Поветрие золота и гнева

Алёна Казаченко

Поветрие золота и гнева

Глава первая

Сияние огней в летней ночи

Когда зазвучала музыка, все голоса сразу же смолкли.

Протяжные звуки флейты эхом отразились от высоких стен. Ее мелодия неторопливым ручьем разлилась по залу, окутывая замерших зрителей. В полумраке они с трудом могли разглядеть лица своих соседей: лишь на сцене выделялся золотистый круг света, к которому и было приковано внимание собравшихся. Спустя несколько томительных мгновений в него шагнула высокая и стройная девичья фигура.

Медленно подняв руки, она взмахнула широкими рукавами и повернулась к зрителям спиной. Танцовщица двигалась с удивительной плавностью, ее локти и запястья изгибались в такт музыке, к которой присоединилось звонкое гудение цимбал. Поводя плечами, девушка двинулась вперед, а затем изящно присела, сомкнув запястья и раскрыв ладони. Ее длинные пальцы напоминали лепестки цветов, а шелковая юбка растелилась по полу гладью озера, подобно живительному оазису, что находился за стенами города.

Поднявшись и продолжив грациозно вышагивать по сцене, девушка повернулась к зрителям с нежной улыбкой на губах. Обведя их взглядом, в котором плескалось веселье, она закружилась в быстром танце, и ее глаза засияли в полутьме так же ярко, как янтарь, которым был инкрустирован ее головной убор, и хрустальные подвески, ловящие отблески света. Подол платья, расшитого золотыми нитями, вздымался вокруг ее стана, как крылья бабочки. Длинные рукава рассекали воздух, и сидящим у сцены показалось, что они чувствуют слабое, но столь желанное дуновение ветерка.

Погода в последнее время выдалась жаркая даже для пустыни. Солнце на ясном небе пекло нещадно, раскаляя улочки Цзэсина и вынуждая путешественников и торговцев, прибывших в город с востока, поскорее укрыться в тени чайных.

В Зале Плясок, который напоминал огромных размеров каменную юрту, царили прохлада и полутьма, только солнечный свет, проникающий в отверстие на потолке, разгонял тени по углам. Зрители, собравшиеся внутри, не могли оторвать взглядов от прекрасной танцовщицы. Ближе всех к подмосткам, расположившись на вышитом ковре и мягких подушках, сидели брат и сестра – наследники князя Мэргэна, наместника города. В карих глазах Гэрэла отражалось нескрываемое восхищение, что не осталось незамеченным для Хары. Она не упустила случая поддразнить брата:

– Может уже признаешься ей, наконец? – шепотом спросила она, наклонившись к уху завороженного юноши. – Она, конечно, подождет, но, когда ты решишься сделать первый шаг, будешь уже седовласым стариком.

– Сестра! – тихо возмутился Гэрэл, бросив на нее смущенный взгляд. – Ты… Думаешь, я могу ей понравиться? – едва слышно спросил он.

– Юна посвятила свою жизнь танцу, но она не раз говорила мне, что считает тебя достойным человеком. И весьма привлекательным.

Гэрэл неловко дернул плечами, наблюдая за тем, как Юна кружится на сцене и взмахивает руками. Она пробежала мимо них, и Хара почуяла исходящий от нее легкий аромат корицы. Одного мимолетного взгляда из–под ресниц хватило, чтобы Гэрэл окончательно растаял, как масло в полуденный зной.

– Надеюсь, что она искренне так считает, – произнес он. – Но не думаю, что бессмертная отдаст мне свое сердце. Я ведь всего лишь сын наместника, а не Верховного князя.

– Ты слишком скромный, – фыркнула Хара. – Скажи еще, что этот слабак Барлас достойнее тебя! – она отвернулась и сменила позу, притянув колени к груди. – Прошу, не смеши меня. Наш предок тоже из благородных. К тому же, ты серьезно думаешь, что Юну в первую очередь интересует твой статус?

– Ну… – замялся Гэрэл.

– Она сама говорила мне, что пусть бессмертных чтут не меньше правителей, а порой – и богов, это вовсе не значит, что они самовлюбленные и высокомерные, как большинство представителей знати. Они такие же люди, как и мы. Просто их жизнь не ограничена одним веком, они не подвержены болезням и навсегда остаются молодыми. Поэтому, не упусти свой шанс, пока тебе не стукнуло пятьдесят, и внешне ты не станешь годиться ей в отцы. Хотя, в действительности, она всегда будет твоей прапрапрабабушкой…

– Хара, пожалуйста, дай посмотреть на танец, – сдержанно попросил Гэрэл.

Хара скептически глянула на него, но умолкла. Она редко была такой разговорчивой, и еще реже шутила, но сегодня находилась в приподнятом настроении: это был один из тех дней, который она могла провести вместе с двумя людьми, которых считала по-настоящему близкими.

Со своим старшим братом она проводила время лишь несколько раз в месяц, так как он, будучи наследником и правой рукой отца, редко мог позволить себе отдохнуть и предаться развлечениям. Гэрэл выступал представителем от пустыни на встречах с послами из других стран, оказывал приемы высокопоставленным лицам, и дни его проходили за выполнением поручений, данных ему отцом. Гэрэл решал проблемы, возникающие в городе и за его пределами, а в праздничные даты посещал городские храмы и участвовал в церемониях в честь богов охоты и скотоводства, торговли и земледелия.

Хара считала, что в свой двадцать один год Гэрэл готов к тому, чтобы унаследовать титул правителя Цзэсина. Серьезный и ответственный, в отличии от нее, он умел поддержать беседу с любым человеком, а в общении оставался вежлив и обходителен. Природа не обделила его красивой наружностью: высокий и широкоплечий, с мужественными чертами лица, густыми бровями и длинными черными волосами, в которые он вплетал белые нефритовые бусины. За статус его супруги были готовы побороться многие знатные особы Эльхээра, но сам Гэрэл был тайно влюблен в Юну.

Удивительно, но родители не торопили его с выбором невесты. Это особенно злило Хару, которой мать часто напоминала о том, что в конце текущего года ей предстоит стать женой Барласа, второго сына Верховного князя.

Выбросив из головы неприятные мысли, Хара подняла глаза на Юну. Она поворачивалась вокруг своей оси, по-прежнему широко улыбаясь публике. Вот уж кто жил в свое удовольствие, ни перед кем не отчитываясь. Будучи дочерью знаменитого героя Хо Яна, который покинул Эльхээр более пятидесяти лет назад, Юна пользовалась своим бессмертием и вечной молодостью, чтобы путешествовать по стране и наслаждаться жизнью. Она поселилась в Цзэсине, еще когда дед Хары был молодым, и построила в городе Зал Плясок. Танцовщица активно участвовала в жизни города, без нее не проходил ни один праздник и фестиваль Эльхээра.

На одном из них она впервые заговорила с Харой.

Три года назад княжна подумать не могла, что ее первой и единственной подругой станет бессмертная.

В ежегодных Состязаниях истинного воина в степной столице Эрдэнэ принимали участие все желающие, вне зависимости от их места проживания, статуса и возраста. К играм могли присоединиться даже подростки, но строго от четырнадцати лет. В трех соревнованиях – стрельбе из лука, сражении на мечах и скачках на лошадях – выбирали лучших.

Харе тогда как раз исполнилось четырнадцать, и она впервые приехала в столицу и продемонстрировала жителям Эльхээра свои навыки. Ее мать Эржена не одобряла страсть дочери к «мужским играм», но отец разрешил княжне участвовать в соревнованиях: он не мог не признать того, что у дочери есть талант.

Женщинам не возбранялось становиться участницами состязаний: в стране, где большинство жителей – кочевники, представительницы прекрасного пола умели охотиться на дичь, а уж управлять лошадью могли даже дети. Уж что женщины не умели, так это сражаться на мечах. Поэтому, участниц в состязаниях было немного. И пусть Хара была не единственной, для многих стало большим открытием, что дочь князя опускается до махания клинком и бешеных скачек по полям.

Хара не соответствовала привычным представлениям о благородной деве. Ей не нравилось сидеть в своих покоях, целями днями играть на моринхуре1 и вышивать. Тем более неожиданной для Хары стала похвала «Ириса пустыни» Юны, которая каждый год танцевала на церемонии, открывающей Состязания истинного воина.

Хара соревновалась в стрельбе из лука наравне со взрослыми мужчинами, многие из которых были опытными охотниками. С расстояния двадцати чжанов2 она попала в центр мишени девять раз из десяти и произвела сильное впечатление. Не только из-за своего возраста, но и из-за происхождения: никто подумать не мог, что девочка из знатной семьи будет такой ловкой лучницей.

Также юная княжна хорошо показала себя в сражении на мечах и в скачках, добравшись до склона южных холмов в числе первых десятков наездников – а их было три сотни.

И пусть Хара не попала в число трех лучших победителей от каждого состязания, своими навыками она особенно поразила Юну. Когда изможденная девочка направилась занять место рядом с родителями, то услышала позади себя оклик. Утирая пот и смахивая со лба мокрую челку, Хара обернулась и увидела перед собой девушку в небесно-голубом платье. Кругом сновали люди, зрители утешали проигравших и восхваляли победителей, но бессмертная Юна, а это была она, выделялась среди разномастной толпы. Лица и яркие одеяния людей смазывались, как при стремительной скачке в степи, когда небо и земля сливаются в один размытый холст. Рыжие локоны танцовщицы струились по ее плечам, как угасающие лучи закатного солнца, которые скользили по траве и окрашивали ее в оранжевый цвет.

– Юная княжна, вы просто невероятны! – восхищенно воскликнула она. – Вам всего четырнадцать, а вы уже показали себя талантливым воином! Ваша стрельба из лука весьма искусна.

Юна похлопала в ладоши и искренне улыбнулась.

– Мне еще есть, куда стремиться. А вас не смущает, что я благородная дева? – с дерзкой интонацией в голосе спросила Хара.

– Нет, конечно! – энергично покачала головой Юна. – Вы слышали о госпоже Цэрэн, которая веками командовала войсками Эльхээра? Став бессмертной, Цэрэн перестала скрывать, что она женщина, но никто не посмел оспорить ее силу и ум. Если вы мастер своего дела, то незачем стесняться!

Хара удивленно подняла брови и кивнула. Ей были приятны эти слова, и она долгое время вспоминала о них с теплом в сердце.

А спустя несколько месяцев девушки встретились на улице Цзэсина, случайно разговорились и Юна предложила Харе прогуляться по рынку. Так, изредка встречаясь в городе, они нашли общий язык, несмотря на большую разницу в возрасте и интересах. Юна была настоящей женщиной, ценила красоту и изящество, а Хару по большей части интересовали только боевые искусства.

Размышляя об этом, Хара усмехнулась и продолжила наблюдать за подругой. Мелодия становилась все тише и медленнее, и когда в последний раз зазвенели цимбалы, девушка остановилась и вновь воздела руки. В Эльхээре, где монахи поклонялись солнцу и небу, а также богам, следящим за миром смертных в Заоблачном Царстве, этот жест имел особое, ритуальное значение.

А в следующее мгновение тишина, наступившая в Зале Плясок, взорвалась громкими хлопками зрителей, поднявшихся со своих ковров. Очарованный Гэрэл вскочил и начал бить в ладони с такой силой, что Хара не удивилась бы, появись потом на них синяки. Она тоже поднялась с подушки и выразила подруге свое восхищение. Та подошла к краю сцены, сложила руки перед грудью и поклонилась зрителям.

Вскоре вдоль круглых стен зажглись фонари, а эхо восторженных возгласов еще долго разносилось по залу. Спустившись с возвышения, Юна в первую очередь поблагодарила музыкантов, а затем, поправив складки платья, со счастливой улыбкой встретила подскочивших к ней поклонников и поклонниц. Они кланялись и бурно выражали свой восторг.

Глубоко вздохнув, Гэрэл решительно направился к Юне. Хара, потягиваясь и разминая плечи, пошла вслед за ним, обводя взглядом просторное помещение. Со стен свисали желтые шелковые пологи, к ним от отверстия в куполе тянулись длинные разноцветные ленты, а пол устилали ковры с причудливыми узорами и пышные подушки, на которых было так удобно сидеть.

Заметив Хару, Юна расцвела, но тут же насупилась и надула алые губы.

– О чем вы шептались во время моего выступления? Я для вас в первую очередь старалась, дорогие наследники!

Юна любила чужое внимание и испытывала недовольство, когда кто-то отвлекался во время ее танца. Каждый вечер, на протяжении десятков лет, что девушка прожила в Цзэсине, она выходила на сцену, чтобы ловить восхищенные взгляды. Однако дело было не в ее красоте: Юна и правда являлась выдающейся танцовщицей. Хара предполагала, что никто во всем мире не смог бы превзойти ее в мастерстве: за пять сотен лет Юна усовершенствовала свои движения настолько, что ступала по доскам сцены с той же легкостью, с какой небожители вышагивают по облакам.

– Прошу прощения, госпожа Юна, – склонил голову Гэрэл. – Больше этого не повторится.

– Ты прекрасно выступила, как и всегда! – похвалила подругу Хара.

– Вам очень идет это украшение, – смущенно добавил Гэрэл, задержав взгляд на широком золотом обруче на лбу танцовщицы. Длинные подвески, спускающие по бокам от ее лица, переливались капельками утренней росы. – С ним ваши глаза сияют еще ярче.

– Благодарю вас, Гэрэл, – Юна потупила взгляд и улыбнулась. – Раз у вас выдался свободный вечер, не желаете прогуляться по городу? Я немного проголодалась. Пойдемте на рынок, – оживилась она. – Уличная еда самая вкусная! Так мой отец говорил, и я с ним согласна.

– С превеликим удовольствием, госпожа Юна, – Гэрэл прижал руку к груди.

– Да, я тоже не отказалась бы нормально поесть, а не так, как на семейном ужине, – пробормотала Хара. – Я больше не выдержу взгляд нашей матушки, она скоро во мне дыру проделает.

– Постарайся не спорить с ней, – аккуратно посоветовал Гэрэл. – Сама знаешь, как она это не любит.

– Ты так говоришь, потому что тебя она не упрекает! – возмутилась девушка. – А я не могу молчать, когда мне говорят, как себя вести и чем я должна заниматься.

Втроем они двинулись к выходу. Почти все зрители уже покинули Зал Плясок, но те, кто задержался, не упускали возможности подойти к Юне и наследникам, чтобы обменяться с ними любезностями. Харе это сильно надоедало, поэтому она вяло кивала на приветствия. Гэрэл, в отличии от нее, церемонно кланялся, а тем, кого знал, задавал участливые вопросы.

– Добрый вечер, господин Джан. Как торговля? Специи поступают в срок?

– И вам долгих лет жизни, госпожа Най. Как самочувствие вашей дочери?

Останавливаясь на каждом шагу, Хара зевала от скуки, пока они добирались до арочного входа, занавешенного полотном. Возле него их с Гэрэлом встретили телохранители, стоящие по бокам от проема. Чу Лу, уже немолодой мужчина, хмуро щурился из-под кустистых бровей. Когда-то он служил охранником у матери Хары, но, когда княжна подросла, стал сопровождать ее во время прогулок в город. И хотя Чу Лу всегда молчал, им обоим доставляло неудобства, когда она, будучи бесшабашной маленькой девочкой, сбегала из дворца, чтобы поиграть с уличными мальчишками в кости.

Время перевалило за час Собаки3, и позади зубчатых крепостных стен огненный шар солнца медленно опускался на бирюзовую гладь Зеркала небес. Оазис, рядом с которым сотни лет назад построили Цзэсин, носил такое название по двум причинам: его поверхность всегда оставалась ровной и кристально-чистой, а его значение для города было столь велико, что о нем говорили как о даре богов. Пресная вода питала весь город, без нее чахли бы и без того немногочисленные деревья и цветы и гиб скот.

Также некоторые утверждали, что видели духов оазиса. Хара не верила в слухи до тех пор, пока Юна не рассказала ей, что сама не только видела девушку с синими волосами и большими водянистыми глазами, но и разговаривала с ней.

Синее небо приобретало нежный лиловый оттенок. Кое-где на нем возникли бледные песчинки звезд, которые алмазной крошкой засияют с наступлением ночи. Прохожие отбрасывали длинные тени на площадь рядом с Залом Плясок. Снаружи его округлые белые стены покрывала резьба, красочные орнаменты и фрески с изображением людей, танцующих среди гор и облаков.

В сопровождении телохранителей молодые люди двинулись в сторону городского рынка. До него их разделяли повороты нескольких улиц, но даже отсюда слышался приглушенный шум голосов и звуки музыки.

– Гэрэл, у вас, должно быть, много забот, – подала голос Юна и с беспокойством взглянула на юношу. – Я редко вижу вас на своих выступлениях, в отличии от Хары.

– Если бы отец не нагружал его работой, он бы приходил каждый день, – пожала плечами Хара.

– Вы правы, в последнее время я кручусь, как колесо, – вздохнул ее брат. – Могу я признаться вам кое в чем? – понизил он голос, бросая взгляды по сторонам. Некоторые мастерские и лавки уже успели закрыться, но улицы не опустели – жители Цзэсина шли к себе домой, останавливаясь и низко кланяясь бессмертной и детям князя. – Только прошу никому не говорить. Пока не стоит сеять панику среди народа, – прошептал он, склонившись к девушкам.

Юна серьезно кивнула, а Хара заинтересованно изогнула бровь. Она успела заметить, что брат выглядит усталым и встревоженным, но она списывала это на большое количество его обязанностей. Она не задумывалась, что у его волнения может быть определенная причина.

– Кочевники, странствующие по Шафрановой и Терракотовой пустыням, стали жаловаться на неведомый недуг. Они называют его «Цзиньфэн». Говорят, что порывы ветра приносят с собой странную золотую пыль. Она оседает в воздухе, как песок после бури. Те, кто вдохнул ее, начинают сходить с ума, мучаются от лихорадки и становятся такими агрессивными, что родным приходится связывать их, чтобы они не набросились на других. Они будто превращаются в диких зверей, – мрачно произнес Гэрэл.

– Похоже на бешенство, – вставила Хара.

– Вроде того, – согласился Гэрэл. – Больные словно сгорают изнутри. Эта лихорадка отнимает их жизненные силы, пока они не умирают.

– Ох, – Юна испуганно прикрыла рот ладонью. – Бедняги. Мне очень жаль…

– Эта болезнь заразна? – требовательно спросила Хара. Известие о болезни обеспокоило ее, но в стране порой возникали эпидемии, и она надеялась, что лекари быстро справятся с ней.

– Похоже, нет, иначе заболевал бы каждый, а не только те, кому не посчастливилось вдохнуть пыль. Но городская стража все равно проверяет всех, кто прибывает в Цзэсин. У зараженных появляются золотые пятна на коже, похожие на коросты, – пояснил Гэрэл. – Мы с отцом уже созывали лекарей, но они бессильны. К сожалению, я не могу ничем им помочь, – печально произнес он.

– Не вините себя. Вы не можете взвалить на себя все проблемы. Уверена, решение найдется, – утешила его Юна.

– Как-то странно, – нахмурилась Хара. – Вряд ли это обычная болезнь, если недуг не передается от одного человека к другому, а заражение происходит через пыль. Откуда же она взялась?

Гэрэл развел руками.

– Может, это пыльца какого-нибудь растения? – предположила Юна. – Неизученного ранее. Или природная аномалия, а может, это беснуются злые духи природы, ракшасы4. Их много в пустынях, особенно в Терракотовой, и они могут насылать болезни.

– Это все усложняет.

– Будь здесь мой отец, он бы взялся за это дело, – вздохнула Юна. – Ну, не будем думать о плохом. Целители найдут лекарство, я уверена. Давайте на время забудем о проблемах и как следует отдохнем! Ведь вы с Харой так редко проводите время вместе.

Юна ускорила шаг, едва ли не вприпрыжку двигаясь по улице. По бокам выстроились невысокие глинобитные дома с плоскими крышами. Их стены были того же цвета, что песчаные дюны за пределами города. Белые занавески в квадратных проемах окон изредка колыхались на ветру, а каменные плиты, которыми были выложены улицы Цзэсина, покрывал толстый слой песка и дорожной пыли.

– А вот и рынок! – воскликнула Юна.

Хара повернула за угол, и перед ней раскинулось сияющее море желтых, оранжевых и красных фонарей, подвешенных у входов в лавки и гирляндами протянувшихся над крышами домов.

Рынок Цзэсина был самым крупным в стране после рынков Эрдэнэ и портового города Далая. Он уступал им в размерах, но не в богатстве. Три пустыни, простирающиеся в западной части Эльхээра – Тамарисковая, Шафрановая и Терракотовая – как и северные горы, хранили в себе залежи природных ископаемых и минералов. Особенно в Эльхээре ценились самоцветы: много веков назад жители степей стали вплетать в свои волосы драгоценные бусины, а позже эту традицию переняли люди пустыни, зовущиеся народом Эль.

Рынок изобиловал товарами на любой вкус. Здесь можно было купить кафтаны и халаты, мечи и кинжалы, табак и специи, музыкальные инструменты, сумки кочевников, сбрую, седла и подковы для лошадей. Торговцы из других стран продавали рис и целебные травы из Шанлу, порошковый чай и засушенные цветы из Ринко, фрукты и украшения из Худжана.

По обе стороны широкой торговой улицы теснились ларьки под разноцветными парусиновыми навесами. Днем они надежно укрывали от зноя торговцев и покупателей, но с наступлением вечера температура воздуха резко понизилась, и разгоряченная после танцев Юна зябко обхватила себя руками. Ее платье, несмотря на длинную и объемную юбку, было слишком легким для непредсказуемых ночей пустыни. Гэрэл, заметив это, снял с себя белую шелковую накидку, оставшись в светло-золотом халате, и, помедлив в нерешительности, накинул ее на плечи девушки. Та, обернувшись, благодарно ему кивнула.

Хара с наслаждением втянула в себя воздух, пахнущий жареным на огне мясом, специями и благовониями. От этого манящего, сладкого и пряного запаха кружилась голова. В душе Хара понимала, почему Юна так любит городской рынок. Прогуливаясь по нему, она заряжалась общей атмосферой веселья и предвкушения удачных покупок. Впитывала гул голосов, ненавязчивый перебор струн саньсяня5, яркое мерцание огней. В этом месте можно было забыть о своих тревогах и отдаться всеобщему оживлению, мимолетному счастью от вкусной еды и приобретения ненужных, но привлекательно блестящих безделушек.

Прилавки, вдоль которых шла Хара, устилали свертки разноцветного шелка и парчи, а за спинами торговцев висели ковры из овечьей и верблюжьей шерсти, расшитые замысловатыми переплетениями узоров. Рядом пожилая женщина раскладывала пестрые дэли6, а поодаль покупательницы примеряли туфли с узкими носками. На одежде и обуви, как и на лавке с ожерельями из жемчуга и коралла, взгляд Хары не задержался. Ее внимание куда больше привлекли холодно поблескивающие кинжалы с костяными рукоятками.

Девушка приблизилась к прилавку и склонилась над ним.

– Княжна Хара, – встав с табурета, низко поклонился ей торговец. – Какая честь.

Хара замычала в ответ нечто нечленораздельное, внимательно рассматривая оружие: обоюдоострое, хорошо заточенное, отполированное до зеркального блеска. Взяв один кинжал, девушка поймала в отражении взгляд своих миндалевидных темно-карих глаз. Черные пряди челки обрамляли ее смуглое лицо с россыпями веснушек на скулах. Простая черная рукоять кинжала лежала в ладони как влитая, а стальное лезвие длиной в один чи7 выглядело надежным. Серебряные ножны, рядом с которым покоился клинок, украшала гравировка в виде извивающейся змеи с распахнутой пастью.

– Он тебе приглянулся? – раздался над ухом голос Гэрэла. Торговец, увидев его, резво склонился к земле. – Могу купить, если хочешь.

– Мне он нравится, – протянула Хара. – Я давно думала о том, чтобы купить кинжал.

– Зачем тебе столько оружия?

– Мечом не всегда бывает удобно пользоваться, – Хара подняла взгляд на брата. – Он слишком длинный. А кинжал легче и компактнее, и им можно незаметно пырнуть врага, – напустив на себя суровый вид, произнесла она и коварно улыбнулась.

Она заметила, как оторопел торговец, но Гэрэл лишь снисходительно вздохнул и спросил его о цене.

– И еще вот эти наконечники для стрел! – попросила его Хара. Она носила при себе деньги, но чаще за нее расплачивался брат.

Хара сунула кинжал за широкий фиолетовой пояс, и вместе с Гэрэлом двинулась сквозь людской поток. Чем еще Харе нравился рынок, так это тем, что все здесь слишком увлечены содержимым палаток, чтобы обращать внимание на пробирающихся сквозь толпу наследников.

Юну они нашли у прилавка с сувенирами.

– Какая прелесть! – восклицала она, прильнув к столику с бронзовыми фигурками. Хара остановилась у нее за спиной, когда танцовщица обернулась к ней, держа в ладонях статуэтку олененка. – Я должна ее купить! Тэнгэру очень понравится.

Покинув родину – Миндальные степи, Юна порой тосковала по своему брату. Они с Тэнгэром были близнецами, но сильно отличались характерами и вели совершенно разную жизнь. Любопытная и бойкая Юна отправлялась с отцом в путешествия по Эльхээру и другим странам, бывала в Ринко и Шанлу, давала выступления в Эрдэнэ и Далае. Тихий и меланхоличный Тэнгэр, в свою очередь, за пятьсот лет почти не покидал Миндальные степи. Пусть бессмертные не старели душой и телом, он, по словам Юны, остался вечным ребенком. Тэнгэр верил в сказки и бережно относился к каждой травинке и листочку. Будучи пастухом оленей, он целыми днями бродил по степям и лежал на траве, наблюдая за облаками. Из–за этого ему дали прозвище «Созерцатель облаков». Живя в стране, немалая часть территории которой пролегала в пустынях, где почти не росло пригодных для пищи растений, он с трудом мог принять то, что люди убивают скот ради пищи. Он молился за душу каждого животного, которого зарезали его сородичи, а когда умирал олень из его стада, уходил в ближайшую рощу и долго там плакал.