Цирк Странных Чудес

Вторую цепочку он аккуратно переложил в другую лапу, чтобы изучить пристальнее. Это была небольшая металлическая фигурка плачущего ангела с крошечными, изящными крылышками. Но странное дело – от холодного металла веяло необъяснимым, живым теплом, словно внутри него таилась крошечная частичка солнца.

– Ангел… но плачущий, – медведь повертел подвеску в лучах света, и странное предчувствие сковало его. – И теплый… Почему он теплый?

Элара, все еще приходя в себя после ментального напряжения, вдруг уловила на периферии своего дара слабый, прерывистый поток мыслей из-за дальней двери. Не слова, а скорее смутные ощущения: вспышка паники, острая, режущая боль, и… обретенное спокойствие? Какое счастье, кто-то еще жив, – пронеслось у нее в голове, заглушая на мгновение собственное истощение. Они же с Торнгастом изначально искали выживших.

Она почти не обратила внимания на мужчину у входа, который, зациклившись, все бормотал бледными губами: «Демоны… Демоны?.. Демоны…» Шок был понятен, но сейчас кому-то нужна была реальная помощь, а не участие в чужой истерике. Резко развернувшись, она шустро прошла между разгромленными скамьями и скользнула в дальнюю комнату.

Помещение оказалось небольшим и строгим, явно служившим хранилищем. У стен стояли массивные столы, заставленные аккуратными стопками бумаг в твердых переплетах – городские отчеты, судя по всему. Но ее взгляд сразу привлек крупный металлический сейф в углу. Его дверь была неестественно выгнута, покрыта глубокими царапинами и вмятинами. Кажется, рогатая скотина пыталась его вскрыть, – мелькнула догадка.

А у подножия сейфа, на каменном полу, лежал человек. Пожилой мужчина в разорванных одеяниях храма Абадара с нашитым символом ключа. Положение его было ужасным: глубокий укус зиял на плече, когтистые раны пересекали лицо и шею. Одной рукой он судорожно прижимал окровавленный бок, другой – с нечеловеческим усилием удерживал арбалет, дрожащий ствол которого был направлен прямо на вошедшую Элару.

– Не… подходи… – хрипло выдохнул он, но силы оставили его. Глаза закатились, и арбалет с грохотом выпал из ослабевших пальцев.

– Тут раненый! Нужна помощь! – крикнула Элара в зал, уже подбегая к священнику и стараясь аккуратно приподнять его, чтобы усадить на ближайшую табуретку. Внутри себя она с горечью ругалась за то, что ее дар бессилен против таких ран. Она могла заглянуть в душу, но не могла зашить плоть.

Из зала послышались тяжелые, но быстрые шаги – Торнгаст, отбросив на мгновение свою ярость, уже двигался на зов.

Пока Элара обнаруживала выжившего, Зазз, наконец отряхнув с руки последние капли демонической скверны и затушив магическое пламя на ладони, привстал на здоровую ногу и огляделся. Его взгляд упал на неподвижное тело Чучуна, лежавшее в неестественной позе рядом с обломками скамьи. По лицу гоблина пробежала тень беспокойства, редкая для его обычно циничной натуры.

Он подскочил к крысолюду и наклонился, прислушиваясь. Ровное, хоть и слабое, дыхание донеслось до его чутких ушей. Жив, чертяка, – с облегчением подумал Зазз. Лицо Чучуна в беспамятстве казалось почти безмятежным, если бы не уродливо перекошенный нос и огромная, налитая багровым синяком шишка на лбу.

Не удержавшись, Зазз потянулся и легонько, почти нежно, ткнул пальцем в искривленный хрящик носа товарища.

– Ай… – тихо, словно во сне, простонал Чучун, и его веки дрогнули.

Зазз мгновенно отдернул руку, будто обжегшись. Шутки кончились. Он больше не трогал друга, просто опустился рядом на пол, прислонившись спиной к уцелевшей скамье, и уставился на все еще стоявшего в дверях мужчину. Тот, похоже, так и застыл в ступоре, беззвучно шевеля губами. Гоблин лишь покачал головой, оставляя его разбираться с его демонами, в то время как ему приходилось разбираться со своими.

Развороченная дверь, висевшая на одной петле, не мешала пройти, но требовала от Торнгаста определенной сноровки, чтобы втиснуться в узкий проем хранилища. Войдя, он безмолвно оценил ранения старика. Его опыт жизни в суровых краях подсказывал, что делать. Медведь грузно опустился на колено, и его огромные, но на удивление ловкие лапы принялись за работу. Он достал свою берестяную коробочку с густой, пахнущей хвоей мазью и, насколько это было возможно, обработал самые страшные раны, старательно подбинтовав их длинными полосами ткани, сорванными с собственного пиджака.

– Спасибо… спасибо, – старик скрипяще выдохнул сквозь стиснутые зубы, на его лбу выступили капли пота. Он наконец отпустил арбалет, и тот с глухим стуком упал на каменный пол. Приходя в себя, он смотрел на своих спасителей с проблеском узнавания. – Вы… вы же из цирка, да?

Элара, стоявшая в стороне и наблюдавшая за действиями медведя, молча кивнула.

– Я не был вчера на выступлении… много забот в храме, но я наслышан, – его голос постепенно креп, уступая боли место облегчению. – Людям очень понравилось.

– Приходите, когда поправитесь, – мягко сказала Элара.

– Теперь обязательно, – старик попытался улыбнуться, поправляясь на стуле и кряхтя от боли. Он изо всех сил боролся с накатывающей слабостью. – Кхм… спасибо… спасибо, что не прошли мимо. Вы довольно сильные.

Удовлетворительно оценив свою работу, Торнгаст перешел к сути. Его низкий голос пророктал в тишине комнаты:

– Жрец, расскажешь мне, что здесь произошло? Что здесь делали демоны и почему разграблены могилы?

Хранитель тяжело вздохнул, собираясь с мыслями.

– Про демонов… не знаю. Пришел с утра, живу-то я не здесь, места нет. Увидел… это. Сломанные замки, разгром. Пытался понять, кто, а тут… заметил их. Маленькое, крылатое, и вот это… рогатое. Пытались вскрыть хранилище. – Он мотнул головой в сторону покореженного сейфа. – Не вышло. Напали на меня… Отбивался как мог. Спасло то, что успел дверцу приоткрыть и вжаться внутрь. Закрылся изнутри… Сидел, истекал, надеялся, что уйдут… Ждал, что кто-то заглянет в храм, оторвется от своих дел… Сообщить не успел… Так бы и сгинул. – Он помолчал, переводя дух. – А могилы… Кто-то третий раз за ночь приходит и раскапывает. Я потому и на ваше шоу не попал… Всю ночь закапывал да молитвы читал над тем, что осталось. Подлые твари… ломают гробы, забирают все подряд. Кто-то хоронил с ценностями, кто-то нет… им все равно. Голоса слышал… двое, трое. Выследить пытался, но один… не справиться бы.

– Что в хранилище? Что они искали? – вступила в диалог Элара, чувствуя, как в голове начинают складываться разрозненные ниточки.

– Ммм… Небольшие запасы золота города. В основном документы.

– Какого рода? – настойчиво уточнила гадалка.

– Права на землю, в основном. Землевладельческие структуры, кто-то хранит какие-то иные права в рамках участков. Я, как представитель храма Абадара, все это заверял и подписывал. Здесь всё и хранится. Бывает, переучет делаю, старые бумаги убираю… Семьи уезжают, кто-то умирает… В основном – актуальные документы.

– Есть спорные территории, которыми недавно интересовались? – Элара, словно почуяв слабый след, задала ключевой вопрос.

Хранитель на секунду задумался, затем уверенно покачал головой.

– Нет. В Абертоне спорных территорий нет.

– Возможно, это что-нибудь тебе скажет, – прорычал Торнгаст и, порывшись в густом мехе на груди, извлек резную деревянную фигурку воробья. – Символ Гозрея? Какого-то культа?

– Я видел такие… в Эрмитаже, – ответил хранитель, внимательно разглядывая фигурку.

– А где находится Эрмитаж? – тут же спросила Элара.

В этот момент все трое обратили внимание на Зазза, который, ковыляя, втащил в комнату бесчувственного Чучуна, перекинув того через плечо. Видимо, гоблину наскучило одиночество.

– Зазз, покажи второй амулет, который ты нашел, – сказал Торнгаст, в это время разматывая с лапы шнурок с амулетом плачущего ангела.

Зазз, аккуратно усадив Чучуна у стены, принялся шарить по своим бесчисленным карманам. Наконец, с торжествующим видом он извлек цепочку с амулетом-листом и протянул ее хранителю, уши его любопытно подрагивали.

Тот, заметив у Торнгаста в лапе знакомую фигурку, бережно взял ее.

– Это же… из этого храма. Символ Лечащего Ангела. Страдающего. Он помогает тем, кто занимается медициной, – на его лице мелькнуло теплое понимание. – Позвольте я хоть так вас отблагодарю.

И, аккуратно намотав цепочку обратно на мощную лапу медведя и сомкнув его пальцы вокруг амулета, он словно сказал: «Она теперь ваша».

– Спасибо, жрец, – кивнул Торнгаст, с любопытством пощупав подарок, и направился к Чучуну.

Осмотрев второй амулет с каплей, хранитель покачал головой.

– Не узнаю. Впервые вижу такую символику. А Эрмитаж… в трех-четырех часах отсюда, ближе к берегу, на востоке.

Элара, услышав о море, на миг представила бескрайнюю водную гладь и с тоской подумала, что так и не сходила за обещанной курицей и секретным ингредиентом.

Торнгаст, подойдя к неподвижному Чучуну, легонько ткнул его в бок.

– Зазз, что такое Эрмитаж? – спросил он у гоблина, но тот лишь развел руками. Медведь не унимался. – Элара, что такое Эрмитаж?

Гадалка строго взглянула на него, всем видом показывая, что сейчас не время для ликбеза.

– Потом, – отрезала она и вернула внимание хранителю. – Может, стоит позвать кого-то или помочь отвести вас до лекаря?

Тем временем Торнгаст, не получая ответа, снова принялся тыкать в бок Чучуна.

– Чучун, что такое Эрмитаж? – он ткнул сильнее. – Ну что ты молчишь?

И тут он вспомнил о подаренном амулете. Достав его, он поднес к ранам крысолюда. В тот же миг маленькая фигурка плачущего ангела едва заметно дрогнула в его лапе, ее крылышки рвано взметнулись, и над Чучуном на мгновение разлилось мягкое, теплое сияние. Крысолюд хрипло вздохнул и открыл единственный глаз, не заплывший гематомой. Его нос по-прежнему смотрел в сторону, но в глазу появилось сознание.

– Мррф… – был первый невнятный звук, который он издал.

На вопрос Элары хранитель печально улыбнулся.

– Боюсь, лекарь уже здесь. Это я. Поэтому благодарю. Я справлюсь. Только мой лекарский набор разбросан по храму, нужно собрать да и в целом прибраться, – он с тоской оглядел разруху.

– Что ж, это многое объясняет, – с легкой неловкостью произнесла Элара, осознавая, что спасла самого местного врача.

– Еще раз благодарю вас за помощь. Это правда самое малое, что я мог бы вам дать. Я обращусь к мэру Аберу, мы поговорим с ним о том, как вознаградить вас по достоинству.

Чучун в это время с трудом приподнялся из лежачего положения, опираясь на локоть. Его перекошенная мордочка дергалась, а единственный открытый глаз безумно вращался.

– К-кии… кили-кили… – просипел он еще более тонко и пискляво, чем обычно, беспомощно размахивая лапками, словно пытаясь отогнать невидимых мух или объяснить нечто крайне важное.

Торнгаст, видя это, мягко, но твердо приложил массивный палец к своим губам.

– Тшшш… – его бас прозвучал не как окрик, а как успокаивающий гул ветра в соснах.

Хранитель, наблюдая за этой сценой, с легким недоумением спросил у Элары:

– А он… всегда таким был?

– Нет, – ответила гадалка, и на ее усталом лице появилась теплая, почти материнская улыбка. Она не могла не радоваться, что даже в таком состоянии Чучун не растерял своей сумасбродной натуры. – Он просто очень впечатлительный.

– Ой, прошу прощения, где мои манеры, – опомнился Хранитель, наблюдая, как троица – Торнгаст, пытающийся утихомирить Чучуна, и Зазз, с отвращением отряхивающий последние следы демона с жилета, – продолжает свои странные ритуалы. Он протянул руку Эларе в приветственном жесте. – Я Неллин Дренд.

Элара пожала его руку.

– Элара Веландр. Приятно познакомиться.

Услышав имя, Торнгаст поднял свою огромную лапу в подобии приветствия.

– Торнгаст.

– Я Чучун, ай! – пискнул крысолюд, потирая бок, куда его неосторожно толкнул Зазз, пробираясь к выходу. – Сказал Чучун.

Зазз лишь нехотя помахал рукой, не скрывая усталости и желания поскорее оказаться в стенах цирка.

– Зазз.

– Что ж, на этом я думаю сделано все что возможно, – сказал Неллин, с усилием поднимаясь с табуретки. – Заходите, если вдруг что. Если будет такая возможность, обязательно постараюсь помочь. Может, лечением каким… хоть и сил у меня не много.

– Неллин, ты же много знаешь, что в городе происходит? – спросил Торнгаст, подходя ближе.

– В целом, да.

– Ты можешь рассказать… Нас мэр подрядил тут городу помочь. Говорит, шериф пропала и Миллеры якобы уехали, но что-то мне подсказывает, что это не так. Вряд ли бы они уехали, никому не сказав.

Хранитель нахмурился, собираясь с мыслями.

– Тут с чего бы начать…

– Сначала, – коротко и ясно сказал Торнгаст.

Неллин сделал глубокий вдох и, предупреждающе вскинув палец, с легкой ухмылкой произнес:

– Поаккуратнее со словами перед жрецом Абадара. – В его глазах читалась легкая насмешка над буквоедством своей же веры. – Первое, что могу сказать: Рахалия, наш шериф, перестала появляться в храме. Все реже и реже приходила, а потом и вовсе перестала. Мы с Абером ходили, спрашивали людей, но ее уже какое-то время никто не видел. Она занималась делами с Проанной, разбойницей, что поселилась у нас не так давно.

– Та, что с козлом гуляет? – встрепенувшись, встрял Чучун, забыв на мгновение про боль.

– Да, что-то такое слышал. Но мы с ней ни разу не встречались. Не думаю, что она из тех, кто храмы посещает. Мы ходили к Рахалии в дом, но заперто и пусто там. Вечером свет не зажигается. Так и не смогли выяснить, куда она пропала, а ломать дом не в наших правах.

– То есть она тоже пропала? – уточнил Торнгаст.

– Да. Абер старается не говорить слово «пропала» по отношению к Рахалии, – ответил Неллин. – Все-таки она очень сильная женщина и часто была себе на уме. Но часто ее «выходки», как говорил Абер, оборачивались лучшим образом для города. Поэтому мы ей все доверяли. Но ее нет уже довольно давно, и для самой Рахалии времени прошло много.

– Что за выходки? – спросила Элара, чувствуя, как в этом городе все глубже запутывается клубок.

– Есть у нас в городе парочка пьянчуг. Большие ребята. Брат с сестрой. Выпивохи еще те. И порой, когда выпьют, в драку лезут только так. Рахалия была той, кто могла их усмирить. Причем… одним ударом, – с толикой уважения говорил Неллин. – Поначалу Абер пытался с ней говорить о том, что не стоит вести себя так с местными, но кулаки их приструнили больше, чем слова. Она все-таки была… была. Но это один из примеров. Говорят, она пришла в «Глиняную кружку» и устроила такую бойню, что Проанна притихла и ничего не стала возражать. То ли уважать стала, то ли испугалась. Хотя говорят, Проанна не из тех, кто просто так пугается. Так вот, сколько Абер ни просил ее быть не такой резкой, столько раз она оказывалась больше права, чем неправа. С тех пор как Рахалия пропала, на «Кружку» управы нет – стали с повозок плату брать и что-то забирать себе. А Абер ничего с этим сделать не может. Вот. А после этого Миллеры пропали. Я тоже думаю, что они уехали. Их ферма, наверное, пострадала больше всех. То волки откуда не возьмись появятся, погрызли одного из наших, хотя никогда в эти края особо не заходили. То вепрь… до сих пор по сады бегает. Видимо, приглянулись ему яблоки наши. Да и осиное гнездо… За ночь буквально появилось. Целая стая. Не подойти даже. Единственно, что у них на территории амбар есть, местные говорили, что по ночам там шумиха какая-то. Я сам не видел, как они уезжали в Эскадар. Ну, может, бежали, испугались чего. Страх такой, что можно и убежать, ничего никому не сказать. С одной стороны, хорошо, что волками можно ребятню пугать, чтобы в лес не ходили. Но и взрослые бояться стали.

– А охотников у вас здесь нет? – спросил Торнгаст.

– Не-е-ет, какие охотники? Не довелось. Нет у нас таких, не заезжали даже.

Воцарилась короткая, но тяжелая пауза. У каждого в голове пронеслись свои мысли:

Элара: «Слишком много «случайностей». Волки, вепри, осы… Это не природа взбунтовалась. Это саботаж. Кто-то методично очищает территорию, пугая и выживая людей».

Торнгаст: «Ферма Миллеров… Ключ. Нужно осмотреть ее. Эти твари не сами по себе пришли».

Зазз: «И все это время какой-то урод в таверне наживается. Надо бы ему «фейерверк» под зад устроить».

Чучун: «Бедные яблочки… И бедный вепрь, наверное, тоже… Хотя нет, он злой!»

– Думаю, работы после паники у вас прибавится, – нарушила молчание Элара, тщательно подбирая слова. – Поэтому по возможности соберите местных… проповедуйте им спокойствие.

– К-какой паники? – насторожился Неллин.

– Я случайно сказал, что здесь демоны, – чуть ссутулившись, виновато прорычал Торнгаст, наконец осознав масштаб своей прямоты.

Хранитель закрыл глаза и глубоко, почти стонуще, вздохнул. Его губы беззвучно зашептали молитву Абадару: «О, Судия Взвешенный, направь свет разума в этот сумбур, упорядочь хаос в душах вверенных мне…»

В этот момент Зазз, решив, что пора подкрепиться, достал из кармана поджаренную змею и с аппетитом надкусил ее. Хрусткий звук заставил Неллина открыть глаза. Он с ужасом посмотрел на гоблина.

– Я… я могу поделиться едой, если угодно, – предложил он, бледнея.

– Не, она копченая, вкусная. Хотите? – с набитым ртом сказал Зазз и протянул надкушенную тушку хранителю.

Тот, брезгливо поморщившись, отстранился, прикрывая рот ладонью.

– Э-э, нет, спасибо.

– Если вы не против, учитывая, в каком состоянии храм, я бы хотел его закрыть, – поспешно сказал Неллин, доставая из-под рубашки шнурок с крупным ключом. Он повернулся к хранилищу и, преодолевая скрежет поврежденного механизма, захлопнул дверь. Четверка героев, понимая, что их присутствие больше не требуется, направилась к выходу вместе с хранителем. Неллин снова нацепил ключ на шею.

– Торнгаст, ты не хочешь про книги спросить? – пропищал Чучун, внезапно вспомнив о главной цели их визита.

Неллин, услышав это, обернулся.

– Боюсь, по этому вопросу я смогу помочь вам позже, когда все разберу и скажу, что уцелело, – с тоской оглядывая разруху зала, произнес он.

Торнгаст понимающе кивнул.

– На этом мы вас оставим. Отдыхайте. Пойдемте, ребята. Домой, – сказала Элара, помахав рукой в подзывающем жесте.

Выйдя на залитую солнцем площадь, они увидели, как Неллин, запирая массивные двери храма (ворота он оставил открытыми), с выражением лица «с чего бы начать» на лице, прихрамывая, побрел в сторону, видимо, чтобы успокаивать расползающуюся по городу панику. Улицы, и без того тихие, теперь оказались совершенно пустынны.

– Опааас… – начал кричать Чучун, но не успел продолжить. Три пары рук – лапа Торнгаста, зажавшая ему рот, локти Зазза, толкнувшие в ребра, и легкий шлепок Элары по затылку – разом пресекли его порыв. Его так и тянуло пошутить, пусть это была бы даже дурацкая, неуместная шутка.

Торнгаст молчаливо покачал головой, всем видом намекая, чтобы Чучун так больше не делал. И в этот момент группа заметила в укромном уголке, в тени каменного забора, знакомую фигуру.

Копна вьющихся рыжих волос выбивалась из-под лиловой шляпы. Безупречно белое жабо обрамляло шею. Красные клоунские ботинки блестели на солнце, а клетчатые зеленые штаны были без единого пятнышка. На поясе висели изящные, но оттого не менее смертоносные ножи. И улыбка… ужасающая, растянутая в неестественном, застывшем оскале.

Все они знали, кто это. Джеллико. Один из клоунов цирка Дасклайт, приближенный самой хозяйки. Элара, едва взглянув на него, мысленно услышала – не звуки, а самую суть: внутренний триумф, леденящий, безумный смех, который никогда не воспринимался теми, кто его знал, как нечто искреннее или доброе. Он был психопатом. И доверять его клоунской личине было смертельно опасно. Он стоял неподвижно, его взгляд, скрытый под гримом, был прикован к ним, и в воздухе повисла новая, куда более знакомая и оттого не менее страшная угроза.

Глава 0. Четверо из зверинца

Чучун

Эй, братишка! Садись-садись, место есть! – Чучун лихо смахивает пыль с ящика рядом с собой, его хвост весело подрагивает. – Поделюсь светом! Ну… тем, что есть. – Он хитро подмигивает и достает из-за пазухи потертый уличный фонарик, поднося его к своему носу, словно пытаясь уловить запах былого великолепия. – История Чучуна? Ох, это сага о падениях – часто в прямом смысле, я ж клоун! – о крысиной удали и… фонарях. Много фонарей! Имя-то знаете – Чучун. Шестнадцать весен по крысиному счету – самый расцвет! – Он грациозно кувыркается на месте, демонстрируя свою ловкость, и замирает в нелепой позе, широко улыбаясь.

Все началось в уютной – ну, для крыс – норке. Папа, Чучундр – мастер на все руки, стучит молотком где-то в мастерской. Мама, Лия – держала лавку с дедом… пока того… – Мордочка Чучуна на мгновение теряет веселость, хвост нервно подергивается. – …ну, знаете, верхний город, рекетиры… не нашлось у деда нужных монет для «крыши». Бабушка же, Лея… ооох, бабуля Лея! – Чучун передразнивает важную походку. – Бывшая служанка у самых-самых, нос воротит. Считала, что я, со своими прыжками по крышам, вечным хихиканьем и привычкой «одолжить» что блестит, – плохое влияние для сестренки Чучундры – та еще боевая хвостуха! – и братца Чучуни – тихоня, книгочей, вечно что-то паяет.

И вот, бабуля решила: «Цирк! Там этого… энергию в русло!» Мама Лия плакала в фартук, папа Чучундр пошел к дяде Чиче, тот – к торговцу Чонгу – тот самый, что травки и порошки для цирковых номеров поставляет… Короче, замкнули цепочку. А цирк – тот самый, Дасклайт – сразу морщились: «Крыса? Клоун? Ха!» Но тут… – Чучун надувает щеки и делает презрительное лицо, явно копируя кого-то. – …пришло письмо. От великого и ужасного брата Леандра. Искатель, богатырь – по нашим меркам, – удачливый. Все его обожают. – Голос Чучуна становится чуть тоньше, в глазах мелькает зависть, быстро прикрытая клоунской ухмылкой. – Леандр… мой великий брат. Я им восхищаюсь, честно! Но иногда… иногда так устаешь быть тенью золотого сынка. Его рекомендация открыла дверь, но пройти через нее я должен был сам. И она же стала еще одной цепью: «Вот братец за тебя поручился, а ты…» Ба! Рекомендация от золотого сынка – и меня, скрипя сердцем, взяли «на пробу». Научиться смешить.

Чучун резко вскакивает и начинает нелепо маршировать, изображая муштру.

Цирк Дасклайт… Ха! Казарма под куполом! Сама Хозяйка – Дасклайт. – Он замирает, и в его взгляде внезапно появляется что-то мягкое, почти нежное, быстро сменяющееся горькой усмешкой. – Железная женщина. Ходит – земля дрожит. Взгляд – как удар кнута. И… я влюбился. – Он громко фыркает, будто это самая смешная шутка на свете. – Да-да, глупый крысеныш влюбился в грозу цирка! Но она… она меня в упор не видела. Только «грязная крыса», «убери хвост», «опять напортачил». – Он шмыгает носом, по-крысиному. – Насмешки – ее язык любви? Холодно. Я однажды устроил целое представление под ее окном, жонглируя украденными яблоками… Она вылила на меня ведро воды. А я… я был счастлив, что она меня заметила!

А клоуны тут… – Чучун опускает голос, становится серьезнее. – …мы – расходник. Соль земли? Нет. Те, у кого жизнь и так треклятая. Паяцы. Дурачки. Те, кого можно послать на растерзание пьяной толпе или в самый опасный трюк «для смеха». Упал? Получил помидором? Сломал хвост? Ха-ха-ха! Публика ржет. – Он вздыхает, но тут же подмигивает. – Но я ж Сорвиголова! – Чучун делает стремительный выпад невидимому противнику, его движения внезапно полны изящной отваги. – Увернулся, подстроил падение так, что зритель ахнул, а не засмеялся! Отвлек, когда номер шел вкривь. Научился смешить по-настоящему, не только быть мишенью. Но суть… не менялась. «Крыса-клоун».

Но не все было мрак! – Чучун оживляется. – Во-первых, Элара. Гадалка. Полуэльфийка. Глаза как звезды, а в картах видит… ну, всякое. Добрая. Не брезговала поговорить с крысой. – Он понижает голос до шепота. – Иногда подкармливала.

А во-вторых… – Чучун встает в позу обожания, сложив лапки на груди. – …Торнгаст! Медведь! Нет – МЕДВЕДЬ! Силач! И… защитник. Негласный. Если кто из артистов в беде – он тут как тут. Мощь! Стать! – В глазах Чучуна смесь восхищения и чего-то болезненного. – Он… он как Леандр мне казался. Мощный, надежный, настоящий. Но в отличие от братца… Торнгаст не презирал меня. Относился… по-братски. Помогал. Заступался. – Чучун отводит взгляд, его хвост непроизвольно обвивается вокруг ноги. – Для меня он стал… тем братом, о котором мечталось. Не тем, кто светит издалека, а тем, кто рядом. Соратник.