Цирк Странных Чудес

Зазз, наблюдая, как основные силы роя продолжают терзать Торнгаста, скривился. Ему было жалко медведя, но и досадно, что главное веселье досталось не ему.

– Держись, мохнатый! – крикнул он и, не долго думая, швырнул в общую массу огненный снаряд. Но вышло как всегда – шар пролетел мимо, угодил в потолок и осыпал всех дождем искр и сажи.

Рой, словно почуяв слабость, с яростным гулом сменил тактику. Основная масса, клубясь, оставила Торнгаста и двинулась на двух других – на Элару, беспомощно пытавшуюся отползти на четвереньках от надвигающейся жалящей тучи, и на Зазза. Гадалка успела отодвинуться лишь на пару ладоней, когда на нее обрушилась первая волна. А Зазза и вовсе окатило с головы до ног, словно из шланга – сплошной, жужжащей массой. Десятки жал впились в него разом. Он закричал – не от боли, а от яростного бессилия, и рухнул на пол рядом со шкафом, его тело начало быстро опухать и краснеть. Элара, сраженная укусами в спину и шею, с тихим стоном растянулась на пороге, ее сознание поплыло в кровавом тумане. Оба лежали, отравленные и беспомощные.

Торнгаст, увидев падение товарищей, с глухим рыком сделал тяжелый шаг. Его собственное тело горело от яда, движения сковала свинцовая тяжесть, но он проигнорировал это. Он выбрал Зазза – самого огнедышащего, самого отчаянного. Упав на одно колено рядом с гоблином, он сгреб его грубо, но точно, прижал лапу к его груди. Древняя магия природы, смешанная с чистой силой воли, хлынула из медведя в тело союзника. Кости вставали на место, яд отступал, уступая место живительной силе. Зазз вздохнул с хрипом, его глаза открылись, и он, шатаясь, встал на ноги, опираясь на одну, менее поврежденную ногу, не выпрямляясь во весь рост. Он похлопал медведя по плечу – жест был краток и полон благодарности.

В это время в сознании Чучуна, погружавшемся в ядовитый мрак, вспыхнул образ. Не героический, не боевой. Это был запах бабушкиных пышек с лесными ягодами, тепло печки в их уютной норке и ее голос, строгий, но полный скрытой нежности: «Встань, Чучун. Падают все. Но поднимаются – только те, у кого есть ради кого вставать». Это воспоминание, теплое и твердое, как камень очага, вырвало его из забытья. Он рванулся было вперед, но яд, все еще бушевавший в его крови, оказался сильнее. Его ноги подкосились, и он, отшатнувшись, тяжело осел задом у стены, беспомощно наблюдая за происходящим.

Зазз, едва стоя, уже действовал. Он прицелился, стараясь послать поток огня так, чтобы не задеть лежащую Элару. Воздух снова затянуло маревом, запахло грозой и пеплом. Но рой, наученный горьким опытом, снова сыграл на опережение. Едва воздух начал выжиматься из ладоней гоблина, все скопление шершней резко рвануло в сторону, и огненная волна с ревом прожгла пустоту. Отдача швырнула Зазза, как тряпичную куклу. Он прокатился по пыльному полу и с глухим ударом врезался спиной в дальнюю стену.

Элара, лежа на крыльце, силилась справиться со слабостью. События последних дней – смерть Мирона, встречча с прошлым, этот бесконечный кошмар – выбили из нее все моральные силы. Физически она была на грани. Но где-то в глубине, за стеной боли и отчаяния, она нашла последний оплот – свою психическую сущность. Направляя остатки энергии внутрь, она мысленно прошлась по своему телу, находя очаги яда и силой воли «закрывая» их, локализуя урон. Это не поднимало ее на ноги, но не давало яду добить ее окончательно.

Рой, взбешенный упорством жертв, с новым визгом обрушился на Торнгаста. Они залетали ему в нос, в уши, впивались в веки. Последние шершни, словно искусные стрелки, атаковали уязвимую область у основания шеи. Медведь вздрогнул, его могучие лапы подкосились. Он рухнул на пол, подняв густое облако мучной пыли. Он пытался бороться, его веки медленно и тяжело моргали, пытаясь поймать размытые силуэты, но тьма смыкалась. Он проигрывал.

Зазз, оставшийся единственным, кто был хоть как-то в сознании, нервно подергивал ушами. Он с ужасом смотрел, как его друзья корчатся в агонии. Воздух был густ от стонов и запаха страха, жженой хитины и крови. Лежа спиной к стене, он в отчаянии перекрестился – всем гоблинским божкам, духам огня и хаоса, каких только мог вспомнить. Потом его пальцы, обожженные и дрожащие, снова сложились. Он выстрелил. Огненный снаряд, пущенный по высокой дуге, под углом, прошелся по тому месту, куда рой отступил в прошлый раз. Это был расчет отчаяния, и он сработал! Огонь опалил тех, кто попытался укрыться у потолка. Несколько шершней, объятые пламенем, с шипением рухнули.

И воцарилась звенящая, усталая тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Зазза и слабыми стонами его друзей. Рой, сильно поредевший, теперь лениво и бесцельно кружил под потолком. Их оставалось штук двадцать. Они были так же измотаны, как и их жертвы. Битва еще не была окончена, но ее пыл выдохся, сменившись тягучим, изматывающим ожиданием.

Последним пал Зазз. Яд, накопленный в его маленьком теле за несколько укусов, достиг пика. Судорожный вздох застрял в горле, его пальцы, еще хранившие тепло несостоявшегося «бабаха», разжались. Темнота нахлынула, неся с собой огненную боль и тишину. Он потерял сознание, присоединившись к своим друзьям в беспомощном забытьи.