Выучиться на Бога

– Не даст, – поморщился Айнар. – Пока прежние долги не вернем, ни медяка не получим. Скряга – он скряга и есть.

– А мы хорошо попросим, – не унимался Гои.

– Все равно не даст. Багран такая сволочь, что ради лишней монеты удавится. Вам ли его не знать? Полгорода долгами опутал, перед ним спины гнут, точно перед дворянином. Коротышка поганый!.. Ненавидят, камни в окна кидают, а потом на цыпочках кланяться бегут… Больше того: шельма, подозреваю, даже при полной расплате ничего нам не даст – сумма требуется внушительная, а доверия нет. Забудьте.

Однако Гои только фыркнул:

– А мы очень хорошо попросим. Чтобы последний скряга не отказал. За грош удавится, полагаешь? Что ж, доведется – и удавкой пугнем.

– Грабеж? – нахмурился Айнар.

– Прекрати, никакого грабежа. Настойчивое предложение… хм, подкрепленное наличием оружия. Редко у кого не просыпается совесть, когда перед носом лязгают клинки.

– Сомнительно, – повторил свою оценку Оминас. – А вдобавок рискованно: даже если мы пальцем Баграна не тронем, он злобу затаит.

– Месть? Да что способен сделать жалкий ростовщик Ближним князя?

– Обычный ростовщик – немногое, а вот этот… Не знаю, я бы, друзья, предпочел не связываться.

– И что взамен? – резко бросил тигон. – Позор нищеты? Латаные плащи да гнилые стременные ремни? Ведь в бою нам такое головы может стоить, подумай! И вообще опасаться какого-то мерзкого кровососа благородным воинам зазорно!

– А добывать деньги, приставляя нож к животу человека, пускай бы и мерзкого кровососа – не зазорно? – буркнул Айнар.

– Ладно, назовите мне иной выход. Молчите? Тогда о чем тут рассуждать, кимиты? Спокойствие мелкой твари против спасения нас всех!

– Спасения?

– Разумеется! – горячился тигон, махая руками. – Или мы позволим новый срам? Позволим, чтобы над нами насмехалась и своя, и чужая армии? Вот где по-настоящему пострадает честь воина! А деньги… Проснется нежданно милосердие – возвратите мерзавцу отнятое из походной добычи. Позднее. Ну, как? Договорились?

– Ох, сомни…

Оминас скомкал фразу на полуслове, и все дружно обернулись: в шатер, отстранив полог, вошел Дитоми. Вернее, заглянул, едва просунув голову.

– Не желаете смотреть главное состязание, кимиты? – на лице аннина читались следы недавних испытаний, но держался он бодро. – Там интересные дела творятся.

– Чего же интересного? – хмыкнул недовольный Гои.

– Занимательно поединки складываются. Дзинфу выбыл, Китабаке выбыл, Ракутан какого-то заезжего мурада чуть по земле не размазал. Теперь за вашего приятеля Киенео возьмется.

– Он нам не приятель, – уточнил Оминас.

– Все равно, жалко парня… Как, не потянуло увидеть?

– Нет. Жара, гам, пользы ни на грош, а у нас и здесь… забот полно.

Казалось, Дитоми лишь сейчас заметил лежавшего на ковре Айнара.

– У-у, что-нибудь серьезное, кимит?

– Не обращай внимания, все в порядке, – будто Айнар мог ответить иначе аннину, оживленно комментировавшему события на ристалище. Пришлось даже сесть, как ни потемнело на миг в глазах. – Малость перегрелся, но оправился.

– Отлично, тогда я окончательно подниму тебя на ноги – к решающей схватке выйдет тигон, что вечно крутится возле посланца Гайафы. Уже пробился. Ну, этот… глава их охраны вроде, чернявый, мрачный, вспомнил? Наверняка же встречались.

– С какой стати мне его помнить? – насторожился Айнар, зато Оминас спросил напрямик:

– Ксуам?

– Вроде так его зовут, – кивнул безмятежно Дитоми. – Ловкий, доложу, боец, Ракутану придется не сладко.

– Почему Ракутану? Или находишь Киенео недостаточно ловким для победы над верзилой?

– А вот пойдемте скорее и посмотрим. По-моему, они начинают.

Снаружи действительно долетел очередной трубный клич. Тем не менее воины замешкались – без изгнанных из шатра слуг долго приводили в порядок одежду. И Айнар медлил не то от недомогания, не то колеблясь, разумно ли вообще показываться на глаза случайно обретенному врагу. По крайней мере, раздувать конфликт сейчас не хотелось ничуть.

Когда же все четверо окунулись-таки в духоту и блеск солнечного дня, навстречу несся восторженный рев толпы. Дворяне переглянулись – похоже, они опаздывали к поединку. Не сговариваясь, прибавили шагу, но плотная стена спин в доспехах и расписных шелковых накидках уже заколыхалась. Теперь там оборачивались друг к другу, улыбались, расслабленные, обсуждали увиденное, спорили.

– Чистое безумие с самого начала, – заявил кто-то сиплым басом. – Даже смотреть больно было на эту пару. Никаких шансов.

– Вот уж позволю себе не согласиться, кимит, – откликнулся Дзума, степенный, седовласый аннин из числа ветеранов. – Еще пара-тройка лет, и я поставил бы на отважного юношу. Тогда, чую, его искусство далеко превзойдет любую грубую силу.

– А сегодня? – насмешничал бас. – Ведь не решился на ставку? Осторожничаешь…

Протиснулся Дитоми, раздвигая благородных зрителей:

– Что? Закончилось? Ракутан?

– Он, – кивнул Дзума без особой радости. – Смял бедного паренька точно медведь.

– Уж как тот метался, как скакал, – хохотнул бас, чей обладатель по-прежнему скрывался за спинами, – а пропустил один единственный удар – и схватке конец. Все-таки, согласитесь, кимиты, мощь в бою тоже кое-что значит. Причем немало.

Пробравшийся к ограждению Айнар действительно увидел Ракутана. Верзила, вскинув меч, описывал круг за кругом по ристалищу, улыбался, махал публике. Красный, обливающийся потом, выглядел он совершенно счастливым.

Про соперника такого было не сказать – Киенео шипел и кривился от боли, пока его уводили под руки прочь. Именно уводили, как ни унижало это достоинство Ближнего. Заметив друзей, молодой воин вспыхнул, попытался оттолкнуть помощников, но сам идти явно не мог – вероятно, удар тяжелого деревянного клинка зацепил левый бок. Даже доспехи не выручили.

– Искалечился?

Айнар спрашивал в пустоту, ни к кому лично не обращаясь, однако ему тотчас ответили:

– Чепуха. Кости вроде целы, а ушибы рассосутся – на юнцах как на собаках заживает. Хотя, конечно… перепало бедолаге крепко, аж в воздух подбросило. Не желал бы отведать подобное.

– Теперь с тигоном драться?

– С ним, – хмыкнул тот же голос над ухом. – Вот где знатный поединок затевается: бестия против исполина. Ставку сделать не хочешь, кимит?

– Я сделаю, – сбоку пролез могучего вида бородач в зеленой фуке поверх кожаных доспехов. Кто-то из восточных мурадов, с побережья, точнее у Айнара вспомнить не получилось. Склонившись, бородач обдал тяжким запахом и знакомым сиплым басом. – Пятьсот монет за Ракутана.

– Пятьсот? – изумились над ухом.

– Пятьсот, пятьсот, не ослышался. Или, кимит, достаток не позволяет так рисковать? Принимаешь? Отлично, посмотрим, как твоего иноземца в песок вгонят.

Сзади вновь вскипела возня, и под ворчание соседей к Айнару протолкались товарищи.

– А здесь гораздо лучше видно, – заметил Оминас, оттирая мощным плечом последнее препятствие. Зрелище пихающихся словно простонародье дворян вообще было редкостным.

– Ну? – высунулся хмурый Гои. – Что надумал, дружище?

Айнар глянул рассеянно.

– О чем?

– Все о том же, – скривился тигон. – Мне посреди толпы об этом беседовать? Насчет долгов.

– А-а… Ладно, не случится иного выхода – попробуем.

– Откуда иному взяться? И когда?

– А мы чего ставки не делаем? – встрял азартный Оминас. – Поскребли бы в кошелях, вдруг Небеса смилостивятся – вернут сторицей?

– Неохота… Таков что ли твой иной выход? – Гои поморщился. – Тогда впрямь поставь – либо отведут Боги от приключений, либо направят к ним без выбора.

– Неохота, – эхом откликнулся Айнар. Не то чтобы он не любил испытывать судьбу, просто варианты не устраивали: в победе Ракутана отторо сомневался, а Ксуам… Ставить на его успех рука бы не поднялась.

Между тем на площадке появился сам чужеземец. Неизменно серьезный, даже мрачный, проследовал вкрадчивой походкой к центру. Рядом цокнул языком Оминас – доспех тигона был великолепен. Чешуя пластин обливала тело от шеи до бедер, поблескивала черным лаком, словно едва покинувшая мастерскую. Никаких особых узоров, лишь идеально пригнанный металл.

– Целое состояние, мать его… – вздохнул урмат.

Доспехи такого типа в Илдоке популярностью не пользовались, хотя знал их каждый – доводилось встречать в боях. Эти только чуть качественнее и дороже… Нет, безумно дороже!

Достигнув центра площадки, Ксуам остановился, отбросил веточку, которую жевал. Взор его был обращен в сторону Айнара, но вряд ли узрел бы обидчика – сейчас боец не видел пестрой массы народа, не слышал многоголосого рева. Исключительно соперник.

Ракутан вынудил чужака печься на солнце, однако тот ни разу не шелохнулся. Дождался, когда под крики восхищения великан покажется у ристалища. На краю толпы Ракутан еще промешкал, освобождаясь от самых неистовых поклонников. Или надеялся все же вывести Ксуама из себя? В таком случае затея провалилась – тигон неподвижностью напоминал статую. Лишь струйки пота на бесстрастном лице выдавали человеческую природу.

Скорее аннин начал терять свою веселость и спесь, постояв напротив. Он прекратил улыбаться, набычился – огромный, тучный перед поджарым соперником. Бойцы теперь мерялись грозными взглядами, точь-в-точь как на днях в проулке.

Наконец возник Дзиргем, присеменил, отдуваясь, от помоста князя. Быстрый жест, и вновь запели трубы. Последняя на сегодня схватка. Кульминация турнира.

Два воина шагнули навстречу. Оба в настоящих боевых доспехах и шлемах, только мечи деревянные. Дерево, впрочем, использовалось тяжелое, крепкое, удары таким запоминались – Киенео бы подтвердил. Случались порой и увечья, хотя нечасто. Куда реже, чем в древности, ныне залить ристалище кровью уже не считалось заурядным делом.

Церемонные поклоны, пауза, команда судьи.

Некоторое время вопреки напряженному ожиданию публики не происходило ничего. Соперники переступали из стороны в сторону, покачивались, разминали руки, исподволь изучая один другого. Лишь когда народ за спинами недовольно загудел, состоялась первая атака.

Ракутан, конечно. Аннина изрядно злило отсутствие трепета у противника, и он, похоже, решил одним махом восстановить привычный порядок. Широким, богатырским махом. Деревянный клинок обрушился на тигона, грозя проломить ему голову, но бесцельно рассек воздух – чужеземец отшагнул скупым движением мастера. В ответ не напал, словно желая до конца выведать силы соперника. Или довести того до крайней степени бешенства.

Еще несколько ударов, одинаково мощных и одинаково безрезультатных. Тигон даже не поднимал меча, а ловко уворачивался. Чуть приутихла толпа – кто-то по-прежнему вопил, наблюдая энергичность своего бойца, но многие сообразили, что творится недоброе.

Вскоре Ракутан разбушевался всерьез. В облаке взбитой пыли мелькало его перекошенное, красное лицо, шлем съехал набок – воин не замечал. Он рубил, полосовал, мял вездесущий воздух, подчас слепо, по наитию, иногда – там, где мерещился силуэт противника. Каждый из ударов наверняка уложил бы мерзавца бездыханным, да вот беда – по цели не попадал ни один.

Ксуам тоже, наконец, включился в рубку – не то выждал нужный момент, не то побоялся пропустить-таки шальной выпад. Теперь клинок в руках чужеземца непрерывно вращался, описывал петли и восьмерки, попутно отводя удары Ракутана. Здесь требовалось лишь чуточку задеть вражеское оружие, чтобы разогнавшийся богатырь провалился почти до земли. А там и для атаки возможность возникала.

Первые огрызания тигона Ракутан, казалось, не ощутил – доспех выдержал, аннин же никогда не страдал изнеженностью. Последующие удары получились жестче, но только взбесили бойца, он с пущей яростью кинулся вперед. Пожалуй, ни в одном сражении Айнар не видел у великана подобной прыти. Хриплое дыхание напополам с выкриками заглушало рокот публики, шлем откатился в сторону, а пунцовое лицо напоминало маску демона…

Тем не менее даже чудовищной мощи существует предел. Все медленнее поднимались огромные руки, реже приходилось уворачиваться иноземцу. Теперь наседал уже тигон, коршуном кружил около соперника, понимая, как тяжело тому дается любой разворот. Уже чужой меч выбивал дробь по илдокским доспехам. Ракутан, безусловно, был не ровня Киенео, его так просто не прошибить, но остатки сил утекали стремительно…

– Все.

Оминас выдохнул за секунду до того, как очередной крутой вираж тигона завершился неизбежным – человеческая глыба в центре ристалища рухнула. Не шаталась, не переламывалась в поясе, а буквально рухнула срубленным деревом. Сама запуталась в собственных ногах или помог подсекающий удар – в пыли не разобрать. Зато каждый почувствовал сотрясение земли. Ошарашенный народ замер: на его глазах грубо низвергалось живое воплощение могущества страны! И ладно бы своим, пришедшим на смену героем, но чужаком?!.. Да вдобавок тигоном?!..

А тут еще поверженному не дали даже подняться. Ксуам хищным прыжком очутился над телом соперника, занес меч. Томительная пауза. Разумеется, удара не последовало, однако ристалище словно испытало весь страх, все отчаяние запрокинувшего голову Ракутана. Словно разделило с ним пронзительную горечь позора.

Потом клинок скользнул вниз и коснулся горла аннина. Опять унижение: прием, простительный в настоящем бою, на турнирах не применяли. Зачем, если победителю и так достается награда? К чему оскорблять товарища по ремеслу, с которым, не исключено, сражаться плечом к плечу? Рядом с Айнаром сердито засопели воины, от них ропот покатился в стороны, вширь, к дворянам и черному люду…

Лишь Ксуам не обратил на общее недовольство ни малейшего внимания. Он по-прежнему удерживал Ракутана распластанным по песку точно огромную рыбину, вытащенную на сушу. Рыбину, несомненно, могучую, зубастую, но сейчас беспомощную. Вроде бы аннин пытался что-то сказать, шевелил руками – издалека в любом случае не расслышать. Да и нужны ли были тигону слова поверженного? Может, скорее угрюмое молчание Ближних? Опущенные головы народа, всего недружелюбного, насмешливого города вкупе с его князем?..

Казалось, это продлится вечность. Как в колдовском наваждении или дурном сне: медленно колышущиеся толпы, оцепеневшие воины, приподнявшийся с трона Сидзиро. И деревянный клинок у горла несчастного великана. Уже давно прозвучал сигнал к прекращению схватки, успел повториться, причем дважды, уже вопили что-то от кучки иноземных гостей, а маленький толстый посланник смешно подпрыгивал, махая рукой…

Сорваться с места первым сумел Дзиргем. Мастер церемоний почти растерял обычную величавость, пока бежал через ристалище. Закричал пронзительно еще на подходе.

Только тут Ксуам дрогнул, убрал меч и выпрямился. Лицу его возвратилось мрачно-отрешенное выражение, где-то в глубине глаз потухли огоньки неистовой, бешеной ярости. Потухли быстро, но недостаточно, чтобы ускользнуть от внимательного наблюдателя.

Через площадку теперь спешило множество людей. Все галдели наперебой, суетились, одни бросались помогать Ракутану, другие – удерживать тигона. Тот, впрочем, окончательно утратил интерес к сопернику. Повернувшись в сторону илдокской знати, он вскинул крепко сжатый кулак. Недвусмысленный жест. Народ отозвался раздраженным гудением, дворяне хмуро промолчали, даже среди посольских единицы осмелились приветствовать победителя. Хотя Ксуама, похоже, это совершенно не смутило.

– Сильный боец, – хмыкнул Оминас, глядя, как тигон ходит взад-вперед по ристалищу. – Так уверенно уложить Ракутана сумел бы не каждый.

– Ракутан давно напрашивался, – пожал плечами Гои. – Восторги черни вскружили голову, вот и возомнил о себе. Великий воин… Голым весом да мощью много не навоюешь. Раньше следовало проучить.

– Сами и проучили бы, а не позволяли всяким… чужакам. Ишь, какой гордый бродит… Но боец все-таки, что ни говори, отменный.

Кругом обсуждали примерно то же: достоинства тигона, ошибки Ракутана и справедливость выбора Небес. Мелькали лица, рокотали, мешаясь, голоса. Хрипло бранился потерявший деньги мурад. Казалось, лишь два человека сейчас отстранились от кипевших страстей – Ксуам, мерявший шагами площадку, и наблюдавший за ним Айнар. Да еще, вероятно, бедняга Ракутан. Огромное тело аннина еле подняли с земли вчетвером, и то он в основном ковылял сам, неестественно подогнув ногу.

– Подломили нашего богатыря, – заметил Оминас. – Колено или подвернул, или расшиб, а с его-то весом… Так, глядишь, и до похода не выздоровеет.

Гои поморщился:

– Зато союзников взамен обрели знатных. Пусть отныне врагов пугают, коль даже нас смогли одолеть… Ведь половину состязаний выиграли негодяи, а?

– Угу. И главное в том числе. Ох, если б не проклятый ремень… Удавлю шорника…

Между тем чествовать победителя никто не спешил. Ксуам терпеливо прогуливался вдоль ограждения, перед ним расступалась толпа, выхлестнувшая на ристалище, плескался сотнеголосый шум, однако логического завершения турнир не получал. Вытянув шею, Айнар посмотрел на помост князя. Возле трона там скучилось изрядно людей: Дзиргем, министр Тонсар, юный Ринитаро, Дитоми, кто-то из придворных. Они явно спорили, озирались, вновь начинали доказывать, размахивая руками. Правителя за их спинами едва было видно.

– Подозреваю, кимиты, не все еще закончилось, – Айнар стер со лба пот. – Союз союзом, а отдавать первенство в турнире горстке чужаков Сидзиро не захочет.

– Что значит «не захочет»? – фыркнул Оминас. – Они ведь выиграли, на наших глазах!

– Тут вопрос судейства, – пояснил Гои. – То есть тонкий. Последует высочайшая воля – отыщется и повод испортить гостям праздник. А как насчет воли?

Теперь все трое обратили взоры к помосту. Копошение там, в тени, продолжалось долго, даже простонародье успело истомиться и поскучнеть под лучами палящего солнца. Наконец тесная кучка приближенных князя распалась, оттуда выскочила фигура мастера церемоний. С волной стихающего гула старик добрался до центра площадки.

Мимолетный жест – и над лугом поплыл густой, властный рев труб, заставивший смолкнуть самых разгоряченных. Выждав еще немного, Дзиргем поманил к себе тигона.

– Благородный воин! – объявил громко и четко. – Ты доблестно сражался, потому заслуживаешь всяческого восхваления. Единственная причина мешает выкрикнуть имя лучшего из бойцов турнира – твой соперник неудачно оступился и повредил ногу. Согласись, в этом гораздо больше каприза Богов, чем плодов твоих личных усилий.

Ксуам воззрился на щуплого человечка, дерзнувшего произнести подобное. Помолчал, затем плотно сжатые губы дрогнули:

– Без моих усилий он бы ни за что не упал.

– Разумеется, – кивнул Дзиргем. – Однако давай признаем: положение спорное. Ты действительно одолевал в схватке, но упал аннин сам. И ногу ему повредил не твой меч. Все слишком похоже на несчастный случай, а за них призы не дают. По крайней мере, главные.

Чужеземец, опять помолчав, усмехнулся криво:

– Никогда не слыхал об этаких решениях, но… Допустим. Чего же вы хотите?

– Еще поединок. Нет, ты, конечно, вправе отказаться, только и о призе тогда, благородный воин, придется, увы…

– С кем? – устрашающе равнодушно спросил Ксуам.

– Сам выберешь. Убежден, любой из Ближних охотно скрестит с тобой клинки. И в результате тогда уже никто не посмеет усомниться.

Тигон выпятил нижнюю губу, выражая отношение к хитростям местных властей. Кинул взор на молчаливые ряды воинов возле помоста. Затем, не отвечая, двинулся к ним неторопливым шагом.

– Однако хорош, подлец, – Оминас понизил голос до шепота. – Матерый и опасный. Чтобы с таким на равных сражаться, нужны бойцы вроде Кейхата. Или Дитоми.

– У всякого зверя найдется слабина, – отозвался Гои. – Машет он, к примеру, лихо, а вот закрываться успевает не всегда.

– Почему-то Ракутану это помогло не слишком, – фыркнул урмат.

– Ракутан копотлив и неуклюж, ему мимолетные мгновения ловить не дано.

– А ты бы взялся, да? Справился бы?

– Я? – Гои едва заметно напрягся. Покосился на неумолимо приближающегося соплеменника. – Я бы попробовал. Справился бы – нет, не скажу, но потрепал бы нахала.

Тем временем Ксуам брел вдоль ограждения. Один против толпы, он, казалось, даже не осознавал этого. Чуть замедлял шаг, пристально всматривался в лицо очередного воина, усмехался уголком рта. И шел дальше. Словно испытанию подвергал лучших ратников Илдока: не дрогнет ли кто, не попятится, не опустит ли глаза под мрачным взглядом чужака? Не все выдерживали такое одинаково стойко, но явно слабых не отыскалось. Иные бледнели, краснели, супились, до судорог сжимали рукояти мечей, но не отступил никто.

– И чего он ищет? – поморщился Оминас. – Не мальчишки собрались, не пахари голопузые, разных рубак видели… Я бы… Нет, по доброй воле, конечно, не ввяжусь, хотя занятно бы схлестнуться. Если б еще в настоящей битве… Как ты там, дружище, говорил насчет его огрехов?

– Ракутана с ног свалил, а сам о нижнем уровне забывает, – продолжил Гои, неотрывно следя за Ксуамом. – Оно верно: великану туда все равно не достать. Однако более изворотливый…

Айнар в беседе товарищей участия не принимал. Он прекрасно знал, кого ищет чужеземец. Разумеется, речи не шло о том, чтобы спрятаться, тем не менее и помогать врагу отторо не стремился. За спинами не укрывался, вперед не лез, просто дожидался своей очереди. Выкроил даже момент обернуться к Оминасу:

– Кимит, будь любезен, кликни моего слугу. Он где-то сзади околачивается.

– Сюда? – удивился рослый урмат. – Зачем?

– Кликни, понадобится.

И сразу поворот обратно, дабы встретить угрозу лицом к лицу. Та уже приблизилась вплотную. Рядом подобрался Гои, но Ксуам, похоже, вообще не заметил его. Взор чужака вдруг посветлел, блеснул и впился в Айнара.

Ристалище притихло, стоило тигону остановиться. Новое столкновение характеров, секундное противоборство взглядов – вновь никто не взял верх. Через миг Ксуам отшагнул. Деревянный меч в его руке взмыл, указывая на грудь Айнара, потом еще выше – в салют.

– Ох ты… – выдохнул Оминас.

Подоспел взмокший мастер церемоний, осмотрел, отдуваясь, действо.

– Благородный Годой, принимаешь ли ты вызов, брошенный благородным Ксуамом?

– Принимаю, – произнес Айнар сквозь зубы.

Пустые формальности. Традиция требовала их соблюдать, хотя оба воина мыслями находились уже в бою. Они пожирали друг друга глазами и словно напитывались от этого яростью.

– Только благородному гостю, – добавил отторо, – придется малость потерпеть, пока я не одену доспехи. Или, может, он предпочитает поединки с беззащитными?

Лицо Ксуама исказила гримаса.

– Твой предшественник, кимит, был отлично снаряжен, однако броня его не спасла.

– Постараюсь не повторить его ошибку – не поскользнуться на ровном месте.

– Уж постарайся, пожалуйста, а то поединок опять провозгласят сорванным. Неудобно как-то получится.

Обменявшись такими, вполне заурядными колкостями, воины скупо поклонились и разошлись. Перед Айнаром расступались люди, сочились шепотки, мелькали лица – вроде бы знакомые, а смотрят, точно видят в первый раз. Лишь один человек дерзнул преградить дорогу – естественно, Оминас.

– Уверен, что готов сражаться с этим бесом? – урмат сгреб друга за плечи и встряхнул легонько. – Ты ведь едва опамятовался после стрельбы!

– Он тоже недавно закончил драться, – ответил Айнар, отстраняясь и от рук, и от тревожных заглядываний в глаза. Накопленной ярости следовало не расплескать ни капли.

– Только не забывай, что предстоит не простая схватка. Он же Ракутана чуть не добил! Вопреки всем обычаям, видел?! Звереет, мерзавец, и изувечить способен походя.

– Пусть попробует.

Оминас еще продолжал что-то говорить, убеждал – Айнар почти не реагировал. Молча созерцал, как слуги сгружают с мула тяжелое снаряжение, молча принялся облачаться. Подошедший Гои спросил суше:

– Рассчитывал с самого начала? Потому и латы велел притащить?

– Не рассчитывал, – буркнул Айнар. – Предчувствие свербело. Правда, опасался больше не Ксуама, а наших неудач на турнире. И, как выяснилось, не зря.

– Ради денег готовился даже драться? А зарок?

Оба покосились на Оминаса – по его левой щеке, залезая на шею, змеился розовый шрам. Очень хорошо все срослось, хотя три года назад рана, полученная в горячке турнирного боя, едва не стоила урмату жизни. Случайный тычок – и кровь из разодранной плоти брызнула ручьем. К счастью, сыскался рядом сноровистый лекарь, унял, зашил. А коривший себя за оплошность Айнар с тех пор зарекся выступать в турнирах с мечом. Только лук, изредка – копье. Зарок держался без малого три года, до нынешнего дня.

– Не уклоняться же от прямого вызова? – пожал плечами Айнар. – Все видели. Позор до погребального костра потом не смыть.

Гои внимательно посмотрел на друга.

– Сам, то есть, биться не желаешь? Нет? Ну, чего засопел?