Авиатрисы. Начало

– Вам нехорошо?

– Нет, просто устала, ноги болят, – пожаловалась она.

– Вот, идите сюда. – Эрик подхватил ее за талию и усадил на перила балкона. Оливия посмотрела через плечо на много метров вниз. – Не бойтесь, я держу. Здесь негде больше присесть, но с непривычки нужен отдых, я понимаю.

– Вы очень заботливы.

– Когда моя жена была беременна, у нее все время уставали ноги. Бесконечные танцы – почти такая же нагрузка.

– Вы хороший муж, – задумчиво проговорила Оливия.

Эрик держал ее одной рукой за талию. Туфелька упала на мраморный пол, Оливия сбросила и вторую.

– Чем вы занимаетесь? – спросила она. – В свободное от балов время, я имею в виду.

– Да в целом ничем. Мой отец богатый промышленник. Мои дни должны протекать на светских раутах и увеселительных мероприятиях императора. А вы? Жизнь в Республике интереснее?

– Пока сложно судить. Она не такая роскошная. У меня не было замка и прислуги, только домработница и повар, но они получали хорошую зарплату и никогда не кланялись. У нас так не принято. Да все пока непривычно.

– Понимаю, я бы, наверное, вообще потерял дар речи в Республике.

– Почему?

– Говорят, там творится полное беззаконие, человек не может наследовать титул своего отца, а города заросли джунглями.

Оливия рассмеялась и покачала головой. Такое нелепое обвинение – и она видела в глазах Эрика, что тот ей поверит даже без слов.

– Вы нервничаете? – спросил он.

– Вовсе нет.

Оливия отвернулась, глядя на убегающие в полумрак перила балкона, пустые окна по одну сторону и темный сад по другую. Лишь вдалеке золотился свет из бального зала, казалось, что парочка оттуда ушла. Оливия и Эрик стояли совсем одни.

– То, что вы говорите, ерунда, – заметила она. – Простите, но это правда. Как вообще можно было сочинить подобное?

Эрик стоял так близко, что Оливия чувствовала его сладкий, с обертоном смолы и дерева аромат. Хотелось коснуться его свободной руки, почувствовать гладкость или шершавость и тепло кожи. Хотя с чего бы его изнеженной ладони быть шершавой? Оливия потрепала жемчужные нити на шее, потом скомкала ткань на юбке.

Она чувствовала притяжение, как между двумя магнитами.

Наконец, они оба рассмеялись, и напряжение спало.

– На самом деле, – продолжала Оливия, – мы живем на энергии солнца и воды, поэтому наши города такие зеленые. В Республике очень красиво.

– Я бы хотел посмотреть, – вздохнул Эрик.

– Здесь тоже красиво. Очень торжественно.

– Как в золотой клетке.

– Что вы имеете в виду?

– Все соблюдают строгие ритуалы. Никто не может чувствовать себя свободно, каждый отыгрывает роль. Не только на балу. Даже со своими близкими. Семья, друзья – все мишура. Нельзя просто быть собой.

Эрик сжал перила балкона свободной рукой.

– Хотя иногда быть собой просто. Не хотите еще раз потанцевать? – Эрик улыбнулся.

Щеки вспыхнули, когда Оливия представила, что Эрик снова будет вести. Она хотела что-то спросить, но заметила, что к ним приближается человек.

Эрик не отшатнулся, а по-прежнему крепко держал ее, чтобы Оливия не упала с балкона. Она смутилась и спрыгнула сама, но в то же время отметила характер Эрика.

Ноги чуть опухли, и надевать туфли стало еще больнее, чем раньше.

– Ай-яй.

Подошла, словно подплыла, Эбигейл, в ореоле белокурых локонов и блеске невероятного платья. Оливия готова была поклясться, что эта девушка самая ослепительная при дворе.

– Я так и знала, что за вами нужен глаз да глаз. – Она пожурила пальчиком. – Да шучу я, ты бы видела свое лицо, Лив! – Эбигейл рассмеялась. Оливию и правда напугали такие обвинения, но графиня тут же продолжила: – Сто процентов понимания, ноль осуждения. Эрик красавчик, а при дворе свободные нравы. Идем в зал.

Эбигейл так легко перешла на ты и уже называла Оливию коротким именем. Она определенно умела заводить друзей, и лерийку ни капли не задела эта фамильярность, а наоборот, даже согрела.

– Ей надо передохнуть. Не будь злюкой, войди в положение.

– Да, я после своего первого бала два дня из кровати не вылезала. Но у тебя нет такой роскоши, завтра все должны быть в опере, послезавтра – балет, послепослезавтра – бал-маскарад…

– Мы поняли, что ты можешь продолжать бесконечно, – перебил ее Эрик.

– Так и нельзя в первый же день раскисать. Идем обратно.

Эбигейл ослепительно улыбнулась.

– Как думаете, когда можно будет домой? – неуверенно спросила Оливия.

– Часа через три, не раньше. Тебе нужно познакомиться еще с кучей народа.

Бодрость юной графини немного пугала.

– Как? Неужели еще не все? Я даже имен не помню. Уже каша в голове.

– Ничего страшного. Главное, что ты и твои родители всех очаровали. Твоя мама танцует так, будто рождена для этого. И все говорят, какой твой отец умный и приятный собеседник. Нечасто можно услышать столько похвал и восторгов в адрес новых лиц при дворе.

– И не говори, подозрительно, – вставил Эрик.

Все трое рассмеялись. Оливия неосторожно шагнула вперед и покачнулась. Эрик повернулся к ней, но не успел: девушка уже падала.

Оливия попыталась ухватиться за перила, рука неловко соскользнула. Эбигейл взвизгнула. Кадка с кустистыми розами опрокинулась, шипы вонзились в руки и платье Оливии, а земля высыпалась через край на туфли.

Оливия свалилась, ударившись коленкой. Она всхлипнула и жалобно глянула сначала на Эрика, потом на Эбигейл.

– Ты только не расстраивайся! – первой спохватилась графиня.

– Платье испорчено, – только и смогла выговорить Оливия, по рукам тонкими царапинами выступила кровь.

– Нельзя в таком виде возвращаться на бал.

– Родители перепугаются, – прошептала Оливия.

– Так, Эрик, ты вернись в зал и скажи отцу Лив, что она уехала со мной. А я провожу тебя, дорогая, домой. Никто и не поймет, что что-то произошло. Хорошо?

Эбигейл смотрела очень внимательно, и Оливия даже не понимала до конца, чем вызвала такой переполох. Только позже, когда она сидела в карете де Локков и осматривала красные мазки на новом платье, из глаз потекли слезы. Царапины оказались неглубокими, но страшно саднили, да и наряд было жалко.

– Не надо плакать, – заметила Эбигейл, – это не первый бал и не последний. Еще успеешь покорить всех кавалеров. Не переживай, пожалуйста. Ты гостья, поэтому я, с твоего позволения, помогу обработать раны, а потом подождем вместе твоих родителей. Это не просьба, если откажешь, нанесешь мне непоправимое оскорбление – будет дикий дипломатический скандал. – Эбигейл улыбнулась своей шутке, посмотрела на Оливию и подмигнула.

Обработав раны мазью в резиденции посла, девушки проговорили до самого утра о молодых вельможах, обычаях при дворе, развлечениях и прочих обывательских мелочах. А потом разговор дошел и до политики.

Эбигейл оказалась вдумчивым и благодарным слушателем, с удовольствием впитывающим обычаи другой страны. Но особенно много она расспрашивала о самой Оливии: почему захотелось поехать, что чувствует, привыкла ли уже, есть ли какие-то трудности… Оливия не ожидала такого интереса к себе.

Поэтому, смущаясь, временами переводила тему на Эбигейл, и та оказалась ничуть не менее амбициозной, чем Оливия: боролась против желания императора и родителей поженить ее с царевичем, вполне успешно избегая его до сих пор, чтобы добиться чего-то своими силами.

– Хорошо, что ты приехала, – сказала Эбигейл. – В тебе чувствуется энергия.

Она улыбнулась немного грустно.

– Что ты имеешь в виду?

Эбигейл немного помолчала, обдумывая дальнейшие слова:

– Может, это прозвучит глупо или наивно… Сила, чтобы все изменить. Я же вижу, ты интересуешься всем, что происходит вокруг. Хочешь влиять на решения отца и императора. Хочешь иметь голос. У нас так не принято. Но я чувствую, что ты можешь изменить привычный ход вещей. Потому что я и сама этого хочу.

Оливия взяла Эбигейл за руку и легонько сжала ладонь, давая понять, что они теперь вместе в этой борьбе за будущее их стран.

Эбигейл снова принялась рассказывать о традициях двора и о том, что делать, если кавалер ведет себя слишком нагло. Разговор шел бойко, весело – Оливии казалось, будто она встретила родную душу.

В эту жизнерадостную и яркую девушку невозможно было не влюбиться.

Они много шутили о том, кто сходит по Эби с ума, но та лишь отмахивалась. Она явно ценила свободу и свое положение, не желая отдавать сердце никому конкретному. Для этого еще рано. А вот Оливии предстояло сделать выбор в ближайшие месяцы.

– Я боюсь ошибиться, – поделилась она.

– Мне кажется, это невозможно, если выбирать сердцем, – отозвалась Эбигейл и обезоруживающе улыбнулась.

Хотелось ей верить.

– А по-моему, выбирать нужно головой, – не согласилась Оливия и внутренне содрогнулась, хоть еще и не знала, как сильно заблуждались они обе.

Глава 6

Томас

Пока император со своим двором отдыхал на море, работа в столице кипела. Правительство во главе с премьер-министром подводило итоги первого полугодия и планировало бюджет на следующий год, рассматривало многочисленные обращения и составляло новые законы. Томас Биен служил крошечным винтиком в этой огромной машине. С рассвета и долго после заката он сидел в своей конторе в Министерстве юстиции. Окончив с отличием элитную Имперскую Академию для мальчиков, он получил место преподавателя математических и точных наук. А когда через несколько лет ему предложили повышение в школе, Томас решил замахнуться выше. Одному Небу известно, как он смог добиться собеседования в Минюсте, но тем не менее, оказавшись здесь, очаровал интервьюера и получил пост секретаря в кабинете министров. Дальше карьера просто побежала в гору, и теперь он работал старшим аудитором управления.

Скучная работа требовала монотонного труда, внимания и массы времени, но Томас ни разу не жаловался.

Мать он навещал раз в месяц: приносил деньги, успокаивал, предлагал перебраться из бедного квартала, но та упорно отказывалась уезжать от привычной жизни и друзей. Томас хотел бы чаще к ней ездить, но сам себе говорил, что дорога на окраину столицы слишком долгая, а из-за работы времени совсем нет.

Другой родни у него не водилось.

Сам он жил в маленькой квартирке поближе к центру, чтобы удобно было добираться на работу. Здесь не терпели опозданий или небрежного вида, и Томас всегда носил отличные костюмы. А природная харизма прокладывала для него дорогу, не позволяя вышестоящим его принижать.

– Биен! – Дверь распахнулась, и на пороге появился бородатый мужик. Томас поморщился, для него такой внешний вид был неприемлем.

– Еще полчаса.

– Мне нужно срочно, – простонал он.

– Так и делал бы сам, Треверс. Я пока проверяю.

Томас снова поморщился: он не терпел халатности.

– И много не сошлось?

– Немного.

– Давай так. Не то мне влетит.

– Предупреждаю: там могут быть ошибки.

– Да это лучше, чем совсем никак. Благодарю!

Треверс сгреб со стола бумаги и вышел, захлопнув за собой дверь пяткой.

– Недоумок, – буркнул Томас себе под нос.

Он решил, что пора сделать перерыв, и полез в сумку за обедом. Из-под сэндвича, приготовленного с утра и завернутого в бумагу, выпала записка: «Тебе нужны витамины, а то совсем бледный. И приходи вечером в бар “Привал”, надо иногда отдыхать. С любовью, Бэкка». Он вспомнил, как месяц назад так же неожиданно нашел на дне сумки вместе с этой запиской что-то круглое, что не заметил, собираясь дома. Это оказалось ярко-зеленое яблоко, большущее, со всю его ладонь, глянцевое.

До бара Томас тогда так и не дошел. И только сейчас осознал, что от Бэкки уже месяц не было никаких вестей. В детстве они жили по соседству, потом потеряли друг друга, но, с тех пор как снова объявилась в его жизни, Бэкка напоминала о себе хотя бы раз в неделю назойливыми историями, приглашениями в бар и странными шуточками.

До «Привала» далековато, но, пожалуй, избавившись от проверки документов Треверса, Томас мог бы выделить вечерок для отдыха. Никто не умрет, если он уйдет с работы вовремя, а не за полночь.

Стоило узнать, куда запропастилась подруга.

Покончив с сэндвичем, Биен взял кожаную папку с документами и отправился на совещание сельскохозяйственной комиссии, где ему предстояло зачитывать решения прошлой недели, вести протокол и опрашивать собравшихся по каждому пункту голосования. Строго говоря, это не было его работой, но в сезон отпусков приходилось порой подменять других клерков.

Прошло больше часа. Пальцы болели от непрерывного стука по клавишам пишущей машинки. Порой министры спорили до хрипоты, но не слишком долго, так как никто не хотел чрезмерно задерживаться в душном зале.

Томас зачитал очередное прошение:

– Пункт семьдесят два. Господин Глосс запрашивает разрешение на покупку семи акров сельскохозяйственных полей для постройки нового аэростатного завода к востоку от Саутстаттона.

– Это хорошая идея. Дирижаблей много не бывает. Я за, – сказал министр Тиори.

– Почему вы так считаете? – прозвучал вопрос.

– Что? – удивился министр.

– На мой взгляд, дирижаблей достаточно.

Это был министр де Локк. Сорокалетний граф всегда реагировал вежливо, не заносчиво, как многие богачи, а главное, вдумчиво. Он не торопился, если принимал сложные решения, и не шел на сделки с совестью. Томас всегда ему симпатизировал, даже восхищался. Если в министерстве и можно найти хоть один пример для подражания – это был он.

– Аэростаты требуют длительного технического обслуживания, – отвечал Тиори, – и их не хватает. Если бы количество было большим, это бы упростило логистику между ключевыми заводами Империи, а на юге заводов нет. Пусть корпорация Глосса работает. Это новые рабочие места.

– Но как же «рабочие места» крестьян? А производство муки, хлеба? – резонно заметил де Локк. – Нельзя просто взять и уничтожить семь акров посаженной по весне пшеницы. Это вызовет моментальный продовольственный кризис. Тем, кто всю жизнь пахал землю, придется искать средства на обучение для работы на фабриках. Глосс не устраивает бесплатных курсов. Он из чего угодно готов делать деньги, а мы должны подумать о тех, кто там живет.

– Чушь какая! – закричал кто-то. – Пусть строят дирижабли!

– Подождите, – настаивал де Локк, – если не изучить вопрос детально, все может закончиться бунтом. Император будет недоволен.

– Запишите: отложить до дальнейшего рассмотрения, – скомандовал председатель комиссии Томасу, – запросить у Глосса дополнительную информацию. Давайте следующий.

– Прошу дополнить, – сказал де Локк, – отложить вопрос до осени. Летом я не позволю испортить засаженные поля, да и уезжаю на следующей неделе на юг. Пусть Глосс за это время хорошенько подготовится, чтобы убедить меня в необходимости очередного завода – когда урожай будет собран.

Председатель только кивнул. Биен, едва успевая печатать в протокол, стал зачитывать с листа вопрос под номером семьдесят три.

* * *

В шесть Томас вышел из министерства. Приятный вечер расстилал по городу лиловые сумерки. Шумные улицы полнились народом, закончившим свои смены. Пухлая продавщица, явно припрятав что-то в подоле, теперь, как ей казалось, тайно несла это домой. Почтальон с усталым видом разносил вечернюю прессу. Какой-то мужчина, может, врач или даже служащий министерства, жевал на ходу сэндвич с сыром и густым соусом, незаметно капающим на пиджак кровавой раной.

Томас прошелся до бара, ощущая непривычную тревогу: куда все-таки могла запропаститься настырная журналистка?

Недоумок Треверс ждал своей очереди на повышение. Томас играл по правилам и не стал бы его подставлять, но безалаберность коллеги сама сыграет с ним злую шутку. Биен знал, что рано или поздно тот попадется на неточных данных в документах, и его выпрут. Томас помогал не по доброте душевной, а лишь стараясь заработать себе хорошую репутацию и оказаться в очереди следующим.

Давненько он не заходил в «Привал». Этот бар стал чем-то вроде пограничного пункта между зажиточным центром и непредсказуемыми окраинами и был излюбленным местом сбора всяких прохиндеев и жуликов. Неудивительно, что Бэкка его так любила. Настоящее раздолье. Томасу, конечно, не подобало здесь показываться, последний раз он чуть не попал под горячую руку обезумевшего любовника, который разбил бутылку и кидался на посетителей с претензиями.

Томас распахнул дверь, и ему в нос ударил затхлый запах пота и алкоголя, работало радио, крутили музыку. В центре зала залихватски отплясывала парочка, будто не замечавшая никого вокруг. Половину столов уже заняли завсегдатаи, за стойкой поджидали несколько девиц. Глубокие декольте, разрезы на юбках. Нервное облизывание красных губ. Смутно знакомые лица.

– Здорово, Ботри! – кивнул он бармену, присаживаясь.

– Биен, какими судьбами? Я уж думал, ты сгинул на своей службе. Может, покалечил тебя кто или под грудой бумаг задохнулся, тут уж не угадаешь. – Ботри рассмеялся. – В такой дыре что угодно с людьми случается!

– Это министерство-то дыра? – хмыкнул Томас и перешел сразу к делу: – Бэкс не видел?

– Пару недель не приходила, наверное. Да-да, я про министерство. Такой сброд похуже нашего. Ты уж не обижайся, я не про тебя. Был у меня на днях один чинуша. Проверял противопожарную систему. У меня с этим порядок, ты не думай! А этот заладил, одно не так, другое не эдак – денег, в общем, хотел. Чего тебе налить?

– «Радлер».

Бармен недовольно хмыкнул, но плеснул в кружку светлого напитка.

– Ну, рассказывай, как дела? Сто лет тебя не видел. Может, министром уже стал и молчишь? Я бы не удивился. Такой ты парень, всех там сделаешь! Но и про нас не забывай, ладно? Когда того… Да и сейчас почаще приходи, я тебе всегда рад.

– Работы много. Вообще, я Бэк надеялся найти.

– Вон друзья ее сидят за тем столом. А сама могла и забыть про тебя. Я бы не удивился, давно ее не видел. Ты уж прости, но она такая. Сначала делает, потом думает. А иногда и не думает. Бедовая девка, что еще сказать.

Бармен снова засмеялся. Томас молча взял стакан и направился к приятелям Бэкки. Пусть хоть привет ей передадут, а то ведь не поверит, что он приходил. Запилит, мол, кроме работы и дома нигде не бывает.

– Здорово, Рэт, Джон, Оттавио, Саманта… – Томас помедлил, вспоминая имя последнего парня.

– Билл.

– Точно, Билл…

– Как дела, Том? Совсем ты пропал.

– Да работы много, хотел Бэкс повидать, – повторил он уже в третий раз и сам на себя разозлился. Не стоило вообще приходить. Глупая затея. Она со своим безбашенным нравом могла бы сейчас погнаться за историей в другой город, а он ждет ее как дурак. – А у вас что нового?

– Три недели как не появлялась в редакции, да бывает, журналистика – такое дело, – сказал Оттавио, ее коллега по газете.

– Думаешь, могли отправить в командировку?

– Скорее, сама себе придумала приключение. Не переживай, скоро объявится. Это же Бэкка! Лучше погляди, Саманта себе татушку набила, – отозвался Джон, – покажи ему, Сэм, а то Биен небось голых ляжек сто лет не видел. – И расхохотался.

Сэм одарила его презрительным взглядом и кинула Томасу:

– Хочешь посмотреть?

– Да нет, не стоит.

– Чего ты такой зажатый? Вообще не меняешься!

Эта компашка работала с Бэккой в единственной независимой газете «Тени правды» и писала о разного рода интригах и скандалах. Их лозунг: «Мы освещаем самые интересные события в столице и за ее пределами». Байки на любой вкус. Что-то правда, а что-то нет. Тут уж читатели решают и совесть «репортеров». Бэкка относилась к работе серьезно. У нее был настоящий талант и чутье. Честно говоря, «Тени правды» ее вообще не стоили. Но и в имперскую газету под цензуру идти не хотела.

Ее приятели, напротив, писали несусветную чушь. Обычно про любовниц чиновников или разборки между соседями, которые изрядно веселили народ. Зато от них не требовали восхвалять императора в каждом абзаце и лизать бубенчики министрам.

– Садись, дружок, мы тебя согреем, – продолжила Саманта.

Томас прикинул, всегда ли она себя так ведет, просто издевается над ним или ей что-то нужно, но опустился на скамейку напротив. Надежда, что Бэкка появится, еще теплилась. В конце концов, он не собирается приходить сюда снова как минимум в этом году.

– Сэм, не стоит так разговаривать со всеми подряд, – заметил он.

– Ты это к чему?

– Не хочу тебя обидеть, – примирительно проговорил Томас, – но кто-то мог бы подумать о тебе нехорошо из-за этой фамильярности.

– Пф-ф, – Сэм рассмеялась.

Реакция Рэта оказалась гораздо хуже. До этого сидевший тихо и неприметно, он вылакал не один стакан пива и теперь вскочил из-за стола с красным лицом.

– Ты как с ней разговариваешь, подлец!

Подлец? Томас улыбнулся. Неожиданный поворот разговора.

– Не кипятись, приятель, не хотел обидеть твою подругу.

– Ах ты! – снова закричал Рэт и замахнулся. Томас пригнулся, а потом встал со скамьи. Рэт, завалившийся на стол, поднялся и снова махнул правой, а потом левой. Драка не то, в чем стал бы участвовать порядочный и многообещающий старший аудитор.

– Остынь! – бросил он и попятился.

Рэт рванул вперед, но Томас снова увернулся. Пьяный упал на соседний стол, повалил сидевшего там мужика. Тот вскочил и взревел от ярости. Завязалась потасовка. Не всматриваясь, кто кого колотит, Томас выскользнул из бара и поспешил к людной улице ловить кэб. Вечер не задался с самого начала, но Бэкка останется довольна его богатой социальной жизнью и не позволит своим дружкам написать про то, как министерский аудитор устроил пьяную драку в баре. Однако впредь надо быть осторожнее, положение – не столько занимаемое, сколько желаемое – не давало права на ошибку. Хотя отыскать пропавшую все равно нужно.

Глава 7

Оливия

За обедом Оливия молча слушала спор родителей, чувствуя, что постепенно вскипает. Никто из них не повышал голоса, и ее раздражал не столько факт разногласий, сколько безысходность сего действа.

– Понимаю, конечно, оба без жен, но это не значит, что тебе надо притворяться холостяком или вдовцом.

– Дорогая, никто о таком и не просил!

– Тогда почему мне нельзя присутствовать на ваших встречах? Император Люций осыпает меня комплиментами и тут же отсылает прочь.

– Тебя задевают такие мелочи? Люций пока отказывается обсуждать дела, настаивает, что мы должны узнать друг друга получше, а работа подождет до осени. Ты и сама знаешь, что меня такой расклад не устраивает. На предварительных переговорах я таких проволочек и вообразить не мог!

– Ну и что? Почему жену посла выставляют за двери? А дочь? У Оливии тоже были планы. Да, Лив?

Оливия сдержанно кивала. Агенор попытался успокоить жену.

– Здесь другие порядки. Женщин к важным вопросам не допускают. Вот на балах вам очень рады. А на днях охота – это что-то новенькое!

– Я, вообще-то, не против отдохнуть летом, – вставила Оливия, отчасти привыкшая к распорядкам.

– Видишь! – подхватил отец. – И ты можешь заняться пока чем-нибудь приятным. Приобрести платье или новый диванчик. Неужели тебе не хочется прикупить уютных безделушек, чтобы дворец больше походил на дом?

Лиора фыркнула, по лицу было видно, что дворец никогда не станет ей домом, пока с ее мнением не начнут считаться, а заняться чем-то подобным она в состоянии и без советов посла.

– Можешь пригласить кого-нибудь на чай. Пора укреплять связи.

– Так и сделаю. Составлю список подходящих партий для Лив. А то она сама сто лет будет выбирать, мне бы хотелось зимой определиться и сыграть свадьбу не позже конца весны. Самый нарядный и торжественный сезон, по-моему.

– Мам!

– А что «мам»? Эти мужланы не дадут тебе работать, пока не окажешься под крылом надежного дворянина.

– Тебе и замужем не дают ничего сделать, – отозвалась Оливия.

Лиора перевела на мужа испепеляющий взгляд.

– Кое-чем знатная дама все же может заниматься. – Агенор снова попытался всех утихомирить. – Благотворительность, – он загибал пальцы, – еще образование. У императора полным-полно просветительских идей. Ты вполне могла бы взяться за нечто подобное. С твоей подготовкой и умом! Как бы это ни было печально, но подходящий супруг действительно нужен. А мама похлопочет об этом.

– Уже поздно приглашать на чай сегодня. Поеду лучше в магазин. Ты со мной, Лив?

– Нет, спасибо. Лучше пасть смертью храбрых.

Лиора удивленно вскинула бровь.

– Поеду с папой во дворец и дождусь там начала бала. Я надеялась, что смогу сделать что-то полезное.

– Тебе будет скучно, – возразила мать.

– Понимаю, дорогая, – перебил отец, – но здесь другие обычаи. Я тоже собирался продвинуться в переговорах дальше. А в итоге мы где? Спорим о культурных особенностях и хранении древностей забытых цивилизаций. Ни слова о возобновлении торговли!