Дом на краю кладбища

– Мы считаем, надо зарегистрировать права на Свирского. Я имею в виду, мы зарегистрируем торговую марку «Свирский», а также Знак Дьявола, как логотип. А потом предъявим претензии всем этим самозванцем, торгующим нашим Свирским. И подадим на них в суд за фальсификацию и нарушение наших прав на торговую марку. Вот.

– Отлично! Ольга, браво!

– Александр Сергеевич, это наша с Семёном общая идея.

На самом деле, Сеня к этой идее отношения не имел. Его мысли крутились вокруг приземленных схем купи-продай, типа скупить всех Колумбов и, таким образом, обеспечить себе монополию. Уязвимость такого решения была, впрочем, очевидна даже ему самому. Он не ожидал, что Брускетта разделит с ним лавры победительницы конкурса «светлая голова», и был даже несколько тронут её щедростью.

– Отличная идея, – после некоторой паузы еще раз повторил Крит. Он был даже несколько огорчён что, такая простая и очевидная вещь, не пришла ему в голову самому.

– Молодцы ребята! Начинайте воплощать идею в жизнь, не откладывая.

– Уже начали. Связались с юристами. Алгоритм такой: подаем заявку, оплачиваем сбор. На первом этапе они проверяют не зарегистрирован ли уже такой товарный знак.

– Ещё раз молодцы! Платим и запускаем процесс, пока эти ушлые знатоки Свирского тоже эту тему не прорюхали.

Сеня было подумал, что на этом военный совет и закончится и уже поднялся, чтобы идти, но Саша остановил его, махнув рукой.

– Постойте. Вы ещё не слышали моей идеи. Товарный знак, торговая марка – это хорошо. Это позволит нам прижать хвосты всем этим мелким воришкам чужих идей. Но что делать потом?

Саша вопросительно посмотрел сначала на Олю, потом на Сеню.

– Потом? А что потом? – задала вопрос Брускетта.

– А потом люди спросят, а где этот самый Свирский? Почему его никто не видел? Нельзя же всё время кормить людей рассказами, про монастырь в Тибете, или дурдом на Яузской набережной. Нужно предъявить гения, так сказать, городу и миру.

– И кого же мы городу и миру предъявим? – поинтересовался Семён.

– Тебя, Семён, – ответил Крит. – Я, вообще думал, что может можно и Ольгу. Такой, знаете ли, неординарный ход. Как в старом фильме «Тутси» с Дастином Хоффманом, только наоборот. Все думают что Свирский – мужчина, а он ещё и женщина, оказывается. Неожиданный такой поворот сюжета. – Но потом решил, – Нет. Сумасшедшая женщина это, конечно встречается, а сумасшедшая женщина, да ещё и гений, такого в природе не бывает. Заподозрят обман. Так что ради достоверности только ты, Семён.

– Саша, я вообще ничего не понял. Где я, где безумный художник Свирский? Да я даже рисовать не умею.

– Тебе и не надо рисовать. Тебе даже говорить не надо. Только фактура. Твоя роль тут без слов. Мы загримируем тебя под Свирского и, как я уже сказал, представим людям искусства.

– Свирский меня лет на двадцать старше и морда у него, как у алкаша.

– Я имею в виду конечно не Свирского с Арбата, а Свирского из Тибета, – пояснил Крит.

– Ну его же не существует! И никто не знает, как он выглядит!

– А как он, по-вашему, выглядит? Оля, ты как считаешь? – задал вопрос Крит.

Брускетта прикрыла глаза и задумалась.

– Он высокий и стройный, и у него хорошая улыбка. Он вообще добрый, порядочный человек…

– Сфокусируйся на внешности, – попросил Крит.

– У него тёмные, пронзительные глаза. Они смотрят прямо в душу! И унегоглубокий, завораживающий голос. Баритон. Даже лирический баритон…

– Вот Семён, учись, как надо чувствовать Свирского! Ольга, я начинаю думать, не отдать ли роль Свирского тебе? Семён, конечно, так в образ не войдёт как ты.

– Саша, да объясни, пожалуйста, нам где играть-то эту роль? Мы фильм, что ли о Свирском снимем? Типа интервью?

– Такая мысль тоже приходила мне в голову, но я от неё отказался. Интервью, будем откровенны, ты провалишь. С Ольгой ещё можно было бы попробовать.

– Нет-нет, – испугалась Ольга. – У меня вообще паника, если надо выступать. Это я с вами тут такая смелая, а направь на меня камеру я двух слов не смогу связать.

Саша кивнул:

– Я вообще считаю, что изобразить сумасшедшего гения можно только молча. Как откроешь рот, сразу проколешься. Тут нужен великий актёр, если надо говорить. Хорошо ещё, чтобы актёр был тоже сумасшедшим. Ну, может не совсем псих, а так, слегка с приветом.

– Александр Сергеевич, по моему мнению – и я думаю, Семён со мной согласится, лучший кандидат на эту роль это вы, – сказала Оля.

– Да уж, это точно, – подтвердил Семён. Совсем не моя тема, а Ольга это вообще женщина.

– Знаю, – согласился Крит. Но, во-первых, в этой тусовке меня знают. Тут никакой грим не поможет. А, самое главное, кто-то должен доносить до народа мудрость и идеи Свирского. И тут вот он я, его арт-менеджер и, можно сказать, ученик.

– А как же мы представим его людям? Не по улице же его будем водить: «Здравствуйте, это Свирский и его свита», – снова спросила Оля.

– Мы устроим выставку, – ответил после паузы Крит. – Персональную выставку Иммануила Свирского.

– Да где же мы возьмём такое количество экспонатов? Это же надо все антикварные лавки Москвы вверх дном перевернуть, чтобы найти что-то под Свирского. И это сколько денег надо? – возразил Саша.

– Экспонаты не понадобятся. По крайней мере, экспонаты в привычном понимании этого слова. В том-то и феномен Свирского, что он превращает обыденность в волшебство и творит чудо.

– Как?

– Он берет обычного человека, пусть даже и очень богатого и превращает его в первооткрывателя континента, в легенду.

– С Игорем Евгеньевичем Колумбом всё понятно, но на выставке он как будет чудеса сотворять?

– Он будет оживлять памятники.

Сеня и Брускетта уставились на Крита. Оля раскрыла рот, а Семён подумал: «Да не сошел ли Крит сам, в конце концов, с ума?»

– И не только оживлять памятники, – продолжил Крит. – Он будет предлагать зрителям альтернативное развитие истории.

– К примеру, есть известная картина – Иван Грозный убивает своего сына. Теперь вообразите, что сюжет этой картины воплощают актёры, облачённые в одежды того времени. На специальной площадке, декорированной как покои Ивана Грозного, в трагической позе застыл сам Иоанн, обнимающий своего умирающего сына. Софиты освещают только эти фигуры, остальная часть экспозиции тонет во мраке. И вот, к ним подходит Свирский, облачённый в ниспадающей до земли хитон. Облик и одежду Свирского мы с вами обсудим позже. Итак, подходит Свирский и делает некое движение, некий жест, как бы касаясь картины. И картина оживает. Реверс – как бы перемотка назад. Иоанн Грозный встаёт, поднимает свой посох. Сын тоже встаёт, делает несколько шагов назад. Начинается сцена, предшествующая трагической развязке.

Сын говорит Грозному: «Отец я слышал ты, свой нечестивый глаз, направил на мою жену честную».

– Ну, что-то в этом духе. Над текстом надо будет поработать ещё.

– Ах, да, – глядя на лица коллег начал объяснять Саша: – Дело в том, что никто точно не знает, за что Иоанн убил сына. Но все считают, что причина ссоры – дело государственной важности. То ли сын отказался освобождать Псков, то ли наоборот рвался на войну. Неважно. И никому в голову не приходит, что в основе могут быть обычные человеческие страсти, любовь и ревность. Тут Свирский ломает шаблон и показывает что цари, такие же люди, и ничто человеческие им не чуждо. Можно, впрочем, пойти ещё дальше. Например, сын признается Иоанну в нетрадиционный сексуальный ориентации. Или что он вообще не его сын. Что-то типа: «Отец, тебе открою я, ту тайну, что честная мать моя, открыла мне перед своей кончиной. Ты не отец мне, нет! Отец мой конюх был».

А Иоанн ему: «Проклятая блудница! Как я жалею, что убил её уже. Когда б мне знать, то плешницу бы эту, я сберегал бы как зеницу ока! Чтоб в этот скорбный день своим ножом честным…»

Ну, дальше, например, сын возмущён, что Иоанн не уважительно отзывается о его матери. Слово за слово они хватаются за ножи. Тогда же были суровые нравы, люди легко впадали в крайности, – пояснил Саша.

Впрочем, нет. Лучше сабли. Сабли зрелищнее. Тем более, что тогда у всех сабля на боку болталась.

Итак, кругом мрак, и только в центре в свете софитов сын и отец Грозные кружатся с саблями наголо, делая выпады и нанося удары. Бьются не на жизнь, а на смерть. Звенит сталь, летят искры.

Иоанн опытен, но сын его молод и полон сил. Никто не может одержать верх. Силы равны.

И тут в покои врывается митрополит Филипп.

«Остановитесь! – кричит он. – Иоанн на минуту отвлекается, а сын, воспользовавшись этим, наносит ему роковой удар».

– Так получается, что в итоге сын Ивана грохнул? – спросил Сеня.

– Я же говорю, альтернативная развязка и неожиданный финал.

– А дальше что?

– Дальше сына просят на царство. А митрополит, как бы забегая вперед сообщает что, после смерти Иоанна, опричина была распущена, бесчинства и репрессии прекратились и на Руси воцарился мир и покой! Хэппи энд.

Ну как? Оля, твое мнение?

– Нет слов.

– Была ещё мысль обыграть сцену картины «Дуэль Пушкина с Дантесом», тоже с альтернативной концовкой. Там Пушкин убивает Дантеса наповал. Тоже хэппи энд: тут уже Данзас, секундант Пушкина, как бы забегая вперед сообщает, что Александр Сергеевич жил долго и счастливо написал ещё много замечательных стихов и поэм. Но победили Грозный с сыном – битва на саблях зрелищнее, чем дуэль на пистолетах… Хотя была идея поработать ещё со сценой дуэли, раскрыть её. Например, и Пушкин и Дантес промахиваются! В ярости, Пушкин бросается на Дантеса и душит его голыми руками! Каково?

– Да уж, – мрачно прокомментировал Семен. – Министерство культуры нас вряд ли похвалит за такую вольную трактовку поведения классика.

– Пушкин был великий гуманист! – вспомнила Оля слова учителя литературы в средней школе. – Он не стал бы насмерть душить живого человека голыми руками!

Крит, впрочем не обратил на эти комментарии никакого внимания и продолжил:

– Это, конечно только одна из живых картин, которые своим прикосновением оживляет Свирский. Таких живых полотен, будем так их называть, вообще сцен таких, таких сюжетов будет несколько. С древнейших времён и до наших дней. Постараемся охватить, так сказать, все важнейшие вехи истории нашей великой Родины, но с точки зрения восстановления исторической справедливости. Возьмём, к примеру, татаро-монгольское иго. Все закоснели в убеждении, что Русь проиграла войну и поэтому платила дань Золотой орде. А что если Русь не проиграла, а выиграла войну?

– А чего тогда триста лет монголам дань плотили? – спросил Семен.

– А может это не дань, а инвестиции? Может это добровольная помощь монгольским братьям? Всё ведь вопрос точки зрения.

– Можно разыграть сценку, где монгольские ханы рассказывают русским князьям о бедствиях и лишениях простых монголов и князья милосердно решают направить часть средств на борьбу с бедностью, невежеством и болезнями простых ордынцев.

– В общем, над сценарием ещё поработаем.

– Ну и, конечно, понадобиться какое-то количество картин и скульптур «а ля Свирский» для антуража. Совсем без произведений гения, которые можно потрогать и даже купить, нельзя. Это и вопрос денег тоже – устроим в конце аукцион. Так что тебе, Семён придется в поисках шедевров потолкаться по антикварным лавкам, посмотреть объявления с рук. Арбатский Свирский их промаркирует Знаком Дьявола и доработает, если необходимо.

– Ты, сам-то, что поэтому поводу думаешь? Только не говори что это нереализуемо.

– Саша, это как раз реализуемо. Но вопрос денег. Надо арендовать зал, нанять актёров, режиссёра.

– Я буду режиссёром.

– Хорошо. Ты будешь режиссёром. Но всё равно: оформление, костюмы, освещение, музыкальное сопровождение и прочее – всё это очень дорого и кредит получить под этот проект будет непросто. И потом, кредит надо отдавать.

– Мы устроим итоговый аукцион шедевров Свирского.

– Да, но сначала кредит надо получить.

– А что если привлечь частных инвесторов?

– Каких, например?

– Да вот этого табачника, с которого всё и началось, Игоря Евгеньевича. Ему же вроде зашла тема Свирского?

– Вроде да. А что мы ему предложим?

– Как что? Рекламу на выставке его компании, может часть прибыли от аукциона шедевров Свирского. Он, кстати, тебя видел когда-нибудь?

– Нет.

– Отлично. Потому что загримировать так, чтобы мама родная не узнала, очень сложно. Итак: надо подумать о твоем новом имидже. Какие идеи?

– Ну, в сети уже появились наброски портретов Свирского руки неизвестного художника. Вот, – Ольга развернула экран монитора.

На компьютерной графике, стилизованной под акварель, был изображён высокий худой мужчина, стоящий в пол-оборота. Перед ним вдалеке синели пики гор, у подножия которых виднелось какое-то строение. Облачён он был в какую-то ниспадающую до земли хламиду, а в руке его был посох, заканчивающийся наверху набалдашником в форме перевёрнутой пятиконечной звезды. На шее была видна массивная цепь, на которой, видимо по замыслу художника, тоже должен был висеть какой-то колдовской амулет, однако его видно не было. Не было видно и лица, только абрис массивного подбородка и высокие скулы на фоне предзакатного неба. Мужчина был совершенно лыс, и на бритом затылке видна была татуировка – Знак Дьявола. В левом ухе блестела серьга. «Адепт тёмного знания, Асмодей на пути к месту силы» – гласила подпись под картиной.

– Прямо Рерих, – произнёс после паузы Крит. – Конечно, все эти расхожие штампы – цепи и посох портят картину, но она не лишена художественных достоинств. Что думаете?

– Красавец, – подтвердила Оля. – Волевой подбородок, широкие плечи.

– Слышишь Семён, как тебе повезло. Будем делать из тебя красавца.

– Как это? – спросил Семён.

– Ну, я не вижу смысла изобретать велосипед и менять уже растиражированный образ, – пояснил Крит.

– Здесь эти мошенники, спекулирующие на Свирском, сыграли нам на руку – визуализировали и, так сказать, популяризировали облик виртуального героя. Нам остается только скопировать основные детали и воплотить их, так сказать, в плоть и кровь. В тебя Семён.

– И как же вы будете их в меня воплощать?

– Ну, тут все просто и не потребует ни усилий, ни особых финансовых затрат. Плащ вот только надо будет сделать на заказ. Просто купить какой-нибудь хитон в магазине этнической одежды не пойдет. Будет смотреться дёшево. Нужна дорогая тяжелая ткань. Цвет тёмный.

– Одежда – хрен с ней: одел, снял. Как быть с лысиной и татуировкой у меня на черепе? – забеспокоился Семён.

– Придётся пойти на эти жертвы.

– Саша ты что? Меня родители в психушку отправят. Меня сосед по даче Ильич подколками изведёт.

– Семён, процесс облысения у тебя уже начался, так что привыкай. Всё равно рано или поздно этим закончится – успокоил Крит.

– А татуировку можно временную сделать, – добавила Брускетта. А вообще, мне лысые мужчины нравятся.

– Спасибо, утешили. Нашли для коллеги добрые слова, – отозвался Семён.

– Ну, братья и сестры, будем считать, что проект «Загадка и мистика Свирского» стартовал, – подвёл итог Крит.

– Подождите, а моя в этом проекте какая роль? – спросила Ольга.

– Что?

– Ну, вы Александр Сергеевич, ученик Свирского. Семён, понятно – Иммануил Свирский, а я кто? Я же должна в проекте участвовать.

– Справедливо, – согласился Крит. – Ты тогда будешь секретарь и муза Свирского Ольга Темпл, потому что Ольга Савкина как-то не звучит в этом контексте. Может, вообще тебя на время проекта переименовать в Эльвиру?

– Как Эльвира повелительница тьмы?

– Нет, слишком избито, – вздохнул Крит. – Матильда?

– Мне имя Лоретта нравится. Например, Лоретта Спурр.

– Хорошо. Итак, проект «Загадка и мистика Иммануила Свирского» с этого момента стартовал!

– Участники: Иммануил Свирский – гений, художник и мистик. Лоретта Спурр – его муза и секретарь. Александр Крит – его арт-директор и ученик, – закончил совещание Крит.

Конец легенды

– Завтра едем к этому табачнику, Игорю Евгеньевичу, – объявил Крит вечером понедельника. – Обсудим детали. Говорить буду я. Представлю вас, сделаю презентацию проекта. Сеня, ты молчишь и ведёшь себя несколько отстраненно. Мыслями ты далеко, в Тибете. На вопросы не реагируешь и вообще рта не открываешь – ты дал обет молчания. Вообще, изображай сумасшедшего, но без крайностей. Я имею в виду – биться головой о стену и кататься по полу не надо, никакой агрессии. Покачивай головой, улыбайся своим мыслям. Хорошо также уставиться на какой-то объект, и шевелить губами. Так сказать, впериться взглядом. Периодически закрывай глаза и слегка раскачивайся, но всё в меру, конечно. Оля, тебе тоже лучше в разговор не вступать. Сиди, смотри на Свирского влюблёнными глазами, и успокаивающе похлопывай его по руке, если он сильно разойдётся в смысле раскачивания или впериться взглядом куда не надо. Теперь самое главное, трансформация – завтра с утра придёт стилист с реквизитом. Процесс преображения осуществим здесь, в офисе. Отсюда стартуем к табачнику. Вопросы?

– А зачем нам стилист? – настороженно спросил Сеня. Побрить голову да одеть хламиду я и сам могу, чего деньги-то тратить?

– Семён, как ты не понимаешь, что кустарщина здесь не пройдёт? – закричал Крит так, что было слышно в коридоре.

– Весь проект, построен на твоем имидже! Твой образ должен потрясать, люди должны умолкать при твоем появлении! От одного твоего взгляда особо нервные в обморок падать должны! Такой эффект может обеспечить только профессионал, да и то не каждый. Я нашёл спеца, который собаку съел на искусстве поражать людей внешностью.

– А мне что одеть? – робко спросила Ольга. Её предстоящее представление немного пугало. – У меня никакой необычной одежды нет.

– Тебе и не надо выделяться. Достаточно Свирского. Ему всё внимание. Одевай тёмное платье или брючный костюм.

– А косынку надо?

– Оля, нет. Мы не в церковь идём. Обычная офисная одежда. Макияжа минимум.

* * *

Стилист появился с огромным баулом. Создание поражающих воображение образов он начал с себя. Семён не смог на глаз определить не только его возраст, но даже и пол.

– Я рассматриваю фактуру как арт-объект, – высоким голосом объявил он, раскладывая на столе стопки тяжёлой ткани, огромную коробку с разноцветными баночками, кисточками, связки каких-то ремешков и колец. Рядом со столом он поставил огромный посох.

– А это что? – Семён ткнул пальцем в диковинные деревянные конструкции с ремешками.

– Это Сетта. Традиционная обувь монахов-отшельников. – Да как в них ходить-то? Шею же свернёшь! Может без этих Сетта обойдёмся?

– Важна каждая деталь, – возразил стилист. – Представьте, из-под Кашая видны кроссовки? Это сразу же снизит доверие к образу! Это всё равно, что бейсболку на голову надеть!

– Да, это обесценит все усилия, – согласился Крит. – Потерпи Семён, это же ненадолго.

– Ну, начнем с головы, – стилист раскрыл небольшой саквояж со зловещего вида инструментами, блестевшими хромом. – Псевдо пирсинг будем делать?

– Чего? Нет! – В испуге воскликнул Семён.

– Семён, спокойно. У тебя обет молчания, начинай вживаться в роль. – сказал Саша Крит и повернувшись к стилисту: – Нет, достаточно клипсы в ухо.

– Жаль, – вздохнул стилист. Это добавило бы изюминки. Но амулет на шею и браслеты обязательны! Без них образ будет неполным.

– Он должен интриговать, создавать ощущение тайны, изумлять и поражать, – напутствовал стилиста Крит.

– Народ ахнет – пообещал стилист.

Через час двери офиса «Адвертайзинг Арт» отворились.

В дверном проёме стоял высокий, совершенно лысый человек в ниспадающей хламиде до самого пола, и с массивной золотой цепью на шее. В руке он держал посох, и напоминал папу римского с ферулой в руке, но без тиары. Хоть никто и не упал при появлении Сени в обморок, эффект, обещанный стилистом, был налицо – в шумном обычно офисном холле воцарилась тишина. Все глаза были устремлены на необычную фигуру. Как бы благословляя толпу, человек взмахнул посохом и покачнулся, но его вовремя подхватили под руки.

Громко стуча деревянными сандалиями по кафельной плитке пола и звеня браслетами, поддерживаемый с одной стороны Олей, а с другой стилистом, Семён двинулся по направлению к лестнице. В дальних концах коридора люди поворачивали головы и прислушивались, недоумевая, кто это привёл лошадь в офисный центр?

На лестнице Семен наступил на полу хитона и споткнулся и, если бы его не удержали сопровождающие, полетел бы вниз, в проём. Со звоном поскакал по ступеням вниз посох, выскользнувший из его рук.

– Видал, какой ты эффект произвёл на офисный люд? – радовался в машине по дороге к табачной компании Саша Крит. – Особенно этот жест с посохом, когда ты споткнулся! Народ ахнул! Молодец, Семён. Главное молчи, и изображай легкую форму шизофрении. Импровизируй!

– Лоретта Спурр, – представил даму первой Игорю Евгеньевичу Крит. – Секретарь художника.

– И его муза, – добавила Брускетта, и от смущения сделала книксен.

– Иммануил! Ты ли это? – восторженно воскликнул Игорь Евгеньевич и протянул Сене руку, но тот только прижал сильнее посох к груди. Игорь Евгеньевич не растерялся, и заключил Семёна в объятия. Семён хотел ответить на приветствия и открыл рот, но вовремя вспомнил про обет молчания и замычал.

– Он что, глухонемой? – тревожно спросил Подгорный шепотом.

– Иммануил дал обет молчания, – пояснил Крит, несколько удивленный такой фамильярностью Подгорного.

Вошла секретарша.

– Чай, кофе? – просила она.

– Чай, – сказала Оля.

– И мне, – добавил Крит.

– А вам? – секретарша повернулась к Сене.

В ответ он вперился в неё взглядом и принялся раскачиваться.

– Ему чистой родниковой воды, – вмешалась Оля, успокаивающе похлопывая Семёна по спине.

Игоря Евгеньевича всё происходящее, похоже, очень веселило и вообще, он был в превосходном настроении.

– Добрый знак, – подумал Крит, украдкой показывая Брускетте большой палец вверх. Похоже, дело выгорит.

– Ну-с, чем обязан? – наконец сказал Подгорный, лучезарно улыбаясь.

– Позвольте вам, для начала кое-что показать, – сказал Крит, доставая ноутбук из портфеля. – Перформанс называется «Альтернативная история».

Игорь Евгеньевич хохотал до слез, слушая, как Крит в лицах изображает сцену дуэли Дантеса с Пушкиным, а Оля не удержалась и захлопала в ладоши, настолько Крит был хорош.

– Ну, ребята, ну молодцы! – задыхался от смеха Подгорный. – А вот можно ещё альтернативные концовки фильмов обыграть. Мой любимый фильм – «Белое солнце пустыни». Только жалко, что там Верещагина в конце убивают. Хорошо бы сделать так, что бы он успел с баркаса в море прыгнуть. Представьте: взрыв, жена рыдает на берегу, а тут такой Верещагин выныривает, а в руках у него пулемёт! Каково, а?

– Игорь Евгеньевич, Иммануил Свирский, испытывая к вам глубочайшее уважение, предлагает вам партнерство в этом проекте, – тожественно произнес Крит.

– Верещагина сыграть? – поинтересовался Подгорный. – А что, я могу.

– Предлагает вам поучаствовать финансово. Проект представляется нам очень прибыльным, – продолжил Саша, но тут Подгорный вновь навалился грудью на стол в пароксизме смеха. Дождавшись, пока он отсмеётся, Саша открыл на компьютере таблицу с расчетами.

– Прибыль предполагается не только от продажи билетов на выставку и рекламных поступлений, но и от аукциона произведений Свирского – скульптур малых форм, гравюр и художественных полотен. Прошу взглянуть…

– А Колумба тоже на аукцион выставите?

– Да, и Колумба.

– Нет, ребята. Пулемёт я вам не дам.

Саша не сразу сообразил, что это фраза из фильма.

– Почему? – спросила Брускетта.

Игорь Евгеньевич встал, достал что-то из шкафа и поставил на стол.

– Узнаёте? – спросил он, снова садясь.

– Монгол какой-то, – сказал Саша глядя на статуэтку.

– Кто это?

– Угадайте с трёх раз, – предложил Подгорный.

– Мао Цзэдун, – сказала Оля, вспомнив свое педагогическое прошлое.

– При чем здесь Мао Цзедун? – осведомился Крит.

– Ваш Колумб – это бывший Мао Цзедун, – вздохнул Подгорный. – Я, признаться и сам сначала подумал, что эта идея со Свирским имеет коммерческий потенциал. Даже товарный знак зарегистрировал.

– Вы зарегистрировали товарный знак «Свирский?» – Ольга с Сашей переглянулись.

– Первым делом. Думал, потом можно пустить в продажу под этим брендом коллекцию курительных трубок и аксессуаров. Может быть потенциально интересно определенной аудитории. Ну, знаете, художественная богема и всё такое. Даже запустили в сети инсайд по поводу загадочного Свирского, оккультиста и безумного гения.

– Так это вы эти статьи в «телеге» сочиняли? – Саша изумленно смотрел на Подгорного.

– Мой отдел маркетинга. Начали потихоньку разгонять тему.