скачать книгу бесплатно
Показывая пруды в королевском замке, гид рассказала, что в них плавают зеркальные карпы, выведенные еще Людовиком XIV.
– Я их так вкусно готовлю… – вздохнула старуха-экскурсантка из Израиля.
Пианист разошелся и наяривал так, словно запускал руку с засученным рукавом в мешок, набитый нотами, зачерпывал их там пригоршнями и швырял на клавиатуру.
– Это у вас цена или номер телефона?
Прислал стихи, отпечатанные на какой-то нервной пишущей машинке со скачущими буквами.
Когда С. заходит в редакцию, то тут же заполняет всю ее своими сумкой, ранцем, какими-то брезентовыми свертками в ремнях – точно тут расседлали лошадь…
Заточенная в стеклянной будке у подножия эскалатора дежурная не дает покоя своему микрофону, все время общаясь по громкой связи с плывущей толпой: «Гражданин с чемоданчиком – вправо!.. Дамочка в шляпке, проходите!..» Она чувствует себя ведущей ток-шоу.
Люди делятся на тех, кто при виде расшалившегося ребенка морщится, и тех, кто улыбается.
Покупая сыну кеды, разговорился с продавцом-кавказцем о вымахавших незнамо в кого чадах: «Они все теперь такие аксельроды…» – печально заключил азербайджанец.
«Ты, блин, из тех солдат, у кого на сапоге шнурок развязался!»
А у нас тут все редколесье да криволюдье…
В одном из переходов Эрмитажа я обнаружил окошко с неизвестным пейзажиком Марке: с рекой в гранитном парапете и бело-голубым трудолюбивым катерком, разводящим буруны на серой невской воде.
Центральную площадь украшал гранитный пьедестал с человекообразной статуей.
Зеленщик уже раскладывал по прилавку скрипучие кочаны.
Молодая испанистка отдалась своим занятиям с таким пылом, что едва не забеременела от Сервантеса.
– Смотри, схлопочешь славу!..
Говорил он довольно складно, сложными фразами, вот только, на манер неумелого пианиста, то и дело попадал не в те слова, что имел в виду, а в соседние.
По звуку Баба-Яга должна бы говорить по-немецки.
Вот бы подставить в гардеробе ЦДЛ плечи под гоголевскую крылатку! А подают тебе заплатанную башмачкинскую шинель. Да еще рупь отдай за услугу…
Велеречивые похороны.
На стол поставили блюдце с восточными сладостями, похожими на разноцветные обмылки.
Похоронный жулик
(канва рассказа)
Неброское ремесло похоронного самозванца подсказали ему скромная, но достойная ветеранская внешность и случайная путаница: на похоронах давнего сослуживца уехал с кладбища не с тем автобусом.
Два-три раза в неделю он отправляется в какой-нибудь из моргов, или прямо в крематорий, выбирает там похороны помноголюдней и присоединяется к провожающим в последний путь. Внимательно слушает прощальные речи, запасаясь зацепками для застольного разговора, и солидно отправляется закусить, выпить, пообщаться на поминках. Уходит обыкновенно одним из первых, ссылаясь на отдаленное место жительства.
Не обошлось без приключений. Раз завезли в Ногинск, еле выбрался. В другой приняли за приехавшего из Уфы брата покойного и ни в какую не хотели отпускать.
Конец карьеры: усопший оказался полным тезкой и однофамильцем, да еще и год рождения совпал. Наслушавшись прощальных слов, так расстроился, что даже не поехал на поминки. Вернулся домой, лег на диван – и помер.
Принадлежал поколению, еще помнящему значение слова «промокашка».
Рояли для дуэта составили вплотную, выемка в выемку – так что походило на совокупление двух черных лакированных туш.
В ту раннюю детскую пору, когда в толпе я видел только хлястики.
Еще там был со своей крашеной старухой отставной кагэбэшник такого медвежьего вида, точно врагов советской власти он ловил и душил голыми руками.
– То ли «частный мастер», то ли «честный мастер». Тут неразборчиво.
У него было две секретарши, беленькая и черненькая, но на удивление одинаковые, как сестры. Вопреки логике, черненькая всегда дежурила днем, а беленькая по вечерам и допоздна, сколько шеф засидится.
Раздавленная тушка воробья на снегу в алой розетке крови, как орден…
Темпераментный пианист все жал и жал педали, как автогонщик.
Скрипач то и дело вскидывал брови, показывая красные веки.
Верь мне: растает снег, и прилетят из теплых стран, из Турции и Вьетнама, яркие футболки, и шорты, и кепки с гусиными солнечными козырьками!..
2002
Если бы записать разговор двух бабьих шубок на вешалке!
Одноногий танцор Динато, в конце позапрошлого века развлекавший публику в саду «Эрмитаж».
– Это ваше кахетинское даже не моча, а просто ссаки.
Гренадерского роста певица в кружевном черном платье, то вздымая брови домиком, то опуская очи долу, голосила романс.
В антракте дипломаты вы?сыпали из своей ложи, ринулись черной стайкой в буфет и оживленно закаркали: «Ка-ви-ар! Ка-ви-ар!»
До чего ж поэты пьющи! Оттого и неимущи.
Среди чудесных отверток с разноцветными ручками, пил и дрелей в магазине инструментов почувствовал себя, как Ахилл, когда к тому на женскую половину явился Одиссей со своими приманками.
– Еще чуть-чуть, и я смог бы позировать Рембрандту. Для «Урока анатомии».
Не трамвай, а двухтомник Шекспира, такие страсти! Старуха-Лир, белобилетник Гамлет, Ромео с Джульеттой в прыщах, кавказец Отелло…
Библиобиография:
«Три поросенка»
«Три толстяка»
«Три мушкетера»
«Три товарища»
Греческий астроном Телескопуло.
По бесконечному пляжу было рассыпано женского смеха, как песку.
В райском бестиарии топталась большая, как надувная резиновая игрушка, душа слона.
Не хотел обременять себя лишними привязанностями.
Храм св. Мытаря на Тульской, похожий на остекленный карандаш.
Мебель того новомодного дизайна, в какой пристало б сидеть пластмассовым манекенам, а не людям.
В котенке урчала душа, переполняя все его маленькое лохматое тельце.
На парадном литературном вечере несчастная замужняя Джульетта маялась под присмотром матери; разведенный, но моложавый Ромео страдал на стуле у стены; и вид этой пары, трогавшей друг друга взглядами через головы сидящих, вызывал у меня синдром отца Лоренцо.
– Чтобы тебе бомжом стать! И побираться на виагру!
Между номерами с животными в цирке показывали дрессированных людей.
Те первобытные поэты, для которых Пегас летал еще на перепончатых крыльях.
С годами он стал грешить непогрешимостью.
В ветвях на все лады свиристели птицы, так что гуляющие то и дело хватались за мобильники.
– Ну и как он?
– Да так. Три секса в неделю.
Вспомнили то время, когда знакомые начальники ездили за границу и привозили оттуда небывалые вещицы.
В тени единственного дерева томилась кем-то привязанная лохматая черная собака в образе ожидающей жертвенника козы.
Только невидимая птица тянула бесконечное и?ти-и?ти-и?ти на одной и той же ноте.
По ее голой ноге взбиралось микроскопическое насекомое с внешностью динозавра.
В воздухе носились отлитые из тяжелого металла бронзовки, вроде памятников самим себе.
Приснилось, что покупаю часы: времени, что ли, не хватает?
Лицо его имело особенность: очень выпуклую верхнюю губу, так что походило на светлые аккуратно подстриженные усики, хотя он всегда гладко брился.
Чем больше места занимает в человеке желудок, тем меньше – душа.
Недовольные собой люди разделяются на плюющих в свое отражение и на разбивающих зеркало.
Вообще-то ксендзы раздражают меня меньше попов. Наверное, потому что реже встречаются.
По рекламным щитам обильно расползлись словесные паразиты.
Специально оставлял в своих книгах приметную опечатку, чтобы проверить, кто из друзей не поленился прочесть: об огрехах ведь не преминут сказать.
С точки зрения уличного подметальщика основной продукт цивилизации – мусор.
В надежде выздороветь, он подменил свою историю болезни со страшным диагнозом на выкраденную у соседа по койке, с благополучным.
Темнеющее небо приобрело тот синевато-серый цвет, какой бывает на экране телевизора с выскочившей из гнезда антенной.
Что-то там мельтешило в полумраке, вроде розовых лиц музыкантов в оркестровой яме.
Безжалостно подстриженный сад лежал в лунном свете, казалось, в одном исподнем.
– Жизнь проходит…
– Так возьми ее под руку!
Посольский особняк постройки 900-х годов славился своими интерьерами, и недаром: это было что-то среднее между готическим храмом и станцией сталинского метро.
…пускал невидимые миру слюни.
Почетные гости расселись на сцене такие важные, пухлые, в крахмальных раздувшихся сорочках, что было похоже, как в начале дачного сезона раскладывают на стульях подушки просушить на солнышке.
У нее было немножко лисье лицо с загнутыми кверху уголками губ.
Ухаживал за своей маленькой лужайкой, как за старой кошкой: расчесывал, выстригал колтуны.
Умывался под уличным умывальником, чавкая мыльными руками.
Толстые листья на войлочной подкладке.
От соседей забрел коротко стриженный, почти голый бородатый пес, похожий на попа в бане.
– Живем, понимаешь, как скиф с сарматом.
В том печальном для женщины возрасте, когда мужские взгляды привлекают тем, как оделась, – а не тем, как разделась…
Вообще-то парикмахеры могли бы брать с плешивых поменьше.
– Очень смешно… – но сам не рассмеялся.
Самолет понемножку пробирался в небе, наворачивая на винты вату облаков.
На заросших травой и одуванчиками ступенях бывшего ДК должны были бы пастись козы, но даже их не было.
