Цирк Странных Чудес

– Сомневаюсь, что из-за грома они бросились бы в гущу людей. Змеи чувствуют вибрации почвы всем телом, но редко воспринимают их как непосредственную угрозу для бегства. Но если их тут целый выводок, и они продолжат заползать в лагерь… это станет большой проблемой. Мирон говорил, мы здесь всего на два выступления с перерывом в неделю или две, но, возможно, придется сворачиваться раньше.

«Интересно, Ригги согласится выступать? – пробормотал он скорее для себя. – Спрошу его позже, успею что-нибудь придумать… Слушай, а у тебя есть припарка какая-нибудь? А то у Зазза укусы отекли и чешутся, прямо беда.»

– Мм… да, кое-что найдется. Погоди тут.» – Элиция ловко, не убирая удава с плеч, скользнула в узкую дверь своей вагонетки, демонстрируя чудеса гибкости и аккуратности. Чучун с восхищением наблюдал за ней.

Спустя пару минут она вернулась, протягивая ему небольшую склянку с мутноватой жидкостью внутри.

«Вот, держи. Поможет снять зуд и отек. Только наружно! Никаких экспериментов внутрь!» – предупредила она.

– О, оо! Отлично! Спасибо! – Чучун бережно принял склянку, как драгоценность. – И за Зазза спасибо! Пойду обрадую. А вы бы сходили поужинать, там чем-то очень вкусно пахло, пока я шел.

– А, да… – Элиция слегка поморщилась, ощущая вес удава на плечах. – Пора. Вроде суп сегодня. А тебе пора отдыхать, герой.» – Мягко освободившись от Щекотки и уложив его в вагонетке, она, не запирая дверь, направилась в сторону обеденной площади. «До встречи.» – Легкий взмах пальцами стал прощанием.

Чучун в ответ помахал лапкой и, развернувшись, быстрыми, почти прыгающими шажками ринулся по тропинке, что вела в лес. Он надеялся нагнать Зазза – вручить ему лекарство и может вместе поискать разгадку в темнеющем лесу. По пути Чучун запихнул склянку с лекарством себе за щеку – его самый потайной карман. Не совсем следуя инструкции, но все же.

Лесная тропинка, ведущая от лагеря, быстро сужалась, погружаясь в царство сумерек и приглушенных звуков. Зазз шел не торопясь, его цепкий гоблинский взгляд скользил по земле, выискивая любые аномалии – следы, обломанные ветки, малейшие признаки незваных гостей. Поэтому когда сзади донеслось протяжное и немного задыхающееся «Заааазз!», он не вздрогнул, а лишь обернулся, поджидая подбежавшего Чучуна.

Тот, запыхавшись, тут же выпалил все, что успел выведать у Элиции: о нетипичном для местных змей агрессивном поведении, об их диком, неодомашненном нраве и о главном – о леденящем душу страхе, который прогнал их из родных укрытий прямиком под ноги циркачам. Чучун тараторил, слегка жестикулируя, стараясь передать и настороженность Элиции, и ее профессиональное недоумение.

Зазз слушал, молча кивая. Информация стыковалась с его собственными наблюдениями. Мысль о том, что змеи могли приползти не только по земле, вызвала у него не столько удивление, сколько скептическую гримасу. Он машинально потер запястье, где под мазью Торнгаста уже почти не чувствовалось жжения.

«Значит, мне теперь по деревьям лазать, высматривать?» – проворчал он скорее для себя, вглядываясь в переплетение темных ветвей над головой. Перспектива быть атакованным сверху ядовитым сюрпризом его не прельщала.

– Я мазь раздобыл, держи, – Чучун, поймав наконец дыхание, протянул склянку. – Элиция сказала, наружно, поможет, если что.

Зазз на мгновение взглянул на склянку, затем на свою почти зажившую руку, и легкая, едва уловимая усмешка тронула уголки его рта.

– А, не, спасибо, – он мягко отстранил руку Чучуна. – Торнгаст свое дело знает. Почти прошло. Припрячь на черный день, мало ли… Пригодится.

Чучун кивнул, и быстрым, отработанным движением его пухлая щека раздулась, приняв в свой потайной «карман» маленькую склянку. Зазз, наблюдавший за этим, не смог сдержать короткого, хриплого смешка.

– Никогда не пойму, как у тебя там все не перепутывается, – пробурчал он, качая головой. – У меня бы уже и порох отсырел, и спички промокли.

Крысолюд лишь самодовольно хмыкнул, постучав себя по щеке костяшками пальцев. Звук был глухой и упругий.

Повернувшись обратно к лесной чаще, Зазз всей своей позой выразил собранность и решимость.

– Будь осторожен тут, – сказал на прощание Чучун, поняв, что его миссия выполнена. – А я пойду к Профессору, расскажу ему, что узнал.

Зазз лишь молча поднял руку в том самом небрежном салюте, не оборачиваясь, и сделал шаг вглубь сгущающихся теней леса. Чучун же, развернувшись, пустился обратно к лагерю, к одинокому факелу, под которым дежурил Профессор, его щека с драгоценной мазью бодро подрагивала в такт бегу.

Два силуэта, маленький и юркий и чуть побольше, но все равно теряющийся на фоне великанов-деревьев, расходились в разные стороны – один на встречу с тишиной и тайной леса, другой – чтобы донести тяжелую правду до того, кто держал на своих плечах весь этот шаткий, странный цирк.

Цирк затихал, погружаясь в тревожный покой. Огни гасли, звуки стихали, оставляя после себя лишь тяжелое, невысказанное напряжение.

Чучун вернулся к одинокому островку света, где под трепетанием факела дежурил Профессор. Старик сидел на перевернутом ящике, его взгляд был устремлен в никуда, в самую гущу мрака за пределами круга света, но видящий не тьму, а бесконечный лабиринт проблем и подозрений. Заметив приближающегося крысолюда, он молча кивнул, приглашая подойти.

– Ну, что Элиция сказала? – его голос прозвучал устало, почти машинально.

Чучун, не сбавляя оборотов, обрушил на него водопад слов, пересказывая все услышанное: дикие, немирные змеи, необъяснимый ужас, гнавший их из леса, и версия о возможной угрозе с деревьев. И вдруг, посреди этого потока, его осенило. Он замолчал на полуслове, его взгляд упал на собственную раздутую щеку, где покоилась склянка с мазью.

– А вот… скляночка, – он вытащил ее и протянул Профессору, смотря на него с внезапной, наивной надеждой. – Может, это… Мирону поможет? Снять отек, ну или…

Профессор медленно поднял на него глаза, и в его усталом взгляде мелькнуло что-то похожее на боль и горькое недоумение. Он с трудом поднялся, кости отдались тихим хрустом.

– Ты… ты знаешь, как оно работает? – его обычно тихий, хриплый голос сорвался на полтона выше, в нем прозвучала не злость, а отчаянная усталость от необходимости объяснять очевидное.

Чучун заерзал, его взгляд забегал от лица Профессора к земле, к склянке и обратно. Он почесал затылок, чувствуя, как горячая волна стыда и осознания своей глупости заливает щеки под шерстью.

Профессор тяжело вздохнул, и его плечи снова сгорбились под невидимой тяжестью.

– Подобное… лекарство… – начал он, подбирая слова, простые и безжалостные, – оно работает, только если у того, на кого его направить… есть кровоснабжение. Сердцебиение. Дыхание. А у Мирона… всего этого уже нет. Понимаешь?

Чучун молча кивнул, быстро забрав склянку обратно и снова надежно упрятав ее за щеку. Ему хотелось провалиться сквозь землю.

– Пооонял, – пробормотал он, отводя взгляд. – Ладно… Может, я схожу еще раз сеть осмотрю? Вдруг упустил что. Вдруг это летучие мыши были какие-нибудь… – он уже сделал нерешительный шаг в сторону, жажда действий гнала его прочь от этого места и от тяжелого взгляда Профессора.

– М-м, нет, – Профессор мягко, но твердо остановил его. – Сеть оставь. Ее починят завтра. Если будет нужно. – Он помолчал, глядя в сторону темного леса. – Лучше сходи-ка к Заззу. Что-то я переживаю, что он один туда пошел. Двое – веселее, да и глаза у тебя зоркие.

Кивнув с облегчением, что получил конкретное и нужное поручение, Чучун развернулся и пустился бегом обратно к лесной тропинке, его маленькая фигурка быстро растворилась в сумерках. Профессор остался один под трепещущим светом факела, сторожа немого свидетеля их обшей беды и думая о том, что завтрашний день принесет новые тревоги, а покой для этого шаткого, странного мира стал недостижимой роскошью.

Лес встретил Зазза не враждебно, а настороженно-тихим шелестом листьев и влажной, густой свежестью. Воздух, чистый и прохладный, был густым от аромата хвои и прелой листвы. Гоблин двигался медленно, его цепкий взгляд выискивал на земле следы, зазубрины на коре, любые улики. Но земля хранила молчание – грохот цирка, музыка и топот распугали всех, кто мог жить на опушке, отгоняв лесных обитателей вглубь чащи.

Вспомнив слова Чучуна, Зазз начал водить взглядом и по ветвям над головой. Сумерки сгущались, превращая листву в сплошной черный узор на фоне постепенно синеющего неба. Прошло не так много времени, как его внимание привлекло движение. На толстой ветке старого дуба, почти полностью сливаясь с корой, свесилась огромная, по его меркам, змея. Ее холодные, лишенные век глаза были неподвижно устремлены на него. Возникла немая, напряженная сцена взаимного изучения.

Зазз замер, соображая. Атаковать? Рискованно… Пока он колебался, позади раздалось тихое, шипящее предупреждение у самых его ног. Рефлекторно обернувшись, он увидел еще одну – меньшую, пепельно-серую, точь-в-точь как те, что напали под лестницей.

В этот момент издалека донеслось спасительное, но несвоевременное: «Зааазз! Ты где?» – голос Чучуна резал лесную тишину. “Дедушка Чун рассказывал, что ночью в лесу выходят на охоту хищники, тихие, опасные, и не прочь скушать маленького крысолюда…” – мелькнуло в голове у Чучуна, пробирающегося через чащу.

Но для Зазза вечеринка уже началась. Роковая ошибка – отвлечься. Когда он резко повернулся обратно к дубу, огромная змея была уже не на ветке, а на земле, в паре метров от него, и молниеносно сокращала дистанцию. Ее тело изогнулось для броска, из пасти вырвалось угрожающее шипение.

В тот же миг он почувствовал острую, жгучую боль в икре – первая, маленькая змея успела вонзить свои клыки. Вторая метнулась в прыжке, но промахнулась, проскочив мимо его ботинка.

Ярость и инстинкт самосохранения перевесили страх. Недолго думая, гоблин-чародей решил устроить «теплый прием». Он отпрыгнул назад, его пальцы сложились в знакомую, отработанную годами вязь. «Гори все синим пламенем!» – мысленно выдохнул он, и из его сведенных ладоней вырвался сдавленный, оглушительный “БА-БАХ!” – не ослепительная вспышка, а концентрированный сгусток огня, ударивший в точку между двумя рептилиями.

Воздух вздрогнул. На месте взрыва, опалившего траву и почерневшую землю, поднялось густое облако пара – влага из мха и листьев мгновенно испарилась под чудовищным жаром. Чучун, заметивший вдалеке яркий взрыв и облако пара, рванул на свет. “Что может ночью так парить? Может, Зазз прикалывается?”.

Зазз, уже чувствуя, как яд начинает разливаться по ноге холодной слабостью, с ужасом заметил: змеи, хоть и получили ожоги, не отползли в панике. Они лишь зашипели яростнее, их движения стали еще более агрессивными. Огонь их не испугал!

Мысли спутались. Он не успел ничего больше придумать. Огромная тень надвинулась на него. Вторая, молниеносная атака – на этот раз в бедро. Острая боль, а затем накатывающая волна тошноты и свинцовой тяжести во всем теле. Мир поплыл перед глазами, звуки стали глухими. Ноги подкосились. Последнее, что он увидел, прежде чем глаза сами собой закрылись, – это кольца могучего тела, уже начавшие обвиваться вокруг его груди, сжимаясь.

Чучун ворвался на поляну и замер на мгновение, оценивая ситуацию. “АА! Огромная! Зря шпагу не взял… Надо друга выручать, а то эта скотина сожрёт товарища! Шпага тут не помогла бы…”

Зазз был без сознания в смертельных объятиях. Без колебаний Чучун вытащил из-за щеки склянку и, забыв все предостережения, одним глотком осушил ее до дна. Противоядие обожгло горло горьким холодком.

Сорвиголова, движимый адреналином и отчаянием, ринулся вперед. Мысль промелькнула: “Танец! Как у Элиции!”. Он начал неистово прыгать, размахивать лапами, выделывать невообразимые кульбиты – боевой танец крысолюда, призванный запутать и отвлечь.

Удивительно, но это сработало. Большая змея, уже почти задушившая Зазза, замерла, ее внимание привлекло это сумасшедшее мельтешение. “Аа.. а чо делать то дальше?” Но пока ее гипнотизировали, маленькая, обожженная, сделав последний прыжок, впилась клыками в руку Чучуна и повисла на ней, обмякнув – огонь Зазза все-таки добил ее.

Боль от укуса пронзила крысолюда, но он не остановился. Видя, что большая змея отвлечена, он из последних сил бросился к Заззу и начал отчаянно растаскивать тугие кольца, обвившие его друга. “Бежать! БЕЖАТЬ!!! змеи кусают, ещё страшнее!”. Руки немели от яда, в глазах плыло, но мысль была одна: «Тащи!»

Змея, почувствовав вмешательство, резко развернула голову и с шипением вонзила клыки в плечо Чучуна. Тот вскрикнул от боли, но не отпустил Зазза. Собрав всю волю в кулак, он рванул на себя, выдернув тело гоблина из смертельной петли, взвалил его на плечо и, пошатываясь, бросился бежать прочь, к лагерю.

Змея, шипя, поползла за ними, ее движения были быстрыми и злобными. Чучун бежал, спотыкаясь, чувствуя, как яд и слабость подкашивают ноги. Он мог бы использовать тело друга как щит, но даже в панике не позволил себе этого.

Добежав до вагончика Элиции, он, задыхаясь, с сбросил бесчувственного Зазза на землю.

– За нами… гонится… змея… огромная… – его голос срывался на хриплый шепот.

Элиция, выскочившая на шум, побледнела, увидев преследующую их тварь. Но страх сменился привычными для нее действиям. На трясущихся ногах, но с выправкой заклинательницы, она шагнула навстречу змее, ее движения стали плавными, гипнотическими, как ручей. Она протянула руки, шепча что-то успокаивающее, ласковое: «Не бееей… тихо… все хорошо…»

Чучун, валяясь на земле рядом с Заззом, ловил ртом воздух. “А вдруг она сейчас бросится?”

Пока змея была заворожена Элицией, ярость и остатки сил пересилили все. “Она тоже её боится, значит надо бить! другого выхода нет!” С рычанием Чучун поднялся и набросился на рептилию сбоку, целясь когтями в ее немигающие глаза. Он яростно царапал, бил кулаками, в ярости вминая змеиную голову в стенку вагончика, оставляя на дереве глубокие царапины.

– Добивай, добивай! – пищала рядом Элиция, не прекращая своих успокаивающих пассов, чтобы удержать внимание змеи.

– Убери руку!» – вдруг скомандовала она резко.

Чучун инстинктивно отдернул лапу. В тот же миг Элиция, с силой, которой он бы не ожидал от нее, массивной, не прибитой доской от настила и со всего размаха ударила змею по голове. Раздался глухой, костный хруст. Тело рептилии обмякло и замерло. Заклинательница знала, куда бить или это случайность?

Наступила гробовая тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Чучуна. Они с Элицией несколько секунд смотрели друг на друга в шоке, осознавая произошедшее.

Затем Чучун, превозмогая онемение, отполз к Заззу и начал его тормошить.

«Зааазз! Ты живой? Дыши, черт тебя дери!»

Элиция, спохватившись, бросила окровавленную доску, юркнула в вагончик и вернулась с новой склянкой противоядия. Аккуратно, но быстро она разжала челюсти гоблина и влила ему в горло спасительную жидкость.

Прошла мучительная пауза, растянувшаяся в вечность. Затем тело Зазза вздрогнуло, его сведенные судорогой пальцы разжались, и он слабо, хрипло закашлялся. Веки дрогнули, помутневшие желтые зрачки медленно, с трудом фокусируясь, открылись, чтобы встретиться с перекошенным от ужаса и надежды лицом Чучуна. Взгляд гоблина был мутным, затуманенным болью и ядом, но в его глубине упрямо теплилась искра жизни. Он был жив.

«Слава всем хвостатым и усатым богам…» – мысленно выдохнул Чучун, и по его мордочке поползла слабая, нервная улыбка. Он сам едва стоял на ногах, волна тошноты и свинцовой слабости накатывала с каждым сердцебиением. Взгляд упал на его собственную руку, где все еще висела, вцепившись в предплечье в предсмертной агонии, небольшая пепельная гадюка.

«Смешно… – хрипло рассмеялся он, покачивая окровавленной конечностью перед лицом очухавшегося друга. – Исок, выходит, более ядовитый для змей, чем змеи для исока!»

Чучун потряс рукой, и безжизненная змея затрепетала жутковатым маятником.

– Ну что, в первый раз? А я вот почти ничего не почувствовал. Немного щиплет, и всё. Ты как?

Зазз с трудом сглотнул. Горло саднило, словно он наглотался дыма.

– Вроде… лучше, – просипел он неестественно хрипло. – Голова… раскалывается.

– Ничему ты не учишься, – покачал головой Чучун, но без упрёка, скорее с усталой досадой. – Совсем крыша поехала.

– Да они сами лезут! – попытался огрызнуться Зазз, но получилось скорее жалобно. – Со всех сторон…

– Так может, надо было уносить ноги, а не в драку лезть? – фыркнул крысолюд, но тут же зашипел от боли, пытаясь пошевелить укушенной рукой. – Ай… хоть бы новый анекдот в процессе рассказал…

Тем временем Элиция, не теряя времени, ловкими движениями знатока разжала окоченевшие челюсти змеи на руке Чучуна и аккуратно сняла её. Она внимательно осмотрела небольшие, но глубокие проколы от клыков. На её лице читалась привычная сдержанность, но в глазах плескалась тревога.

Чучун, едва почувствовав облегчение, тут же оживился, выплёскивая накопившееся напряжение:

– Элиция, этих змей… их там, в лесу, тьма! Вот такие – и вот такие! – он мотнул головой в сторону тушки большой змеи. – Прямо как саранча!

Заклинательница подняла на него серьезный взгляд.

– Если таких змей тут действительно много, – ее голос прозвучал холодно и четко, – то нам нужно уходить отсюда. И быстро. Это не шутки. Найди Мирона, скажи ему. Немедленно.

Чучун кивнул с редкой для него серьезностью и, пошатываясь, рванул с места. Побежал действительно к Мирону, но больше к Профессору, который сторожит его остывающее тело. Правду о Мироне знали лишь свои, и сейчас она была опаснее любой змеи.

Элиция тем временем присела на корточки рядом с телом большой змеи. Та была темно-зеленого, почти изумрудного цвета, с переливчатым, маслянистым блеском чешуи и огромными, даже сейчас выглядевшими смертоносно клыками. Ее движения были методичны и точны – она переворачивала тушу, изучала форму головы, узор на спине. Зазз, с трудом поднявшись на локте, с любопытством наблюдал за ней, его гоблинская натура исследователя брала верх над слабостью.

– Здесь ей быть не должно, – тихо, больше для себя, проговорила Элиция, проводя пальцем вдоль холодного тела. – Этот вид… он из далеких джунглей, за теплыми морями. Не место ей в наших лесах. И чешуя… смотри какая.

Она аккуратно кончиком ногтя приподняла несколько крупных чешуек на спине рептилии. Под ними обнажилась не гладкая кожа, а крошечные, острые, как бритва, крючкообразные шипы.

– Видишь? – Элиция повернулась к Заззу. – Это не просто броня. Если бы она обвила кого-то… эти чешуйки впились бы в плоть, как сотни крючков. Вырваться было бы невозможно. Она не просто кусает… она дробит и удерживает.»

Пока Элиция была поглощена изучением страшной находки, Зазз, движиый внезапным порывом, протянул руку к маленькой, обугленной тушке змеи, что лежала поодаль. Он быстро, почти машинально, надкусил один из ее зубов, пробуя на вкус остатки яда, а затем так же быстро сунул всю тушку в один из многочисленных карманов на своем жилете. "Пригодится для опытов… Или для особого "бабаха"…" – мелькнуло у него в голове. Желудок предательски заурчал, напоминая, что последний раз он ел сто лет назад. "Черт, может, сначала на ужин сходить, а потом уже ядовитых тварей коллекционировать?"

Тем временем вернемся к героям, что ушли исследовать каморку Мирона – Эларе и Торнгасту. Их путь лежал мимо главного костра, где, словно мотыльки вокруг огня, собралась уставшая, но оживленная труппа. «Пёрышки», завернутые в пестрые, потертые пледы, делились впечатлениями, их лица, освещенные пламенем, светились усталым, но искренним возбуждением. Воздух был густым и теплым, пропитанным запахом дымка, жареного картофеля и сладковатым духом отдыха после тяжелой победы. Обрывки фраз долетали до Элары и Торнгаста:

«…а этот голубой дым! Я думал, гоблин сейчас к звездам улетит!» – доносился заразительный смех одного из акробатов.

«А медведь с крысой! Видал кульбиты? Я бы ни за что не рискнул!» – вторил ему другой, размахивая руками.

«Говорят, Мордейн сама фейерверк заказала, ослепительно было…» – пронеслось чуть в стороне, тону в общем гуле.

Элара машинально уловила общее настроение облегчения – они справились, публика ушла довольной. Но этот успех казался ей хрупким, призрачным, как дым от костра, на фоне того, что лежало под брезентом в тени манежа. Ее пальцы снова потянулись к картам в кармане, ища утешения в знакомых формах..

Пройдя через скрипучий мостик над уснувшей речкой, они подошли к одиноко стоящему вагончику. Скромное жилище Мирона резко контрастировало с его сценическим образом – аккуратный, выкрашенный в темно-зеленый цвет, с массивной, но потрескавшейся от времени красной дверью и тусклой позолоченной ручкой. Стену вагончика украшали – или, скорее, оклеивали в творческом беспорядке – пожелтевшие плакаты, зарисовки будущих номеров, наброски декораций и старые афиши. Элара на мгновение задержала взгляд на эскизе «Водяной Тюрьмы», на полях которого Мирон его рукой, твердой и размашистой, написал: «Мордейн – блеск! Но свет голубее!».

Пока гадалка погрузилась в изучение этого архива мыслей и планов, Торнгаст, не привыкший ждать, уперся лапой в дверь. Дерево жалобно скрипнуло, но не поддалось. Разочарованно фыркнув, медведь отступил, его очки съехали на кончик носа. Услышав этот знакомый звук нетерпения, Элара вздохнула и, не глядя, протянула ему ключ.

– Держи, не мучайся.

Торнгаст взял крошечный, потертый ключик своими огромными, невероятно аккуратными для его размеров лапами. Картина была почти комичной: исполин, сконцентрировавшись, пытался вставить малюсенький металлический предмет в замочную скважину. Он проворачивал его, слегка пошатывал, даже поднес к самым стеклам очков, пытаясь разглядеть механизм. Но кроме сухого, упрямого щелчка, ничего не происходило.

– Попробуй ты. У меня не получается, – пророкотал он наконец, с оттенком досады, возвращая ключ Эларе. – Руки не для тонкой работы.

– Я что, похожа на взломщика? – парировала она, но все же приняла ключ.

Ее попытка оказалась столь же бесплодной. Ключ входил, но не поворачивался, будто наткнувшись на непреодолимую преграду. Хмурясь, Элара наклонилась к замочной скважине, заслонив ее ладонью от вечернего света. Ее полуэльфийское зрение, привыкшее к полумраку шатра, легко различило внутри нечто инородное – не пыль и не паутину, а мелкую, блестящую металлическую стружку, набитую туда плотно и явно с умыслом.

– Замок заклинили, – тихо сообщила она, выпрямляясь и отступая на шаг. – Там стружка. Он не откроется. Что делать будем?

Торнгаст поразмышлял с минуту. Его медвежья физиономия, скрытая за стеклами, была непроницаема, но по легкому движению мощных плеч Элара поняла – решение принято.

– Сейчас, – прорычал он и, отойдя к груде стройматериалов, валявшейся неподалеку, вернулся с солидной монтировкой.

Чтобы не пораниться острой сталью и щепками, медведь сосредоточился. Воздух вокруг его мощных лап задрожал, и на мгновение показалось, будто древняя, пахнущая смолой и корой древесина обволокла его конечности, слилась с бурой шерстью – элементальная броня, призванная защитить.

– Отойди, – предупредил он Элару.

Та отступила, спрятав руки за спину в нервном жесте. Ее длинные, чуткие уши вздрогнули, улавливая первый скрип металла о дерево. "Как это объяснить? – пронеслись в голове тревожные мысли. – 'Мы просто решили проверить каморку покойного управляющего, а дверь сама сломалась'? Поверит ли кто-нибудь? Профессор убьет. А если внутри… если внутри нас ждет что-то, что нельзя видеть посторонним?"

Громкий, сухой треск ломающегося замка и вырываемой из косяка петли прокатился по тихому углу лагеря, показавшись Эларе невыносимо громким, как пушечный выстрел. Она заметила, как у костра несколько голов повернулось в их сторону, разговоры на мгновение стихли.

Торнгаст, игнорируя шум, отодвинул поврежденную дверь насколько смог, образовав узкую щель. Он попытался заглянуть внутрь, но его массивная голова перекрыла весь скудный свет, а в вагончике царила кромешная тьма.

И тут из-за угла, словно из самой тени, выпорхнула Мордейн. Она была ослепительна даже сейчас, в простом, но безупречно сидящем платье, ее короткое черное каре будто только что уложено. Взгляд ее скользнул по сломанной двери, монтировке в лапе медведя, по встревоженной Эларе, и тонкие губы сложились в едва уловимую, понимающую ухмылку. Казалось, она все уже знала.