Забери моё сердце

Черт, походу, я серьезно так выпал из разговора, ибо кто такой Леонид Иванович, я понятия не имел.

– Все нормально, Анна Эдуардовна, – тут же зашелестела Ася. – У Ильи и без меня забот хватает, да и папу вы зря вызвали. Я сама как-нибудь…

– Исключено! – перебила ее Миронова. – Заблудишься еще с непривычки! Илья тебя проводит.

– Куда? До дома? – уточнил я на всякий случай, но судя по выражению лица классной, капитально промахнулся.

– Лучше, конечно, до кабинета информатики, Лучинин! – покачав головой, вздохнула она. – Попросишь Бориса Евгеньевича посмотреть, что там у Аси с доступом к электронному дневнику.

– А что с ним?

– Его нет.

– Как так?!

– Вот ты и узнаешь!

– Почему я?

– Потому что ты староста. Или за эти два урока что-то изменилось?

Я неуверенно пожал плечами: «изменилось» – еще мягко сказано.

– А после педсовета ко мне зайдете оба, ясно?

Ася покорно кивнула, а я снова впал в ступор.

– А к вам зачем? – спросил осторожно. Ощущал себя лютым двоечником, который с первого раза не способен усвоить простейшую информацию.

– Ты, Лучинин, парты мне поможешь переставить, а Асе я обещала расписание распечатать.

– Нафига ей столько ждать? Я могу в чат скинуть.

– Не «нафига», Илья, а «для чего», – поправила Миронова и, выхватив тетради из моих рук, поспешила на свой треклятый педсовет. – И очнись уже, Лучинин! Очнись! – бросила она на ходу в унисон раздавшемуся звонку.

Мы с Асей остались вдвоем в длинном пустом коридоре. Я смотрел куда угодно, лишь бы не на нее. Боялся снова оглохнуть, отупеть, заблудиться в ее красоте. А еще впервые в жизни я, казалось, смущался. Щеки пылали, в ушах шумело, как в столярном цеху, а в голове было настолько пусто, что спроси меня тогда, сколько будет два плюс два, не ответил бы.

– Просто скажи, в каком кабинете мне найти этого Бориса Евгеньевича, а дальше я сама справлюсь. – Смерив меня безразличным взглядом, Ася заговорила первой. Наверно, считала меня полнейшим идиотом, который в очередной раз завис.

Я поправил рюкзак за плечом и кивнул в сторону лестницы:

– Идем. Кабинет информатики на третьем этаже. – И тут же тронулся с места, рассчитывая, что Ася пойдет за мной. Широченными шагами в два счета долетел до конца коридора и только тогда понял, что Ася осталась стоять на месте.

– Ты чего? – пробасил, позабыв про недавно начавшийся урок.

Ася не ответила. Вместо этого отвернулась к окну и, разглядывая морозные узоры, принялась кусать губы. Мне пришлось вернуться.

– Ась, – оказавшись рядом, позвал ее шепотом, но, видимо, получилось слишком тихо, и Ася не среагировала. Тогда я не удержался и едва ощутимо коснулся ее плеча. – Ты меня слышишь?

Ася вздрогнула и резко отшатнулась, а потом посмотрела на меня так, словно я не рукой ее задел, а острым лезвием.

– Не трогай меня! – задышала она глубоко и шумно. – И ходить со мной никуда не надо. Я сама.

– Но…

– Ты глухой?

– Ладно. – Взмахнув руками, я сделал шаг назад. – Как хочешь. Кабинет триста пятый. По лестнице поднимаешься, и налево.

Ася кивнула и неторопливо прошла мимо меня. Секунда, вторая, третья… я неотрывно смотрел ей вслед. Хрупкая, как снежинка, и холодная, как сама зима, она медленно таяла в пустоте безликого коридора. Слишком медленно. Я бы успел уже раз десять добежать до кабинета информатики и вернуться.

– Слушай… – Я мигом нагнал ее, но сохранил дистанцию между нами. – Ты такими темпами до третьего этажа век подниматься будешь.

– Свое мнение оставь при себе! – не оборачиваясь, огрызнулась Ася.

– А в тихом омуте, оказывается, черти водятся!

– Тебе-то какое дело?!

– Да ровным счетом никакого, – ответил я, продолжая плестись рядом с Асей.

Я сам себя не понимал. Мог же уйти и, пока Миронова пропадала на своем педсовете, слопать в столовой пирожок с рисом. Но я зачем-то тащился за Асей. Пытался ее разговорить, понять. Наверно, в глубине души надеялся, что узнай я ее чуть лучше, и наваждение мое развеется, как туман поутру. Но пока становилось только хуже.

– Погоди! – Я треснул себя по лбу и рассмеялся. – Я, кажется, догадался, почему ты идешь так медленно. Спорим, Снегирева, я разгадал твою тайну?

Это была просто шутка, но Ася споткнулась на ровном месте. Ладно я успел подхватить ее за локоть, а то бы она точно расшибла свой аккуратный носик о грязный пол.

– Что ты сказал? – испуганно пробормотала она, стылым взглядом сканируя мою душу. – Повтори!

А я не мог. Ни отпустить ее, ни двух слов вымолвить не мог. Чувствовал, как она дрожит всем телом, алчно выискивая в моих глазах ответы. Маленькая, запуганная, беззащитная, она острой льдинкой вонзилась в мое сердце. Я смотрел на нее, и мне вмиг расхотелось шутить. Хотелось схватить ее за плечи, прижать к груди, заслонить собой от всех бед, да только разум оказался сильней.

– Прости. – Я резко разжал пальцы и отошел: мы оба нуждались в дистанции. – Неудачная шутка, да?

Ася недоверчиво смотрела на меня из-под длинных ресниц и молчала.

– А давай так: ты жди меня здесь, а я сам сгоняю до Бори.

Она покачала головой.

– Тогда идем вместе, а то вдруг опять споткнешься.

Ася хотела возразить, но я перебил ее:

– Здесь я староста, и мне решать. Иди за мной, Снегирева!

Глава 5. Трещинка на лобовом

Ася

Я сидела в холле на первом этаже и ждала отца. Последнее сообщение от него я получила еще минут пятнадцать назад, когда под пристальным взглядом Ильи суетливо прятала в дневник расписание уроков. Папа утверждал, что вот-вот подъедет, но даже по моим черепашьим меркам это самое «вот-вот» как-то слишком затянулось.

От нечего делать я разглядывала куст алоэ на подоконнике. Пластиковый горшок цвета детской неожиданности, седая пыль на пожелтевших листьях, комья пережеванной жвачки на растрескавшейся почве – наверно, ему было в разы хуже, чем мне сейчас, но он держался. Я же окончательно раскисла: отмеряла секунды до приезда отца и поганой метлой гнала от себя мысли об Илье. Правда, со счета я постоянно сбивалась, а не думать о Лучинине и вовсе становилось все труднее.

Забавный, рассеянный, шумный, он, казалось, занозой засел в моей голове, теплым лучиком коснулся сердца. Когда и успел только? Но рука чуть выше локтя до сих пор горела огнем, а перед глазами рыжим заревом то и дело воскресал его конопатый образ. Далекое, позабытое ощущение, когда улыбаться хочется просто так, когда в глазах напротив – только твое отражение, когда от одного лишь звука его голоса по телу бегут мурашки. Но кому, как не мне, было знать, к чему это все могло привести. В таких, как я, не влюбляются, с такими не дружат. Потому и пыталась оттолкнуть от себя Илью, как могла. Но Лучинин казался непробиваемым. Упрямым ослом он тащился за мной по коридору и лестнице до самого кабинета информатики. Не торопил, не шутил больше, даже вопросов никаких не задавал. Говорил о себе, хоть я и не спрашивала, о своем деде, который, как и я, предпочитал никуда не спешить, об учителях, о булочках в столовой, о погоде. Я молча слушала, делая вид, что мне все равно, а сама с жадностью внимала каждому его слову и так хотела, чтобы дорога до кабинета никогда не кончалась.

– Привет, – вдруг раздалось над головой, и уже в следующее мгновение в нос ударил сладковатый аромат дорогих духов. – Я Настя. Мы с тобой теперь вроде как одноклассницы.

Не успела я ответить, как девушка села рядом со мной на скамейку, бесцеремонно отодвинув мои вещи в сторону.

– Ты чего здесь? – спросила она, закинув ногу на ногу. – Кого-то ждешь?

Я кивнула из вежливости и, не желая продолжать разговор, достала из кармана мобильный. Открыв переписку с отцом, наспех набрала: «Ты скоро?» и, прикрепив в конце смайлик, улыбнулась. Надеялась, что Настя уловит намек и уйдет, но та явно не отличалась острым умом.

– С кем переписываешься? – Она пододвинулась чуть ближе и беспардонно принялась читать мои сообщения. – Так ты отца ждешь? – улыбнулась подозрительно широко и тут же возвратилась на место.

– А ты что здесь делаешь? – скрипя зубами от раздражения, вернула я однокласснице ее же вопрос. – Уроки давно закончились, разве нет?

– Я своего парня жду.

– Ясно. – Проверив сообщения, я снова бессмысленно уставилась на куст алоэ.

– А кто твой краш?

– Мой… кто? – Нахмурившись, я перевела взгляд на Настю.

– Краш, – повторила она громче, полагая, видимо, что я глухая.

Вот только проблема моя была иного характера: когда целыми днями сидишь в четырех стенах, а круг твоего общения ограничен родителями и учителями, сленговые словечки не задерживаются в голове, поскольку в них просто нет ни малейшей необходимости.

– Хочешь узнать, есть ли у меня парень? – Зато с логикой я была на «ты».

– Ну можно и так сказать, – улыбнулась Настя.

– Нет, – покачала я головой. – Мне не нужны отношения.

– Аллергия на любовь? – с какой-то горечью в голосе усмехнулась одноклассница.

– Называй как хочешь, – пожала я плечами и снова отвернулась: ждала, что Насте хватит такта уйти. Бесполезно.

– А как тебе вообще у нас? Понравилась школа?

Чтобы не сорваться на грубость, я прикрыла глаза и глубоко вдохнула. Мне не хотелось ни с кем разговаривать, и уж тем более обсуждать мою личную жизнь. Но, с другой стороны, общение с Настей неплохо отвлекало меня от мыслей об Илье, а потому я все же ответила:

– Нормально.

– А со Скворцовой вы и правда подруги?

– С чего ты взяла?

– Так Рыжий же Мироновой сказал.

– Нет, мы не подруги. Виделись всего один раз, и то мельком.

– Тогда я тебе сочувствую.

– Это еще почему?

– От Вари вечно жди неприятностей.

Я ухмыльнулась: успела уже на собственной шкуре убедиться в правдивости слов Насти.

– Зря смеешься, Ася. Скворцова только с виду вся такая девочка-припевочка, а по факту та еще стерва кучерявая! Чего так смотришь? Не веришь? А ты спроси любого, как она в прошлом году Таньку Рябову довела или химичку нашу чуть без глаз не оставила! Да что далеко ходить – она только сегодня сплетни про тебя распускала!

– Сплетни?

– Ну да, ныла в раздевалке, что ее от Мити к какой-то лохушке пересадили. Говорила, что у тебя с головой не все в порядке. А еще…

– Плевать! – перебила я Настю и резко поднялась с места. Голова тут же пошла кругом, но я старалась не подавать виду. – Мне пора. Отец приехал.

– Да не загоняйся ты так по поводу Скворцовой! – Настя встала следом и, одернув короткую юбку, посмотрела на меня. – Просто от богатырей наших подальше держись, и все пучком будет.

– От каких еще богатырей? – нахмурилась я, едва справляясь с туманом в голове.

– От Ильи, Леши и Добрыни, – перечислила она с таким видом, что я ощутила себя дурой, которая не знает прописных истин.

– Добрыни? От директорского сынка, что ли?

– Ага, – кивнула Настя, подхватив со скамейки свою сумку. – На него даже не смотри: Скворцова со света сживет. С Лешим ты, я видела, уже познакомилась. Борзый пацан. Но главный у них – Лучинин. Заметила, как все его слушаются?

– Илья? Он показался мне хорошим…– Мой голос предательски дрогнул, а щеки мгновенно затянуло алым.

– Хорошим?! – повторила за мной Настя и расхохоталась на весь холл. – Этот «хороший» на таких, как ты, простушек каждый месяц с пацанами спорит! Знаешь, скольких этот рыжий гад уже испортил? Поначалу прикидывается рыцарем на белом коне – весь такой правильный, добрый, солнечный. А как своего добьется, так маска пай-мальчика и спадает. Урод конопатый, вот он кто!

– Он и на тебя спорил, да?

Настя тут же перестала смеяться. Обхватив себя за плечи, поджала губы и отвернулась.

– Да, – прошептала она едва слышно. – Я когда-то такой же наивной, как и ты, была. Сдуру купилась на его честные глаза и красивые слова. Сейчас, знаешь, как жалею, а изменить уже ничего нельзя.

– Погоди… но как ты после всего этого с ним за одной партой сидела?

– А я специально Миронову уговорила нас вместе посадить, – горделиво задрав нос, произнесла Настя. Она больше не пряталась, смотрела мне в лицо прямо, хоть у самой и слезы в глазах стояли. – Следила там, подслушивала, а потом девчонок предупреждала. А тут ты пришла…

– Я?

– Из-за тебя же нас всех перетасовали. Думаешь, почему Лучинин меня на галерку отправил, а тебя с Варькой посадил?

– И почему?

– Ты у него следующая, Ася!

– Глупости! – Я натянула шапку и схватила со скамейки рюкзак.

– Ну да… – ехидно хмыкнула Настя. – Это же не он тебя сегодня от страшного Лешего защитил! – Последнее слово она заключила в воображаемые кавычки. – Не тебе на геометрии серенады пели. Спорим, Илюха уже и номер твой раздобыл, и во всех соцсетях зафрендил?

– Меня нет в соцсетях, – неуверенно промямлила я, вспомнив, как продиктовала Илье свой телефон, чтобы он мог добавить меня в общий чат класса.

В горле запершило, а мысли окончательно запутались. Я не понимала, чему и кому верить, да и ощущала себя странно, паршиво как-то. И вроде мне должно было быть все равно, даже радостно: я же сама искала повод держаться от Ильи подальше. Тогда отчего сейчас стало так гадко на душе?

– Короче, я тебе предупредила. – Переступив с ноги на ногу, Настя заправила прядь коротких волос за ухо. – Дальше – дело твое! Но если что, помни: я на твоей стороне. Нужна будет помощь…

– Я справлюсь, – натянуто улыбнулась однокласснице и, развернувшись на пятках, хотела уже уйти, но тут увидела возле раздевалки Лучинина, болтающего с кем-то по телефону, и замерла.

Получив верхнюю одежду, он направился в нашу сторону. Рукава его толстовки были закатаны, на конопатом лице сияла беззаботная улыбка, а невидимый собеседник, казалось, пока перетягивал на себя львиную долю его внимания. Мне стоило поторопиться, чтобы проскользнуть к выходу незамеченной, но «я» и «скорость» понятия несовместимые.

– Хочешь, я его отвлеку? – раздался за спиной тихий голос Насти.

– Да, – продолжая следить за Ильей, уверенно кивнула я.

– Иди к своему папочке, Снегирева. – Ухмыльнувшись, Настя в два счета обошла меня и походкой «от бедра» направилась к Илье.

Я же, подняв повыше воротник пуховика, поплелась прочь из треклятой школы.

Метель… Она выла за окном раненым зверем, скулила у порога, буянила во дворе. Отодвинув занавеску, я вглядывалась в темноту бесконечного неба, но ни света фонарей, ни мерцания звезд так и не смогла отыскать, впрочем, как и отец – интернет.

– Я сдаюсь, Аська. – Папа обессиленно рухнул на диван, – сегодня мы без вайфая.

Последние два часа он только и делал, что пытался дозвониться до интернет-провайдера и перезагружал роутер, но все было тщетно. В неравной схватке стихии с техникой победу одержала непогода.

– Переживем! – Улыбнувшись, я отошла от окна. – Спать пораньше ляжем.

– Или почитаем. – В гостиную заглянула мама. – А вообще, пойдемте ужинать, пока борщ окончательно не остыл.

Отец кивнул, но я видела, что он не успокоился. Всегда быть на связи – его многолетний пунктик, который в последние месяцы разросся до параноидального помешательства.

Сняв передник, мама подошла к спинке дивана и ласково пробежалась кончиками пальцев по папиным волосам. Она, как и я, ощущала исходившее от отца напряжение.

– Все хорошо, Лень, – нежно прошептала она, оставив легкий поцелуй на его макушке. – Это всего лишь интернет.

– «Всего лишь», – на мгновение прикрыв глаза, повторил папа, а потом взорвался: – Проклятое Речное! Знал бы…

– Тс-с!

Мама обхватила его за плечи, но прежде чем что-либо ответить, обратилась ко мне:

– Асюнь, порежь пока хлеба к супу, ладно?

– Без проблем. – Кивнув, я отправилась на кухню, но только вышла в коридор, вспомнила, что забыла на кресле кофту. И Бог бы с ней, но в столовой сквозило, а простыть сейчас было совсем некстати.

Чертыхнувшись, я решила вернуться. Чтобы ненароком не помешать родителям, специально принялась шаркать тапками по ламинату, но меня явно не слышали. Зато с каждым шагом все отчетливее звучали слова мамы:

– Не кипятись, Лень! Уверена, скоро все заработает.

– Угу, – пробурчал отец.

Я не удержалась, заглянула в дверную щель.

– Ну же, милый. – Обняв папу покрепче, мама щекой прильнула к его голове. – Подумай об Аське: ей совершенно ни к чему видеть тебя таким.

– Да я о ней и думаю, Оль, – выдохнул отец. – Интернет меня мало беспокоит. Связи нет, понимаешь? Никакой. Совершенно. Случись что, никто не поможет.

– А что должно случиться?

Отец не ответил, лишь покачал головой. Этого было достаточно, чтобы и я, и мама поняли, о чем, а точнее, о ком он подумал.

– Ася в норме, – проворковала мама, подтвердив мои догадки.

Как и всегда, в нашем доме все упиралось в меня. Непутевая, невезучая, рожденная под несчастливой звездой, я вечно создавала проблемы. Да что там – я была главной из них! Порой я задумывалась: а как сложилась бы наша жизнь, будь я нормальной? Превратилась бы мама, как сейчас, в домохозяйку или исполнила свою мечту и стала первоклассным юристом? А отец? Поседел бы он так к своим сорока с небольшим?

– Все будет хорошо, слышишь? – Голос мамы, родной и мягкий, отозвался слезами в уголках моих глаз. И пусть адресованы ее слова были отцу, я отчаянно хотела в них верить.

– А что, если Ушаков позвонит?

Я тихо усмехнулась. Своей наивной надеждой вернуть меня к обычной жизни папа не переставал удивлять.

– Ты же знаешь, что нет. – Мама все так же ласково спустила отца с небес на землю.

– Вдруг именно сегодня, а мы не ответим?

– Лень, ты же помнишь, что нам сказали: очередь длинная, а мы в самом ее хвосте. Нам не позвонят. По крайней мере, сегодня точно.

– Да знаю я, Оль, – с грустинкой в голосе прокряхтел отец. – Ни сегодня, ни завтра, ни через месяц. Просто, как последний дурак, я все надеюсь на чудо.

– На чудо? – переспросила мама. – А разве то, что Аська в школу пошла, не чудо?

Я прикоснулась к губам тыльной стороной ладони и надавила сильнее, чтобы ненароком не выдать своего присутствия за дверью грубым дыханием. Еще днем я хотела все бросить, отказаться от глупой затеи со школой и опять запереть себя в четырех стенах, а сейчас за спиной вновь вырастали крылья. Быть для кого-то чудом – вот она, лучшая мотивация не сдаваться!

– Мне кажется, ей там не понравилось…– Отец покачал головой. Я тоже.

– Два урока? Не рановато ли для выводов?

– Два, три – какая разница, Оль? Аська весь вечер сама не своя. Может, зря мы у нее на поводу пошли, а?

Я и не заметила, как стала раскачиваться на пятках – туда-сюда, туда-сюда. Сама же всю дорогу от школы до дома на любой из вопросов отца отвечала холодно и односложно, а теперь удивлялась его реакции.

– Захочет – расскажет. Передумает – вернется на самообучение. Лень, мы обещали не мешать ей, помнишь?

Я наконец смогла вдохнуть полной грудью и, напрочь позабыв о конспирации, снова заглянула в гостиную. Слава Богу, родителям было не до меня.

– Что, и поволноваться за дочь уже нельзя? – Отец накрыл мамины ладони своими, крепкими и надежными, а потом задрал голову и, столкнувшись с ней взглядом, улыбнулся. – Ладно, давай свой борщ!

И тут я вздрогнула. Отшатнувшись от двери, мигом вернулась в реальность. До чего я дошла?! Стояла здесь и подслушивала собственных родителей, как какая-то Скворцова своего отчима! Мало того, что я ровным счетом ничего нового не узнала, так еще и хлеба не нарезала! С размаху заехав себе по лбу, я поспешила на кухню. Боялась, что родители поймут, чем я тут занималась, а потому неслась со всех ног. Из хлебницы схватила буханку «Дарницкого» и, сгорая со стыда, принялась оперативно ее нарезать. Выходило не очень.

– Дочка, у тебя все хорошо? – Застыв на пороге, отец перевел встревоженный взгляд с меня, запыхавшейся и взволнованной, на корявые куски черного хлеба в тарелке, а затем обратно.

– Да, пап, – улыбнулась я и снова поднесла нож к буханке, но тот предательски дрожал в моей руке.

– Ася, давай-ка я сам, а ты пока ложки достань, что ли.

Но и с приборами у меня не задалось: вместо выдвижного шкафчика под столешницей я зачем-то полезла на полку с мукой.

– Ась? – тут уже вмешалась мама. – Что с тобой? Неважно себя чувствуешь?

Ну да! Угрызения совести за мой непомерно длинный и любопытный нос изводили меня сейчас ничуть не меньше дурацкой одышки и головокружения.

– Я всего лишь задумалась, простите.

– И о чем? – мастерски орудуя ножом, спросил папа, а мне ничего другого в голову не пришло, как ляпнуть:

– О школе, разумеется.

– Поделишься с нами своими размышлениями?

Мама достала ложки и вручила мне, чтобы я разложила их на обеденном столе.

– Даже не знаю… – пожала я плечами. – Странное послевкусие, если честно…

Что я несла?! Зачем?! Если хотела в маминых глазах остаться чудом, то должна была петь дифирамбы своему первому учебному дню, а не вот это все.

– А если чуть подробнее? – тут же уточнил папа.

И что мне оставалось? Признаться, что настолько увлеклась главным негодяем школы, что ни слова не запомнила с урока геометрии? Или, быть может, рассказать, как Леший пел о любви, а Варя строила из себя невинную овечку?

– Асю вызывает планета Земля, – покончив с хлебом, напомнил о себе отец и, приподняв крышку кастрюли, жадно втянул носом аромат свежесваренного борща. – Так что там со школой?

– Пахнет супом, а на вкус овсянка, – не нашла я ничего лучше, чем сморозить очередную глупость. Мама странно покосилась в мою сторону, а отец, забавно сведя брови на переносице, уселся за стол.

– Я не понял: это хорошо или плохо?

– Пока не попробуешь, не узнаешь, – ответила за меня мама, поставив перед его носом тарелку с наваристым борщом.

Ужинали мы в тишине. Нет, пару раз мама, конечно, попыталась меня разговорить, но у нее ничего не вышло: жаловаться я не умела, а врать не хотелось.

Папа ел молча. Свою порцию вопросов он задал мне еще в машине и наверняка понимал, что ничего нового я ему не расскажу. Да и что я могла? Впечатления об учителях, звонках, уроках в моей голове дотла были выжжены мыслями об Илье. А потому, съев суп и отказавшись от второго, я под предлогом домашки сбежала в свою комнату. Но если от назойливого внимания родителей спрятаться было не так уж и сложно, то куда деться от самой себя, я не знала.

Впустую листала учебник по геометрии, читала Пастернака, из нижнего ящика письменного стола достала новые тетради на завтра, на сей раз однотонные и скучные. Зачем-то раз за разом проверяла школьный чат. Тот не работал – завис на сообщении, где я только присоединилась к болталке одиннадцатого «А». Зато я могла долго и безбоязненно разглядывать аватарку Ильи – смешного рыжего кота в костюме супермена. Мои губы невольно тронула улыбка, но тут же растаяла хрупкой снежинкой, стоило мне только вспомнить слова Насти.

Мама любила повторять: все, что ни делается – к лучшему, и сейчас, касаясь пальцем забавной кошачьей мордочки на экране, я была согласна с ней на все сто. Окажись Илья нормальным, мне пришлось бы туго, а так появился отличный повод занести номер парня в черный список и больше не искать оправданий своей грубости.

Утро вторника оказалось волшебным! Сквозь разрисованные морозом окна в мою комнату розоватым сиянием сочился рассвет. Вьюга стихла, и мир вокруг словно дремал под пушистым снежным одеялом. Ветки деревьев укутал иней, а серое небо, еще вчера беспроглядное и мрачное, сегодня играло всеми оттенками голубого. Я не любила зиму, но в такие моменты жалела, что не могла встретить рассвет где-нибудь на берегу заледеневшего озера или на крыше дома с термосом в руках и с раскрасневшимися от мороза щеками, а еще лучше – в компании добродушного пса – лохматого, неугомонного, только моего. Но это были мечты.

К школе отец привез меня минут за двадцать до звонка. Сняв верхнюю одежду и переобувшись, я неспешно отправилась на поиски кабинета химии. Суета, крики, смех – вокруг меня кипела жизнь, и я была рада оказаться в ее эпицентре. Крутила головой по сторонам, всматривалась в строгие лица учителей и до конца не проснувшиеся – школьников. Разглядывала таблички на классах. Пару раз чуть не упала, по неосторожности споткнувшись на ровном месте. А когда, наконец, добрела до нужного кабинета, удивилась, что там не было ни души, кроме меня.

Длинный коридор, пара пустых скамеек напротив закрытой двери, звонок, подобный гулу горна, и ни одного знакомого лица… Неужели я ошиблась с кабинетом? На всякий случай проверила расписание. Еще вчера хотела заучить его наизусть, да мысли были заняты не тем. Вторник, девять двадцать, кабинет триста тридцатый – все сходилось… Тогда почему я по-прежнему стояла здесь в полном одиночестве?

– Снегирева! – внезапно раздался за моей спиной знакомый голо – слегка запыхавшийся, взволнованный. Его.