Две недели до Радоницы

– Помнишь, как ты нахваливал чечевичный суп у меня? – весело толкнул друга под бок Юзек. – Не хочешь пойти отведать?

Карол помнил. Однажды Юзек повел его в гости к своей матери, в еврейский квартал. Они протолкались вдоль Жидовской, откуда с тротуаров продавали мебель, ношеную обувь и все на свете, и нырнули в дверь под распахнутыми лепестками оконных ставень. Бойкая старушка с черными волосами без единой проседи пригласила его к столу за миску с похлебкой. Только Карол взял одну ложку, как у него во рту словно взорвалась бомба. Вкус было трудно описать, и «отвратительный» было одним из самых пристойных определений. Поистине героическим усилием Карол преодолел себя и закончил целую порцию. Волосы его встали дыбом от ужаса, когда старушка принялась черпать половником добавку. Он сослался на неотложные дела и чудом выскользнул из-за стола. Дом гостеприимной старушки он покидал на трясущихся ногах, непрестанно благодаря – даже в состоянии, близком к обмороку, он не хотел выглядеть невежливым.

– Ты знаешь, – дрожащим голосом ответил Карол. – У меня сегодня много занятий…

– Понимаю. Но вообще у меня к тебе дело.

– Какое?

Вместо ответа Юзек запустил руку в карман пиджака и вытащил резную деревянную фигурку лошадки. Передал Каролу.

– Из дуба, из настоящего дуба! – воскликнул тот, тщательно рассматривая коника. – Где ты нашел такого?

– Секрет, – хитро улыбнулся Юзек, – А хочешь знать – пошли со мной! Занятия и так пустая трата времени. Ты ведь знаешь литовский?

– Каплю совсем… А ты по что спрашиваешь?

Юзек молча встал из-за стола и махнул рукой: мол, давай за мной. Интерес к фигурке был слишком велик: Карол оставил нетронутыми котлеты и суп, и вместе с Юзеком вышел под серое небо Вильно.

Перед железной дверью, ведущей на улицу с университетского двора, Карол встал как вкопанный.

– Куррче, закрыто, – пробормотал он и развернулся обратно. – Пойдем через главный выход.

Юзек потянул ручку на себя: дверь со скрипом отворилась.

– О, благодарю, – поспешно сказал Карол и юркнул в проем.

Пошли вдоль Бакшта. Юзек заговорил:

– Я и забыл, что ты метал не любишь. Не расскажешь, наконец, почему?

– Долгая история, – Карол передернул плечи.

– Как же так? Металл ведь – это прогресс.

– Отнюдь, отнюдь.

– А электричеством пользуешься? У хозяйки твоей есть, поди.

Карол взглянул на друга как на умалишенного.

– Есть-то есть, но я запаливаю свечи. А хозяйку попросил все железные украшения и статуэтки убрать подальше.

– Экий ты! – усмехнулся Юзек. – А вот я думаю, что в будущем все будет из металла. Даже люди, ха-ха!

– Тогда уж пусть жагаровцы окажутся правы, и мир этот сгинет в огне.

– Жагаровцы? – Юзек нахмурился, – Это потерянные люди, в которых ничего, кроме злой иронии, не осталось. Весь мир катится к чертам, а они упиваются своим отчаянием. Да еще других в нем топят.

– Это говорит человек, который желает прогресса метала.

– Каро, я серьезно, – нахмурился Юзек, – Если мы не будем действовать, всех ждет гибель.

– Я не хочу ни в какие партии. Сам видел – они шуты. Каждый тянет в свою сторону. А один человек все равно ничего не изменит.

– Напрасно. Вот скажи – ты любишь Вильно?

Ясно, Карол любил. Любил подолгу сидеть на скамейке возле Вилии, наблюдая за спокойным течением реки и гребцами на байдарках. Любил бродить по оживленному центру, где-нибудь по Бенедектинской. Любил теряться в районе Антоколя, где его чаровала дикая местная природа. Находясь в Вильно, Карол чувствовал то же единение с натурой, как и во время прогулки по лесу. Город был для него чудом – спрятанным в непролазных рощах сокровищем, как описывал его когда-то Мицкевич. Поддавшись импульсу, Карол стал декламировать те самые строки:

– Однажды Гедимин охотился в Понарах,

На шкуру он прилег в тени деревьев старых

И песней тешился искусного Лиздейки,

Пока не задремал под говорок Вилейки;

Железный волк ему явился в сновиденье,

И понял Гедимин ночное откровенье:

Он Вильно основал, и, словно волк огромный

В кругу других зверей, встал город в чаще темной.

– Вот уж интересно, – усмехнулся Юзек, – Будто перед учителем рассказываешь. Кстати, почему волк был железный?

– А? – Карол будто не расслышал.

– «Железный волк явился в сновиденье». Почему королю народа, который жил в лесах, явился зверь из металла?

– Возможно, это был волк в латах.

– Хм, в латах бы он особо не развернулся, – сказал Юзек, мысленно представляя себе подобную картину. – Кстати, мы уже пришли.

За деревьями недалеко высился Барбакан, но Юзек остановился перед неприметной аркой – а почти любая арка Вильно это портал в другой мир – и пригласил Карола внутрь. Двор выглядел вовсе непримечательно и был пуст. Юзек показал на сбитые каменные ступени, что вели в темноту подвала.

– Нам сюда, – сообщил с загадочной улыбкой.

Друзья спустились в каменный грот. По-другому было и не назвать: свет попадал внутрь только из стиснутых окошек, а стены были сложены из грубо обтесанных камней. Низкие косые проходы освещало пламя свечей. Пивница тянулась в обе стороны, скрытые нерассеянной тьмой. Когда его глаза привыкли к слабому освещению, Карол обнаружил себя в окружении сотен резных фигурок.

– Впечатляет, да? – Юзек довольно глядел на потерявшегося Карола, – Ты не стесняйся, гляди что хочешь. Можешь и потрогать.

– Как… Как ты нашел это место?

– А как в Вильно можно что-то найти? Это оно нашло меня.

Юзек подошел к одной из настенных полок и подозвал к ней друга. На полке рядами стояли небольшие фигурки. Одна изображала босоногого фермера, сеявшего семена. Рядом стоял худой мужчина в длинном платье. На руках он держал ребенка, а тот, в свою очередь, сжимал в ручках плетеную корзинку, полную фруктов. В углу женщина с растрепанными волосами и выражением решимости на лице шла против ветра. Карол сразу приметил гипертрофированные образы: большие головы, огромные глаза, уши и носы. Ни одна из фигурок не была разукрашена – само дерево. «И хорошо» подумал Карол «Краска бы только отвлекала».

Они прошли вглубь каменной пещеры. Карол следовал за Юзеком, жадно рассматривая полки. Была здесь и привычная утварь: ложки, вилки и миски. В дрожащем свете пламени рисовались причудливые маски, изображавшие ни то зверей, ни то божеств. Карол повернул голову и взрогнул от страха: в упор на него глядела огромная лошадиная голова с выпученными глазами и разинутым ртом. У стенной ниши стояли музыкальные инструменты: они напоминали русские гусли, но с боков были украшены вьюнками.

– Знаешь, что написано?

Юзек кивнул на литографию мужчин, которые столпились вокруг козы и все одновременно тянули за вымя. Карол пригляделся к надписи по-литовски.

– «Может, это козел?» – перевел он.

– Ха-ха! Неплохо!

– Юзек, это прекрасное место, без сомнения. Но для чего мы здесь?

Его друг взял с полки одну из ксилографий, поднес ее близко к свече. Пламя ярко осветило отпечатанную на дереве картину: группа людей вокруг большого костра.

– Ты уже понял, кто автор, так? – спросил Юзек. – И почему это все спрятано в подземелье?

Карол кивнул.

– Узнай полковники об этом, быстро бы отправили по ту сторону границы, – усмехнулся Юзек. – Это место – музей. А музей – это подушка памяти для каждого народа, который теряет равновесие. Если люди забыли нечто очень важное, что их объединяет – слова, символы, своих героев – они могут всегда прийти в музей и вспомнить.

– То есть, это музей для литовцев.

– Именно. Интересный народ, скажу тебе. Я уже несколько месяцев изучаю их культуру и знаешь, что обнаружил? В течение всей истории, вплоть до современности, литовцы оставались язычниками. Конечно, Ягайло крестил Литву, но это был политический ход, не более. У языческого народа нет и никогда не будет единой авторитарной фигуры. Да и зачем им правитель? Лес и природа – их правитель.

– Почекай. Ты случайно не…

– О нет, нет, – с усмешкой предупредил его слова Юзек, – Литовского во мне ничего нет, если ты об этом. С такой-то фамилией… Как раз для этого ты мне и нужен. Точнее, твой литовский.

– Но я знаю лишь несколько предложений. Что у тебя на уме?

– Я хочу рассказать людям о литовской культуре. Вот скажи: из-за чего мы спорим – поляки, литовцы, евреи, караимы? Из-за руин замка? Из-за еврейского квартала? Из-за нищих поветов, где земля настолько бесплодна, что растут одни сорняки? Это смешно. Нет, спор идет не из-за территории. Мы спорим, потому что каждый говорит на своем языке. Евреи – на русском, поляки и литовцы – на своих.

– Значит, твоя статья поможет читателям больше узнать о литовцах.

– Так есть. Чем больше мы знаем о других, тем меньше их боимся. Пойдем, поговорим с хозяином этого места. То есть, ты поговоришь.

Они прошли в самый дальний угол каменного грота, где на деревянном табурете сидел низкий старичок. В свете огня он аккуратно и неторопливо работал резцом над поделкой из дерева. Коренастая фигура мастера словно врастала в пол: казалось, что хозяин был с этим местом единым целым.

– Labas rytas, dievdirbys, – приветствовал Карол. – Mano vardas Karol.

Старик отвлекся от работы, медленно поднял глаза, и с вежливой улыбкой на лице поздоровался в ответ. «Курче, а что ему дальше говорить-то?» лихорадочно думал Карол, «Грамматики не знаю – сейчас как наговорю глупостей».

– Спроси его имя. Спроси, давно ли в Вильно, – зашептал Юзек.

Карол попытался связать вместе несколько слов, но, судя по удивленному выражению лица мастера, результат вышел крайне неудовлетворительным. Сконфуженный, Карол ретировался к стене и поднял руки.

– Эй, ты говорил, что знаешь литовский! – в досаде закричал Юзек.

– Я сказал, что знаю пару фраз!

– Я думал, это фигура речи такая. А ты действительно знаешь только пару фраз, – разочарованно протянул Юзек.

– Знаешь что? Мог бы в университете заглянуть в библиотеку и взять словарь на такой случай!

Кто знает, чем закончился спор друзей, если бы их не прервал голос хозяина.

– Ни к чему словарь. По-польски я говорю и понимаю. По-русски я говорю и понимаю. А имя мое Витаутас.

– Вы говорите по-польски и по-русски? – Юзек пребывал в крайнем замешательстве.

– Он только что сказал, что говорит, – всплеснул руками Карол. – Как ты сам этого не знал?

– Признаться, я никогда с ним не заговаривал. Только кивал в знак приветствия, – прошептал на ухо другу Юзек.

– Что присмотрели? – спросил старик. Он оценивающе оглядел пару друзей. Брови его постепенно сужались к переносице.

– Присмотрели? – спросил Юзек, – Но разве здесь все продается? Это же музей!

– Конечно, продается, – нахмурился Витаутас. Во взгляде открыто сквозило подозрение, – А вы для чего пришли?

«Плохи дела. Вдруг подумает, что мы от полиции» – мыслил Карол. Ему очень не хотелось покидать эту уютную пещеру, и его следующие слова немного разрядили обстановку.

– Все в порядке, я покупаю, – Тут же обратился к Юзеку, – Кажется, ты мне был должен за обед в «Виктории»…

– Это было год назад! С тех пор ты всегда обедал за мой счет, – невозмутимо ответил Юзек. Прищурился, считая в уме, – В точности двенадцать раз. Да и тот обед не считается – я не мог вынести стихов жагаровцев и ушел, забыв расплатиться!

Карол удрученно вздохнул и оттащил друга в темный коридор, где Витаутас не мог их услышать.

– Что ты делаешь?! Видишь – он нам не доверяет, – напряженно зашептал Карол, – Если мы купим что-нибудь, то можем его разговорить. И не надо про музей больше.

– Возможно… Но почему я всегда тебе занимаю? – ворчливо спросил Юзек.

– Потому что я потратил последние деньги в этом месяце на котлеты и суп. Которые, между прочим, я не успел съесть из-за тебя!

– Это, может, и хорошо. Хоть изжога не хватит.

– Да речь не о том! Просто купи здесь какую-нибудь безделушку. Необязательно даже для меня.

– Хорошо, так и быть, – вздохнул Юзек и полез в карман за кошельком. На мгновение замер и вынес вперед указательный палец, – Но я все помню. Я все считаю. Двенадцать обедов плюс сейчас… Это будет…

Пока Юзек пересчитывал в уме долг Карола, тот уже осматривал полки в поисках подходящего сувенира. Хоть он и сказал «какая-нибудь безделушка», к процессу выбора он подошел серьезно. Ему хотелось украсить свою холодную и мрачную обитель – квартиру, что он снимал в дряхлом, наполовину развалившемся доме – красивой резной работой из дерева.

Окрыленный этой мыслью, он отправился бродить по косым затемненным проходам. Наконец-то! Запах свежего дерева пробудил у Карола давнее воспоминание о доме. Ясно как день, перед ним предстал отец, стоящий по колено в воде. Огромными ручищами он садил мальчика в лодку, которую выточил сам. Мальчик прикасался к дереву, обработанному человеческой рукой – оно было теплым и приятным. Отец садился рядом, брал в руки весло, отталкивался им от берега, и они плыли вниз по течению. Солнце уже заходило, река дышала холодом, а со всех сторон зудели комары. Карол лежал на спине на дне лодки. Течение тихонько покачивало ее, будто мать – ясли. Порою мальчик проваливался в сон, но его будили удары весла по воде. Запах, форма, узоры на срезах – вот что для него было «настоящим», живым, и в течение следующих лет он привык ассоциировать дерево с домом. Пивница Витаутаса напоминала о руках отца, о той самой лодке, о стенах в прихожей и дубовой скамье возле печи, на которой он так любил греться зимой.

Но что это вдруг мелькнуло на одной из полок? Неужели? Карол присмотрелся. Позади гротескных изображений зверей, почти вплотную к стене, стояла фигурка волка. Зверь лежал, обернувшись хвостом, а вместо глаз на морде сверкали вкрапления из янтаря. Он словно пристально наблюдал за Каролом. Но испугало его совсем другое. Чтобы развеять сомнения, Карол потянулся дрожащей рукой к фигурке. Едва его пальцы коснулись поверхности, сердце схватил лед: волк был неприятно холодным, а бока неествественно гладкими. Фигурка была сделана из металла. «Но откуда? Откуда здесь металл?» – дрожа, задавался вопросом Карол, – «И почему волк?». В приступе паники он схватил фигурку и быстрым шагом вернулся к Витаутасу. Юзек уже что-то обсуждал с мастером. Разбитым, ломаным голосом, Карол вскричал, указывая пальцем на волка:

– Откуда это здесь?! Скажите, откуда?! Я думал… Почему волк?

И тут же бросил фигурку на стол напротив Витаутаса, словно она обжигала ему руки. Если бы Юзек в этот момент мог заглянуть внутрь душевного мира Карола, то воочию наблюдал крушение целой вселенной. Друг его бессильно опустился на пол, глаза – пустые темные впадины.

– Вы хотите сказать, что этой фигурке здесь не место, правда? – спросил Витаутас, глядя на Карола.

– Конечно! Как можно… – Карол захлебывался, не в силах подобрать слова.

– Каро, спокойно. Ты меня пугаешь, – Юзек совсем не знал как ему поступить в такой ситуации и лишь неуверенно похлопал друга по плечу.

– Я согласен с вами, – продолжал мастер. – Однако у этой фигурки интересная и необычная история.

– Какая такая история? – спросил Карол с возмущением, словно никакая история не могла оправдать нахождение волка в таком святом месте.

– Фигурку отлил мой дедушка Ажуолас, – после этих слов Витаутас погрузился в раздумья. Наконец, сказал, – Вы хотите выслушать мой рассказ?

– Да, пожалуйста. Я хочу вас послушать.

– Мой дед переехал в Вильнюс из деревни, – начал Витаутас, – Он хотел стать кузнецом, и это было возможно только в большом городе. То было время Вешателя, как вы говорите: посюду открывались тюрьмы и казармы, а люди боялись сказать лишнее слово. Дед мой смог пережить это время. Он был огромным великаном, чье лицо всегда было скрыто толстым покровом сажи. Когда я был совсем маленьким, видел, как пугались его другие дети и с криками бросались прочь. Соседи тоже его побаивались – все-таки не каждый умел укрощать метал, даже в Вильнюсе.

Однажды я спросил дедушку, почему он стал кузнецом. Как вы сами заметили, литовское искусство больше известно резьбой по дереву. И тогда он рассказал мне историю о Зворуне. Деревня, в которой он жил, была на берегу моря, со стороны окруженная большим лесом. Когда моему деду, тогда еще мальчишке, исполнилось шестнадцать, он ушел жить в лесную чащу. Этого требовала родовая традиция – мальчики должны были провести несколько месяцев в одиночестве в диких условиях. Дедушка собрал небольшой шалаш на холме, находил для еды ягоды и грибы, спал и смотрел по ночам в небо. Дикие звери не трогали его: кабаны и лоси не обращали внимания на человека, а медведи и волки обходили стороной.

Дни проходили один за другим, спокойно и безмятежно. Но однажды все изменилось. С наступлением ночи дедушка не смог заснуть, потому что ему слышались оглушительные крики лесных зверей. Медведи, олени, лоси рычали и ревели так сильно, что ему казалось, они окружили шалаш. Ажуолас в страхе выглянул наружу, готовый дать отпор, но никого не увидел. Голоса тоже затихли. Слышался только треск деревьев вдалеке.

На вторую ночь все повторилось. Рев слышался еще сильнее, но к нему добавился жалобный вой. Дедушка вышел из шалаша, и голоса вновь пропали. Все, кроме одного: вой раздавался из гущи леса у подножия холма. Голос напоминал волчий. Дедушка застыл в нерешительности, но спускаться не стал. Но и на третью ночь он не знал покоя. В этот раз Ажуолас слышал лишь тоскливый вой. Пронзительный и отчаянный, он добирался до самого сердца. Дедушке совсем не хотелось идти в чащу, но выбора не оставалось. Голоса не давали ему заснуть третью ночь подряд. Кто знает, как долго они бы еще его мучали?

Следуя звукам, он спустился с холма. За деревьями, в маленькой норе в земле серым клубком свернулись друг возле дружки маленькие волчата. Худые и беспомощные, они жалобно выли, бессильно перебирая лапками. Над волчатами нависла большая сумрачная фигура: в одной руке человек держал ружье, в другой топор, а ладони его были испачканы в кровь. Рядом с ним стоял полураскрытый большой мешок, доверху чем-то наполненный. Дедушка присмотрелся и обмер: из мешка торчали головы мертвых животных.

Сумрачный человек тем временем заносил топор над волчатами. Сверкнуло лезвие, но рукоять не упала: не помня себя, Ажуолас грудью встал перед беззащитными зверями. «Отойди с дороги», – сказал человек, – «Ты мне мешаешь». От его слов дедушку взяла дрожь – настолько холодно и отчужденно звучал голос. Лица незнакомца не было видно, лишь большие, налитые кровью, глаза. «Не убивай их, пощади», – ответил Ажуолас, – «Сам видишь – они беззащитны». «Я охотник. Я должен убивать», – возразил сумрачный человек. «Но зачем? У тебя уже целый мешок добычи!» удивился дедушка. Охотник внезапно расхохотался в ответ: «Ты думаешь, я убиваю ради добычи?». «Тогда ради чего?» спросил Витаутас. «Я убиваю, потому что я охотник. Такова моя цель» – последовал ответ. И не говоря больше ничего, охотник вновь занес топор, теперь уже над головой моего деда.

Ажуолас поднял обе руки, ожидая удара беспощадного лезвия. Но его не последовало. Из лесной чащи появилась огромная волчица и свалила охотника с ног. Они долго сражались, свившись большим клубком на земле. Волчице удалось лишить его ружья и топора: безоружный и раненый, охотник вскочил на ноги и исчез во тьме леса. Когда битва закончилась, Витаутас заметил, что волчица хромает – охотник ударил ее лезвием. Зверь лег рядом с волчатами, бережно укрыв их хвостом.

Ажуолас не мог отвести глаз от волчицы. Это было не просто дикое животное: насколько красиво блестела ее шерсть в свете луны, насколько грациозно она вела себя в битве, насколько бережно она ухаживала за волчатами. Он вспомнил, как в деревне рассказывали о Зворуне – духе-покровителе леса, который мог принимать формы различных животных. И вдруг волчица заговорила с дедушкой.

«Ну и глупец же ты», – были ее слова. Дедушка так удивился, что не смог подобрать никакого ответа. «Охотник готов был убить тебя», – продолжала волчица, «Но ты не сошел с места. Почему?». «Не знаю», – признался дедушка, – «Я не хотел, чтобы он убивал волчат. Он уже убил так много зверей!». «Это правда», – сказала волчица, – «Вот уже третий день охотник бродит по лесу и убивает животных. Просто так, забавы ради». Витаутас вспомнил, как он слышал крики животных изнутри шалаша. «Как много он убил?», – спросил дедушка. «Он убил всех животных в лесу», – ответила волчица, – «Волчата были последними, если бы ты их не спас». «Но как это возможно? Ведь в лесу столько зверей». «Некому остановить охотника. Мне удалось, но только благодаря твоей храбрости. Или безрассудству. Сила есть ничто без отваги. Помни это, Ажуолас».

И только дедушка услышал эти слова, как все – и волчица, и ее дети, и ночная тьма – исчезли перед его глазами. Он проснулся у себя в шалаше и понял, что все это было только сном. Ажуолас бросился в лес. Кабаны и лоси в страхе бросились прочь от него. Вдалеке заревел потревоженный медведь. «Все звери целы. Охотника нет», – рассудил дедушка, – «Значит, Зворуна предупреждала меня о грядущем». В тот же день он вернулся из леса в деревню. Староста был недоволен, что он пришел раньше срока, но дедушка был настроен решительно. Чтобы дать бой охотнику, которого он увидел во сне, он должен стать кузнецом. Он должен был выковать оружие из металла.

В деревне никогда не было кузнецов, и Ажуолас отправился в Вильнюс. Однако, перед тем как уехать, он пошел на морской берег и собрал немного янтаря. Камень стал частью его первой кузнецкой работы.

– Вы говорите про этого волка, да? – спросил Юзек.

– Тейп, – кивнул Витаутас, – Дедушка отлил фигурку по образу, который увидел во сне. Волчица, что хранит своих волчат.

– Но что такого в этой истории?! – вскричал Карол.

– Я думаю, у этой фигурки есть свое предназначение. Но она его еще не сыграло.

– Что еще за предназначение?

Витуатус пожал плечами.

– Если бы я знал… Но я думаю, что тот, кто ее купит, это поймет.

При этих словах старик вдруг задумался. Наморщив лоб, он стал вслух вспоминать:

– Как-то один профессор хотел взять эту фигурку для своей выставки. Прошлое Вильнюса хотел показать… Не знаю, чем она ему понравилась. Только платить за нее не хотел. Хотел только позаимствовать.

– Как зовут профессора? – поинтересовался Юзек.

– Милош, если хорошо помню.

– Первый раз слышу, – пробормотал Юзек.

– Конечно, ты ведь ни разу не был на лекциях по истории, – закатив глаза, сказал Карол.

– Это что, выговор?

– Тогда я отказался. Думал, что не могу просто так отдать работу моего предка, – продолжал тем временем Витаутас. Потом взглянул на друзей, – Вас зовут Карол, так? Верно вы сказали, что ей здесь не место. Пожалуйста, я прошу вас, отнесите этого волка в университет для Милоша.

Собрав морщинистые ладони, Витаутас протянул фигурку в сторону друзей. Они замерли в нерешительности. Юзек вопросительно взглянул на Карола.

– Берешь, так?

– Ты шутишь? Я не буду касаться металла!

– Но я не знаю Милоша! Не знаю даже, в какой аудитории искать.

– Тогда пойдем вместе. Бери уже!

Смирившись, Юзек взял фигурку из рук мастера.

– Скажите, что возвращать необязательно, – добавил мастер напоследок, – Пусть она найдет свое место в мире.

Попрощавшись со стариком, друзья покинули мастерскую и вышли обратно на Бакшта. Когда они нырнули под арку, дворик остался позади, погруженный во тьму. Будто незримый барьер скрыл его от взглядов случайных прохожих. Карол предложил срезать путь через Литературный переулок. Всю дорогу Юзек задумчиво молчал.

– Ты, наверно, разочарован. Он не рассказал о том, что ты хотел, – прервал тишину Карол.

– Совсем наоборот, – возразил Юзек, – История этого старого мастера очень показательна. Железная волчица, которая обороняет своих волчат от хладнокровных убийц. Обращение к народным легендам в поисках смысла в современном мире. Да, об этом будет мой новый очерк!

– Ты… ты собираешься написать в журнале про Витаутаса?

– Конечно! Молодым людям Вильнюса сейчас как раз нужны такие истории. Истории, которые дают надежду на будущее!

– Но постой. Мне кажется, он не хотел, чтобы…

– «Железный защитник. Рассвет нового Вильно». Да, хороший заголовок, – бормотал вслух Юзек. Доводы друга он, кажется, вовсе не слушал. Его ум был поглощен грядущей статьей.

– Да послушай ты!

Карол рассердился и преградил ему путь.

– Что такое, Каро? – спросил Юзек. Недоуменный взгляд его вдруг осветила искра озарения. – А ведь ты отрицаешь металл, так? Наверно, и у тебя припасена история, как у Витаутаса. Только все наоборот. Что-то, связанное с отцом, верно говорю? Решено! Карол, я напишу и о тебе тоже!

– Нет, моя история совсем не такая! – взвился Карол, – С чего ты взял, что мне вообще нужна причина? Я просто не люблю металл, и все!

– Тсссс.

Юзек вдруг приложил палец к губам, призывая к тишине. Cо стороны университета доносился нарастающий гул, словно одновременно кричали десятки людей.