Слеза Скорпиона

Глава 6: Крик

Рассвет над Киевом занимался медленно и неохотно. Серое, стылое марево с трудом сочилось сквозь низкие свинцовые тучи. Воздух был колким от мороза и безветрия. Княжий двор, усыпанный тонким снежным крошевом, был тих и почти безлюден. Он походил на поле боя после сечи: тут и там, прислонившись к стенам или прямо на охапках сена, спали мертвецким сном дружинники, не нашедшие в себе сил добраться до казарм. Двор был завален мусором вчерашнего пира: пустыми бочонками, огрызками костей, черепками разбитой посуды. В этой утренней, звенящей тишине слышно было только недовольное карканье ворон да скрип шагов редкой прислуги, спешившей по своим делам.

Лютобор не спал. Вся ночь прошла в тяжелом, липком полузабытьи. Он так и сидел в своей каморе, когда первый безрадостный свет коснулся оконца. Холод пробрал его до костей. В голове стоял туман, но не от выпитого – от бессонницы и ярости, перегоревшей в холодную, тяжелую золу. Он встал, размял затекшие члены и подошел к двери, собираясь пойти к колодцу – окунуть лицо в ледяную воду, смыть с себя эту ночь.

Именно в этот момент тишину разорвало.

Это был не просто громкий звук. Это был крик, вырвавшийся из самой глубины человеческого ужаса. Пронзительный, высокий, полный такого неподдельного страха, что он, казалось, мог расколоть замерзший воздух. Крик оборвался так же внезапно, как и начался, сменившись серией судорожных, захлебывающихся всхлипов.

Двор мгновенно очнулся. Словно палкой по муравейнику ударили. Дружинники вскакивали, хватаясь за оружие, сонные и дезориентированные. Кто-то закричал: «Тревога! Печенеги у стен!». Захлопали ставни, заскрипели двери. Хаос рождался из тишины за считанные мгновения.

Лютобор, который и не ложился, был одним из первых, кто выскочил из казармы во двор. Его реакция была молниеносной – рука уже лежала на рукояти меча, взгляд метался по стенам, ища угрозу.

Кричали от дверей покоев, отведенных новобрачным. Тех самых покоев, на которые он всю ночь смотрел с бессильной ненавистью.

Он увидел ее. Молоденькая служанка, девушка по имени Горислава, стояла на коленях у порога, уронив на снег расписной деревянный поднос. Глиняный кувшин с квасом разбился, растекаясь темным, парящим на морозе пятном. Девушка билась в истерике. Она раскачивалась из стороны в сторону, закрыв лицо руками, и из ее груди вырывались те самые жуткие, рваные рыдания. Она не могла произнести ни слова. Она лишь протягивала дрожащую руку и указывала пальцем на приоткрытую дверь покоев.

Первым к ней подбежал воевода Ратибор, побратим Вратислава.

– Что стряслось, девка?! Что видела?! – рявкнул он, грубо тряхнув ее за плечо.

Горислава лишь замычала в ответ, ее глаза были безумными от ужаса. Она снова и снова тыкала пальцем в темноту дверного проема.

Лютобор подбежал следом, расталкивая сбегавшихся дружинников. Он посмотрел не на служанку, а на дверь. Она была приоткрыта. Изнутри не доносилось ни звука. Ни пьяного храпа Вратислава, ни тихого дыхания Зоряны. Оттуда, из этой темной щели, веяло холодом. Не утренним морозцем, а иным, могильным холодом, от которого волосы на затылке встают дыбом.

Не сговариваясь, он и Ратибор переглянулись. И в глазах старого воеводы Лютобор увидел тот же страх, что сжимал сейчас и его собственное сердце. Отбросив в сторону скулящую служанку, Ратибор толкнул тяжелую дверь плечом.

Она со скрипом распахнулась, впуская внутрь серый, безжизненный утренний свет.

И детективная часть началась. Хаос и тревога сменились предчувствием неотвратимой беды. Крик был лишь увертюрой. Самое страшное ждало их внутри.

Глава 7: Холодное ложе

Первым в покои шагнул Ратибор. Лютобор – сразу за ним. За их спинами, толкаясь и перешептываясь, замерли еще несколько старших дружинников. Серый утренний свет, проникавший в распахнутую дверь и единственное оконце, неохотно вырывал из полумрака детали комнаты.

Воздух был тяжелым и застывшим. Он пах вчерашним вином, топленым воском погасших свечей и еще чем-то. Странным, незнакомым, сладковато-гнилостным запахом, похожим на аромат болотных цветов, распустившихся посреди зимы.

Картина, представшая их глазам, была пугающе спокойной. В покоях не было следов битвы. Не было ни опрокинутой мебели, ни крови, ни сломанного оружия. Все выглядело так, будто хозяева просто встали и вышли.

Но они не вышли.

Один из них лежал на широком брачном ложе, покрытом медвежьей шкурой. Вратислав. Он лежал на спине, раскинув руки, в той же самой парчовой рубахе, в которой вчера хвастался на пиру. Казалось, он спит. Но спал он мертвым, вечным сном.

Его лицо было неестественно темного, сине-багрового цвета, словно он задохнулся или захлебнулся. Глаза, широко открытые, были устремлены в потолок с выражением застывшего изумления. Рот был слегка приоткрыт, и на посиневших губах запеклась капля темной слюны. Он не выглядел так, будто боролся за жизнь. Его поза была расслабленной, почти безмятежной. Смерть пришла к нему тихо и внезапно.

– Велес всемогущий… – выдохнул кто-то за спиной Лютобора.

Ратибор, отбросив воинскую суровость, бросился к ложу. Его лицо, обветренное в сотне походов, побелело. Он коснулся щеки побратима, потом отдернул руку, словно обжегся холодом.

– Он мертв, – глухо произнес воевода, и эти два слова упали в тишину, как камни в глубокий колодец. – Его душа уже у Сварога…

Лютобор не подошел к ложу. Его взгляд, обостренный бессонной ночью и предчувствием беды, метался по комнате, подмечая детали. На дубовом столе, рядом с блюдом нетронутых яств, лежал на боку пустой серебряный кубок. Он был опрокинут, и рядом с ним на дереве темнело небольшое влажное пятно. Не похоже было, что его уронили в борьбе. Скорее, он просто выскользнул из ослабевших пальцев.

Но не это было главным. Лютобор лихорадочно искал глазами ее. Зоряну.

Ее не было.

Ни на ложе, ни рядом. Ее свадебный наряд не висел на стене. Ее вещей не было видно. Комната была пуста, если не считать мертвеца.

И тогда он увидел оконце. Маленькое, узкое, предназначенное больше для света, чем для обзора, оно выходило не во двор, а на тыльную сторону княжеского терема, туда, где стена почти вплотную подходила к внешнему валу. Оконце, которое на ночь всегда плотно закрывали деревянной ставней, было распахнуто настежь. Морозный воздух медленно, словно нехотя, вползал в комнату, неся с собой мелкие снежинки. Под окном, на полу, виднелись свежие царапины, будто кто-то неуклюже выбирался наружу.

Именно в этот момент родилась первая, самая простая и очевидная версия. Она пронеслась по комнате испуганным, облегченным шепотом, как спасительная соломинка для утопающего сознания, не способного принять иную, более страшную правду.

– Лазутчики… – прохрипел один из дружинников, указывая на окно. – Степняки… Печенеги… Тихо прокрались по валу…

Идея, дикая, но понятная, мгновенно овладела всеми.

– …убили его во сне! Тихо, отравой какой-то! – подхватил другой. – А девку утащили с собой! Она же дочь купца богатого, выкуп потребуют!

Картина сложилась. Коварные враги, тайный налет, спящий герой-дружинник, подло отравленный, и похищенная красавица-жена. Эта версия все объясняла. Она была привычна, она соответствовала законам военного времени. Она была лучше, чем любая другая.

Все смотрели на распахнутое оконце, на мертвого Вратислава, и в их глазах был гнев, но не было смятения. Они знали этого врага. Они знали, как с ним бороться.

Все, кроме Лютобора.

Он тоже смотрел на оконце. Но он видел не печенежский след. Он слышал не гипотетический топот копыт за стенами Киева. Он слышал тихий, леденящий душу шепот Зоряны в темном переходе: «Я ищу другой выход».

И ледяной холод, не имеющий ничего общего с утренним морозом, сковал его сердце. Он не знал, что именно здесь произошло. Но он был уверен в одном: это были не печенеги. Это было что-то гораздо хуже.

Глава 8: Гнев Князя

Прошло не более десяти минут. Весть о смерти Вратислава и исчезновении его жены разносилась по княжескому двору со скоростью степного пожара. Дружинники, еще недавно спавшие пьяным сном, теперь стояли сгрудившись у дверей, их лица были хмурыми и трезвыми. Женщины-служанки, крестясь и охая, передавали друг другу страшные подробности, с каждым разом обраставшие все новыми, жуткими деталями. В воздухе повисло тяжелое, грозовое напряжение, предчувствие большой беды.

Лютобор оставался в покоях, не в силах оторвать взгляд от картины преступления. Он не слушал бормотание Ратибора, который уже клялся отомстить проклятым степнякам, не замечал, как другие дружинники сжимают рукояти мечей. Он чувствовал себя посторонним, единственным зрячим среди слепцов, видящим, что истина и общепринятая версия расходятся, как две тропы в темном лесу.

Толпа у входа расступилась. В покои вошел князь Светозар.

На нем был простой домотканый плащ, накинутый поверх исподней рубахи. Его не успели одеть по-княжески, разбудили спешно. Но ничто в его виде не говорило о поспешности или растерянности. Он был спокоен. И этот его покой был страшнее любого крика.

Его лицо было подобно гранитной скале, на которой буря оставила глубокие тени. Глаза, обычно ясные и проницательные, сейчас потемнели, превратившись в два холодных серых камня. Он не кричал, не задавал вопросов. Его гнев был беззвучным, внутренним, и оттого казался нечеловеческой силой, способной гнуть сталь и ломать кости. Дружинники, находившиеся в комнате, инстинктивно потупили взоры и сжались, словно в его присутствии стало физически холодно.

Светозар медленно, неторопливо вошел в центр комнаты. Он не стал подходить к телу, ему хватило одного взгляда, чтобы оценить все. Он посмотрел на сине-багровое лицо Вратислава, на расслабленную позу, на широко открытые, ничего не выражающие глаза. Затем его взгляд скользнул по комнате, отметив опрокинутый кубок, и остановился на распахнутом окне. Он подошел к нему, выглянул наружу, на узкую полоску земли между теремом и валом.

Для всех присутствующих произошедшее было трагедией – смертью товарища, похищением женщины. Но Лютобор, наблюдая за князем, ясно понял – для Светозара это было нечто иное, и гораздо более серьезное.

Это было оскорбление. Прямая, дерзкая пощечина, нанесенная его власти.

Вчера он, князь, скрепил этот союз своим словом. В его доме, под его защитой, гуляли свадьбу его дружинника. А ночью некие безымянные тени проникли в самое сердце его цитадели, в его дом. Они убили его человека. Они украли женщину, которая со вчерашнего дня стала частью его дружины, его рода. Они посмеялись над его силой, над его стражей, над его законом. Они превратили его в слабого, беспомощного правителя, который не может обеспечить безопасность даже под собственной крышей. Это был вызов, брошенный не Вратиславу и не Твердиславу. Это был вызов ему, Светозару, князю Киевскому. И ответ на него должен был быть сокрушительным.

Князь медленно обернулся. Его взгляд нашел воеводу Ратибора, который стоял, низко опустив голову, как провинившийся пес. Светозар заговорил, и его голос, тихий и лишенный всяких эмоций, прозвучал как лязг задвигаемого засова на воротах темницы.

– Перекрыть все ворота.

Это был не вопрос и не просьба. Это была первая руна страшного заклятия, которое он начинал плести.

– Ни одна душа не покинет Киев, будь то купец или смерд, на телеге или пешком. Все ладьи на Почайне и Днепре – на прикол. Ни одна щепка не должна отплыть от берега.

Он сделал паузу, обводя дружинников ледяным взглядом.

– Каждую собаку на Подоле, в Горе, в Копыревом конце обыскать. Каждый погреб, каждый хлев, каждый дом. Встряхнуть всех – хазар, варягов, греков. Я хочу знать о каждом чужаке, что появился в городе за последнюю неделю.

Наконец, его взгляд остановился на чем-то за пределами комнаты. Его губы сжались в тонкую, жестокую линию.

– Найти девку. Живой. Или мертвой. Найти тех, кто это сделал. Я не спрашиваю, как вы это сделаете. Мне все равно, кого вы будете пытать, кого поить, кого вешать вниз головой. Через три дня я хочу видеть их здесь. Или видеть ваши головы на частоколе вместо их. Ступай.

Ратибор, не поднимая глаз, коротко кивнул и, пятясь, вышел из покоев. За ним поспешили остальные, обрадованные возможностью вырваться из-под этого невыносимого ледяного взгляда и облечь свой страх и смятение в ярость и действие.

Лютобор остался. И когда князь, проводив всех взглядом, снова посмотрел на тело Вратислава, их глаза на мгновение встретились. В эту секунду Лютобору показалось, что князь, так же как и он, не верит в простую версию о печенегах. Но он понимал, что для князя это сейчас неважно. Неважно, кто нанес удар. Важно, что удар был нанесен.

Частное горе семьи Вратислава и Твердислава только что закончилось. И началась большая государственная охота. Охота, в которой ценилась не истина, а результат. Любой ценой.

Глава 9: Перст обвинения

Лютобор все еще стоял в покоях, не в силах заставить себя уйти. Он ощущал себя прикованным к этому месту. Он переводил взгляд с застывшего лица Вратислава на распахнутое окно и пытался сложить воедино обрывки – крик ужаса Зоряны, брошенный ему через плечо, ее странные слова о «другом выходе», пустой опрокинутый кубок… Картина не складывалась, ее детали противоречили друг другу, образуя пугающую бессмыслицу.

Дверь снова распахнулась, на этот раз с такой силой, что ударилась о стену. В проеме стоял Твердислав.

Купец, видимо, только что проснулся – волосы всклокочены, на лице багровые пятна от подушки. На нем был дорогой, подбитый мехом халат, наспех накинутый на исподнюю рубаху. Кто-то из слуг, заикаясь от страха, очевидно, донес до него страшную весть.

Его маленькие, цепкие глазки метнулись по комнате. Сперва они увидели князя. Твердислав инстинктивно согнулся в полупоклоне, пробормотав: «Княже…». Затем его взгляд нашел ложе. И замер.

Первой его реакцией был не крик и не слезы. Это был тихий, протяжный, подвывающий звук, какой издает волк, обнаруживший, что его добычу утащили из капкана. Он сделал несколько семенящих шагов к телу, его лицо исказилось. Это была маска горя, но Лютобор, видевший истинное горе на полях сражений, распознал фальшь. В этом вое было не горе отца или тестя. Это был вой разорения. Так купец мог бы выть, глядя на свой сгоревший склад или потопленную ладью с товаром. Рухнул не просто человек. Рухнул тщательно выстроенный план. Союз. Будущие барыши. Положение в обществе.

Он смотрел на мертвого зятя, и его губы беззвучно шевелились, подсчитывая убытки.

А затем его взгляд, полный отчаяния и животного страха, начал искать. Искать виновного. Не для того,тобы отомстить, а для того, чтобы найти выход своей панике, переложить груз катастрофы на чужие плечи. И его глаза нашли Лютобора.

Он стоял в стороне, мрачный, молчаливый, не принимающий участия в общей суете. Для Твердислава, чей ум привык к простым и ясным сделкам, картина сложилась мгновенно. Вот причина. Вот корень зла. Его мозг, искавший выгоду, нашел самого удобного виновника.

Глаза купца вспыхнули злой, спасительной догадкой. Страх сменился яростью. Вой прекратился. Он выпрямился, и его трясущийся палец выбросило вперед, указывая прямо на Лютобора.

– Вот он!

Его крик, визгливый и пронзительный, заставил вздрогнуть даже князя Светозара. Дружинники, толпившиеся у входа, снова повернули головы.

– Убийца! Вот он! – надрывался Твердислав, тыча пальцем в Лютобора, который от неожиданности застыл, не в силах вымолвить ни слова.

Купец сделал шаг вперед, его лицо исказилось от ненависти, которая была куда искреннее его недавнего горя.

– Он вился вокруг нее, как змей! Все видели! Княже, ты сам видел! Он дарил ей свои безделушки, караулил у ворот! Она ему отказала, отец слово дал другому! Доблестному Вратиславу!

Он говорил быстро, захлебываясь словами, и его версия на ходу становилась все более стройной и ужасающей. Для него, и для всех, кто слушал.

– Он не стерпел! Затаил злобу! Так он отравил зятя моего в брачную ночь! Подсыпал яду в чашу, как трус, как баба! А дочь мою, кровиночку, похитил! Утащил в ночи, чтобы насильно своей сделать!

Обвинение, брошенное публично, при князе, было подобно удару тарана. Лютобор ощутил, как десятки глаз, еще минуту назад сочувствующих, впились в него с новым, холодным интересом. То, что все знали, – его симпатия к Зоряне, его мрачность на свадьбе, – теперь, в свете слов купца, превращалось из романтической тоски в зловещий мотив. Его отстраненность в момент обнаружения тела – из шока в хладнокровие убийцы.

Твердислав, видя, что его слова попали в цель, окончательно вошел в раж. Он упал на колени перед Светозаром, простирая к нему руки.

– Княже! Великий князь! Не верь ему! Он будет лгать! Его пытать надо! В дыбу его! Он во всем признается! И где дочь моя скажет, и каким ядом зятя сгубил! Спроси у дружины! Все знали, что он по ней сох! Все подтвердят!

Грязь обвинения была брошена. И она прилипла.

В один миг Лютобор из свидетеля, из одного из скорбящих, из участника расследования, превратился в главного подозреваемого. С идеальным мотивом, железной логикой преступления и десятками свидетелей, которые могли подтвердить его «одержимость».

Кольцо замкнулось. Теперь он был один против всех. А самым страшным было то, что он понимал: со стороны обвинение Твердислава выглядело безупречно.

Глава 10: Сделка с правосудием

– Во-о-он!!!

Резкий, как удар хлыста, приказ князя оборвал истеричный вопль Твердислава. Светозар не повысил голоса, но в нем прозвучала такая ледяная мощь, что купец мгновенно захлебнулся собственными словами и попятился. Двое гридней, стоявших у входа, бесцеремонно подхватили его под руки и выволокли из покоев, не обращая внимания на его протестующие всхлипы.

– Все вон, – бросил князь, не глядя на остальных.

Дружинники, переглянувшись, молча покинули комнату. Дверь за ними закрылась с тяжелым, глухим стуком, отрезая их от внешнего мира.

Теперь в покоях, пахнущих смертью и страхом, остались только трое. Князь Светозар, мертвый Вратислав и Лютобор.

Лютобор стоял перед князем, прямой, как натянутая тетива. Он чувствовал себя голым. Не только потому, что тяжелый княжеский взгляд, казалось, проникал под кожу и читал все его мысли – и те, в которых он был невиновен, и те, в которых он был виновен стократ. Голым, потому что у него отняли все: доброе имя, доверие братьев по оружию, даже право на скорбь. Он был загнан в угол, и единственное, что у него оставалось – это он сам.

Он не стал оправдываться. Он понимал: в эту минуту любое слово в свою защиту прозвучит как лепет виновного. Отрицать очевидное – то, что он был влюблен в Зоряну – было бы глупо. Твердислав, в своей слепой ярости, выстроил почти идеальную ловушку.

– Княже, – заговорил Лютобор первым, и его голос был спокоен и тверд, эта твердость далась ему неимоверным усилием воли. – Ты можешь казнить меня сейчас. Это будет быстро. Удобно. Ты дашь Твердиславу то, что он хочет. Ты покажешь дружине, что убийца их брата наказан. К вечеру все закончится. И ты никогда не узнаешь правду.

Светозар молчал. Он смотрел не на Лютобора, а на свои руки, медленно сцепляя пальцы в замок. Это был знак глубокой задумчивости.

Лютобор продолжил, чеканя каждое слово.

– Твердислав лжет не из злого умысла. Он лжет от горя и страха, как дитя, что боится темноты и видит чудовище в каждом кусте. В его словах есть складность, но нет правды. Взгляни сам, княже. Если бы я хотел похитить ее, я бы сделал это до свадьбы. До того, как она стала женой твоего дружинника. Зачем мне ждать, чтобы превратить простое похищение в святотатство, за которое нет прощения?

Он сделал шаг ближе.

– И второе. Если бы я хотел убить Вратислава… – он на миг замолчал, и в тишине это прозвучало почти как признание, – я бы убил его. Месяц назад, в походе, списав на стрелу печенега. Вчера, в пьяной драке, когда варяг едва не снес ему голову. В честном поединке, вызвав его за оскорбление. Я воин, княже. Я решаю дела мечом. Ядом убивают трусы, бабы и… торговцы, которые боятся запачкать руки в крови, но не боятся замарать душу. Это не моя смерть.

Он закончил. Он выложил на стол единственное, что у него было – свою логику и свое знание людей. Теперь слово было за князем.

Светозар медленно поднял на него глаза. Взгляд его был тяжелым, как точильный камень.

– Твои слова медовые, Лютобор. В них есть резон. Но я не слепой. Я видел, как ты на нее смотрел вчера. Твой взгляд мог бы прожечь эту стену. Любовь, или как вы, молодые, это зовете… страсть… она лишает разума и воинов, и мудрецов. Заставляет хвататься и за яд, и за лживое слово. Твоя правда висит на волоске. Я могу его обрезать одним словом. Но могу и подождать.

Он сделал паузу, которая показалась Лютобору вечностью.

– Что ты предлагаешь?

У Лютобора перехватило дыхание. Он получил свой шанс. Один из тысячи.

– Дай мне вести это дело. Дай мне власть спрашивать. Дай мне свободу ходить там, где другие боятся ступить.

– И что я получу взамен твоих прогулок? Еще одну красивую историю?

– Ты получишь правду, – твердо сказал Лютобор. – Дай мне три дня. Нет. – Он сам себя перебил, понимая, что трех дней не хватит. – Дай мне время до следующей полной луны. Четырнадцать дней. К этому сроку я найду ее. Или тех, кто ее забрал. И я назову тебе имя убийцы Вратислава. Имя того, кто посмел бросить тень на твой дом.

Он посмотрел князю прямо в глаза, и в его голосе прозвучал металл клятвы.

– Если же к исходу последней ночи я не принесу тебе головы виновного… моя голова на плахе станет ответом за все. За убийство Вратислава. За исчезновение Зоряны. За твое доверие.

В комнате снова воцарилась тишина. Было слышно, как потрескивают угли в очаге. Князь Светозар смотрел на Лютобора долго, изучающе, взвешивая его на весах своей власти. Он видел перед собой не простого дружинника. Он видел отчаянного, загнанного зверя, готового броситься в огонь, потому что позади него – пропасть. И именно такой человек был ему сейчас нужен.

– Хорошо, – наконец произнес князь. – Даю тебе срок до полной луны. И даю тебе слово. Ищи. Но помни: твоя голова уже лежит на плахе. Каждый из этих четырнадцати дней ты будешь лишь отсрочивать удар топора. Не найдешь виновного… виновным будешь ты.

Сделка была заключена. Цена правды была установлена. И цена эта была – жизнь.

Глава 11: Первый допрос: Братья по оружию

Гридница встретила Лютобора тяжелым, спертым запахом вчерашнего похмелья, который смешивался с новым, леденящим ароматом беды. Слуги уже убрали остатки пира, но воздух, казалось, все еще хранил память о громком хохоте, превратившемся в зловещую тишину. Тело Вратислава унесли, накрыв плащом. Теперь это было просто место преступления.

Княжеское слово, даровавшее Лютобору право на расследование, разлетелось по двору мгновенно. Он получил власть. Но вместе с ней он получил и нечто другое – отчуждение.

Первыми, с кем он решил говорить, были они. Дружинники из «младшей» гридницы, ближний круг Вратислава, его побратимы и собутыльники. Те, кто вчера громче всех славил его удачу. Лютобор собрал их в той самой гриднице, где столы еще хранили следы пира. Их было человек десять – крепких, закаленных в боях мужей, с которыми он не раз стоял плечом к плечу в строю.

Но сегодня между ними выросла невидимая стена.

Он чувствовал это по тому, как они смотрели на него. Во взглядах не было прежнего товарищества. Было недоверие. Подозрительность. У некоторых – плохо скрытая враждебность. Он больше не был для них своим, «братом по оружию». Он был тот, на кого указал пальцем отец убитой. Он был следователем, получившим право совать свой нос в их дела с позволения князя. А еще он был соперником, чьи чувства к Зоряне были общеизвестной тайной. Каждый из них примерял на него личину убийцы. И для многих она подходила идеально.

– Мне нужно знать все, что произошло вчера, – начал Лютобор, стараясь, чтобы его голос звучал ровно и властно. Он встал в центре, они сидели на лавках, скрестив руки на груди. – Все, что вы видели. Слышали. Каждое слово, каждый косой взгляд.

Молчание было ему ответом. Они смотрели на него исподлобья, как волчья стая на чужака.

– Что молчите? – нажал он. – Нашего брата убили. Его жену утащили. А вы рты на замок закрыли.

– А что говорить? – буркнул один из них, молодой дружинник по имени Сбыслав. – Печенеги прокрались, отравили, девку в полон взяли. Искать их надо в степи, а не правду в пустых чашах.

– Печенеги не используют яд, – отрезал Лютобор. – Они используют аркан и саблю. И не оставляют после себя одного мертвеца и открытое окно. Они оставляют огонь и кровь. Это не их работа. Кто-то был здесь, среди нас.