скачать книгу бесплатно
Ветер нашёптывает. Дома встречают и провожают. История – сейчас.
Некто просыпается – но усыпает. Истинное – глубже “нас”. Молчание.
*
Глава Тринадцатая – Объявление
Некто вёл тележку об руку с Женщиной. Что-то изменилось, внутри, – поток сменил направление. Некто встречал подобное прежде – знаки – и осмотрелся.
Малоэтажки встречали сошнурованной парой кедов на энерголинии (можно закупиться шнурками), юноша и девушка шли об руку и навещали каждую “точку” (бак мусорный; – не зазорно), туман забельмил небо – и одна звезда просачивалась сквозь смущение планеты: Утренняя. Листок крафтовый – на стене изжившей многих и саму жизнь. Некто обратился к написанному и – ох – не смог различить, под покровом смога суеты – распадающегося.
И всё-же, когда желаем страстно – получим желанное, без оглядки на будущее несуществующее. Некто сорвал листок и понёс в россыпь света лунного – и приник к посланию, что изменит жизнь того – и каждого из нас. Серебро вилось нитью повествования – и очерчивало эскиз занавеса, поднимающегося.
«Театр Бесконечности поднимает Занавес
Мы – любители, страстные, – нашлись в пустыне жизни, чтоб воплотить недосказанное.
Можете приложить руку к поднятию занавеса Театра Бесконечности, – забрать предпочтение у ночного киносеанса в угоду променаду по набережной или созерцанию вечности в мгновении, – и расслабиться на зрительском месте Театра Бесконечности и осмотреться с чувством: его бы не было без меня.
Нас двое, трое, – не важно – когда Вселенная приходит на выручку, – и позволяет чтецу, соприкоснуться с исполнением.
Мы собрали россыпь пьес – двадцать пять листьев клёна – волнующего Озеро Небесных Лотосов, – что сглаживают рябь тревог и дотрагиваются сущего. Можете познакомиться с текстами, а позже – с историями витиения душ, мечты и антуражей.
Мы – сценаристы, аккомпаниаторы, режиссёры-постановщики и актёры, – любители страстные, – собираем истории из сердца и, привносим недосказанное в очерки чернил.
Театр Бесконечности поднимает Занавес. Забронируете билет – с нас история. Занавес – поднят»
Некто посмотрел на купюры – те могли бы послужить во благо, впервые за жизнь свою, – и у предметов есть судьба. Улыбка. Рассвет.
Глава Четырнадцатая – Размышление
Она проводит ножом по руке – стороной обратной: не страшно – провести и стороной обратной к обратной, – но можно упустить что-то, что поглотит позже. Нож – ласкает запястье, притрагивается к шее и скользит к щеке, – многие и не мечтали поменяться местом с тем. Слеза сушит кожу – сталь соскальзывает, ссекает в нить кудри и въедается в бровь.
Рубины окропляют сталь. Она отпускает орудие очищения – лаванда, в каплях первого дождя. Комната не утешит – но позволит утешиться вдали от наблюдателя.
Скоротечность заполняет нечто вне души и прочих выдумок разума, – склоняет пред скоротечностью собственной, – и быть может, человек – преклонившаяся пред вечностью в мгновении, очистилась за гранью трактуемого богословами и прочими из С.Г. (сообщества глупцов), – ни цитатор-проповедник-обетник, ни всевкуситель, не сравнится с прошедшей Единение. Она отключается от привычного – от категорий слов. Шепот вьётся соком с губ кремовых – значит иное, сплетается слушающим, словами.
Разбить голову о сейчас,
Преходящее и непостижимое,
Сладостное и кроткое, -
Оставить в том кусочек сердца.
Вечность, оставь меня
Щеночком, учеником, -
Выгуливать не придётся -
Оставь – и всё на том.
Леса – дом деревьям.
Горы – дом Ветру.
Озеро – дом Венеры.
Вечность – дом мне.
Остаться в сейчас – где пары сущего
Свитают из льна, свитают облака, -
Остаться – на Плато Безмятежности, -
Вспорхнуть на парах грядущего.
Сейчас – погреби меня
Вне мира, где хороши
Те, у кого есть, – а
Злодей – неимущий.
Интересно – придёт ли время всепроцветания, – или человек останется собою, – скорбела Она, а нож являл ту в мерцании рубинов.
*
Глава Пятнадцатая
Сэнсей отпаивал меня травами, саке, матэ и прочим, – о чём не мечтал прежде – от чего невыносимо ныне. Dream – в ассорти значений – захватывает на больше и дольше, – и глаза размыкаются реже и реже. Кто-то принёс шоколад, – Сэнсей сказал, Кот.
Кот был давним знакомым – вселял на домик зеркальный (чтоб никто не рассмотрел) в Космическом Лесу, у Плато Безмятежности по обе стороны от Реки Времени, – за каплю фиолетовую, застывшую. Сэнсей не запрещал выглядывать в окно – но мне казалось, главное вершение Вселенной сосредоточилось на кончиках моих пальцев, – словами иными, Вселенная задала процессу моему – увядающему – приоритет реального времени, – и Время растворилось за критериями иллюзорного. Шоколад – вкуснейший из пробованных мною – в три коробки, и на каждой – по коду: 911 – молочный с миндалём; 221 – молочный с карамелью; 303 – горький с ликёром.
Иногда – чудесно жить в одном мироощущении: ощущении новорожденного, ощущении дотронувшегося небес, ощущении всеблагодарности или ином, – в нас живёт столько личностей, сколько ощущениечувствоощущений: каждый принимает необъяснимое по-своему и носитель не в ответе за то, – наблюдение, стоившее мне многого, дойдёт до очевидности ни менее чем за тысячелетие. Вспоминание чудесно – возможностью перепрожить с иным фильтром взгляда, – интересно, чем откроется сейчас – сквозь шелест россыпи годов… Никто не знает – но отчего не помечтать и не обратиться ладонью разомкнутой, навстречу свету Звезды-Путевода.
Сколько пробыл здесь? Месяц, год, неделю? Мысли звучат голосом в голове – собственным, но отдаляющим и отдаляющимся.
Холод сковывает руки – суставы хрустят а кости скрипят в самоизморожении. Трудно собрать осколки осязания из гранита жизни и склеить те, – зачастую, на то требуется вся жизнь, до последнего вдоха. Окаменение пробирается с кончиков пальцев, – что за оплошность допущена мной, чтоб стать рассыпаться и без Ветра?
Переобращение требует смерти, – смерть – сброс энергии на перераспределение, – однажды не будет сил на совершение подвига сейчас, когда можно собрать цветы с поля неиссякаемого, воодушевления, – и следовать волей Ветра – за грани навязанного, но навстречу Мечте-Звезде-Путеводу. Мне не достаёт мудрости – чтоб сознавать происходящее и значимость того, – но чувство достаточно, чтоб действовать – или остановиться и засмотреться на звёзды. Не знаю, про что моя история, – и про кого, – но обо всём и каждом, что встретилось, встретится и встретит, – и не важно, по которую из сторон вообразимого.
Конец Второй Части
Глава Шестнадцатая – Под юбкой Ночи
Подпольщики собирались «Под Юбкой Ночи» – так звался бар-тет-а-тет для подпольщиков, контрреволюционеров, косплееров и прочих аутентистов восьмого дня. “Проснись” пылилась стопкой, – на раз сей – не очередной сорт удовольствия, – но газетка крафтовая с пропиткой чудейственной. Иногда бездействие – продуктивнее олития поля замысла потом, – согласились Подпольщики: Вселенная благосклонна к смутьянам-поборникам_правды – даже при полном бездействии тех.
Кто-то задел локтем газетки – и те рассыпались, будто мановением Ветра-Развратника, чуждого краям сиим. Посетители подняли рассыпавшееся – но не были в силах вернуть: произведения искусства субъективности вникли в руки чтецов и гонорар зазвучал в карманах Подпольщиков. Никогда не понять Вселенную, – задумался Подпольщик, – так и Вселенной не понять нас, вполную, – но полюбить…
Подпольщик – «Умру – и отлично, – всё шло к тому – на что задерживаться…» – задумывался о прошлом, рассматривая массу потенциальных трупов кругом и всюду – «Мир полон хорошего – и на-что ему мы?» – и вникал в новый контрзаговор. Мировое Правительство объявило о роспуске института стран и категорий: крыски-шишкари признали по всем сми, власть свои и господство, – и велели рабам прервать распи – но О.Г.inc. (Общество Глупцов Инкорпорейтед) собралось контроппозицией и – о боги – задалось перегруппировкой стран: Африку переселили на нулевой координате, а Индию – полярно, – и холод решил перенаселения, – но не полит-угнетения. Подпольщики стали доверенной силой Мирового Правления – крысок Вассы и Абдула, повидавших на веку своём больше и моего и твоего, чтец. Подпольщиков перебили – и двое, задались возродить Пацифизм из пепла сожжённых пластинок Ливерпульской Четвёрки; двое – Подпольщик и Подпольщица – вызвались из пепла О.С.В.О.Б.О.Ж.Д.Е.Н.И.Я., чтоб внести в смуту людского эскиз Свободы, ценой Жизни.
Подпольщица облачалась в мантию с подолами длиннющими – ходила тенью за Подпольщиком, могшей убить. Подпольщица избегала белья нижнего – чем пользовалась каждый миг пребывания с Подпольщиком, – русая, стройная и наделённая чертами женственности, неброскими и унитарными. Подпольщик наслаждался Подпольщицей – но её не хватало на долг верности, и каждый прохожий впадал в поле наблюдения приятным мальчиком, – и Подпольщик согласился взимать плату за всежеланную.
Подпольщики – смутьяны, бунтари, скептики и инакомыслители с начала начал – и пришли в мир, ведомые Меркурием, чтоб перевернуть устои и свести мир к гармони’и внутренней, что лучше внешней, – ибо «Гармони’я сокрытая лучше явленной» – вычитал Подпольщик у Дирижёра Теней. Ещё встретимся, Подпольщики. Вселенная впишет вас в Воспоминание.
Глава Семнадцатая – Повелитель Теней
Повелитель Теней был не из страшащихся по неумению лишиться бремя плоти – но Просвещённый. Просвещённый был из семьи католиков – и отличился в детстве, бросив в донат-уголок церковный записку со стихом:
Бог котячий – Котобог.
Бог своеверных – Сатана.
Чем обычный лучше,
Звоном из кармана?
Учение ваше
Не учение вовсе,
И изучать учение -
Не постигать истины.
Человек привык быть богом
Над убиенными и согнанными,
Над душами собранными к жатве, -
Но не над собою.
Вам бы подчиняться,
Сброд, ищущий пастыря, -
Пастырь вам – бродяга с бутылью,
Каждый – у кого не отсырело сердце.
Учение – шаблон-пропитка, мозгу сырому
И сердцу буйному, – мир до смешного обратен
И зло ли в сожжении эталонов платины.
Не знаем мы – и вы не знаете.
Богослов не умел говорить что-либо кроме заученного в детстве глухом – и читал полувслух, строчку в минуту, – слова срывались с уст того – псалмы и прочее – и всепотребимость тех не заставляла задумываться. Богослов посчитал клочок крафтовый благоверством и пропел слова лукавые, – ведь от Лукавого всё, что не Да/Нет, – т.е. трансдуальное злодейственно, ведь откажущийся от ада и рая идёт дальше, чем позволяет Богослову кошель. Прихожане разделились – голос прозревшего звучал в речи владыки, – что за глупцы руководят порой путьми людскими: поступай так, повторяй пока не помрёшь, слушайся нас и получишь однокомнатку на небесах, – ?!
Повелитель раздался голосом возмущённых – и собрал двоих, троих, – готовых отдать жизнь – но превратить Храм Антропоцерквизма (the Церковь инкорпорейтед) в гроб самовосхвалявшимся, – или аутентичный приврат-салун для распахнувших створки сознания.
Глава Восемнадцатая -
Revolution
Богослова уместили на распятие – чтоб ознакомился с предметом трактуемым – и провершили перестройку: женщинам на иконах пририсовали грудь, витражи снабдили люминесценцией, а двери сделались открытыми круглосуточно-всегодично, – чтоб истины стонов не миновали слуха людского; лазеры и техно, упорная с гинекологическим креслом. Тела грудились непрестанно и благоухали слаще ладана: солоновато-сладко, будто крекер во рту блудницы, – ладан сменили кокой – но и того не доставало: неудовлетворённость людского мирским росла диаметрально удовлетворённости. Стоит хоть раз в жизни пройти посвящение свободной любви (послевкусно скорбью).
Повелитель Теней понимал: плохо – и первое – и второе, – и презрел мирское, успев переиметь каждую из городка своего и скурив ни один словарь морфем, – и наблюдал: человек иссякал – чем себя ни обманывай. Лес принял Повелителя Теней – и встретил с Прокажённой, изгнанной Богословом; они построили домик на вершине скалы и завели бельчонка Джабраила.
Джабраил познал мир познающих и не ведающих – но соприкоснулся со вселенской печалью у одних и беспутства у других, – печалью претекающей от прародителя к отроку, будто История Историй была разбившимся кувшином, звеньями чьиими стали, – и Историю Историй восстановить удастся – если подумать, отдаться спонтанности и запустить пятёрню (иль десятёрню) в облако еженощное, Непостижимого, что приходит в перешуршивании ежей. Джабраил сбросился со скалы – оставил нить предсмертную, чтоб приютившие накормились плотью прозревшего (отчего бы – если возите “мощи святых” – не торговать мясом их?). Повелитель Теней вкусил – и остался веганом с дней тех, с пятнадцатилетия, – чтоб изъять колья наставлений из головы и приникнуть к Свету Первородственного, иллюзорного – и лучшего.
Повторять путь чей-либо – ошибка ошибок, – не проще ли придумать собственное, чем жить под чернью копирки (вспомните рабов заводов и рудокопов)? Смешай Белое с Красным – и передай другому; занавес негласен, единый. Судьба и Жизнь зависят от Сейчас, – и незачем вписывать в бланк “Пожелания” подслушанное.
Повелитель Теней оттолкнулся – к самой вершине: Жить – в соприкосновении с облаками, – нежиться о звёзды и тонуть в вуали Света Новолунного. Повелитель Теней примет заблудших – выслушает, рассмеётся и пригласит разделить пир смеха с бесконечностью. Повелитель Теней одним, Сэнсей – мне, – знает Историю Историй дословно – и нашёптывает Вспоминателю полумёртвому, – в вере раздуть пламя из пепла минувшего и перевоплотиться в чувство в глубине сердца: бесконечность – со мной, – и сердце, знай – следую, Следую Зову Твоему.
Не чувствую себя живым, Сэнсей. Прости – если увяну не расцветши. Цветок мёртвый – но расцвётший – ближе к серебру звёзд полуночных…
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~xX```
Страница сия размякла в луже крови автора, – оттого оставим пробел и, с уважением, одарим минутой внутреннего безмолвия.
Глава Девятнадцатая ~ Театр Бесконечности
Театралы репетировали пьесу «Фиолетовая Кровь» – по жизненному пути Эдгара Алана По. Сценарий рассыпан по репетиционной точке, стены обклеены нотами и конвертами донаций, которых не хватало чтоб завладеть помещением и открыть театр, – но чтоб репетировать, пока есть силы, и когда нет тех: прочувствовать персонаж и дать тому завладеть собою, – прочувствовать себя прежде – раздражители – и персонаж, – чтоб дотронуться всесущего, на осколках этого драного мира, пока возможно что-либо выше систем экономических – стойл от глупых людей людям глупым. Час до закрытия – но проведение благовещет им.
Тук – Некто попросил прощения за акт прерванный и разведал: труппа Театра Бесконечности – пред ним: неопределённые в числоколичестве, отроки спонтанности. Театралы предложили любопытствующему взглянуть на, возможно, последнюю репетицию и выступление единственное. Некто разместился у пюпитра и поставил ногу – по привычке – на подставку, не беззнакомый с эхом горестей Божественного Алана.
Акт развернулся. Некто расстался с пониманием – история светилась в авантюринах молодости, очаровывала свежестью подхода и вовлекала, – и не сказать – труппа пред тобой иль ты пред труппой. Акт закончился – время собираться…
Некто остекленел – виднелась душа – и вышел последним. Точка располагалась в заброшенном заводском здании и была достаточно бюджетна для верящих в себя. Общение началось раньше разговора – казалось, дверь не разделяла Некто от Театралов.
Театралы рассказали про россыпь произведений – романов, лирики и пьес – и намерение оживить каждое, – рассказывали страстно и по-ранимому (так ребёнок рассказывает котёнку о Мечте) и, поделились, что давно бы бросились в реку – не живи каждый день и каждую ночь, Ради Мечты. Некто слушал – слушал и дивился: мир полон безумцев – отдающих себя Ради Мечты, – полон гениев, – и одним, ночью сей, дано воссоединиться с Мечтой. Труппа состояла из Странник-Аккомпаниатора, Нимфы Рыжекудрой и Дитя-Мечтателя.
Некто вопросил – «Будь у вас сумма подходящая – приступите ли к поднятию занавеса немедля?», – и услышал созвучное глазам сомкнутым: вопрос – дитя ответа. Купюры перенеслись в руки Аккомпаниатора. Напряжение перекрасилось в успокоение: так прошедший из города в город Иоганн услышал знатного органиста.
Некто попросил исполнить мечту и похлопал Аккомпаниатора по плечу. Сделаем, сказал Аккомпаниатор, – приходи на премьеру. Не удастся, ответил Некто, – но постараюсь.
Некто ушёл – так сжигают стихи: в созерцании совершенства – ввысь.
Глава Двадцатая – Отражённый и Отражение
Аккомпаниатор греет руки: кипяток струится по рукам и набирается в раковине, – руки поддаются растяжке – большей и большей – и принимают тепло воды чувственной. Зеркало запотело – но круги под глазами видны отражённому, – «Ради Мечты», – и звездочка бликует стеклянная, с куртки – выше кармана нагрудного: свечение скользит по заслонке, Отражение с Отражённым, и соприкасает Мечтателя с Мечтою. Аккомпаниатор вытерпел обжигающее – ради свободы на грифе, аппликатурной и чувственной: свободы передавать себя без слов – но чувством. Стрелка проскальзывает получасье: отправимся.
