
Полная версия:
Авиатрисы. Начало
Беспокойные сновидения захватили разум. Непривычные шелковые простыни холодили кожу в летней ночи. Шум моря звучал тревожно. Волны накатывали, омывали ступни, потом колени и даже бедра, завлекая в пучину. Оливия стояла на родном берегу, готовая отплыть в Империю, зная лишь из старых книжек, чего ожидать. Республика жила на солнечной энергии, небольшие дома утопали в дикорастущей зелени, и повсюду струилась живая вода, не заключенная в мрамор, как берег Южного моря в Тарте.
Паровые двигатели, исполинские дворцы, многоквартирные дома, широкие проспекты, повсюду камни из рудников, добытые ценой тысяч жизней простых рабочих. Словно твердокаменная воля императора клубилась в каждой пылинке, а людям не оставалось ни глотка свободы.
Ветви деревьев перешептывались и сплетались с ее длинными темными распущенными волосами. Она старалась разобрать слова, но не могла. Непонятная тревога накатывала все сильнее.
Внезапно море отдалилось, но она побежала прямо за волнами с пенными барашками, по мелкому белому песку, который облеплял ноги, а у кромки воды и вовсе не хотел отпускать. Оливия увязала, словно в болоте… Кто-то схватил ее сзади и начал душить – она в ужасе распахнула глаза.
Глава 4
Юджин
Следователь недолго постоял, глядя, как первые языки пламени появляются в окнах медпункта. Очень подозрительно, что морг с телами подожгли именно сейчас. В том, что это поджог, а не случайность, Левикот не сомневался ни секунды. Пожар занялся почти сразу после разговора с Джонсом.
Солдат казался таким напуганным и невинным – с большими, совсем детскими глазами. Левикот с первого взгляда понял, что этот юнец еще не нюхал пороха и не видел смерти. С чего бы тогда ему срываться? Чтобы совершить такое кровожадное и жестокое преступление, нужно кое-что, чего у него не было… Тела в кровоподтеках не шли из головы следователя. Он предчувствовал, что увидит во сне их пустые глазницы и раскрытые в ужасе рты, женщины будут тянуть к нему руки, как его мать, когда умирала в огне.
Этот пожар совсем некстати. Не столько потому, что Левикот надеялся увидеть и обследовать трупы, сколько из-за его личных неприятных ассоциаций. Он не любил огонь, хоть тот и избавлял от всего ненужного и лишнего. Огонь очищал. Но Левикот испытывал презрение к пламени, как и ко всему хорошему в этом мире.
Ухмылка застыла на его узком лице, пока рядовые под командованием майора Хейса пытались потушить пожар, который начался с морга в подвале. Задерганные и суетливые солдаты боялись следователя, боялись решения, которое он вынесет. Но им не стоило пугаться, ведь у него здесь лишь одна жертва. И один деловой партнер, который об этом пока не подозревал.
Когда огонь потушили, над улицей еще витал запах гари. Вонь и дым не смущали Левикота, и он прошел внутрь.
– Аккуратней, перекрытия могут обвалиться, – предупредили его, но Юджин лишь отмахнулся, потому что знал, как быть осторожным.
Черные стены в копоти вызывали воспоминания о родном доме. Как спалил гнездышко родителей, которых презирал, как те кричали, пожираемые пламенем. И какое удовлетворение он испытал, освободившись от их тирании. К счастью, никто не узнает тайн из его прошлого. Но вот секрет этого места должен быть разгадан. Ведь следователь видел людей насквозь и чуял себе подобных издалека.
Крыша обвалилась почти сразу, Юджин ступал осторожно, чтобы не споткнуться и не провалиться. Лестницу, ведущую вниз к моргу, завалило. Там огонь бушевал сильнее. Значит, поджигатель действительно начал с тел. Он давал им спокойно здесь лежать, быть может, даже приходил посмотреть, что наделал, но решил избавиться от улик, когда появился следователь. Что ж, преступнику это уже не поможет.
* * *Левикот отправился в дом полковника. Следователь узнал все, что хотел, и предвкушал занятный разговор. В дверях дежурили караульные: в аккуратной форме, головные уборы строго симметричны, оружие блестело – не придраться, почти как в столице. У Льюиса есть вкус: навел здесь почти городские порядки. И Левикот не сомневался, что найдет в кабинете дорогой алкоголь, вероятно, даже парфюм и самого хозяина – складного, с иголочки наряженного, аккуратно подстриженного.
Тут же возник адъютант.
– Вы к полковнику Льюису? Позвольте проводить! Он очень занят, но для вас освободил окошко. Полковник знал, что вы придете. Так и сказал: «Когда господин следователь сочтет нужным побеседовать, без промедления веди ко мне».
– Так и сказал?
– Да, господин.
– Тогда не трать попусту мое время!
Адъютант вздрогнул от неожиданно вскрика, и заторопился проводить Левикота, а потом молниеносно испарился.
– Я слышал о вас очень лестные отзывы, рад наконец-то познакомиться, – холодно улыбнулся Юджин.
– Взаимно. – Полковник встал с кресла во главе стола, заваленного бумагами, и протянул следователю руку. Тот лишь покосился на нее, но не пожал.
Хозяин кабинета, человек высокий и широкоплечий, был красив, каштановые кудри обрамляли лицо и смягчали угловатые черты с орлиным носом и темный взглядом. Китель его сиял свежестью.
– Не принимайте на свой счет, я весьма брезглив, – сказал следователь, и Льюис указал протянутой ладонью на стул, а сам вернулся на свое место. – Как служба на границе? Вы ведь до этого работали в генштабе?
– Знаете, я даже рад, что так сложилось. В генштабе сложнее воспринимать весь этот бардак, который устроил наш светоч. Маразм как есть.
– Отчего же маразм? – Левикот с интересом изучал собеседника, как в лоб он начал разговор, какую тему выбрал.
– Мы-то на границе видим, что за сброд живет в этой Республике. Рвань и голодранцы, как звери в кустах. Уже давно бы их могли раздавить, аки тараканов.
– Но женщины у них красивые, не правда ли? Загорелые, крепкие, не то что тщедушные столичные дамочки.
– Так чем я могу быть вам полезен? – после недолгой паузы Льюис сменил тему.
– Я обескуражен, – Левикот продолжал говорить с легкой улыбкой, – тем, какой беспорядок здесь допустили. А точнее, устроили.
– Что вы имеете в виду? – красивое лицо Льюиса оставалось невозмутимо.
– Вам нравится наблюдать, как бледнеет загорелая кожа, когда ее обладательницу покидает жизнь? – спросил Левикот, и полковник по-рыбьи разинул несколько раз рот, однако не нашелся с ответом. Тогда следователь продолжил: – Я знаю, что убийца – вы.
Наконец Льюиса перекосило от шока после таких абсурдных обвинений, вся спесь спала, но Левикот продолжал:
– Смерти начались, когда вы приехали в гарнизон. Вас перевели из столицы, верно? Быть может, из-за приступов агрессии, которую не умели контролировать? Заскучали или были недовольны этим назначением? Вы повели себя неосмотрительно, связались с местной женщиной в поисках объекта, на который можно выплеснуть эмоции. Тогда все удалось замять, как какое-то недоразумение, и новую жертву нашли не здесь, как и третью. Вы держали обеих в плену. Одна из девушек попыталась сбежать, но вы догнали ее и убили. А потом расправились и с последней, в порыве, который не могли контролировать.
– Что за вздор?! Вы никогда не сможете этого доказать.
Юджин Левикот вспомнил, как, впервые получив фотографии и увидев травмы, заподозрил, что действовал военный, но не местный. Жертвы были случайными, но попадали под один типаж. Травмы нанесены твердой, уверенной рукой. Преступник знал, чего хотел. Это не хаотичное избиение, а наслаждение, которое доставляет боль и беззащитность другого человека. Следователь скривился, ему были омерзительны такие маньяки – подчинявшиеся низменным инстинктам.
– Мне нравится ваша уверенность в себе, однако она необоснованна. Я нашел место, где вы держали последних двух жертв. Первую убили прямо тут и ругали себя за небрежность. Для второй все спланировали. Нашли заброшенный дом и обрадовались. Вас так опьянила безнаказанность, что вы похитили третью девушку.
Левикот блефовал. Он выдавал за неоспоримую действительность догадки, построенные им всего за несколько дней. Но репутация его опережала, и полковник не сомневался в сказанном. Льюис глядел хмуро, молчал.
– Давайте проедемся туда? Прикажите оседлать двух лошадей.
Голос Левикота был настолько тверд, что Льюис не мог усомниться: следователь точно знал, о чем говорил. Он там был. Он нашел улики, выдавшие полковника. Гениальный детектив. Юджин подумал, что Льюис, должно быть, лихорадочно соображает, где мог проколоться. А это всего лишь критическое мышление, дедукция и природное чутье.
Льюис наклонился вперед и медленно достал револьвер из верхнего ящика стола. Потом дернул рукой, прицелился. Левикот лишь беззаботно откинулся на спинку стула. Лицо следователя не дрогнуло, он посмотрел прямо в дуло, а потом в глаза полковника.
– Вы всерьез считаете, что отделаться от четырех трупов проще, чем от трех? Не разочаровывайте меня.
Юджин улыбался. Рука Льюиса опустилась.
– Чего вы хотите? – выдохнул он.
– Естественно, денег и славы. Раскрытие такого серьезного преступления, дела о серийном убийце, не оставит мою персону без заслуженного внимания и почета. Да и начальство надеется, что злодеяние не связано с Республикой. Мы же не хотим их расстраивать?
Главный следователь полиции Юджин Левикот и полковник Льюис пожирали друг друга глазами. Свирепый блеск, угроза, жажда расправиться с оппонентом плескались в них.
– Я дам вам денег, – сухо обронил Льюис, – столько, сколько скажете.
– Отлично. Меньшего я от вас и не ждал. А еще мы вместе поедем на место преступления.
– Для чего?
– Мне понравился этот ваш… как его? Рядовой Джонс. Такие невинные голубые глаза. Будет убийцей. Раньше я работал в тюрьме. Мне всегда нравилось наблюдать, как ломаются такие, как он. Или… Вы же не думали, что я уеду отсюда без преступника? Чем ниже его звание – тем проще руководству принять такой удар.
Льюис все еще смотрел с недоверием, но, казалось, тень соскользнула с его лица. Он понял, что ему все сойдет с рук. Безропотно показал следователю дорогу к заброшенной телеграфной станции.
Отперев навесной замок на дверях собственным ключом, Льюис пропустил следователя вперед. Здесь пахло грязью и мочой, все покрывала пыль. Они поднялись на второй этаж. Хищный взгляд Левикота цеплял детали: веревки на изголовье одной кровати, окровавленную ткань в углу, черепки какой-то разбитой посуды. Из-под шкафа следователь достал изорванное платье.
– Это Одетты или кого-то из неопознанных?
– Как вы все выяснили?
– Профессиональная тайна. Хотите послушать, что я понял?
– Валяйте.
– Одетта была спонтанной маленькой слабостью. Вы изнасиловали ее и не могли отпустить домой, она бы все рассказала. Поэтому заперли девчонку у себя и какое-то время держали, наслаждаясь юным телом. Когда горожане начали искать и расспрашивать, вам пришлось ее убить и избавиться от трупа. Бросить близ дороги от базы к городу, будто кто-то напал на нее по пути. Но, держу пари, платье оставили как трофей.
– Первая сама меня спровоцировала. Этой своей невинной улыбкой. Пришла ко мне, предлагала купить что-то. Я знал, на что она намекает. – Льюис сжал кулак. – А потом маленькая потаскушка начала строить из себя невинность, отбиваться. Прокусила мне губу, тупая дрянь. Она получила, что заслужила.
– Не стану спорить. Но вскоре нашлась новая жертва. Расскажите, как вам удалось получить девушку из Республики, которую много месяцев никто не искал? А потом и вторую.
– Контрабандисты щедро платят за то, что мы пропускаем их. Иногда товаром. Потом купил вторую. Казалось, так будет интересней, что ли…
– Прелестно. И что пошло не так?
– Как вы и сказали. Одна сбежала. Пришлось разделаться с ней прямо в лесу. Это было неприятно.
– Вам следует быть осторожнее и держать себя в узде. Если хотите расти по службе, а не лежать в канаве, умерьте аппетиты. Это мнение профессионала. Еще раз попадетесь – так просто не отделаетесь. Бордель и скромность – самое мудрое решение.
– Я учту, – буркнул Льюис.
– Это не шутки. Вы разве не знаете, что трупы закапывают? Как можно бросить тело в лесу и надеяться, что его не найдут?
– Нашло что-то… помутнение… сложно объяснить.
С минуту на лице Левикота боролись несколько эмоций: отвращение, презрение, ярость, – но потом все стихло.
– И что вы чувствовали при этом? – спросил он спокойно.
– Власть, такая пьянящая. Сильнее, чем в армии, больше, чем над кем-то из подчиненных. Она поглощает. Сжирает…
– Ненавижу людей, которые не умеют держать себя в руках. Будьте благоразумны, на постоялом дворе в деревне ошиваются потаскушки. Эти девки многое стерпят за лишнюю монету и жаловаться не пойдут. Только больше без трупов.
Льюис кивнул и, помолчав, добавил:
– Что намереваетесь делать теперь?
– У меня есть вещь Джонса. Скажу, что нашел ее тут. А вот это платье, – Левикот потряс разорванной тканью, – подбросим ему.
– И все?
– Многого не надо. Главное – найти виноватого. Кто станет возиться с этим полудурком? Запрячут подальше с глаз, а мне медаль дадут. Вам тоже прилетит благодарность за помощь в расследовании, не переживайте.
– А если не поверят? Он ведь станет отнекиваться.
– Все преступники отрицают вину, ничего удивительного.
– И все же не похож парень на убийцу.
– Вы тоже не похожи, и тем не менее, – Левикот помедлил, – я работаю с тем, что имею, и всегда добиваюсь результата. Посадить вас невыгодно ни для кого.
Следователь еще раз тщательно осмотрел дом, чтобы собрать и уничтожить лишние улики.
На базе Левикот задержался на ночь, а поутру неспешно арестовал Джонса и отправил его под конвоем в тюрьму. Сам же направился обратно в столицу, горячо распрощавшись с Льюисом и получив от него сумку с деньгами: только наличные и слитки золота, накопленные еще при службе в столице. Юджин одинаково наслаждался ужасом в голубых глазах Джонса и недоумением Хейса, который не мог поверить, что виновником оказался паренек, и не подозревал, что произошло на самом деле.
Глава 5
Оливия
Настал день приема в честь посла Лерийской Республики и его семьи. В большом зале играло радио. Агенор попросил перенести чудной аппарат из кухни, где тот работал для слуг. Послу хотелось сильнее погрузиться в атмосферу, приобщиться к жизни простого народа и пропитаться духом Этрийской империи, хотя среди высших слоев было не принято узнавать новости таким способом.
Часто играла непривычная уху музыка, а порой радиоведущий приглашал в студию разных гостей: поговорить о внутренней политике и о приезде делегации лерийцев, о погоде, урожае и культуре. Темы были совершенно разные, а дискуссии интересные.
Лиора с самого утра хлопотала над прическами и макияжем. Им прислали десяток горничных. Жена посла привыкла наряжаться сама, но в конце концов сдалась. Только Агенор не принимал никакой помощи.
– Уж побриться я в состоянии самостоятельно! – воскликнул он и прогнал лакея из спальни.
– Дикость какая, – проворчал слуга, уже стоя на пороге.
Оливия по-настоящему желала почувствовать себя знатной дамой Империи. Хотела, чтобы это место стало ее новым домом, со всеми обычаями и традициями. Поэтому две милые девушки помогали ей залезть в пышные нижние юбки и зашнуровать корсет, а затем уложить волосы, как принято в высшем свете, с локонами и украшениями из драгоценных камней. На купание и прическу ушло около двух часов, и еще больше часа на то, чтобы собрать наряд.
Агенор, одевшийся по привычке быстро, мог позволить себе потратить время на чтение и изучение радиопередач.
Весь день ушел на подготовку. Даже дорога оказалась длиннее, чем можно было предположить. Через сады, окружавшие особняки элиты, по узким улочкам городка, где сложно маневрировать в толчее людей и кэбов, и вверх по склону холма, на котором возвышался главный дворец Тарта – Белый замок.
Уже смеркалось, когда нарядные гости начали собираться у резиденции императора. С моря Оливия не видела, как далеко расходятся его стены. Парадный сводчатый вход вел во внутренний двор, а оттуда в первую парадную залу.
– Здесь очень красиво, – выдохнула Оливия, – аж дух захватывает.
– Ты посмотри на эти фрески, – как настоящий знаток и ценитель, отвечал Агенор, – до чего тщательно прорисованы детали, какие живые, невероятные цвета! Я мог бы изучать их часами, чтобы узнать, какие пигменты использовали художники и в каком веке рисовали. На ходу ведь не угадаешь, там столько нюансов!
Родители Оливии тихонько переговаривались, пока она сама с восхищением рассматривала внутреннее убранство. Все было такое же яркое и золотое, как в их замке, но из-за большего пространства не так давило и не рябило в глазах. Портреты членов императорской семьи грозно смотрели со стен, оценивая гостей. Особенно пугал мужчина с седыми волосами и массивной короной, изображенный на фоне пылающего города.
Делегацию сопровождали помощники, социологи и стратеги – никто в Республике не имел титулов, подобных имперским. Сам посол Агенор изучал культуру в университете, а его жена – социологию. На пост выдвинули несколько кандидатур, и Агенор собирался отказаться. Он посоветовался с Лиорой – именно жена с дочерью уговорили его согласиться на такую специфическую работу. И после голосования все решилось в пользу путешествия делегации с Агенором во главе.
Рядом с ними постоянно мельтешил распорядитель и отдавал указания, куда идти и где постоять. Оказалось, чтобы попасть в тронный зал, нужно дождаться своей очереди. Это одновременно нервировало и придавало торжественности, значимости и веса событию.
Наконец гигантские двери распахнулись перед послом, его семьей и соратниками. Со своего места Оливия разглядела в конце зала троны: там сидел пожилой император Люций Корделиус Второй, его сын и престолонаследник Август Люций Второй, внук Октавиан Август Первый, – остальные члены императорской семьи стояли в первом ряду. А за ними уже располагались гости: графы, бароны, маркизы, герцоги и другие.
Эта пестрая толпа мигом умолкла и уставилась на вошедших гостей. Оливия на секунду почувствовала, как сердце обрывается и летит в пропасть, но тут же опомнилась. Их язык был таким же, наряды и прически благодаря дому моды тоже. Разве что кожа более бледная, как и у Лиоры.
– Посол Агенор со своей свитой! – торжественно объявил распорядитель, и так называемая свита двинулась вперед.
Перед тронами они остановились и почтительно склонили головы.
– Добро пожаловать! – воскликнул император. – Мы счастливы приветствовать вас в Империи и выражаем надежду на долгое перемирие и процветание наших держав. Пусть именно сегодня мы заложим основу нашей многовековой дружбы!
Это был совсем седой старик с яркими, живыми глазами. Синяя мантия делала его похожим на величественного кита, которого Оливия видела в открытом море. Волосы отливали благородным металлом. Фигура ничуть не обрюзгла с возрастом, напротив, выглядел мужчина широкоплечим и внушительным. Люди слушали, затаив дыхание, а Оливия гадала, что заставило его сначала прекратить активные военные действия, а потом завязать с холодным затишьем и начать переписку. Многие стратеги Лерийской Республики годами бились за возможность мирных переговоров и вот наконец-то ее получили.
После обмена любезностями Оливию пригласили на первый танец с Октавианом Августом, чтобы официально открыть бал.
– Позвольте, принцесса. – Октавиан протянул Оливии раскрытую ладонь, и девушка подала ему руку. На вид они были ровесники, хоть Оливия и знала, что цесаревич на два года ее старше. Со своими светлыми волосами и наивными нежными глазами, зелеными, как у его дедушки, к тому же обрамленными длинными ресницами, он казался младше, словно вылитый из фарфора кукольный младенец. Оливии было не по себе от его пристального внимания и обезоруживающей улыбки.
– Я вовсе не принцесса, – отозвалась она.
Рука Октавиана уверенно легла на ее талию. Спина прямая. Первые звуки вальса – и раз, два, три.
– Для меня – принцесса. – Голос приятный, как нежная мелодия, обволакивал. – Ваша кожа будто пахнет солнцем и заморскими пряностями. Глаза – как лунное сияние, а губы – как бутоны роз. Чужеземная принцесса, что свергнет привычные устои. Не так ли?
Оливия смутилась и молчала все то время, пока они танцевали. Царевич бережно касался ее талии, а на сложных движениях прижимал крепче. Его пальцы скользили по ее предплечью, пуская по телу мурашки.
В Республике танцы были совсем другими – веселыми уличными плясками, хороводами. Здесь же под медленную музыку ее пробивала дрожь: от чувственных касаний, прикованных только к ним глаз, множества кружащихся огней.
Толпа расступилась, разглядывая пару. Речи о помолвке с царевичем еще не заходило, но в груди Оливии что-то трепыхнулось. Когда музыка стихла, дочь посла и внук императора поклонились друг другу, и Оливию увели знакомиться с другими кавалерами. Периодически она находила глазами отца или мать, которые оживленно беседовали с министрами и смеялись, и отгоняла все страхи.
Оливия заметила очень красивую девушку, которая вся будто светилась внутренней энергией и озорством. Оливия приблизилась, и незнакомка еще сильнее засияла улыбкой, будто встретила дорогую подругу.
– У вас такое прелестное платье! – воскликнула она. – Откуда оно?
Оливия невольно оглядела себя. Синяя парча, украшенная перламутром и перехваченная лентами, переливалась, словно море в самой глубокой впадине, приковывая взоры многих гостей.
– Местный дом моды…
– Не покривлю душой, если скажу, что вы просто алмаз! Меня зовут Эбигейл де Локк. А это мой спутник на сегодня и муж моей лучшей подруги Эрик Глосс.
– Очень приятно, – отозвалась Лив, – а где же ваша супруга?
Эбигейл и Эрик смущенно переглянулись, словно Оливия спросила что-то неприличное, и лерийка поняла, что здесь не принято обсуждать дела семейные на публике.
– Ей сегодня пришлось остаться дома, дочка заболела. Позвольте пригласить вас на танец? – сказал Эрик и кивнул Эбигейл, после чего та удалилась к другому кавалеру.
– Как легко вы оставили подругу…
– Вы, верно, еще не знакомы с нашими традициями. Танец – это всего лишь приветствие, вежливость. Не придавайте слишком большого значения.
– Вот как? Значит, вы просто сказали мне «привет»?
– Так и есть. Вот второй танец на одном балу уже что-то значит.
– Надо ли мне знать, что именно?
– Уверен, со временем вы и сами разберетесь. – Эрик рассмеялся.
Беседа оказалась приятной и ненавязчивой, в отличие от предыдущих.
– Вам кто-нибудь приглянулся? – продолжил он.
– Пока нет.
– Неужели даже цесаревич?! Ваш танец был похож на чайные розы, распускающиеся в середине удушливого лета.
Теперь засмеялась Оливия, хоть и не вполне поняла это странное сравнение.
– Какой неловкий вопрос, наверное, мне не стоит говорить плохо о ком-то столь влиятельном.
Эрик, как и царевич, казался ей рафинированным, прилизанным, избалованным красавчиком. Но слова вырвались сами собой, словно Эрик был старым другом. Однако Оливия искала интересного собеседника и единомышленника, обещала себе в первую очередь обращать внимание на интеллект, чувство юмора и род занятий.
– Мне вы можете говорить все, что пожелаете. Я могила.
Он флиртовал? Не может быть – у него ведь жена. Или это обычное поведение на балах?
Оливия тут же одернула себя: чтобы делать выводы, нужно сначала хорошо узнать человека. Судить по первому взгляду – дурной тон. А Эрика и вовсе не стоило рассматривать с этой цельно. Но между ними с первого взгляда промелькнула какая-то химия. Оливии было жаль, когда танец закончился.
Блестящий золотом зал с таким высоким потолком, что детали на росписях не разглядишь, даже задрав голову и прищурившись, кружился и плыл перед глазами. Танцы и музыка не прекращались. Оливию продолжали знакомить с новыми и новыми кавалерами, и она уже сбилась со счета и позабыла большинство имен. Оливия заметила, что одна из створок высоких окон, выходящих на балкон, открыта. Там стояла какая-то парочка.
Захотелось подышать свежим воздухом и немного передохнуть. Она вышла и тихонько проскользнула вдоль здания за спинами воркующих. Увлеченные и, вероятно, влюбленные ее даже не заметили. Балкон огибал все крыло замка, но дальше окна были темными и закрытыми. Лив подумала, что прогуляется и вернется туда, откуда вышла.
Ноги гудели от непрерывных танцев, а голова – от духоты. С моря дул легкий бриз, принося запахи рыбы, захватывая с собой ароматы ночного сада: роз и кипарисов. Стрекотали цикады, заливалась трелью неспящая птица. Сквозь далекий гул прибрежного городка пробивался шепот волн. Вдалеке над водой застыл полумесяц.
Лив услышала шаги и обернулась. На балконе стоял Эрик.
– Я увидел, что вы вышли, и хотел удостовериться, что все хорошо, – объяснил он.
– Подышать… мне…