давно.

Не из книги – из телефона.

Обычный день.

Серый, липкий, ничем не примечательный.

Я возвращалась в общежитие после Колледжа – в наушниках играла музыка, кофе остывал в бумажном стакане.

Осень только началась, город был весь в шуме и мокрых листьях.

Телефон завибрировал.

Незнакомый номер. Просто цифры – никаких имён.

– Алло? – я ответила рассеянно, глядя под ноги.

– Добрый день, это отдел опеки города Харлоу. Вы Нова Харрис?

Меня будто кто – то хлопнул по затылку.

Голос был вежливый, сухой, слишком официальный, чтобы в нём можно было спрятаться.

Имя “Нова Харрис” прозвучало чужим, как будто про кого – то другого.

– Да, – выдавила я.

Дальше – обрывки, рваные, как дыхание:

«Ваш отец…»

«Передозировка…»

«Оставлен ребёнок… мальчик… три года…»

Поначалу я не поняла смысла. Слова казались просто звуками, пустыми.

А потом внутри – тишина.

Не боль, не жалость. Просто… ничего.

Будто кто – то нажал выключатель, и мир перестал звучать.

– Что с ним будет? – спросила я. Голос будто не мой.

– Пока приют. Но если вы захотите, мисс Харрис, вы его единственный родственник.

Потом были документы.

Подписи.

Запах дешёвого кофе и чернил.

Голоса – слишком ровные, как у людей, которые давно привыкли к чужим трагедиям.

“Подпишите здесь. И здесь.”

Я подписывала. Рука двигалась сама, мысли, где – то далеко.

Когда я впервые увидела его, он стоял посреди комнаты – худой, с большими глазами,

держал в руках плюшевого льва, облезлого и потерянного, как он сам.

Смотрел не на меня, а сквозь.

Взгляд – настороженный, но в нём было что – то до боли знакомое.

Я видела себя – ту, маленькую, замершую в чужом доме, где горел свет и рушился мир.

Он молчал. Я – тоже.

Слов не было. Только дыхание, слишком громкое для этой комнаты.

Я не знала, что сказать. Ни одно слово не подходило.

“Теперь ты моя семья.”

“Всё будет хорошо.”

Любая фраза звучала бы как ложь.

Я просто подошла и положила руку ему на плечо.

Он вздрогнул, но не отстранился.

И этого хватило.

Может, это и было началом.

А может – просто продолжением кошмара, из которого я так и не проснулась.

Я моргаю. Возвращаюсь.

Настоящее – холодное, ночное.

Тео спит в соседней комнате. Я слышу его дыхание – ровное, спокойное.

Он уже семь лет живёт со мной.

Семь лет привычек, обязательств.

Семь лет, когда я почти научилась не думать, о чем – то кроме него.

Мы выстроили маленький мир из рутины.

Кофе по утрам, школьные завтраки, домашние задания.

Я учила его держаться подальше от всего, что пахнет болью.

И сама старалась не касаться того, что может обжечь.

Но книга все еще лежит на полу.

Она не должна была открыться.

Я не касалась её.

На обложке – новые слова.

Почерк неровный, будто кто – то писал в темноте, дрожащей рукой.

«Он – не просто часть истории. Он – её продолжение.»

Я не понимаю.

Сердце сжимается, как от холода.

В горле сухо.

“Он” – кто?

Отец?

Тео?

Или кто – то ещё?

Я пытаюсь выстроить логику, но мысли вязнут, как в густом тумане.

Книга будто жива.

Как будто ждёт, чтобы я спросила.

Но я не знаю – о чём.

Я стою посреди комнаты и смотрю на неё, как на живое существо.

Хочется шагнуть ближе – и одновременно бежать.

Как будто именно в этой книге спрятан ответ, но прикоснуться к нему страшнее, чем не знать.

Где – то за стеной тихо поскрипывает кровать Тео.

Он переворачивается во сне.

Я делаю шаг к его двери, но останавливаюсь.

Он не должен это видеть.

Не должен знать, что я боюсь.

Возвращаюсь взглядом к книге.

Её обложка тёмная, блестит в лунном свете, будто кожа.

Слова всё ещё видны.

«Он – не просто часть истории. Он – её продолжение.»

Я чувствую, как внутри что – то холодеет.

Не от ужаса – от непонимания.

Я не знаю, что она хочет.

Не знаю, чего ждёт.

И самое страшное – не уверена, что хочу узнать.

Глава 12. Отголоски крови.

Я стояла на кухне, прислушиваясь к звукам квартиры.

Старые часы на стене отмеряли время неравномерно, словно спотыкались. Где – то тихо щёлкал обогреватель, гудел холодильник, и всё это вместе звучало как дыхание дома.

Иногда мне казалось, что он живой. Что слушает.

Я поставила чайник, налила воду в турку и уткнулась ладонями в стол.

Хотелось просто прожить день без того гулкого чувства за спиной – будто кто – то стоит в полшага от меня.

Просто утро. Просто кофе. Просто мы.

За стеной послышался шорох. Тео перевернулся в кровати, и я услышала его сонное ворчание.

Через минуту – мягкие шаги по коридору.

Я улыбнулась заранее, уже зная, что он скажет.

– Нова, – его голос был хриплым, сонным, – а можно сегодня не идти в школу?

– Ага, и потом будешь жаловаться, что у тебя одни двойки, – ответила я, помешивая овсянку.

Он не засмеялся, как обычно.

Я обернулась – Тео стоял в дверях, босиком, с лохматыми волосами и одеялом, перекинутым через плечо. Глаза у него были чуть припухшие от сна, но в них – странная серьёзность.

– Я всё знаю, – сказал он тихо. – Просто… сегодня плохой день.

Ложка застыла у меня в руке.

«Плохой день».

Слова – простые, но внутри что – то дрогнуло, будто струну задели.

– Почему плохой, малыш? – осторожно спросила я. – Что – то случилось?

Он пожал плечами и сел за стол.

– Мне снился сон. Ты была там… но не видела меня. Смотрела прямо в глаза и не узнавала.

Я чувствовала, как кожа под майкой покрывается мурашками.

Он говорил спокойно, но в этом спокойствии было что – то взрослое, тяжёлое.

– Просто кошмар, – сказала я, заставляя голос звучать мягко. – Я бы узнала тебя даже с закрытыми глазами.

Он кивнул, но не выглядел убеждённым.

И в этот момент, когда он поднял глаза, я на секунду перестала дышать.

Тот же взгляд. Та же глубина.

Так смотрел отец – за мгновение до того, как всё рушилось.

Я вытянула руку, поправила Тео волосы. Он позволил, но глаза не отвёл.

– Всё в порядке, – шепнула я. – Правда.

Мы ели молча.

За окном медленно серело. Капли ночного дождя стекали по стеклу, оставляя узоры, похожие на следы. В ложке отражался бледный свет, и от этого простого блеска становилось тревожно.

Потом он взял рюкзак, надел куртку и, как всегда, подошёл ко мне.