Немир

– Привет, крошка! Отлично выглядишь. Одеваешься в детском магазине?

Девушка, переходившая улицу перед экипажем, шарахнулась куда-то в сторону, спасаясь от насмешливых выкриков Нандоло. Вдохновлённый довольным взглядом Сантариала, тот уже озирался в поисках следующей жертвы. У Нандоло всегда отлично получалось доводить людей. В служебном ресторане на мысе Аджано он частенько собирал целые толпы, закатывая необычайно талантливые импровизации на тему разговоров, подслушанных в Городе. Он сыпал фразами, не задумываясь ни на секунду: это и было самым комичным. Наверно, Нандоло с успехом заменил бы всех оставшихся в Немире деятелей культуры и искусства, если бы слова «лояльность» и «политкорректность» хоть что-то значили для него.

Благодаря покровительству Магистра, во всём соблюдавшего нейтралитет, архаиков в Городе всё же терпели, если, конечно, не ловили за руку на провокационной деятельности. От немедленного шельмования их спасала уникальная способность отвлекать от себя внимание и становиться практически незаметными. Наряду с чтением мыслей талант этот присутствовал абсолютно у всех.

– Ты считаешь, это нормально, когда женщина хочет похудеть, чтобы соблазнить мужчину, выйти замуж, родить и снова стать толстой? – спросил Нандоло, тяготясь вынужденным бездельем, пока улица пустовала. Такие риторические вопросы были вполне в его духе. Не получив ответа, он обычно задавал следующий и мог продолжать так до бесконечности.

– Ты представляешь, их называют неотмирками, как и нас, только прибавляют «люди», – снова подал голос Нандоло, с отвращением разглядывая вызывающе лазурное небо. – А мы, значит, нелюди. Гуманоиды! Правящие круги без конца нас унижают!

Сантариал жестом прервал этот гневный монолог, указав на толпу, в которой что-то происходило. Нандоло тут же насторожился.

– Ахинея задери его за хвост, – пробормотал он в качестве комментария, вглядевшись, – Никак это Рамзес, лаборант нашего дорогого…

Улыбка снова коснулась губ Сантариала, теперь она была мечтательной и почти нежной, – так бабочка задевает крылом цветок, пролетая. Нандоло, однако, предпочёл бы ей самую зверскую гримасу.

– Итак? – начал Сантариал, подняв бровь, – с чего начнём?

– Нет уж, – отказался Нандоло, – отбой. Против такой конкуренции мы ничто.

– Ну, хоть посмотреть?

– А у тебя истерикон не начнётся? Лично я пас. Пойду куплю кефиру, и домой.

Вздохнув, Нандоло взял деньги и, путаясь в полах длинной одежды, выбрался из экипажа. Спустя минуту он возвратился и со словами «Подержи пока» вручил Сантариалу кефир, а сам полез на заднее сиденье и принялся шарить в коробке с инструментами. Делал он это с известной опаской: на их родине бытовало убеждение, что, сунув руку в любое отверстие, неизвестно что оттуда вытащишь. Жители мыса Аджано даже постель перестилали с известной осторожностью.

А всё оттого, что чёрные пески лишь издали казались безжизненными. Говорят, там водились даже скорпионы, только они не жалили, а плевались, но приятного тоже мало. Хранитель Архива однажды сказал, что пустыня отыгрывается так за отсутствие верблюдов. Природа, дескать, не любит пустоты.

Вечно шутит этот Хранитель Архива. Какие такие верблюды?!

– Кажется, колесо прокололось, – поморщившись, сообщил Нандоло. Сантариал согласно кивнул: обычно, если в машине архаиков что-то прокалывалось, значит, его прокололи. К таким вещам следовало проявить максимум внимания. Вскоре Нандоло выпрямился, держа в руках инструменты.

Тут-то всё и произошло.

…они выскочили на ровную площадку полукруглой формы, окружённую невысоким каменным парапетом. Отсюда начинался крутой склон, поросший соснами, и спуск прямиком к морю. Но Ленни увидел совсем другое.

То, что для архаиков было лишь механическим созданием их инженерных гениев, для Ленни явилось полной неожиданностью. Он едва не затормозил: впечатление от встречи с этим странным нечто заслонило даже собственное плачевное положение. Со стороны оно выглядело как гигантская птица, сложившая усталые крылья и наклонившая голову. Обтекаемые формы, чёрные шероховатые бока, выступы с обеих сторон; птица, которая никогда не полетит, однако, мелькнуло у Ленни, всё же это был механизм, причём, очевидно, способный передвигаться. И Сантариал, стоявший рядом, только подтвердил для Ленни верность этой теории. Не станет же человек, даже такой, как Сантариал, мирно стоять с пакетом кефира возле какого-то монстра!

Рамзес тоже его увидел. Он неожиданно встал, словно врос в землю, а потом с диким воплем ринулся к парапету. Сантариал обернулся… Сперва ему на глаза попался Ленни, а затем – лавина людей, затопившая горизонт и неотвратимо приближавшаяся… В таких обстоятельствах самым разумным было просигналить отступление. Возможно, так бы Сантариал и поступил, будь он один. Но внезапно одно «крыло» отъехало, и наружу высунулся кто-то ещё – одетый точно так же, но ростом пониже и лицом посмешнее, и этот кто-то замахал руками и закричал:

– Эй! Марафонец! Сюда! Сюда! Да скорей же ты!!!

Что-то ощутимо изменилось… Ленни нервно оглянулся: до него только сейчас дошло, что топот преследователей затих. Толпа сгрудилась у края площадки, не решаясь приблизиться. Удивление, ненависть и страх на лицах почтенных неотмирков смешивались в разных пропорциях. Если Ленни и колебался, то, услышав глухой рокот позади, оставил колебания до лучших времён. Он в несколько прыжков преодолел расстояние, отделявшее его от архаиков, но в этот момент что-то просвистело над ухом и смачно взорвалось на капоте! Это был гнилой кочан капусты!

– Ахинеево отродье! – загремел кто-то из толпы. – Я так и знал!

Остальные ответили рёвом; задние ряды преследующих навалились на авангард, подминая его под себя. Сантариал с презрением поглядел на «летающий объект», промелькнувший в двух сантиметрах от его носа. Присутствие духа, которое он при этом выказал, заслуживало длительных аплодисментов, но Ленни было не до того. Он с размаху плюхнулся на сиденье, а спутник Сантариала, выпрямившись во весь свой невеликий рост, угрожающе заорал:

– Эй, ты, который запустил кочан на Луну! Я – Нандоло Грободел, и отныне ты – мой личный враг!..

Возмущённая толпа заколыхалась, словно потревоженный мусс. Но не успели селяне переварить эту информацию, как над их головами взметнулся чей-то указующий перст.

– Я говорил: они с библиотекарем заодно! – послышался крик из гущи народа. – Гнусные архаики! Предательство и обман у них в крови!

– Ты сам сейчас будешь в крови! – недовольно пообещал Нандоло.

Двигатель взревел, и он пошатнулся, нырнув между сиденьями.

– Эй! – раздался оттуда его нервный голос. – Давай жми! А то догонят и придётся убивать!

Расстояние между ними и преследователями зримо увеличилось, и продолжало расти. Сантариал держал руль правой рукой, поглядывая в зеркало левым глазом, и было видно, что жизнь на такой скорости для него не в новинку.

– Надо же, сколько народу за ними гонится, – поразился Нандоло, поглядев назад.

– За нами, – лаконично отозвался Сантариал.

– Интересно, – сказал Нандоло, – а где наш идеолог концепции? Что-то я его не вижу.

Ленни тоже было интересно, если данное слово здесь подходит. Забираясь в экипаж, он успел увидеть, как Рамзес, перемахнув через парапет, бросился вниз по склону. Двое или трое устремились за ним, остальное скрыли ветви деревьев.

– Как я их понимаю, – философски заметил Нандоло; похоже, невзирая на резкие толчки, которые экипаж выдавал на этой ущербной дороге, его мысль продолжала течь без особых усилий. – Что этот недогуру им сделал? – полюбопытствовал он, и Ленни понял, что вопрос адресован ему.

– Мы хотели сломать им кайф! – обречённо ответил он. Он всё еще не пришёл в себя и никак не мог отдышаться, но постепенно ему начинало казаться, что Рамзес выбрал гораздо лучший вариант. Особенно когда Нандоло вызывающе громко захохотал.

Преследователи скрылись из виду. Экипаж вырвался на простор зелёной долины; дорога шла прямо к побережью, и скоро запах моря прокрался сюда вместе с западным ветерком. Ленни сидел молча, впервые переживая непосредственный контакт с Немиром после нескольких недель заочного знакомства. Он так долго ждал этого момента, и всё-таки оказался к нему не готов. Есть вещи, к которым нельзя подготовиться заранее.

Это был хороший вечерок, хотя над морем медленно, почти незаметно набухала грозовая туча. Ленни почему-то показалось, что Сантариал держит курс прямо на неё. Пытаясь понять, что происходит, он поглядел на своих спутников.

– Меня зовут Нандоло Грободел, – сказал Нандоло. – А ты Ленни. Попробуй сказать, что нет. Это Сантариал Деанж, и тут я, разумеется, должен встать и снять шляпу, но я, с вашего позволения, лучше посижу.

Ленни мрачно подумал, что совсем недавно Нандоло уже представился, да так азартно, что теперь полгорода в курсе, кто он такой. Сантариал, со своей стороны, даже не шевельнулся, словно речь шла не о нём, да и вообще он вёл себя так, словно был один. Ленни почувствовал внезапное раздражение: хотя они давно покинули Город, он и не думал сбросить скорость, и такая гонка очень действовала на нервы. Но потом Ленни вспомнил: ах да, война… Эта мысль посетила его случайно; ничто не напоминало о чрезвычайном положении. Разве что отсутствие людей: здесь, в непосредственной близости от арены военных действий, не осталось желающих наблюдать природные красоты на открытых пространствах.

– Ну так что, друзья до гроба? – поинтересовался настырный Нандоло. Похоже, пребывание в молчании было для него противоестественно.

Так вот что напоминает ему эта странная посудина!.. Гроб! Хотя нет, снова мимо. Ленни никогда не питал пристрастий к разнообразным механическим конструкциям, но теперь, когда он оказался внутри одной из них, вопрос о её устройстве и принципе действия поневоле начал его беспокоить. Ленни принялся ёрзать, озираясь по сторонам с откровенным любопытством, которое вскоре было вполне удовлетворено. Изнутри механизм действительно больше всего напоминал автомобиль, однако Ленни заметил одну интересную деталь: сиденья и пол запорошены невесомой и очень нежной на ощупь чёрной пыльцой. Оставалось гадать, какой цвет был присущ им раньше.

– Это фаэтон, – произнёс Нандоло как нечто само собой разумеющееся.

– Да? – спросил потрясённый Ленни.

– А как ещё его назвать? – Нандоло передёрнул плечами. – Можешь предложить имя получше?

– Я не знаю, что это такое…

– Никто не знает. Наши гениальные предки явно изобрели его для чего-то другого. Они брали идеи пришельцев из Настоящего Мира. Но всё, что нами создано, так или иначе, повторяет нашу собственную историю. Так должны мы были на ком-то отыграться?!

Ленни был просто убит – только теперь он начал понимать, как странно идеи и легенды его мира преломляются здесь… так что же случилось с архаиками, что им понадобилось «отыгрываться» на своих творениях? Но он ничего не сказал, а продолжал жадно слушать.

– В инструкции ясно написано, что он должен летать, – рассуждал Нандоло, проводя рукой по обивке салона, – но он ведёт себя так, словно поклялся ни за что не отрываться от земли. Сантариал с ним просто намучился – и так во всём, с чем нам приходится иметь дело. По-моему, это похоже на какое-то проклятье.

– Это не проклятье, – сказал Ленни, – это карма.

Он пожалел, что не сдержался. Фаэтон вдруг ощутимо вздрогнул – как будто мир вокруг них содрогнулся. Сантариал тихо выбранился и принялся выравнивать ход.

– Попробуй угадать, какого цвета он был раньше, когда был самим собой, – как-то слишком поспешно предложил Нандоло. Ленни крутанулся на месте и уставился на него, чувствуя, что начинает тупеть: слова архаика казались продолжением его, ленниных, мыслей. Покачав головой, Ленни соскрёб ногтем грязь с поверхности дверцы и с удивлением убедился, что фаэтон имел цвет бледной зелени с посеребрением.

– «Печальный зелёный цвет», – сказал Нандоло, кивнув. – Так назвали бы его сильфанеи. Они обожают придавать всему чувственную окраску.

– А как оно вообще работает?

Нандоло воздел руки к небу.

– Да поможет нам волшебство! – театрально провозгласил он. – Я не знаю! То есть я знаю, как он должен это делать, но вот почему он это делает… – Нандоло сокрушённо вздохнул. – Я бы на его месте не стал. А ты?

Пока он болтал, упражняясь в красноречии, фаэтон сошёл с трассы и покатил прямо по берегу, впереди из туманной дымки выдвинулись скалы Чёрного Грота. Вернее, это могли быть они, ведь Ленни никогда не видел их прежде. Однако за время, проведённое в библиотеке Хранителя Архива, он успел набить свою голову разнообразными знаниями историко-географического характера, и теперь сам мог просветить кого угодно почти по любому вопросу. Чёрные пики правильной конической формы, образующие разорванное кольцо, возникли в голове раньше, чем глаза смогли различить их контуры на затуманенном горизонте.

И тут Ленни словно проснулся. «Беги отсюда!» – прозвучал голос, казалось, внутри него; Ленни вздёрнул голову, озираясь. Да. Точно. Бежать, бежать без оглядки, подальше отсюда, от Сантариала, который как всегда излучал необъяснимое, но фатальное очарование, от Нандоло, который таил угрозу, несмотря на всё своё дружелюбие… от них обоих. Внезапно фаэтон резко стал, Нандоло, который всё время что-то говорил, смолк и странно посмотрел на напарника.

– Оставь его, – ровно произнёс тот, но Ленни понял, каким напряжением далась ему эта фраза. – Вышвырни его отсюда, и пусть катится!

– Зачем? – непонимающе спросил Нандоло. – Ни в коем случае! Экскурсия не завершена, это дело чести!..

– Какой ещё чести? – еле ворочая языком, пробормотал Ленни. Ему вдруг стало страшно, так страшно, что он почти окостенел и соображал всё хуже. Чудилось, что всё происходящее – жуткий сон; он потёр уши руками, поморгал глазами, но паралич не проходил, и липкие пальцы ужаса принялись массировать его мозг.

– Ни за что! – повторил Нандоло. Он не оставил шутливой манеры, но явно насторожился. – Я ему ещё покажу. Давай трогай! – крикнул он.

Фаэтон нехотя сдвинулся с места, а затем рванул вперёд с натужным рыком, какой могло бы издать обессиленное и обозлённое живое существо. Ленни весь похолодел, а ладони у него вспотели; тут его качнуло, и он машинально вцепился в первое, что оказалось под рукой. Лишь позднее, когда ход выровнялся, Ленни сообразил, что дёргает за шиворот Нандоло, который лежит на сиденье, шепча проклятия.

– Прошу прощения, – пробормотал Ленни, отпуская его.

– Не стоит! – заявил тот и выругался в полный голос, ударив кулаком по сиденью – так укрощают строптивого коня.

– А оно точно… не живое? – боязливо поинтересовался Ленни, решив: в случае чего он спрыгнет на ходу.

– Конечно, нет. Ни одно живое существо не выдержит подобного обращения, – проворчал Нандоло. Потом он задумался, и его лицо просветлело. – Но Сантариал знал его ещё ребёнком, и долгое время они были неразлучны, как близнецы. Поэтому, если мой друг не хочет чего-то делать, его настроение вполне может передаться фаэтону.

Это невинное замечание, сопровождаемое беззаботной улыбкой, не обмануло Ленни. Пусть себе угадывают его мысли! На здоровье! Его обострённое чутьё говорило, что Нандоло очень зол на своего напарника и даже может перейти к рукоприкладству, но опасается за свою жизнь, беспечно вверенную уродливой колымаге на колёсах. Поняв это, Ленни немного расслабился и устроился поудобнее, созерцая окружающую природу.

Ни до, ни после этой ночи ему не приходилось видеть такой красоты. Заходящее солнце повисло над океаном, не решаясь окунуться, а туча быстро настигала его, обволакивая со всех сторон, и виделось, будто сквозь морщинистый старый лик проглядывает свежая кровь. Залив пламенел; смотреть на воду было больно. Море выбрасывало волны, точно руки, приветствуя дикую стихию. Над ним носились чайки и буревестники, и чьи-то тоскливые голоса слышались в завывании ветра.

Чёрные скалы приближались – почти в буквальном смысле, потому что скорость их приближения была явно выше той, с которой двигался фаэтон. Будто чья-то воля толкала их прямо в центр разорванного кольца, и Ленни еле справлялся с внутренним трепетом. Но где-то на самом дне его подавленной страхом души пробудился столь знакомый ему интерес, присущий человеку с неутолённой жаждой знаний. Ленни не успел задать свой вопрос, как Нандоло произнёс тоном, в котором сквозило удовольствие:

– Есть кое-что, чего ты не знаешь, правда? Существует целая легенда о том, как возникли Чёрные Скалы. Они – полностью искусственного происхождения. Однажды наш древний предок решил соорудить самую высокую в Немире башню. Но только постройка была закончена, как все окна в башне в одночасье стали непроницаемо чёрными – такими их сделала первая же песчаная буря. Тогда решили строить башни без окон, но сильные ветры остужали их стены, и жить в таких условиях оказалось невозможно. Не спасал даже солнечный свет, потому что солнце часто исчезало в облаках всё той же чёрной пыли. Поэтому все перебрались под землю. Там, по крайней мере, не дует.

– Ему это неинтересно, – заметил Сантариал.

– Нет, интересно, очень даже интересно. Ведь правда?

Ленни виновато опустил глаза, разглядывая свои руки, чинно сложенные на коленях.

– Раз интересно, то смотри, – сказал Сантариал каким-то странным голосом. Ленни насторожился, но Нандоло не дал ему размышлять.

– И не только смотри, а участвуй! – пригласил он.

Близилась ночь. Вокруг них чёрными рваными хлопьями оседала тьма. Маленькая и беспомощная игрушка в руках космических стихий, планета погружалась во мрак. Сначала помрачнело море, скоро и горы приняли монашеский обет, тёмное покрывало заволокло небо и землю, затушив прощальные блики тлеющего солнца. Не успел Ленни ахнуть, как двое перед ним перекинулись в персонажи театра теней, безликие и безголосые. Рука Нандоло протянулась вперёд, коснувшись его плеча; прикосновение было мимолётным, почти неощутимым. И тем не менее отмирку показалось, что его ухватили за позвоночник и сильно вздёрнули вверх, встряхнув обвисшие гирлянды внутренних органов. Ленни машинально пригладил волосы, вставшие дыбом.

– Вы хотите показать мне что-то необычное? – уточнил он, делая паузы после каждого слова, чтобы унять дрожь в голосе.

– Более необычное, чем ты? – отозвался Нандоло. – Не думаю. Я не встречал в Немире ничего подобного тебе. Хотя, конечно, это дело вкуса и вопрос времени, потому что вкусы меняются.

Нандоло пожал плечами, как неудачливый фокусник, разоблачённый зрителем.

– Скорее это демонстрация сАмого что ни на есть тривиального факта, который имеет место в любом мире, где есть существа, наделённые душой, – продолжал он, широко улыбаясь, но улыбка быстро погасла. – Механизм деструктивного поведения с детства заложен в каждом. Едва успев появиться на свет, ребёнок начинает швырять на пол игрушки. Он проверяет мир на прочность.

Ленни захлестнуло отвращение. А если сейчас взять и дать этому типу в ухо, будет ли это проверкой Немира на прочность? На всякий случай он весь подобрался, готовясь доставить архаикам как можно больше проблем, если они снова захотят нарушить границы его личного пространства.

И тут началось. Только что он перемещался в фаэтоне на приличной скорости, и вдруг увидел себя в гробу. Сомневаться не приходилось: он лежал на дне деревянного ящика с чёрными стенками, настолько просторного, что там мог улечься с десяток таких же Ленни, и кто-то в его голове внушал ему: сюда поместится всё, что Ленни захочет забрать из этой жизни в неведомое грядущее. В общем, это очень хороший гроб, убеждал невидимый голос, повторяя вновь и вновь, и его мантру вскоре подхватили другие голоса. Странные звуки множились, разрастались и переплетались между собой, образовывая непрерывную мелодию, подчинённую повторяющейся ритмической конструкции. Смысл пришёл неожиданно, и был ужасен настолько, насколько Ленни ещё мог поддаться ужасу: его отпевали…

Он не видел их; только небо – серое, отягощённое тучами, – неслось над ним в обрамлении чёрных стен, будто бесконечный кадр старого фильма. Потом стены начали смыкаться, его отгораживали от внешнего мира, пытались замкнуть в тёмный контур и захлопнуть крышку. Он понимал: это надо прекратить, сию же секунду, пока не поздно, но почему-то продолжал лежать и смотреть. Крышка нависала над ним, но не могла опуститься, словно что-то её удерживало. Ленни чувствовал, как тянутся к ней десятки призрачных рук, как они давят на неё не в силах закрыть. Голоса возвысились, стали тоньше, и слились в один, который перерос в оглушительный визг, а затем оборвался и упал до шёпота – шелестящего и сухого, как шуршание камушков, завершающее обвал:

Ну, что же ты… давай… помоги нам…

«Чего?!» – мысленно заорал Ленни. И вспомнил…

Один приятель-эзотерик как-то сказал ему: в такие состояния нельзя погружаться, иначе тебе конец… «Они не посмеют ничего мне сделать, пока я им не позволю, – догадался Ленни. – Как же просто!» Он рванулся изо всех сил, работая локтями, саданул по носу Нандоло и вернулся в реальность. Тьма отступила, и воссиял свет.

Какое-то время Ленни ошарашенно взирал на спутников, которые едва не отправили его в мир иной. Фрагменты головоломки из всего того, что он когда-либо слышал или читал в последние месяцы, сошлись в одно. Только теперь ему открылся весь смысл их действий – и неудивительно, ведь до такого надо было ещё додуматься! Его испытывали… как сказал Нандоло, «проверяли на прочность», а потому спровоцировали внутренний конфликт, настолько сильный, что он вызвал временное помрачение рассудка. Он сидел в фаэтоне с двумя винтиками системы, посвятившей себя без остатка великому научному эксперименту, суть которого была в выявлении предела выносливости людей, их психической тренированности, короче, всего того, что могло понадобиться архаикам в случае «крайней необходимости». Показать людям самих себя – этому они посвятили огромное количество теоретических изысканий, и теперь дело стояло за практикой, а пророчества Принцессы Тайны лишь открыли всему этому путь. Что до философской категории «крайней необходимости» – здесь всё было ещё впереди, а потому они могли творить что хотели… будто дети.

«Вот как они работают. Ну что ж… но неужели я действительно желал умереть?!»

Фаэтон остановился посередине огромной пустоши в центре кольца скал, мотор опять заглох, на этот раз неясно, на время или навсегда. Ни разу в жизни у Ленни не было такой кошмарной поездки.

– Нормальный был гроб, – недовольно пробурчал Нандоло. – Сам бы попробовал! Забыл, что бывает с теми, кто сваливает с процесса?

На миг настала тишина, и тогда Ленни впервые услышал, как тяжко, прерывисто дышат горы.

Потом Сантариал устало произнёс:

– Он отмирок. С ним всё не так.

Вспоминая обо всём позже, Ленни понял, что только после этого страх окончательно отпустил его. И кто-то чужой, поселившийся в его голове и взявший в осаду мозг, оставил свои позиции и поспешно ретировался.

– А я-то думал, он как все… – выдал Нандоло до боли знакомую фразу.

В окружающее пространство вернулись звуки, до того словно похищенные невидимой, но очень могучей силой; обычные ночные звуки, приглушённые, знакомые и мирные. Фаэтон, тронувшись с места, легко и плавно набирал скорость и впервые за весь вечер Ленни почувствовал, что ему всё равно, куда и зачем они едут.

– Как же ты сюда попал? – заботливо поинтересовался Нандоло.

Ленни глубоко вздохнул, подавляя естественное желание укротить это неуместное сочувствие. За месяц, проведённый в Немире, собственная история уже успела навязнуть у Ленни в зубах, столь часто ему приходилось пересказывать её многочисленным клиентам и разным знакомым Амбера. Начиналась она, как правило, одинаково: «Понимаете, я наступил в покрышку, и вот…»

– Он наступил в покрышку, – сказал Сантариал. – Амбер рассказывал. Отстань от него.

– Да ну? – недоверчиво переспросил Нандоло. – Прямо вот так жёстко?

Он быстро переполз по сиденью, и, снова оказавшись за креслом напарника, прокричал в затылок Сантариала:

– У него, наверно, имеются какие-нибудь волшебные способности. Давайте проверим!

Сантариал отмалчивался. Ветер поигрывал его волосами, отбрасывая их назад в лицо Нандоло, но тот даже не отстранился.

– Давай смоделируем ему портал. А что? Запасная покрышка есть – не жалко… Главное – начать, а там видно будет. Зато если он перенесётся, ты отработаешь за меня смену.

– А если нет? – поинтересовался Сантариал.

– Если нет, тогда он отсюда живым не выберется.

Услышав такое, Ленни испытал изумление, граничившее с шоком. Он посмотрел на архаиков, надеясь, что кто-нибудь из них опротестует это заявление, но оба молчали. В молчании Нандоло, правда, было что-то требовательное. Он ждал ответа на своё предложение, но отнюдь не от Ленни.