Друг из шкафчика

Валерия, аж покраснев, хихикнула в кулак, а Кира в очередной раз непонимающе моргнула.

– Эй, вы чего, как две статуи?

Неожиданно ворвался голос сзади. Через мгновение между Кирой и Сэмом вклинился Лев, обвив руками плечи одноклассников и сияя улыбкой. Кира вздрогнула, резко обернулась, собираясь отбиваться.

– Зачем пугаешь?! – выдохнула девушка, поняв, что это всего лишь самый беззаботный ученик их класса.

Коридор наполнился хохотом близняшек.

– Что она у тебя такая напряжённая сегодня? – продолжая висеть только на Сэме, с лёгкостью покачивался Лев. Но тот лишь молча сбросил руку с плеча.

– Да расслабьтесь вы, – не унимался Смирнов. – Вообще, хотел настроение вам поднять. Перед…

Неожиданно на лице парня промелькнуло что-то, напоминающее серьёзность, но он продолжил с прежней улыбкой:

– …короче, вас директор зовёт. Обоих. Срочно.

Кира метнулась взглядом к Сэму. Он – ровный, как гладь воды. Она же, наоборот, буквально воплощение тревожности.

– Вы что-то натворили? – уставилась на них Амелия с интересом патологоанатома.

– Целовались где неположено, поди, – ухмыльнулся Лев, а Валерия с трудом скрыла смешок ладонью.

Сэм медленно повернул голову. Взглядом он мог бы расплавить металл. Смирнов театрально отшатнулся, прячась за сестёр Орловых.

– Идём, – тихо сказал Сэм, беря Киру за руку.

– Угадал, что ли?.. – донёсся весёлый голос Льва, когда два изваяния отошли подальше.

Постучав в дверь кабинета директора дважды, Сэм выждал несколько секунд и зашёл внутрь, не отпуская Кириной руки.

У окна, в полосе бледного света, возвышалась фигура Ильи Евгеньевича. Он держал кувшин, из которого тонкой струйкой стекала вода в горшки, стоящие на подоконнике. Листья фиалок дрожали под каплями – толстые, бархатные, блестящие.

– С ними, знаете ли, почти как с детьми, – проговорил мужчина, не оборачиваясь. Голос – ровный, задумчивый. – Поливай слишком часто – сгниют. Забудешь – завянут. Всё дело в балансе.

Он аккуратно поставил кувшин на край подоконника, стряхнул капли с пальцев и только тогда повернулся. На лице – лёгкая улыбка.

– Присаживайтесь, пожалуйста.

Разомкнув руки, одноклассники устроились напротив стола директора. Тот тоже занял своё кресло.

– Это я виноват, – спокойным тоном начал Сэм. – Вчерашнее… Кира не участвовала. Она оказалась там случайно. Если нужно кого-то наказывать – пусть это буду я.

Кира поджала губы. Ей совсем не нравилось, что Семён выгораживал её, брал всю ответственность на себя. Она ведь тоже участвовала и приложила усилий ничуть не меньше. Так почему он сейчас принимает решение за двоих?

– Я сам всё спланировал, пробрался в лабораторию и готов за это ответить, – добавил Сэм.

Но директор не спешил с ответом. Вздохнул почти беззвучно. Грудная клетка чуть опустилась, руки легли на стол.

– Хорошо…

– Подождите, – перебила его Кира. – Я оказалась там не случайно и тоже виновата. Мне не нужно снисхождение.

Не поворачиваясь, Сэм искоса взглянул на одноклассницу. Лучше бы она промолчала.

– Приятно видеть, что вы не бросаете друг друга, – с теплотой улыбнулся директор. – Это, знаете ли, качество редкое. Но позвал я вас не затем, чтобы устраивать казнь.

Выпрямившись в кресле, мужчина провёл ладонью по подлокотнику, стирая с него незримую пыль.

– Дверь поставили на место за пятнадцать минут, лабораторию заперли. Сам кабинет – цел, – говорил он спокойно, словно речь шла вовсе не о вчерашнем погроме. – Проводку осмотрели – ничего критичного. Так что шум поднимать не вижу смысла. Родители выпускников и без того живут в тревоге – зачем подливать масла?

Сэм едва заметно кивнул. А Илья Евгеньевич, выдержав паузу, обратился к парню:

– Про то, что ты вчера говорил… – Наклонился он вперёд, сцепив пальцы. – Ты же не всерьёз про похищение душ? Мне бы очень не хотелось передавать подобное твоему психотерапевту. К тому же тебя ещё не сняли с учёта из-за инцидента после смерти Егора.

– Не всерьёз, – отчеканил Сэм.

– Ну и славно, – с облегчением выдохнул директор.

Потом встал, обошёл стол и, остановившись у окна, продолжил:

– Что касается Станислава Юрьевича… – разглядывал он влажные листья фиалок. – Понимаете, я не могу его уволить прямо сейчас. Да, он позволил себе вступить в конфликт на равных с учениками, и за это я его осуждаю. Но подумайте о выпускниках, которые сдают в этом году физику. Я не могу лишить их учителя. Поэтому прошу вас не распространяться о произошедшем и не разжигать скандал. А чтобы вам было комфортнее находиться в стенах школы, я подписал приказ о частичном отпуске Станислава Юрьевича по состоянию здоровья.

Илья Евгеньевич повернулся:

– Он будет заниматься с выпускниками на дому, а уроки в школе возьму лично на себя. Так будет до конца учебного года. А там посмотрим.

Директор замолчал, давая понять, что разговор окончен.

Кира и Сэм поднялись и в тишине покинули кабинет. На выходе их руки уже не сжимали друг друга. Странная пустота образовалась между одноклассниками. Оба не понимали, что только что произошло, не могли сложить события в цельную картину. Всё вокруг казалось каким-то неестественным.

Затем одновременно остановились, обменялись коротким взглядом – и тут же, без команды, бросились в сторону шкафчика номер сорок семь. Открыв дверцу, Кира схватила блокнот. Пальцы дрожали, когда она писала:

«Привет! Ты тут?»

Аккуратно положив послание на верхнюю полку, она взглянула на Семёна. Тот пристально уставился на собственные руки. Никакой реакции, кожа всё ещё хранила тепло.

Где же холод? – нервничал Сэм.

Неужели это конец?

Егор свободен?..

Если его душа ушла, если всё завершено, почему внутри у него, у Сэма, не возникло облегчения? Почему вместо победы – только вязкая грусть? Он даже не попрощался с другом. Всё это время знал, что конец близок, но не осознавал по-настоящему.

С силой стиснув пальцы, Сэм желал ощутить хоть лёгкий морозец, но ничего…

– Кстати, – прервала его мысленные стенанья Кира. – Всё хотела спросить. Как ты так аккуратно сломал дверь?

– Я не ломал её, – тихо отозвался Сэм. – Просто снял с петель.

У Киры дёрнулся уголок глаза.

– То есть… и в лаборатории ты тоже мог так сделать? Зачем тогда мы с ключом возились?..

– Нет. С той бы не получилось.

Он сделал паузу, затем добавил:

– В кабинетах ставят двустворчатые, с внешними петлями. А в лаборатории – укреплённая, с более надёжным замком. Там так просто не подлезешь.

Говорил Сэм об этом как о чём-то очевидном. Кира выслушала внимательно, но, ничего не поняв, просто кивнула.

Молчание снова спустилось между вчерашними сообщниками. Тогда Сэм потянулся к блокноту, но… Пусто. Егор не ответил.

– Давай оставим, – предложила Кира. – Вдруг позже напишет. Как вчера.

Сэм помотал головой. Это не имело смысла: Егора там больше нет, он его не чувствовал. Затем медленно протянул Кире руку – так, как делают взрослые при завершении совместных дел.

– Спасибо за помощь, – сказал он.

– Думаешь, всё кончено? – не торопилась пожимать его ладонь Кира. – Думаешь, Пожиратель больше не вернётся?

– Не знаю, – пожал плечами Сэм. – Моя цель была – помочь Егору.

– А остальные?

– Думаю, Пожиратель не скоро восстановит потери. Ещё есть время, чтобы всё обдумать. Осмыслить.

Он посмотрел на блокнот Егора и добавил:

– В любом случае, я больше не нуждаюсь в твоей помощи. Можешь вернуться к своей жизни. Обещаю не лазить в твой шкафчик.

И он снова протянул руку, настаивая на финальном жесте.

Кира посмотрела на Семёна. Было в этом взгляде что-то несказанное. Грусть – не столько от слов, сколько от того, с каким спокойствием он их произнёс. И всё же она пожала руку, а после настояла на том, чтобы оставить блокнот в шкафчике.

А потом Сэм свернул к лестнице, даже не оглянувшись. Кира стояла ещё секунду, надеясь, что одноклассник вернётся и что-нибудь скажет. Но… тишина.

***

Жизнь Киры по чуть-чуть, по капле, возвращалась в привычное русло. Звон мяча о паркет в спортивном зале, голос Амелии, рассказывающей нелепости на переменах, тёплая ладонь бабушки, сжимающая её пальцы на прогулке, – всё заняло свои старые места, будто ничего и не сдвигалось. Только один элемент не вписывался – фигура на задней парте с вечно мрачным взглядом и непроницаемым выражением лица.

Амелия пыталась вытянуть из Киры правду. Сначала осторожно, потом – с привычной прямотой:

– Что между вами случилось? Сэм больше не крадёт тебя у нас, и ты больше не фыркаешь в ответ. Расстались, что ли?

– Мы и не встречались, – закатывала глаза Кира, а потом демонстративно вздыхала с облегчением: – Этот упырь наконец отстал.

Тогда Амелия начинала со своей лукавой улыбкой:

– Милые бранятся…

– Только тешатся, – заканчивала Валерия.

А Кира на это лишь отшучивалась, но внутри чувствовала пустоту.

Общее дело с Семёном осталось позади. Исчез повод сидеть за одной партой, исчезла необходимость общаться. Они стали просто одноклассниками. Да, кивали при встрече, обменивались парой слов, если случайно сталкивались в столовой или в коридоре. Пару раз Сэм интересовался здоровьем Лидии Николаевны. Иногда он оказывался в команде Киры по баскетболу, и тогда старое ощущение слаженности возвращалось. Но стоило отдышке пройти – и вместе с ней исчезали любые мосты между напарниками прошлого.

Зима осыпалась, как иней с веток. Март вступил в свои права. На улице таял снег, а в шкафчике Киры всё ещё пылился блокнот Егора. Молчаливый, мертвенно лёгкий.

Она не трогала его, не писала – просто проверяла каждое утро. Мало ли.

Однажды блокнот исчез. Кира поняла: Сэм забрал. Наверняка узнал, что петли, установленные ранее, собирались снять, чтобы заменить навесной замок на новенький, специально предназначенный для школьных шкафчиков. До этого момента, как и обещал, одноклассник не лазил в её личное пространство с номером сорок семь. Либо она не замечала. Да и какая разница? Всё равно не была против.

До исчезновения блокнота Кире ещё иногда мерещилось, что угроза не уничтожена до конца. Настоящие злодеи ведь не исчезают так просто, не правда ли? Где финальная сцена? Где пафосная фраза, от которой мурашки? Где тишина перед громом?

Но ничего этого не было. Ни парадных слов, ни трагической развязки. Просто – раз, и всё.

Остались только вопросы. Как та машина воровала души? Почему её уничтожение дало свободу? Почему Пожиратель всё это время не мог добраться до Егора, если он был так близко? И стоили ли теперь эти вопросы чего-либо?

И всё же что-то внутри не давало покоя. Как будто конец был слишком тихим. Не может быть, чтобы всё просто… закончилось?

Эти мысли не отпускали Киру и в одну из суббот, на последнем, особенно вялом уроке. За окнами то ли лил дождь, то ли падал мокрый снег, а в голове не держалось ничего, кроме зевоты.

Рядом Амелия что-то сосредоточенно выводила в блокноте – завиток за завитком, тень за линией, чернилами пробивалась фигура. Кира, уже почти не различая слов учителя, подперла щёку рукой и уставилась в рисунок подруги. Веки наливались тяжестью.

Выспаться ночью совсем не было шансов. Болезнь бабушки не пускала в царство сна – Лидия Николаевна всё рассказывала про улицы, которых в их городе не существовало, про людей, давно ушедших, и про вещи, которые не имели никакого смысла. Голос её звучал бодро, слишком звонко для ночи. Кира только молча кивала и гладила сморщенную ладонь, надеясь, что та вскоре устанет и уснёт. Но под утро бабушка снова не узнала внучку. Уперлась взглядом, полным тревоги, и спросила, кто она.

Теперь всё это висело на Кире, как мокрое пальто. Она с трудом держала глаза открытыми, то и дело теряла связь с происходящим, замирала между мыслями. А рядом рука Амелии летала по бумаге, оживляя странное существо с дьявольскими крылышками, рожками и хвостом, но при этом с симпатичными чертами лица, светлыми волосами и ярко-голубыми глазами.

Какой неканонный бес, подумала Кира.

– Кто это? – хрипло вырвалось у неё.

Подруга лишь улыбнулась – еле заметно, уставшей тенью на губах. Не останавливаясь, она штриховала, добавляя миленькому дьяволу форму, плавно, с каким-то странным вниманием, будто рисовала не воображаемого персонажа, а портрет знакомого.

Где-то на середине урока Кира задремала. Провалилась в темноту, прямо за партой. Ей не снилось ничего. Просто провал – с головы до пят.

Звонок вырвал её из забытья – короткий и пронзительный. Открыв глаза, Кира непроизвольно посмотрела на рисунок. Теперь рядом с бесом стояла фигура девушки с двумя чёрными хвостиками. Один рассыпался по плечу, а второй накручивал на палец этот дьяволёнок.

Пока осознание всплывало на поверхность, Амелия уже аккуратно сложила листок пополам и сунула в сумку. Она откинула хвостики за плечи и, прежде чем уйти, обернулась к Кире:

– Не скучай тут без нас.

– Ничего, как-нибудь переживу, – отшутилась та. Хотя на самом деле ей было грустно от того, что близняшки уезжали к тёте в другой город аж до вторника. А значит, всё это время ей не с кем будет сходить в кафе, не с кем пройтись по немногочисленным магазинам этого городка и посплетничать.

– И выспись уже наконец-то, а то совсем на себя не похожа, – добавила Амелия, а потом, пригнувшись, ещё шёпотом: – Так Сэм с тебя на Лизу переключится.

– Иди уже, – замахнулась на неё Кира, и та, прихватив сестру, исчезла в дверях, оставив после себя только слабый аромат клубничной жвачки.

Кира осталась на месте, опустив взгляд на пустую парту. Все выходные – только она и бабушка. Никаких подростковых занятий, никаких девичьих штучек. Только вечерние рассказы о прошлом, полный ящик таблеток и… глаза, которые всё реже признавали в ней Киру.

Новая неделя началась неожиданно светло. Утро понедельника не душило тревогой, не тянуло веки вниз – наоборот, Кира проснулась, ощущая себя удивительно легко, почти невесомо. Впервые за долгое время выспалась. Голова была ясной, тело – отдохнувшим, и даже ставшая привычной утренняя апатия исчезла, словно сбежала, испугавшись её бодрости.

В спортивном зале вообще случилось нечто близкое к триумфу. Команда Киры играла настолько слаженно, что казалось, мяч сам знал, куда лететь. Она – капитан не только по званию, но и по сути – чувствовала игру кожей. Но главное – её партнёры сегодня были на высоте. Особенно один.

Семён.

Он двигался по площадке уверенно, как никогда ранее. Лев пытался удержать позицию лидера, но без Амелии, которая до сих пор не вернулась в город, этого совсем не получалось. Сэм не давал Смирнову и секунды передышки: перехватывал, обводил, выбивал.

Когда финальный свисток рассёк воздух, Кира застыла у табло, едва не подпрыгнув от счастья. Победа! Оглушительная! Счёт – почти двукратный. Даже если бы под конец их команда остановилась и дала противнику фору, результат вряд ли бы сильно изменился.

– Хорошо сыграли, – раздался сбоку спокойный голос.

Кира обернулась.

– Ага, – выдохнула она, поймав на себе взгляд Сэма.

Он выглядел… чертовски хорошо. Чёрная прядь волос прилипла ко лбу, щёки раскраснелись от нагрузки, а глаза горели азартом. В этот момент он казался совсем другим – не мрачным отшельником с задней парты, а кем-то… очень настоящим. Настолько, что ей захотелось броситься ему на шею и крикнуть, что эта победа – благодаря ему. И что… она скучала. Что ей не хватало этого партнёрства, этого взаимопонимания без слов.

Но вместо этого – она просто стояла. Весь разговор между бывшими соучастниками по устранению зла прошёл через взгляды, но вживую они его так и не начали.

– Сём… – окликнула Кира одноклассника, когда тот уже собирался уходить.

Он обернулся, вопросительно приподняв бровь.

Кира замялась. Слова застряли где-то под языком. Хотела сказать что-то простое, нейтральное – или, наоборот, важное и настоящее. Но в итоге:

– Ничего, – улыбнулась, чуть пожав плечами.

Он кивнул и снова отвернулся. Ушёл.

Остаток дня вдруг стал каким-то бесцветным. Подруг не было, перемены тянулись вялой нитью: одноклассницы болтали, перешучивались, обсуждали мeмы и кроссовки, у кого какая тушь, кто с кем после школы, – но Кира слышала всё как сквозь стекло. Улыбалась, кивала, вставляла по паре слов, но чувствовала себя туристкой среди этих разговоров.

Интереса не рождалось даже на миг. Мысли ускользали к парню на другом конце коридора. Сэм сидел, свесив ногу с подоконника, и, спрятавшись в музыку, листал что-то в телефоне.

Урок алгебры никак не собирался начинаться. Остальные классы давно рассредоточились по кабинетам, а 10А всё ещё топтался у закрытой двери, беспокойный и громкий. В какой-то момент кто-то из завучей открыл класс, прикрикнув:

– Хватит шуметь!

Ребята просочились внутрь, заняли свои места. Кира опустилась на стул, а потом и вовсе скользнула лбом к парте. Смотреть было не на что, делать нечего. Хотелось, чтобы… Семён предложил сесть с ним. Хоть бы кивком. Она бы села – и, может быть, на время исчезла бы эта тошнотворная пустота.

Но он всё так же выбирал одиночество. Никаких знаков и намёков на их прежнее общение. Всё, что с ними случилось, – не оставило на нём ни трещины. А может, Кира себе это лишь выдумала? Не было никакого блокнота в шкафчике и души Егора, не было Пожирателя. Не было их сотрудничества с Сэмом.

И именно это давило сильнее всего.

Порыв ветра ворвался в кабинет неожиданно, как оплеуха. Кира выпрямилась. В дверном проёме показались две фигуры: учительница алгебры и их классная руководительница. Обе выглядели так, словно лично повстречали смерть. Лица бледные, губы напряжены. Даже у Сэма никогда не было настолько мертвенно-отрешённого выражения.

Классная вышла в центр. Губы задрожали. Глаза не фокусировались.

– Амелия Орлова умерла этой ночью, – произнесла она пустым голосом.

Кто-то из девочек вскрикнул, кто-то всхлипнул, а затем наступила полнейшая тишина.

Учительница по алгебре подхватила классную под руку – та пошатнулась.

– На сегодня всё. Вы можете быть свободны, – объявила она ученикам.

Кира резко вскочила, стул с грохотом отлетел назад.

– Что значит «умерла»?! – голос сорвался, стал каким-то чужим, отчаянным.

Класс обернулся к ней.

– Это… это не может быть правдой! – выкрикнула она, уже не разбирая, кому и зачем.

Классная медленно подняла взгляд. Боль в нём была неподдельной.

– Врёте… вы врёте! – шаг вперёд, ещё один. – Амелия ведь только в субботу была со мной! Мы…

Слова распались, дыхание сбилось. Мы что? Сплетничали? Шутили? Обнимались?

Мы жили.

А теперь – нет?

Слова не шли, в горле стоял сгусток. Казалось, мир вокруг дрогнул и сдвинулся с оси. Звук стал плоским, тени – жирнее. Захотелось бросить в этих женщин партой, книгой, любым предметом, лишь бы стереть с их лиц эту невозможную серьёзность.

Рядом что-то изменилось.

Тепло. Давление.

Кира посмотрела вниз. Чьи-то пальцы крепко сжимали её руку. Она подняла глаза.

Перед ней стоял Семён Волков.

Без слов. Без эмоций. Только глаза – тёмные, глубокие, полные… чего?

Понимания.

Это НЕ конец.

20. Мы не знали, что ищем

Небо над кладбищем казалось натянутой плёнкой – серой, забрызганной, не пропускающей ни капли свежего воздуха. Совсем небольшая толпа людей наблюдала за тем, как в яму опускается гроб с ещё юной девушкой. Орловы никого не звали на похороны: горе свило вокруг них плотный кокон, отгородив от остального мира. Но те, чьи сердца отзывались на имя Амелии, пришли без приглашений.

Рядом с Валерией всё время находилась Лиза – печальная, с красным носом, сжимавшая в кулаке платок. Она не отходила ни на шаг, поддерживая подругу как морально, так и физически. Валерия стояла статуей, вырезанной изо льда. Только глаза выливали себя наружу – слеза за слезой, без звука, без мучительной гримасы. Лиза подносила к её щекам платок, аккуратно избавляя от следов страдания.

Казалось, что все эмоции семейства Орловых приняла на себя мать близняшек – её лицо выражало нечто большее, чем скорбь. В ней клокотала дикая, животная боль, которую оказалось не под силу спрятать ни одному успокоительному. Отец же выглядел так, словно не касался подушки несколько ночей подряд: осунувшийся, выцветший. С побелевшими костяшками пальцев он сжал руку жены. Та повисла на нём, завыв в голос. Он только качнул плечами, упрямо продолжая стоять, как надломленное дерево, не желающее падать.

Чуть поодаль, в тени мрачных, голых берёз, замерли трое: Кира, Сэм и Лев. Последний неестественно для себя сгорбился. В лице читалась немая растерянность, болезненное понимание того, что уже больше никогда не сыграет в баскетбол с этой сорвиголовой, которую беспощадно засыпали землёй.

Не меньше скорбела и Кира, которая с трудом удерживала в себе бурю чувств. Но гнев, смешанный с безысходностью, жёг кровь, сдавливая грудь так, что казалось – вот-вот разорвётся. Всё вокруг трансформировалось в чёрно-белый снимок. Пальцы дрожали мелкой, злобной дрожью, вены стучали под кожей, ногти впивались в ладони, оставляя красные полукруги.

Кира была на грани того, чтобы завопить от несправедливости этой дурацкой жизни. Чем она вообще занималась, что умудрилась проморгать Амелию? Почему отдала эту девочку на растерзание злодею? Как допустила такое? Так не должно быть! Нельзя, чтобы умирали лучшие!

Это точно какая-то ошибка. Всё неправильно. Даже воздух неправильный – чужой, обманчивый, лишённый смысла. Захотелось броситься в могилу, раскидать землю в стороны, открыть гроб и узнать, что он пуст!

– Мы отомстим за неё, – разрезал бешеные мысли Киры голос Сэма.

Она тут же метнулась к однокласснику, схватила за руку, стиснула так сильно, как только могла, и уткнулась в его грудь. Сэм растерянно дёрнулся, но почти сразу обнял девушку – медленно и крепко, прижимая к себе.

В тишине кладбища прокатился голос могильщика:

– Эх… земля ещё застывшая. Летом осядет сильно. Могилу поднимать придётся.

***

Кира стояла в плохо освещённом подвальном помещении, прозванном архивом. Перед ней висела доска, утыканная булавками, обрывками распечаток и корявыми записями маркером. Глаза перебегали от одного фрагмента к другому, но в голове не складывалось ничего цельного.

Когда они с Семёном решили, что спасение – в уничтожении того, что скрывала лаборатория физики? Всё произошло в каком-то слепом потоке желания сделать хоть что-то, остановить смерти, помочь Егору. Тогда заключили: чем бы ни оказалась неведомая штуковина, она – корень зла. Поверили интуиции, а не логике. Сломали машину, выгнали физика из школы – и всё, конец, почувствовали облегчение. Разошлись по домам и спокойно уснули. Глупцы.

Почему вообще уверились, что Станислав Юрьевич – тот самый Пожиратель? Из-за парочки косвенных доказательств, нескольких пугающих совпадений в деталях – и вот уже целая теория, которую удобно принять. Потому что не хотелось даже представлять, что есть нечто более страшное, чем угрюмый учитель физики. Не хотелось признавать, что дело – не в нём, не в машине. Что, возможно, они выбрали его в качестве козла отпущения только из-за личной неприязни.

Нет, Кира не снимала обвинений с преподавателя, но теперь допускала вероятность ошибки в них. Почему даже не попыталась найти других подозреваемых или более убедительных улик? Она не имела права на такую беспечность. Слишком быстро поверила в выстроенную теорию, а затем – в победу.

И теперь… Амелия.

Резкий скрежет вырвал из раздумий. Семён приоткрыл форточку, пропуская в душную комнату свежий мартовский воздух. Запах весны ворвался внутрь, заявляя, что всё будет хорошо. В другое время он показался бы обнадёживающим, но сейчас только вызывал тошноту.

– Что-то нашла? – приблизился к девушке Сэм.

Едва заметно Кира помотала головой. Губы сжались, как склеенные.

Сэм отлично понимал, какого ей сейчас, но и ему было не легче. Ведь именно он утверждал, что всё кончено. Говорил спокойно, с уверенностью, за которую теперь хотелось вырвать себе язык. Убеждал, что больше не нуждается в помощи, что дальше сам со всем разберётся. Верил.

А теперь… стоит возле этой стены с уликами, на которой появилось имя новой жертвы, и не знает, куда деться от всепоглощающего чувства вины. А ещё – страх. За то, что Пожиратель мог добраться до души Егора. Эта мысль доводила до исступления. Сэм сжал зубы, выгоняя её из головы – ногами, кулаками, всем, чем мог. Но она всё равно настойчиво возвращалась.

– Надо сделать перерыв, – сказал он не столько Кире, сколько самому себе. – Я уже налил чай, так что давай отвлечёмся немного, предлагаю сыграть в «Лекарства и болезни».

Кира, до этого полностью поглощённая чем-то мрачным, едва заметно шевельнулась. Глаза цвета дождливой погоды, окружённые тяжёлой, глубокой усталостью, поднялись на парня.