Полуночная тень

Но что он мог? Попросить Кетала ворваться в сиротский дом и разворотить там всё. С какой стати чёрный волк поможет ему? Отдать взамен всех детей на съедение? Разве это месть? Это бойня! И как он расскажет Кетала о своей жизни в приюте, о своём позоре в руках Хаарта? Никак! Реми не расскажет никому и никогда. Это его проблемы, его месть! Но он продолжал сидеть здесь и есть это чёртово мясо.

Только не сейчас, пожалуйста. Я не хочу, я слаб, я не смогу, я боюсь. Всё это отмазки! Настоящий мужчина встаёт и делает. Я не могу. Да и как? Я нападу один, чтобы не докладываться стае, но обвинят нас всех. Нас поймают. Меня всегда ловят. Я проклят!

– Месть ни к чему хорошему не приведёт, – продолжила Релина.

Реми отодвинул от себя обглоданные кости. Противоречия наполняли его, в нём боролась жажда мести и страх снова угодить в плен. Он ещё не стал сильнее, и он просто устал, хотел бы пожить, просто так пожить.

– Ладно, Релина, не приставай к парню. Что решил, то и будет делать. Давайте лучше выдвигаться в путь, – предложил Кетал, видя, что мальчик ушёл глубоко в себя, погрузившись в раздумья.

– Да, – непроизвольно ответил Реми. Он всё ещё не мог понять, почему в детстве он, не раздумывая, бросился в горящий дом к дяде, а сейчас не решался соваться в приют. Что с ним такое? Он слишком расслабился с оборотнями. Может оно и к лучшему. Кетал сказал как-то «отдыхай пока можешь», он отдохнёт, затем вступит в ряды убийц и станет сильнее, гораздо сильнее! Тогда он вернётся и отомстит всем.

Я вернусь! Поклялся себе Реми. Вернусь и всех убью. Да! Сейчас у меня отпуск, я так устал бороться с самим собой, с переходным возрастом, с бурями эмоций, но потом никто не получит пощады. Я вернусь и отомщу всем! За дядю – стражникам, за Сима – приюту, Хаарту – за себя, охранникам – за Николаса. Нужно подождать ещё чуть-чуть. Я стану сильнее, и никто не сможет ничего мне противопоставить. Месть – это я!

С твёрдой решимостью вернуться и уверенностью в собственном решении, мальчик направился за вожаком. Сейчас он позволит себе чуть-чуть повеселиться, расслабиться в компании себе подобных. Ещё совсем немного.… Такая малая цена за всю жизнь в страданиях, положенную на алтарь одиночества. За жизнь во тьме.

Летние дни, такие знойные и спокойные, редкие облака стелятся по земле, проплывая под ногами, похожие на туман или мягкую перину, если смотреть на них с взгорья. Влажные, холодные, освежающие перины вместе с лёгким ленивым ветерком двигались в лишь им известном направлении. Одно удовольствие лежать под солнцем и щуриться, пытаясь взглянуть на бескрайнее яркое небо.

Реми разморило, он лежал на траве, букашки жужжали под волчьим ухом. Как же хорошо никуда не торопиться. Просто жить. Наслаждаться летом. Сытый, самостоятельно поймав пару зайцев и съев их в одну морду; в окружении таких же оборотней, мальчик наслаждался летним днём.

– Хватит дрыхнуть, Волчок. Пошли дальше, – крикнул Кетал, и отвесные стенки скал подхватили эхом его крик: «дальше, альше, аше» неслось со стороны ущелья. – Скоро дорога. Там грабанём кого-нибудь.

Опять налакаются спиртным, и будут плясать всю ночь, слегка осуждающе подумал Реми, поднялся и пошёл к остальным. Впереди, через ущелье, носившее эхо Кетала, протянулся длинный подвесной мост, выглядел он не особо надёжным, но это никого не остановило. Никому не хотелось преодолевать отвесный спуск вниз, чтобы потом карабкаться вверх.

– Ну и мост, – пожаловалась Релина. – У государства стока денег, хоть бы новый отстроили.

– Ха-ха-ха, Релина, ты как скажешь. Государство ток о магах печётся, а эти господа хорошие все летать умеют, – посмеялся в ответ вожак.

– Ничего они не умеют, – бурчала недовольная женщина.

– Я был на таком мосту близ Сейтан Хейм, он крепкий, – с этими словами Оскар принялся раскачивать мост, помогая себе толстыми мускулистыми руками и ногами. Оборотни весело завизжали и вцепились в перила. Гастел стоял не держась, балансируя на досках, раскачиваясь вместе с мостом, словно росток пшеницы на ветру. Реми уставился на него с завистью.

– Мать твою! Оскар, кончай! – крикнул Кетал, но здоровяк продолжал раскачивать мост, пока Пустынника не швырнуло от качки через перила, и он свалился. Рена, шедшая сразу же за рыжим парнем вскрикнула, эхо разнесло крик по ущелью.

Оскар прекратил теребить старый мост и вцепился в перила, стараясь выровнять его. Пустынник успел ухватиться за верёвку, переплетающую доски. Когда качка прекратилась, оборотень ловко выбрался без помощи окружающих и недовольно пошёл к противоположному концу моста. Там он ждал Оскара, готовый перегрызть верзиле глотку. Кетал разборкам не мешал, давясь смехом.

– И как ты вообще был на мосту в Сейтан Хейме? Это же проклятый город, – поинтересовалась Рена, когда Оскар зализывал удары и ушибы. Пустынник всё ещё пыхтя от злости, дулся на другом конце поляны. Полосатый волк в ответ буркнул что-то невразумительное, его морда опухла.

Сейтан Хейм построили демоны внутри жуткой расселины, что оставила перед смертью Разрушительница на теле своей новой страны. Призванные дочерью Сатаны дабы помочь сражаться с иномирцами, демоны получили от неё разрешение беспрепятственно проникать в мир. Равновесие добра и зла было нарушено, но Демоншу оно мало волновало, единственной её целью было уберечь Аэфис-на-Ханаэш от повторения истории с полным уничтожением народа надгорцев. Она использовала все доступные средства и бросала в бой легионы нечисти.

Ей удалось спасти страну, и она внемла предупреждениям о хаосе, вызванном появлением в мире стольких демонов. Тех, кто хотел остаться и жить среди людей, дочь Сатаны изменила, создав новую расу – ашур, остальных забрала с собой ушла в Ад. Но город, наполненный миазмами зла, остался внутри расселины и стал третьим проклятым местом Плутона – Сейтан Хейм, наравне с Сайлент Хейм – мёртвой зоной, и Эдем Хейм – городом, проклятым дочерью Сатаны.

– Да вот именно, ты бы с ума сошёл. Пребывание в городе демонов до добра не доводит, – высказался Амбери.

Миазмы зла проникали в разум людей, что решались задержаться в Сейтан Хейме, отравляли его и сводили с ума. В городе демонов могли жить лишь ашуры, их прямые потомки, но и те создали свою деревню поблизости, а не в самой мрачной расселине. За неимением земли пригодной для постройки домов и пахоты, люди тоже были вынуждены построить деревню рядом с Сейтан Хейм и ашурами. Горные территории Аэфиса не давали жителям страны развернуться, тесня их друг к другу и заставляя жить бок о бок.

– Потому он и начал мост крутить. Да этот Оскар давно уже того, – поддержал Дорел.

– Вот тебе и был на мосту, – тихо высказался Гастел, но оборотни услышали и покатились со смеху.

Приближаться к Сейтан Хейм на опасное расстояние оборотни не стали, как и задерживаться в окрестных деревнях. По дороге они долго спорили о здравомыслии местных крестьян, что не убоялись соседства ашур и проклятой расселины.

– Не так уж и близко они построились к Сейтан Хейм, – упорствовал Гастел.

– Сейчас мимо расселины пройдём. Волчок, представляешь, когда-то давно здесь была Сильвана-объединительница, – игнорируя главную тему спора, заметила Релина.

– Да кому оно надо! И хватит спорить о здравомыслии крестьян. Там впереди рай – маковое поле! – Кетал влез в оба разговора.

Вожака поддержали ребята, предвкушая будущее веселье. Реми нахмурился, он был не в восторге от мысли задержаться близ проклятой расселины и поселения ашур. Кто знал, что на уме у этих рогатых потомков демонов, что своим видом напоминали чертей.

Стая же взбодрилась и обсуждала, способы извлечения макового молока. Реми повесил нос, одной недели Кеталу не хватит и мужчина захочет задержаться ещё. Именно из-за макового поля, которое в прошлом приметил чёрный волк, стая решила не делать большой крюк в обход Сейтан Хейма.

– Волчку надо показать вечный шрам Аэфиса, доказательство могущества Сильваны-объединительницы, – говорил Кетал, оправдывая желание пройти рядом с проклятым местом.

– Да-да, – бурчала в ответ Релина. – Кому-то просто не терпится налакаться маковым молоком.

Стая спускалась в седловину, поросшую редкими кустами фатили. Кусты расступились, и взору Реми предстала расселина: чёрная длинная поперечная дыра огромных размеров, спускавшаяся по соседнему склону и пролегающая по ущелью; кривые края напоминали рваную кожу свежей раны – отвратительный пролом в теле мира. Спустившись ниже, мальчик разобрал постройки: перевёрнутые дома, увенчанные конусообразными крышами с завершенными остроконечными шпилями башенками, спадающие в утробу дыры – Сейтан Хейм. Чёрный город, точно утроба зла, проявился в расселине, демонстрируя свои стрельчатые своды, по стенам увитые скульптурным ажуром; огромное количество окон и арок, вытянутых меж рельефными колоннами; перевёрнутые аркбутаны, поддерживающие всю конструкцию зданий, свисавших с края ущелья. В свете дневного солнца поблёскивали лишь редкие инкрустированные металлом шпили. Реми вытягивал шею, вглядывался, но смог разглядеть нижние ярусы, слишком глубоко они погружались в провал. Мальчик видел такие же перевёрнутые здания в Озоне и в Искре, только в тех городах всё не выглядело столь зловеще, наоборот дома парили и создавали иллюзию воздушности. В Сейтан Хейме всё было выполнено из чёрных материалов, в мрачном стиле, с одной целью – внушить трепет перед демонами, показать их устрашающее величие.

Через расселину протянулись мосты, вовсе не навесные, как заметил Реми. Мосты, не хуже зданий украшенные пинаклями и балюстрадой из остроконечных элементов, ровные или слегка изогнутые, как арки, не только соединяли края расселины, но вели к большим строениям, заменяющим площади.

Зловещее место, поражающее своей мрачной красотой и величием. Оно словно тонуло в облаках тёмной ауры, внушало опасение и в тоже время вдохновляло своей проработанностью.

Кто сказал, что демоны не могли создавать, лишь уничтожать и разрушать? Если этот город построили они, то их дару мрачного созидания можно лишь позавидовать. Мысленно восхищался мальчик. Он обвёл взглядом края расселины, здания и… заметил фигурку, облокотившуюся на острую балюстраду.

– Там на мосту кто-то есть, – перебил всех Реми.

– Парень, такого просто не может быть. Это место проклято, вокруг разливаются миазмы зла. Любой задержавшийся близ расселины сходит с ума, – скептически прокомментировал Кетал.

– Но там стоит кто-то. Это девочка! – Волчок продолжал упорно всматриваться в фигурку человека. Она стояла на мрачном чернокаменном мосту и смотрела вниз, в бездну, слегка перегнувшись через балюстраду, её тёмные волосы трепал ветер. Одетая в крестьянские лохмотья, она выделалась в этом зловещем пейзаже, как кошка среди волков.

– Чё? – опешил Кетал, он уставился на город и также стал высматривать людей.

– Вон, смотри, – указал направление Реми.

– Мать моя, это, и правда, девочка! – воскликнул вожак.

– Она что сумасшедшая? – ахнув, вставила Релина, как и все найдя взглядом крестьянского ребёнка.

Девочка на мосту повернула голову в сторону оборотней, Реми навострил уши – простой человек не в силах разглядеть их меж кустов фатили с такого расстояния. И всё же она посмотрела точно в их сторону.

– Заметила, – не веря собственным глазам, заявил мальчик, но девочка припустила в горы. – Убежала.

– Ну и ладно. Всё равно какая-то костлявая, жрать нечего, – подытожил Кетал.

Ближе к вечеру, когда солнце клонилось к западным горам, но всё ещё освещало большую часть Аэфиса, оборотни подошли к маковому полю. Красные и розовые цветы устилали склон высокого холма, словно кровь стекала с вершины. Здесь росли тысячи цветов, миллионы, столько, сколько не счесть при всём желании. Свежие сочно голубоватые стебли изо всех сил старались удержать над собой пухлые маковые головки и бутоны. Ветерок, блуждающий по полю, носил красные брызги нежных лепестков, сдувая стойкий горьковатый запах.

Реми остановился на размытой границе кровавого океана, где среди маков пробивались голубые цветы цикория и фиолетовые бубенчики. Слабый запах мака не давил, но манил в объятия сна. Мальчик пошёл вглубь поляны, пальцами лаская яркие бутоны. Он заметил на вершине холма, наверно на самом краю поля маков, блеск и пошёл проверить что это. Сияние, словно с небес спустился ангел. Может это роса на лепестках и листьях? Капельки влаги, отражающие солнце? Но сверкало над цветами, словно блестело небо.

Волчок продирался через высокие стебли и переплетённые листья, приминая и ломая хрупкие цветы. Мальчик обернулся, каждый примятый цвет закрывали другие, смыкаясь плотным покрывалом на месте павшего. Реми никогда не видел, чтобы цветы росли так тесно.

Маковое поле казалось бесконечным, но мальчик не терял надежду и поднимался выше. Вдали замерцал силуэт. Реми подошёл ближе, и вскинул голову, пред ним предстала, выполненная из стекла, полупрозрачная фигура девушки. Она парила над маковым морем, её волосы подхватил в миг застывания ветер, в руке она сжимала длинный жезл, с острым навершием и резным, похожим на ключ, стержнем. Застывшая словно само воплощение лёгкости и свободы, девушка очаровывала. Стройный стан легко и уверенно выгибался, с груди за спину уходили стеклянные ленты, как и волосы, подхваченные ветром, полу прикрытые глаза смотрели гордо, а губы подёрнула лёгкая улыбка.

Отделка её наряда и прядь волос в чёлке выделялись матовым, белёсым стеклом. Голову девушки венчала корона, напоминающая гребень рогов.

Волчок обошёл девушку со всех сторон, забыв о примятых цветах. Он не разбирался в статуях, но эта истинный шедевр – ни одного лишнего изгиба, шва, пузырька воздуха – идеальное, чистое стекло. Девушка, как живая, застыла в полёте над маковым полем. Реми хотел бы подняться в воздух и рассмотреть её лицо, заглянуть в стеклянные глаза. Он не мог отвести взгляд и почувствовал опьяняющий дурман в голове.

Последние лучи, пробивающиеся меж гор, упали на статую. Девушка наполнилась светом, её фигуру окутал прекрасный сияющий ореол. Она словно вздохнула и наполнилась новыми красками. Мурашки пробежали по рукам и спине Реми от испытанного благоговейного трепета перед статуей неизвестной девушки.

С края поляны доносились радостные крики Кетала. Он смеялся как ребёнок, найдя новое развлечение.

Солнце неуклонно садилось, лучи гасли, потухал ореол света, окутавший статую. Она темнела изнутри, словно тьма проникала в её суть и распространяла влияние. Подул, слабый ветерок, принеся на своих крыльях холод ночи и красные капли лепестков, развеяв стойкий аромат цветов.

В сгущающихся сумерках лицо девушки выглядело надменным, жёстким, злым. Только присмотревшись, разглядев в темноте поднятые уголки губ, мальчик застыл, поняв, что статуя… ухмылялась.

Реми поразила такая резкая перемена. Днём девушка выглядела добрее, внушала благоговейный трепет, но, преобразившись в сумерках, стала жестокой и коварной.

Оборотень счёл за лучшее вернуться к стае, покинуть странное изваяние из стекла.

Реми подошёл вовремя, разбойники собрали со стеблей белое молочко, разожгли костерок и принялись собирать странный аппарат из котелка с мелионовым сбором, трубки, миски и шланга. Закрыв котёл куском дырявой парусины, Кетал воткнул в одну дырку шланг, а в другую трубку, сверху на неё поставил мисочку с маковым молоком и окрестил своё творение кальяном «в лучших традициях муараканцев».

Нечто подобное, но выполненное эстетически красиво, Реми наблюдал в гильдии воров, но ни тогда, ни сейчас не мог понять, для чего аппарат использовался. Кетал заверил, что понимать ничего и не требуется, положил сверху на маковое молоко уголёк из костра и попробовал. Гастел понукал вожака не торопиться и дать аппарату разогреться, сем то и дело затягиваясь через шланг.

В какой-то момент бывший наёмник сделал глубокий вдох, передал шланг следующему, а сам упал в цветы. Он смотрел в небо пустыми глазами с расширенными зрачками и улыбался.

Момент, когда Реми попробовал курить кальян, выпал из его памяти. Он помнил только, как в мутном мире делал, наверно, сотую затяжку и его растворило в маковом поле, как сахар в чае.

Он взял гитару, недавно добытую около Белого Клыка, а слова сами лились из него, непрекращающимся потоком. Мальчик удивился бы сам себе, но голова его отказывалась работать. Рифмы приходили на ум, словно он слышал эту песню когда-то в другой жизни, пальцы бегали по струнам, строчки складывались сами собой:

– Треснув, лопается вена – чёрная река.

По реке плывут деревья, злые облака.

Мы плывём среди деревьев, никого живого нет.

Только волны воют нам в ответ.

Корвет уходит в небеса.

Здесь так волшебно и прекрасно.

Во сне, но из другого сна.

Во сне, у сумасшедшей сказки.

Капитан кричит: «проклятье, тысяча чертей»

И зубами отрывает голову с плечей.

Голова упала в небо, небо в голову дало,

И пошло, пошло, пошло, пошло…

(Корвет уходит в небеса – Агата Кристи)

С неба посыпались сотни звёзд, завели хоровод вокруг мальчика, подпевая ему и смеясь, а затем небо рухнуло на голову Волчка. Что такое корвет? успел подумать он и уснул.

Как и предполагал Реми, стая надолго задержалась у макового поля, и только резко обрушившийся на бездомных оборотней летний ливень затушил дым в кальяне и в головах. Дождь лил два дня, то усиливаясь, гремя страшными грозами и сметая маковый цвет ураганными порывами ветра, то превращался в косую моросящую напасть, пробирающую унынием и сыростью. Небо низко нависло над путниками, что казалось, именно они не дают ему упасть ещё ниже, поддерживая своими головами. Облака спускались в долины, наполняя округу туманом, и продолжая топить оборотней водой.

Ветер нёс на крыльях мокрый холод, окончательно пробудив Реми от дурмана макового поля. Мокрые волосы облепили лицо, струйки воды стекали за шиворот, мальчик обратился волком и встряхнулся. Проведя с оборотнями пару оборотов, насмотревшись и наслушавшись историй, Реми начинал проникаться образом жизни Кетала и вер Вульфов. Охота вместе со стаей давалась ему по-прежнему тяжело, но в одиночку ему нравилось выслеживать дичь, чувствовать вкус свежей крови на клыках, ловить запахи в лесу. В Волчке оживало детство, походы с дядей, мирная жизнь.

Реми больше не боялся смотреть в глаза волкам, не стеснялся высказывать своё мнение, он почувствовал себя оборотнем, настоящим, достойным уважения. Прошлое отступало на второй план под непринуждённым весельем настоящего. Иногда, сидя вечером в компании вольных бродяг, мальчик думал, так ли нужна ему эта месть, или может остаться с Кеталом и быть разбойником. Но призраки прошлого всегда стояли рядом, напоминая о себе в неподходящий момент, кошмарами, болью, сомнением, вместе с ними приходила неуверенность в себе, страх и презрение. Реми должен отомстить за всех! Если не он, то никто не сделает этого. В душе убийцы нет места сомнениям!

Противная морось сыпала сбоку, ветер принёс вместе с каплями листья и ударил ими волка прямо в глаз. Реми встряхнул головой, уши захлопали по шее. Он вернулся воспоминаниями к «Бризу» и встрече с Хаартом. Дважды этот человек унизил оборотня! Но третьего раза не будет. На третий раз Реми его убьёт.

Перед мысленным взором встал крестовый туз, ставший чёрным джокером. Кетал говорил о способностях истинных оборотней, но не мог научить управлять ими. Он сказал, способности у всех разные и каждый сам познаёт свою. Реми опустил голову, он бы хотел научиться пользоваться своей способностью, но не понимал даже, в чём она заключалась. Изменил карту, спрятался в тени – связаны ли эти действия? Повторить их у мальчика не получалось.

На третий день от дождя остались только напоминания – лужи и грязь, липнущая к ботинкам, но быстро подсыхающая на ветру и солнце.

– Резкое у нас было пробудье, – простонал Кетал, держась за раскалывающуюся от солнца, сырую после двух дней дождя, голову.

– Ты страдаешь уже третий день. Стареешь… – не преминула задеть за живое Релина.

– Ладно тебе, Рели. Хорошо же было, – парировал вожак, растягивая губы в улыбке.

– Хорошо-то хорошо, но лучше в ближайшие дни не повторять, – пробубнила женщина.

– Ладно. Народ, теперь серьёзней давайте, – сообщил своей стае Кетал.

– А как же Персефона? – влез Пустынник, как всегда бодрый, в отличие от черноволосого мужчины.

– Это святое! Но до благодарения Персефоне – ни-ни, – заключил Кетал. Никто не спорил, ибо все мучились с головной болью и общей слабостью, кроме молодых Реми, Пустынника и Рены, а также Гастела, который больше всех прикладывался к кальяну, но совсем не страдал от похмелья. Человек на расспросы Волчка отмалчивался, или загадочно отговаривался секретами гильдии убийц.

Выделенное Кеталом «ни-ни» не распространялось на привычные посиделки по вечерам, с историями, костром, мясом и при удачном грабеже выпивкой. Не задерживаясь подолгу на одном месте, стая двигалась быстрее, но неуклонно увеличивающийся поворот лика Персефоны предсказывал скорый повтор недельной пьянки. Пока лунная богиня не устремила свой бесконечно прекрасный взор на оборотней, Реми проводил свободное время за тренировками с Гастелом.

– Пацан, ты отлично метаешь ножи. Прямо мастер. Слыхал когда-нибудь про меткого Спайди? – поразился наёмник и вынул нож из ствола дерева, не глядя уворачиваясь от стремительных выпадов мальчика.

При упоминании Спайди Реми замешкался, чем не преминул воспользоваться шустрый человек. Секунда и оборотень лежал на земле, зажатый по рукам и ногам.

– В общем, хотел я сказать про чудесные способности, присущие всяким раздолбаям. Да ты, дурака свалял, чего отвлёкся? – поддел Гастел и, не дав Волчку ответить, отпустил его и жестом велел продолжить нападение.

Реми стушевался, сделал новый выпад и попался за руку. Бывалый наемник, посмотрев на юного оборотня, с недовольной рожей покачал головой.

– А это ещё что? Давно это здесь? – спросил мужчина, слегка поддев рубашку мальчика пальцем и спустив, оголив плечо. Кивком он указал на воровскую метку. – Когда это тебя заклеймили?

Реми вырвал руку и натянул рубаху, скрывая татуировку паука.

– Давно уже. Я был вором, – нехотя ответил Реми.

– Ты сбежал?

– Да.

– Тебя ищут?

– Нет. Думают, я умер. Я там был ребёнком и назвался другим именем, – предупредил Реми.

– Это хорошо, – задумчиво изрёк Гастел. – Из гильдии воров часто сбегают рекруты. Бывало кто-то становился убийцей, но чаще, вон как Пустынник, разбойником. Воры всем кому не лень ставят дурацкую метку. Только вот гильдия убийц перебежчиков не любит. Будет сложно их уговорить, – заключил наёмник.

– И что делать? – развел руками Реми. Неужели чёрный паук станет преградой на его пути к мести? Но как вывести татуировку с кожи?

– Эй, Пустынник, а ты как гильдию покинул? – крикнул оборотню Гастел.

– Я спалился, – почесал рыжую шевелюру парень. – Привык в детстве не прятать уши и клыки, а тут люди. Ну и так получилось, озверел я немного, – Пустынник заулыбался, сверкая клыками. – Пришлось драпать со всех ног, пока пернатым не сдали.

– Я не знал, что ты был в гильдии. А где твоя метка? – поинтересовался Реми.

– Вот, – рыжий приспустил меховой ремень, демонстрируя верхнюю часть ягодицы. – Я хотел на заднице, но меня послали. Пришлось сделать татушку повыше, – оборотень заржал.

Реми закатил глаза, только Пустынник мог настолько несерьёзно относиться к жизни, он просто не сдержал эмоций, показал волчью суть и сбежал. Мальчик вспомнил время, когда сам учился быть вором. Если бы не амбиции Кристи и не тот блондинистый ублюдок, Реми мог бы остаться в гильдии. И жить как крыса, собирающая крошки с пола человеческих хозяев. Нет уж! Не зря я прошёл все те испытания и выбрался живым из лабиринта. Я многое узнал с тех пор и многому научился. И я не хочу возвращаться в гильдию воров.

– Короче пацан, скажешь в гильдии убийц, что больше не числишься в списках воровской. Расскажешь почему, – Гастел поковырял палочкой-зубочисткой зубы. – Плоховато это.

– Почему? Зачем вообще говорить? Гильдия воров даже не знает, что я жив, – упорствовал Волчок.

– Ты ничего не сможешь утаить от ассасинов! Лучше сразу скажи, так хоть шанс будет, нежели они сами выяснят. Паук – метка воров. Ты им должен. Стоит кому-то из гильдии увидеть метку, и тебя заставят исполнить долг, – Гастел говорил серьёзным тоном. – Я и предупреждаю, думать надо, прежде чем что-то делать.

Реми насупился, он не видел такой трагедии, какую раздул наёмник, в маленькой татуировке паука. Для себя мальчик решил молчать о своей принадлежности к гильдии воров в прошлом. Он не собирался раздеваться до нага при убийцах, а плечо всегда закрывали рукава.

– Раскрылся. – Внезапно сделал выпад наёмник, Реми в последний момент успел увернуться. Выпученными глазами он уставился на Гастела, разозлившись ещё сильнее и сдерживая желание укусить наглого человека.