Свет между строк

–Осторожнее с языком, Харрис, —процедила Дрю. —Не советую испытывать моё терпение.

–А я не советую повышать голос в моем офисе, —произнёс чей —то голос за спиной.

Мистер Томсон стоял в дверях кабинета, сложив руки на груди.

Мгновение —и тишина повисла над отделом.

Он прошёл к нам медленно, оценивающе посмотрел на Дрю.

–Мисс Харпер, я поручил отчёт вам.

–Но, сэр, я…

–Без «но». Ваша обязанность —выполнять задачи, а не перекладывать их.

Он сделал короткую паузу и добавил уже тише:

–И следите за тоном. Мы не на рынке.

Дрю побледнела.

–Да, мистер Томсон.

Он развернулся и ушёл, оставив за собой гробовую тишину.

Кейт не выдержала первой —прыснула в кулак.

Я тоже позволила себе уголок улыбки.

–Вот это было красиво, —прошептала она.

–Думаешь, он надолго её остудил?

–Нет, —усмехнулась Кейт. —Но момент был бесценный.

Мы переглянулись, как две сообщницы. Иногда мир всё —таки умел быть справедливым.

Сегодняшний день выжал из меня всё.

Даже маленькая победа над Дрю не принесла облегчения —только усталость.

Хотелось одного: освежающего душа и увидеть Тео.

Я знала —он будет ждать. Маленький, голодный, уткнувшийся носом в учебники, с видом взрослого, который делает вид, что у него всё под контролем.

Путь от офиса до дома занимал двадцать минут.

Но сегодня я шла почти сорок.

Каждый шаг отдавался гулом в висках, перед глазами плавали яркие пятна от солнца.

Может, жара. Может, просто усталость.

Но позволить себе слабость я не могла. Не сейчас, когда наша жизнь наконец —то хоть немного наладилась.

Дверь квартиры встретила привычным скрипом.

Я поставила сумку у порога, сняла туфли и прошла на кухню.

Руки двигались автоматически —помыть посуду, вытереть стол, проверить плиту. Всё под контролем.

Пока всё не стало расплываться.

Головокружение ударило внезапно. Мир качнулся, как корабль в шторм.

В висках стучало —будто кто —то бил молотком изнутри.

Я успела подумать, что надо дойти до комнаты, взять аптечку…

Но ноги не слушались.

Я упала.

И мир исчез.

Сначала была только темнота.

Потом —запах старых книг. Пыль. Холод под ладонями.

Когда я открыла глаза, вокруг тянулись бесконечные ряды стеллажей, уходящие вдаль, за горизонт.

Пол —гранитный, гладкий, как зеркало.

Свет —мягкий, пыльный, будто из прошлого века.

Я стояла в библиотеке.

И понимала, что не знаю —как сюда попала.

“Что это за место?..”

Слишком реалистично для сна. Слишком тихо для кошмара.

Если бы я могла вспомнить хоть миг —когда потеряла сознание. Но пусто.

Всё, что я чувствую, —холод и нарастающее беспокойство.

Я двинулась вперёд.

Тишина гулкая, почти осязаемая. Каждый шаг отдавался эхом между рядами книг.

Я научилась ходить тихо, почти бесшумно —ещё в детстве, когда от этого зависела жизнь, но сейчас мне это едва ли удавалось.

Как будто это место само шептало:

«Тебе не скрыться.»

Глава 7. Архив.

Шаги отдавались гулким эхом в залах, таких больших, что само пространство казалось усталым от своего веса.

Каждый мой вдох рвался наружу, как нарушитель тишины.

Звук шагов был слишком громким —будто камень под ногами не привык, что по нему ходят живые.

Я шла осторожно, стараясь не смотреть по сторонам.

Воздух был густой, холодный, и пах не пылью, а временем —старым, застоявшимся, как вода в глубокой колодце.

Под ногами —гладкий серый камень, холодный и чуть влажный.

Он отражал слабое свечение, которое шло не от ламп и не от факелов —будто сам воздух светился изнутри, ровно и без источника.

Ряды стеллажей уходили вверх, в туман, в котором терялись даже собственные контуры.

Полки казались бесконечными, как воспоминания, которые не можешь дочитать до конца.

На корешках книг —странные символы: одни вытянуты, как раны, другие —закручены, будто живут собственной волей.

Некоторые дрожали, когда я проходила мимо, и замирали, едва я останавливалась.

Иногда между рядами пробегал свет —тёплый, будто от свечи, но движущийся слишком быстро.

Как будто кто —то —или что —то —носило фонарь и не желало, чтобы я его видела.

Я не знала, где нахожусь.

И всё же каждая клетка тела говорила: я не впервые здесь.

Воздух вибрировал, будто под куполом кто —то шептал слова, от которых дрожит пространство.

Я прижала ладонь к груди, чтобы унять сердце.

Странное чувство нарастало —будто эти стены знали обо мне больше, чем я сама.

Когда я остановилась, тени на стенах чуть двинулись.

Незаметно, но я почувствовала их движение кожей.

И поняла: они дышат.

Медленно, как спящие существа, которых нельзя тревожить.

Я подошла к ближайшей полке.

Дерево было тёмное, вкраплённое золотом —но золото не сияло, а будто впитывало свет.

Я провела пальцами по корешкам, и один из них —чуть толще остальных —едва ощутимо дрогнул под кожей.

Словно отозвался.

Я не успела испугаться.

Пальцы сами остановились на знакомом сочетании символов.

Они складывались не в слово, а в ощущение —и всё же я поняла, что вижу своё имя.

Nova.

Я отпрянула, сердце гулко ударило в груди.

Нет.

Это не может быть.

Может, совпадение. Может, просто сочетание знаков.

Но внутри всё уже знало —совпадений тут не бывает.

Я осторожно потянула книгу.

Она соскользнула с полки почти сама, мягко, как живая.

Обложка теплая —не от пыли, а от пульса.

Я действительно чувствовала его —медленный, уверенный, будто внутри бьётся сердце, чужое и знакомое одновременно.

Я не хотела открывать её.

Но пальцы развернули переплёт сами —как будто во мне всегда был этот рефлекс.

Страницы шелестнули, и звук был не бумажный —больше похож на дыхание, когда кто —то впервые просыпается.

И на первой строке проступили слова, мягко, будто изнутри:

«Ты проснулась, Нова.»

Грудь сжало, дыхание сбилось.

Мир вокруг дрогнул.

Пыль поднялась вихрем, и из —под купола хлынул свет —холодный, серебристый, без источника.

Тени начали ползти по полу, как чернила.

Я захлопнула книгу.

Звук отозвался громом —будто это не книга, а врата.

Воздух загудел.

Где —то далеко щёлкнул замок —старый, ржавый.

Ряды начали двигаться.

Сначала один —потом другой.

Книги сдвигались, полки поворачивались, словно кто —то менял саму структуру этого места.

Гул шел снизу, как будто весь зал был живым существом и теперь решил пошевелиться.

Пол под ногами задрожал, мелкие частицы камня осыпались вниз.

Я сделала шаг назад, но под подошвами вибрация усилилась.

В воздухе пахло озоном.

И чем —то ещё —сладковатым, будто дымом от старых свечей.

Из глубины раздались шаги.

Медленные, уверенные.

Не просто приближающиеся —целенаправленные.

–Кто здесь?! —мой голос сорвался, и эхо вернуло его, как издевку:

Кто здесь… кто здесь… кто…

Ответа не было.

Только тихое дыхание где —то рядом.

Я вцепилась в книгу.

Тёплую. Пульсирующую.

Она будто отвечала мне биением под ладонью —ритмом, совпадающим с моим сердцем.

Воздух стал густым, почти вязким.

Каждый вдох резал горло.

Я двинулась —и пространство будто замедлилось.

Шаг, ещё шаг —как во сне, где не можешь дойти до двери.

Свет качнулся.

Залы дрогнули.

И на секунду мне показалось, что все книги повернулись ко мне своими корешками, как лицами.

Смотрят. Молча.

Мир вздрогнул.

Камень под ногами пошёл волной.

Пыль осыпалась с потолка.

Свет взорвался —белый, ослепительный.

И всё исчезло.

Тьма не была тишиной —она жила.

Сквозь неё проходили медленные, вязкие волны, будто кто —то дышал под кожей пространства.

Я стояла на поверхности, похожей на воду и стекло одновременно.

Под ногами отражались звёзды, и они дрожали, как капли на паутине.

Каждый шаг рождал круги, и в каждом из них —короткий отблеск чужих лиц.

Не страшных, просто чужих.

Я шла дальше, пока не поняла: отражение —это не небо.

Это город, спрятанный подо мной.

Там, внизу, плыли улицы из света.

Тонкие линии домов, мостов, башен —всё переливалось золотом и белым, словно кто —то рисовал этот город огнём по тьме.

Башни поднимались вверх, исчезая в темноте, а их вершины соединялись тонкими нитями, похожими на жилы.

Они дышали, медленно, синхронно со мной.

Воздух был холодный, сухой, пах чем —то новым —электричеством и пеплом.

Ни звука, только ровный гул, похожий на сердце мира.

Я шла, и с каждым шагом пространство собиралось, словно вспоминало себя.

Сначала появились арки.

Прозрачные, как стекло, но плотные, внутри них текло свечение, похожее на жидкий янтарь.

Из этих арок вырастали улицы, а на перекрёстках вспыхивали узоры, как руны, складываясь в карту.

Каждый поворот отзывался в теле лёгкой вибрацией —будто меня куда —то вёл сам воздух.

Потом появились птицы.

Сначала —тени, бесшумные, быстрые.

Они взлетали из —под ног, рассыпаясь искрами.

Потом —яснее: птицы из света, их крылья напоминали пламя, застывшее в движении.

Они парили над городом, оставляя после себя шлейфы, похожие на рукописные линии.

Каждая —отдельное слово, написанное в воздухе.

Слова мигали, растворялись.

Я не понимала их смысла, но чувствовала, что они обо мне.

Где —то далеко, за башнями, поднимался купол —гигантский, золотистый, с сотнями тонких прожилок, уходящих в бесконечность.

Под ним —дворцы, мосты, террасы, лестницы, всё словно выточено из света и пыли.

Но главное —ни одна линия не стояла на месте.

Город двигался.

Медленно, сдержанно, будто пульсировал.

Я подняла взгляд —в небе, или, может, в потолке этого мира, текли огромные тени.

Похожие на птиц, но слишком большие, их крылья были сотканы из звёздной пыли и огня.

Они не издавали звуков, только оставляли за собой следы —тонкие серебристые дуги, которые, пересекаясь, превращались в письмена.

Мир писал сам себя.

Я стояла в центре этой бесконечной тишины и впервые не чувствовала страха.

Скорее —лёгкость, как будто долго сдерживала дыхание и теперь могла вдохнуть.

Книга всё ещё была в руке.

На обложке —едва заметное сияние, внутри —пусто, только мягкое свечение между страницами.

Я прижала её к груди —и город вокруг будто отозвался.

Башни стали выше, свет под ногами —ярче, а в небе вспыхнули линии, словно кто —то чертил новый путь прямо передо мной.

Я пошла туда, где пересекались эти линии.

Каждый шаг отзывался еле слышным звоном, как если бы стекло подо мной было музыкальным инструментом.

Свет из —под подошв стекал вниз, оставляя за мной дорожку —узкую, как нить.

Дома вокруг начали меняться.

Одни становились прозрачными, как туман, другие —плотными, тёплыми, с фактурой кожи.

На стенах проступали знаки, и я вдруг поняла, что это не украшение —это чьи —то воспоминания.

Город состоял из памяти.

Из чувств, запахов, фраз, из всего, что когда —то было сказано и забыто.

И теперь всё это текло по его жилам, сияло, жило, как новая материя.

Ветер прошёлся по плечам, и на секунду я почувствовала запах дождя —не из этого мира, а из того, где когда —то жила.

Воспоминание о звуке —шаги по асфальту,

о свете —фонарь над дорогой,

о тепле —рука, держащая мою.

Мир не говорил, но отвечал.

Каждое чувство находило здесь форму.

Я замедлила шаг.

Передо мной открылась площадь —огромная, круглая.

В центре стоял столб света, уходящий вверх.

Он не ослеплял, а притягивал взгляд.

Вокруг него медленно кружили те самые птицы, с каждым кругом оставляя световые следы, и постепенно эти следы превращались в спираль, напоминая отпечаток пальца.

Я подошла ближе.

Под ногами стекло начало таять, и под ним —бесконечная глубина, в которой плавали отблески, похожие на страницы.

Они шевелились, будто под водой, и я вдруг поняла: это книги.

Тысячи.

Они хранились не на полках, а под поверхностью, в самом сердце города.

Я опустилась на колени.

Одна из книг дрогнула и всплыла ближе, её обложка светилась мягким золотом.

Я протянула руку, но не коснулась —знала, рано.

Свет усилился.

Башни вокруг загудели, а воздух стал густым, как стекло перед ударом.

Город будто затаил дыхание.

Я поднялась и медленно отступила.

Книга под поверхностью всё ещё сверкала, но теперь спокойнее, словно ждала.

Я посмотрела вверх.

Птицы из света уже улетали,

растворяясь в куполе.

И в ту секунду я почувствовала —что —то изменилось.

Мир не исчез, но стал тоньше, прозрачнее, как будто за одну грань можно было шагнуть обратно.

Я закрыла глаза.

Тьма снова опустилась —мягко, как вуаль.

Под веками мелькнул отблеск —крыло, золотой след.

Когда я открыла глаза, я снова стояла в темноте.

Под пальцами —холод камня.

Где —то далеко, там, где должен был быть потолок, слабо светилась одна единственная птица.

Она летела медленно, оставляя за собой тонкую линию, которая складывалась в слово, и оно горело до тех пор, пока я не успела его прочесть.

Потом всё погасло.

Остался только пепел света.

И тишина —живая, внимательная, как начало.

Когда я проснулась, было утро.

Солнечный луч пробивался сквозь щель в занавесках, режа пол полосой света.

Воздух пах пылью и чем —то домашним —тёплым, знакомым.

На кухне тихо тикали часы, меряя секунды так спокойно, будто ночь не существовала вовсе.

Я лежала на диване.

Живая.

Дышу.

Тело ломило, как после долгого сна или падения.

Сердце ещё не верило, что всё кончилось.

Я медленно повернула голову.

На столе, лежала книга.

Та самая.

Тёмная, бархатистая.

Ни автора, ни знаков —только мое имя на переплёте:

NOVA.

Глава 8. Утро после.

Первые часы после пробуждения прошли, как в тумане.

Я двигалась машинально: поставила чайник, открыла окно, полила цветы, которых не помнила, чтобы купила.

Каждое действие —будто не моё. Как будто кто —то нажимал на кнопки, а я просто следовала программе.

Сначала я пыталась убедить себя, что просто бредила от усталости.

Жара, стресс, недосып —вот и результат.

Но чем дольше я смотрела на книгу, тем сильнее ощущала странный холод —тихий, вязкий, как ртуть.

Обложка была ледяной, будто её держали в морозильнике.

Пальцы дрожали, когда я снова взяла книгу.

Страницы —чистые. Совсем.

Ни одной буквы. Ни следа надписи «Ты проснулась, Нова».

Я хрипло усмехнулась.

–Отлично. Теперь я схожу с ума официально.

Из комнаты донёсся тихий шорох —проснулся Тео.

Маленький, лохматый, с заспанным лицом и одеялом, волочащимся по полу.

Он зевнул, почесал нос и спросил:

–Ты не спала что —ли?

Я вздохнула:

–Кажется, нет.

–Из —за кофе, да? —он покосился на кружку. —Ты же знаешь, после него не уснёшь.

–Ага, —улыбнулась я. —В следующий раз послушаюсь своего маленького мудреца.

Он хмыкнул и полез за хлопьями.

Молоко плеснулось через край —он нахмурился, вытер рукой.

Так серьёзен, когда старается не наделать беспорядка.

Взгляд снова упал на книгу.

Тео тоже заметил.

–Это что? —спросил он, жуя хлопья.

–Просто старая книга. Нашла на улице.

–Без названия?

–Без всего.

–Может, кто —то потерял?

–Возможно, —пожала я плечами. —Но я вряд ли найду хозяина.

Он кивнул и снова уткнулся в миску.

Я смотрела, как он ест —быстро, с жадностью, будто боится, что кто —то отберёт.

И поймала себя на мысли: он взрослеет, но всё ещё маленький.

Именно это —страшнее всего.

Я снова посмотрела на книгу.

Мозг судорожно искал объяснение.

Наверное, усталость.

Наверное, я действительно всё придумала.

Так и решила: оставить все как есть.

Книга —просто книга.

Сон —просто сон.

А я —всё ещё нормальная.

Я захлопнула обложку.

Пыль осела на столе.

Мир остался на месте.

Только внутри что —то дрогнуло —тонко, едва слышно.

Будто кто —то в глубине меня тихо засмеялся.

Глава 9. Трещины в реальности.

Утро тянулось, как густой мёд —липкое, медленное, с тягучим звуком капающего крана и глухим тиканием часов.

На кухне пахло поджаренным хлебом, кофе и чем —то тёплым —домом, который держится на привычках.

Тео сновал между столом и дверью, одной рукой застёгивая рюкзак, другой —удерживая бутерброд, который явно сопротивлялся помещению в контейнер.

–Почему всё квадратное не хочет дружить с прямоугольным, а? —ворчал он.

–Потому что ты снова перепутал крышку, —сказала я, прислонившись к косяку.

Он бросил на меня взгляд с видом, будто я разрушила научную теорию.

–А может, это контейнер вредный, —пробормотал он. —И вообще, я ненавижу математику.

–С этим я согласна, —сказала я. —Но форму носить всё равно придётся.

Он посмотрел на себя: рубашка наполовину выпала из брюк, галстук болтался, как трос на ветру.

–Я похож на банкира, который потерял всё, кроме стыда.

–Отличное описание для школьника. Завяжи шнурок.

–Завяжу, —буркнул он.

–Тео.

Он закатил глаза, присел и завязал.

–Ты выглядишь ужасно, —сказал без осуждения. —Лицо как у зомби, которые забыли зачем встали из могилы.

–Спасибо. Люблю честность, особенно до кофе.

–А я люблю, когда ты улыбаешься.

Он сказал это спокойно, будто речь о чём —то самом обыкновенном. Но я услышала то, что не говорил —беспокойство.

Я подошла, поправила ворот, провела пальцами по вихру на макушке.

–Иди. Опоздаешь.

–А ты не забудь поесть.

–Слушаюсь, начальник.

Дверь хлопнула, и тишина вернулась, мягкая, густая.

В ней слышно всё: как скрипит табурет, как где —то за стеной сосед включает воду, как старые часы отмеряют секунды, растягивая их до бесконечности.

Я поставила чашку на подоконник, наблюдая, как пар тает в свете.

Глоток —обжигающий, горький.

Кофе был как жизнь —без сахара, но честный.

На краю стола лежала книга.

Я специально отодвинула её прошлой ночью подальше, как будто расстояние способно отменить факт существования.

Но взгляд всё равно зацепился за букву «N» на корешке, и что —то внутри тихо сжалось, как мышца перед судорогой.

Я отвернулась, взяла сумку, закрыла дверь.

Будильник сработал в 7:03.

Тот же сигнал. Тот же звук, с которым я уже неделю обещала себе купить новый.

Я выключила его, и на секунду показалось —я всё ещё сплю.

На кухне —те же звуки.

Шум воды, глухой удар дверцы холодильника, тихое ворчание Тео:

–Почему всегда бутерброд не влезает в контейнер?

Я застыла в дверях.

–Что ты сказал?

Он обернулся, с тем же выражением, что вчера.

–Ничего. Просто бутерброд живёт своей жизнью.

Те же слова.

Интонация —та же, даже пауза после них совпала.

Я моргнула.

–Завяжи шнурок.

–Завяжу, —сказал он, не поднимая головы.

Я ощутила, как кожа на затылке стянулась, будто кто —то провёл пальцем по спине.

–Тео.

–Ну ладно, ладно, —он присел, завязал, потом посмотрел на меня. —Ты выглядишь ужасно. Лицо как у зомби.

Мир щёлкнул, как пластинка, заевшая на одной ноте.

–Тео…

–Что? —он улыбнулся. —Опять кофе без сахара?

Я выдохнула.

–Нет, просто дежавю.

–Это болезнь?

–Возможно, но не заразная.

Он пожал плечами и достал из кармана пропуск.

–Тогда я пошёл. Иди ешь.

–Слушаюсь, начальник.

Он засмеялся, хлопнул дверью, и тишина снова вернулась.

Та же тишина.

Тот же звук капающего крана.

Тот же пар из чашки, который поднимается под тем же углом.

Я села, вцепилась пальцами в стол, считала вдохи, пока дрожь не ушла.

На улице —те же лица.

Женщина с собачкой. Старик с газетой. Парень с наушниками.

Каждый на своём месте, как актёры, застрявшие в одном кадре.

Только небо изменилось —чуть бледнее, чем вчера.

Или наоборот, я просто запомнила его слишком точно.

Автобус подъехал на ту же минуту.

Те же люди внутри: мужчина с портфелем, девушка в красных наушниках, школьник у окна.

Я села, посмотрела в стекло.

Город проносился за окном,

но теперь казался нарисованным —слишком правильные линии, одинаковые тени.

На одном перекрёстке я заметила голубя.

Он сидел на фонаре, как и вчера.

Когда автобус проехал —он даже не шелохнулся.

Офис.

Холодный воздух, гул кондиционера, запах пластика и бумаги.

Кейт уже на месте, с тем же пучком, в той же кофте.

Три кружки, три уровня кофе.

–Утро, —сказала она.

–Было бы странно, если бы вечер, —ответила я автоматически.

Она посмотрела внимательно.

–Ты бледная.

–Опять?

–С самого входа. Что с тобой?

–Просто утро.

–Ты это вчера говорила.

Я остановилась.

–Что?

–То же самое слово в слово, —сказала она. —И даже интонация одинаковая.

Мы замолчали.

Воздух стал густым, как перед грозой.

Где —то в соседнем отделе щёлкнул степлер, звук отразился эхом, будто в огромном пустом зале.

–Кейт, —я опёрлась на стол, —ты помнишь, что сегодня за день?

–Вторник.

–Ты уверена?

–Вроде да. Почему?

Я показала на часы.

Стрелка дёрнулась, остановилась,

потом пошла назад —на секунду, потом снова вперёд.

Кейт побледнела.

–Это шутка?

–Хотела бы.

В этот момент лампа над головой моргнула.

Один раз.

Два.

И загорелась ровно.

Кейт нервно засмеялась.

–Наверное, электрик снова халтурит.

–Угу, —ответила я, хотя знала: лампа вчера моргала точно так же.

Я открыла ноутбук.

Цифры на экране дрожали.

Шрифт будто ползал, как живой.

Я прикусила губу, чтобы не выругаться.

Кейт подошла ближе.

–Хочешь, я отвезу тебя домой?

–Нет. Если уеду, ничего не изменится.

Она нахмурилась.

–Что ты несёшь?

–Не знаю, —сказала я честно. —Просто чувство, что всё повторяется.

Кейт усмехнулась.

–Классика офисных галлюцинаций. Ешь мало, спишь плохо, видишь странности.

–Может быть. —Я улыбнулась, но в животе сжалось что —то холодное.

После обеда воздух стал ещё тяжелее.

Гул разговоров звучал с перебоями, как старое радио.

Кто —то смеялся, но смех обрывался на полуслове.

Я смотрела на окно —женщина с собакой стояла на том же месте.

Кейт тоже заметила.

–Либо это совпадение, либо нас снимают в рекламе кормов.

–Было бы проще, —сказала я.

В этот момент собака подняла голову и посмотрела прямо на нас.

Её глаза блеснули серебром.

Мелькнуло ощущение, что в её взгляде что —то человеческое.

Я моргнула —и всё стало обычным.

Женщина поправила поводок, пошла дальше.

Кейт выдохнула.

–Мне кажется, я схожу с ума.

–Добро пожаловать в клуб.

Домой я возвращалась в тишине.

Автобус ехал медленно, и каждый звук отдавался эхом.

Мир за стеклом казался выцветшим, но резким —как старое фото, где цвета стёрлись, а контуры остались.

Дома пахло чаем, бумагой и тишиной.

Тео сидел у окна, писал что —то в тетради.

–Привет, —сказал он. —Ты опять выглядишь уставшей.

Слова, как камни.

Я замерла.

–Опять?

–Ну да. Ты вчера выглядела так же.

Я прошла на кухню.

Книга лежала на столе.

Закрытая, но от неё будто исходило лёгкое тепло.

Я села, не притрагиваясь.

Сердце било ровно, но дыхание сбилось.

–Нова? —позвал Тео. —Всё нормально?

–Просто день длинный, —сказала я.

Он пожал плечами.

–У всех сейчас такие.

Я кивнула, но внутри уже знала —завтра он скажет то же самое.

С тем же тоном.

С тем же взглядом.

Ночью я проснулась от звука капли.

Одна. Вторая.

Я подошла к крану —закрыт.

Но капли всё равно падали.

Не в раковину —на пол.

Я посмотрела вниз.

Это не вода.

Это чернила.

Они растекались тонкими линиями,

и под ногами проступило слово.

Nova.

Я шагнула назад.

Мир дёрнулся.

Лампочка моргнула.

И время пошло снова.

Будильник снова сработал в 7:03.

Я уже не испугалась. Просто выключила.

Пальцы дрожали, но ровно —как будто тело уже знало сценарий и не удивлялось.

Кухня встретила тем же запахом поджаренного хлеба,