Девятая рота

Бедный Саша от полученной новости поник и стоял в дальнем углу коридора с непередаваемо грустной физиономией. Мы ему действительно сочувствовали, но помочь ничем не могли.

А Зигмантович весело зашёл в аудиторию и принялся выжимать из экзаменуемых знания, вертясь на своём кресле со спинкой и источая шутки с прибаутками, касающиеся курсантской непередаваемой тупости.

Глядя на него, иной раз, создавалось впечатление, что несмотря на то, что у его кресла высокая спинка, она ему не мешала и на этом кресле он крутился вокруг своей собственной оси, как будто спинки вообще не существовало.

Неожиданно в середине экзамена Зигмантовича вызвали в деканат и вернулся он оттуда чернее тучи. Что там произошло для всех осталось тайной.

Шутки прекратились, а Зигмантович с зубным скрежетом смотрел на экзаменуемых, рисуя трояки в зачётках. Вот тут-то Саша и проник в аудиторию. Он скромно устроился за одним из дальних столов и сосредоточился над полученным билетом с видом, которому бы позавидовал и Диоген.

Лёнька сидел напротив Саши, но в другом ряду. Билет Лёньке достался лёгкий и он с ним быстро справился. Ожидая очереди вызова к преподавателю, он потянулся и осмотрелся. Как же он удивился, когда обнаружил, что Раилко нагло списывает. По сосредоточенному и честному виду Саши в это невозможно было поверить, но факт оставался фактом. Раилко всё списал да так виртуозно, что вездесущее око Зигмантовича это не обнаружило.

Лёньку Зигмантович подловил на одном из дополнительных вопросов и поставил четвёрку. А когда обречённый на завал Раилко без запинки ответил на все вопросы по билету, то обалдевший Зигмантович даже забыл, или сделал вид, что забыл задать ему дополнительные вопросы и тоже поставил четвёрку. Так что в Лёнькиной группе только три человека получили четвёрку и Саша Раилко стал героем дня.

Лёнька, конечно, никому не сказал, что Саша содрал со шпоры все свои знания. Да и зачем ему это делать? В «правдоискатели» он записываться не собирался.

***

Может быть, и сейчас Владимир Борисович окажется для Лёньки тем, кем когда-то стал для него Зигмантович, поэтому он откинул от себя минутное сомнение и внимательно выслушал, что начал объяснять ему начальник практики.

Но ничего особенного Борисыч не изрёк, кроме того, что Лёнька завтра должен прибыть в восемь утра на разводку и отныне он подчиняется второму механику, являвшегося главой машинной команды, и чтобы с завтрашнего дня Лёнька вёл дневник правпрактики и начал составлять отчёт и обязан предъявить этот отчёт лично ему, Владимиру Борисовичу каждую неделю, а сейчас Лёнька пусть идёт и заселяется в каюту. Переведя взгляд на Сергея, Борисыч вежливо попросил:

– А Вы, Котов, помогите новенькому побыстрее освоиться в коллективе.

На что Сергей согласно кивнул.

– Понял, сделаем, – но поток речи Владимира Борисовича от видимой покорности старшины не уменьшился, и он с новой силой продолжил мысли, по всей видимости, очень тревожащие его. Он напомнил о порядке в каютах, соблюдении формы одежды, распорядке дня и очереди практикантов в столовой во время приёма пищи. По его мнению, практиканты мешали там членам экипажа.

Неожиданно Владимир Борисович что-то вспомнил, встрепенулся и напомнил, что завтра после обеда произойдёт отход судна и, посмотрев сквозь круглешочки очёчков на Лёньку, неожиданно грозно приказал:

– И чтобы завтра к восьми утра на разводке был, как штык! Понятно? – не ожидавший такой перемены в настроении начальника, Лёнька, что тот китайский болванчик, послушно закивал в ответ.

– Так точно. Всё ясно, – при этом вытянувшись по стойке «смирно».

Таким всплеском эмоций Владимир Борисович, видимо, исчерпал весь свой запас начальственности и, махнув рукой на застывших Сергея с Лёнькой, вяло закончил инструктаж:

– Всё, идите. Я вас больше не задерживаю, – и в бессилии откинулся на спинку кресла, так и не покинутое им в течение всего разговора.

Выйдя из каюты начальника практики и спустившись палубой ниже, Сергей махнул в сторону каюты начальника:

– А, ты на него особого внимания не обращай, – понизив голос и усмехаясь, поделился он с Лёнькой. – Трендит вечно какую-то ерунду. Хоть что-нибудь толковое за последний месяц сказал бы лучше. Ты лучше Здора слушайся. Вот это мужик! – с чувством подтвердил свои слова Сергей, выставив большой палец.

– А кто такой Здор? – переспросил Лёнька.

– О! – протянул Сергей. – Это наш второй механик. Николай Васильевич это – что-то!!!

Тут они подошли к курсантским каютам, Сергей открыл дверь в каюту, расположенную рядом с той, куда привёл Лёньку Андрюха и широким жестом показал:

– А здесь у нас есть свободная койка. Так что, устраивайся тут, – и войдя в каюту, хлопнул по койке второго яруса у иллюминатора: – Твоя будет. И не забудь получить бельё, – напомнил он и ушёл.

Глава девятая

После ухода Сергея Лёнька в растерянности остался стоять по середине каюты.

Неожиданно на двухъярусной койке, расположенной слева от входа, отодвинулись занавески и на него уставились две заспанный физиономии.

Парень с верхней койки легко спрыгнул на палубу, подошёл к Лёньке и, крепко пожав руку, представился:

– Миша.

Что-то странное отличало его от всех тех, с кем Лёньке пришлось встретиться сегодня. Он никак не мог понять, чем, но когда Миша назвал себя, то моментально понял. Его выделяли большие, выразительные глаза и непомерно большая голова со взъерошенными остатками волос.

– Лёня, – в ответ Лёнька сильно тряхнул руку Михаила и получил в ответ пружинистый ответ, что говорило о том, что Миша, несмотря на свой интеллигентный вид, силушкой обладает.

С нижней койки выкарабкался другой парень и протянул Лёньке ладонь:

– Сергей, – тут же пошутив: – Что, говоришь, вместе куковать тут будем? Ну, давай устраивайся. Сам то откуда будешь? – он с неподдельным интересом рассматривал нового соседа, но Лёнька на его вопрос ответить не успел.

Дверь каюты распахнулась и в неё ввалился ещё один персонаж с Лёньку ростом, сухощавый, со взъерошенной копной русых волос и распахнутой на груди рубашке.

Парень держал в руках две большие сумки. Боком зайдя в каюту, он локтём закрыл дверь и осторожно поставил сумки около рундуков. Освободившись от груза, он с облегчением выдохнул и плюхнулся на свободный стул возле стола.

– Фу-у! – Громко выдохнул он и, громко помянув всех чертей и матерей, закончил свою тираду: – Да чтоб я ещё поддался на вашу провокацию и ходил в эти магазины…

– Чё, купил что ли? – спокойно поинтересовался Миша, не обращая внимание на возмущение вошедшего и, присев на корточки, открыл одну из сумок.

Проверив её содержимое, он констатировал:

– Во! Это то, что надо. Все бурелые и не очень крупные. Довезём до Провидения, а что не довезём, то сожрём, – тут же пошутил он.

Лёнька непроизвольно глянул в сумку. Там лежали помидоры. Это его удивило, и он посмотрел на Мишу.

– Это чё у вас такое?

– Не видишь, что ли? – поднял на него голову Миша. – Это мы обещали привести нашим знакомым в Провидения, вот и купили. Не много ли? – он перевёл взгляд на пришедшего парня, продолжавшего сидеть в кресле и вытиравшего с лица пот.

– Нормально, само то, что надо, – отмахнулся тот и посмотрел на Лёньку: – А тебя чё, тут поселили что ли?

– Ага, – утвердительно кивнул Лёнька.

– Ну, тогда держи краба, – улыбнулся пришедший и, привстал со стула, протянул Лёньке руку. – Василий, – громогласно заявил он при этом.

– Леонид, – в тон ему ответил Лёнька, вцепившись в протянутую ладонь.

Василий энергично потряс её и тут же спросил:

– А бельё ты уже получал? – в его голосе даже прозвучали заботливые нотки.

Лёнька удивился тому, с какой скоростью поменялось настроение у Василия, но вида не подал.

– Не успел ещё. Только что получил инструктаж у Борисыча, а старшина Котов показал койку, – пожав плечами, спокойно пояснил он.

– Так чё ты тут стоишь? – чуть ли не взвился Василий. – Сейчас кастелянша куда-нибудь свалит, тогда ищи-свищи её. Только после отхода сможешь бельё получить. Тем более обед же скоро!

Причём здесь обед и кастелянша, Лёнька связать не успел, поэтому поинтересовался.

– А где она эта кастелянша? – и, надеясь на помощь, осмотрел присутствующих.

– А, – махнул рукой Василий, – всё равно не найдёшь. Пошли, покажу, – и, махнув рукой Лёньке, чтобы тот следовал за ним, открыл дверь и вышел в коридор.

По длинным коридорам, то поднимаясь, то опускаясь с палубы на палубу, Василий привёл Лёньку к заветному месту, где выдавалось бельё. Василий оказался прав, сам Лёнька ни в жизнь бы не добрался до этого белья.

Помещением, где обитала кастелянша, оказалась небольшая чистенькая каюта с идеальным флотским порядком.

Под стать помещению выглядела и сама кастелянша. Симпатичная, невысокого роста женщина с аккуратным макияжем и перманентной завивкой. С такими причёсками щеголяли все красавицы Советского Союза, поговаривали, что точно такая же причёска была у какой-то французской то ли певицы, то ли актрисы.

Лёнька в таких делах особо не разбирался, потому что свободное время у него в основном занимали спорт и учёба, а за модой, тем более женской, у него времени не оставалось. В девчонках ему больше нравились стройные ножки, да коротенькие юбочки, а причёски шли ко всему этому только каким-то дополнением.

Василий, судя по обходительному общению с представителем прекрасной половины экипажа, хорошо знал кастеляншу, поэтому получение белья не заняло много времени.

Возвращаясь назад, Василий игриво поинтересовался у Лёньки:

– Ну и как тебе женский персонал у нас? – кивнув головой назад, в сторону покинутого помещения.

– Как, как? – удивился Лёнька. – Нормально. Старовата только. Сколько ей? Лет тридцать что ли?

– Где-то так, – прищурив глаз, качнул головой Василий и с видом знатока поделился: – Но ты не на возраст смотри. Женщина – что надо. Тут про неё говорят, что она такой роман со старпомом крутит, что любая молодуха позавидует, – и таинственно закатил глаза к подволоку, как будто выдал какую-то сокровенную тайну.

Но продолжить рассуждение об интригах, пронизавших шикарный пассажирский лайнер, Василий не успел, потому что они пришли в каюту, где Лёнька принялся застилать постель.

Он ещё не закончил с постелью, как в каюту зашли двое парней, одетых в курсантскую форму, только со споротыми лычками и без гюйсов.

Один из них, назвавшийся Юрой, с Лёньку ростом симпатичный парень с отточенными чертами лица и не в меру отросшими чёрными волосами, постоянно лезшими ему в глаза. Поэтому он постоянно их поправлял заученным жестом. Говорил он мало, больше прислушивался. Он с интересом рассматривал и слушал новенького, приехавшего чёрт те знает откуда, чтобы проходить с ними практику.

Другой, как потом выяснилось, что зовут его Сашей, постоянно старался шутить и сам же громче всех смеялся над своими шутками.

Если Юра на них только слегка реагировал, скромно улыбаясь, то Саша смеялся от души, но как-то казалось странным, что во время этого смеха рот у него раскрывался только чуть-чуть, как будто у него треснула губа и он боялся, чтобы шрам на губе не причинил бы ему особой боли. Хотя на губах у него Лёнька не заметил никаких трещин.

Парни наперебой принялись рассказывать о прошедшем рейсе и о том, что их ждёт впереди.

Оказывается, они уже сделали один рейс на Провидения, продолжительностью в целый месяц.

«Орджоникидзе» стоял на линии Владивосток – Провидения с заходами в Корсаков, Питер, Беринговский, Анадырь, Эгвекинот. Последним портом был Провидения, где стоянка составила чуть больше суток.

Они откровенно делились переполнявшими их впечатлениями и старались довести до Лёньки всё правила судового расписания.

Лёнька впитывал всё то, что говорили парни. Он интересовался всем. Тем более, что отход планировался на завтра и он сам сможет воочию увидеть всё то, с чём делились сейчас с ним парни.

Парни рассказали, что курсанты с восьми утра работают в машинном отделении до обеда. Обед в двенадцать часов, а потом им выделяются четыре часа на работу над составлением отчёта по практике. На вопрос Лёньки:

– Ну и что, составили уже отчёт?

Василий с полной серьёзностью ответил:

– Конечно нет, – чем вызвал всеобщий смех, а Саша указал на Мишу:

– Он у нас голова. Мы ждём, когда он начнёт, так мы и передерём у него. Ну а если и Данилов присоединится к нему, – он кивнул на скромно сидящего в стороне Сергея, – то у нас с отчётами всё будет в ажуре, – и рассмеялся громче всех.

Разговор так и шёл бы до бесконечности, если бы Василий не взглянул на часы.

– О! – деланно удивился он. – Мужики! Мы так за базаром и обед прозеваем. Давай-ка собираться. Там, наверное, экипаж уже заканчивает харчить, так что нам подгребаться пора.

– Да не боúсь ты, Гусев, тебя там никто не засамолётит, – вновь подшутил над Василием Саша.

На что Василий с полной серьёзностью отреагировал на его нелестное замечание:

– А ты, Шастин, вообще, если не хочешь идти, так и сиди тут и соси лапу дикого дикобраза, а без меня обеды не проходят. Вы все, как хотите, а я пошёл, – и, поднявшись с кровати, где сидел во время разговора, направился к двери.

– Обожди, Вась, ты чё, я же пошутил, – подскочил со стула Саша и чуть ли ни бегом последовал за Василием.

А тот, обернувшись к Лёньке, с удивлением посмотрел на него:

– А ты чё, не пойдёшь, что ли?

– Почему? Пойду. – Удивился Лёнька и, поднявшись со стула, пояснил: – Так я же не знаю куда.

– Иди следом за мной и не ошибёшься, – веско изрёк Василий и для верности подкрепил свои слова энергичным жестом.

Из соседних кают начали выходить парни и толпа голодных курсантов с шутками и прибаутками двинулась в направлении столовой.

***

Столовая имела два входа. Один от ресторанного камбуза, а другой – со стороны кают второго класса, проходивший через уголок отдыха экипажа, с несколькими диванами и столиками для игры в домино и шешь-бешь. На столиках и сейчас в беспорядке лежали домино и коробки для шахмат и шашек, а на диванах в беспорядке валялись подшивки газет. На одной из переборок были прорезаны квадратные отверстия, с выглядывающими линзами киноаппаратов.

Всё это мимоходом подметил Лёнька, сообразив, что вечерами здесь экипаж просматривает кинофильмы.

Комната отдыха, или как её официально называли Ленинской комнатой, без всяких переборок переходила в столовую, где в два стояли ряда столы для приёма пищи по шесть в каждом ряду.

За столы моряки садиться с обеих сторон на привинченные к палубе вертящиеся стулья.

В левом ряду сидели матросы, а в правом – мотористы. Первые два стола слева, что ближе к раздаточной, предназначались для боцмана, подшкипера и матросов первого класса, а два других справа – для токаря, сварщика, старшего моториста и мотористов первого класса.

Матросы второго класса с палубными практикантами и женским персоналом садились на оставшиеся столы слева.

Мотористы второго класса и курсанты садились на оставшиеся столы справа.

Места посадки, а особенно для старших чинов, занимать права никто не имел. Всё было негласно расписано.

Да и остальные члены палубной и машинной команды старались садиться на «пригретые» места. Поэтому неразберихи при приёме пищи никогда не создавалось.

На каждом столе стояло по две кастрюли с борщом, тарелка с хлебом и отдельно в стопках пустые тарелки. Там же лежали ложки, вилки и стоял вместительный чайник с компотом. Так что за шанцевым инструментом по помещению бегать не приходилось.

Как потом Лёньке стало ясно, что при штормовой погоде стеклянная посуда на столы не устанавливалась. Её по мере необходимости выдавали в раздаточной, туда же относилась и грязная посуда.

***

При входе в столовую весь гомон утих, и курсанты чинно и благородно устроились за столами, покрытыми клеёнками.

Покончив с первым блюдом, каждый вставал и подходил к раздаточной, сдавал использованную тарелку и ему уже в чистую накладывали второе блюдо. Суеты никто не создавал. Если кто не наедался, то без проблем ему выдавали добавку.

Василий, увидев растерявшегося в незнакомо месте Лёньку, окликнул его:

– Лёнь, ты чё это там застыл? Иди к нам. У нас тут как раз есть свободное место.

Лёнька, устроившись на вертящийся стул рядом с Василием, присоединился к общей трапезе.

Так что утолить голод Лёнька смог без проблем. Тем более, что борщ оказался очень вкусным, а котлеты абсолютно не похожими на курсантские. В них, конечно, кое-что добавили, но мясо в них отчётливо ощущалось.

А так как судно стояло в порту и только что получили свежие продукты, то на столы выставили салаты из свежих огурцов и помидоров.

Так что, если не работать, а регулярно посещать столовую, то при таком питании можно вскоре стать колобком, о чём невольно продумалось Лёньке.

Отобедав, парни потянулись из столовой на палубу. Василий снова провёл Лёньку по всем коридорам и трапам и вывел на кормовую швартовную палубу.

Курящие парни выстроились вдоль фальшборта и, оперевшись локтями на планширь с видом бывалых мореманов, дымили дешёвыми сигаретами и папиросами.

Лёнька к подобной пакости старался не прикасаться и сейчас, обойдя группку курящих матросов и мотористов, постарался оказаться в зоне, где дым не доходил до него.

Василий тоже не курил и они, перейдя на правый борт, наслаждались тёплым летним деньком, разглядывая акваторию бухты и стоящие в рыбном порту суда.

Понаблюдав за бухтой Золотого Рога с постоянно снующими мелкими буксирчиками и пассажирскими катерами, Лёнька поделился с Василием волнующей его проблемой.

– Слышь, Вась, тут мне надо кое-чего купить, не смог бы ты мне показать, где это можно сделать без проблем. Ты же местный, знаешь же всё… – Лёнька с просьбой посмотрел на Василия и предложил: – Давай сходим в город.

– Нет проблем, – пожал плечами Василий, – сходить можно. А что тебе купить-то надо? – Василий с интересом взглянул на Лёньку.

– Пасту зубную, одеколон, носки, да может быть ещё чего… – в раздумье принялся перечислять Лёнька.

– Ну, это ерунда. В ГУМе это всё есть, – с видом знатока успокоил его Василий. – Тем более, что на стоянке мы не работаем, да и недалеко тут. Видишь? – Василий указал рукой в сторону памятника на площади.

Лёнька прекрасно запомнил памятник с красноармейцем и огромным флагом, когда они осматривали его с Сергеем и Виталием, поэтому согласно кивнул головой.

– Так вот, – по-деловому объяснял Василий, – за этим памятником находиться кинотеатр «Уссури», а рядом с ним ГУМ. Если хочешь, то и в кино сходить можно, а если нет, то покупки сделаем и просто прогуляемся. Мне за этот месяц уже надоело сидеть на этой коробке, – с видом бывалого моряка заключил Василий.

– Так что? – оживился Лёнька. – Пошли, что ли?

– Пошли, – уверенно заявил Василий, – но только вот Котова предупредим, что мы свалили и пойдём. Я маманю свою с батей вчера навестил, так что они придут провожать пароход только завтра, поэтому сейчас мне делать нечего. Не в тыщу же с Коротковым и Даниловым резаться.

Василий, как старого знакомого приобнял Лёньку за плечи, и они теми же самыми хитроумными путями вернулись к себе в каюту.

Выйдя на привокзальную площадь, Лёнька направился к широкой улице с трамвайными путями, по которой несколько дней назад он прогуливался с друзьями, но Василий остановил его.

– Ты чё, по 25-го Октября решил идти что ли? – на что Лёнька согласно кивнул. – Пошли другим путём, там ближе, – кивнув куда-то в сторону, предложил Василий. – По Почтовому переулку быстрее выйдем на площадь, – пояснил он, увидев удивлённый Лёнькин взгляд.

– Пошли, – согласился с ним Лёнька. – Тебе виднее. Ты же местный.

Они свернули в небольшой переулок, где Лёнька невольно почувствовал, что как будто он оказался в прошлом веке и даже ощутил запах старины, идущий от зданий. Ему невольно представилось, что по этому переулку когда-то Баневур убегал от белогвардейцев, настолько здесь всё, казалось, пронизано экзотикой.

Узкий и извилистый переулок пролегал от вокзала до центральной площади. Справа за металлической оградой круто шёл вниз обрыв, с пролегающими на дне железнодорожными путями, а справа возвышались старинные дома. Почти все не оштукатуренные и тронутые временем потрескавшиеся чёрно-красные кирпичи доказывали, насколько преклонен возраст этих строений.

Василий шёл по переулку уверенно, так что Лёнька едва поспевал за ним. Минут через пять они вышли к памятнику, и Василий начал рассказывать:

– Видишь за памятником кучи земли? – Он ткнул рукой вправо а, когда увидел, что Лёнька подтвердил его вопрос кивком, продолжил: – Так вот там эту землю разровняют и за памятником будет огромная площадь, – для убедительности Василий даже развёл руки, насколько ему позволил их размах. – Парады на ней проходить будут.

Но увидев недоверчивый взгляд Лёньки, с жаром принялся объяснять:

– Это недавно на лекции один мужик из архитектуры города нам рассказывал, а здесь слева, – Василий указал влево от памятника, – они хотят построить большое белое здание, этажей в двадцать, для всей городской шушеры. Так что через пяток лет нам не придётся бегать по городу с бумажками, потому что всё начальство будет сидеть здесь.

– Да не может такого быть, – недоверчиво посмотрел на Василия Лёнька. – Чтобы всякие разные клерки да в одном здании уместились. Ни в жизнь не поверю. Их знаешь сколько?.. – Лёнька попытался найти сравнение, но у него это не получилось, и он выпалил: – Их сто миллионов тысяч куч. Вот.

– Ну ты даёшь! – удивление с возмущением отразилось на лице Василия. – Я ему говорю, что мужик нам из архитектуры рассказывал, а он мне не верит…

– Ладно, – примирительно согласился Лёнька. – Пусть живут тут, но сейчас же здесь только котлован. И когда этот дом построят? – с недоверием закончил он.

– Да лет через пять, я тебе говорю, – всё больше раздражался Василий.

Лёнька понял, что Васю больше не надо донимать вопросами, поэтому задал более-менее тривиальный вопрос:

– Так, где ты говоришь, ГУМ этот?

– Где, где? – Передразнил его Василий. – В Караганде, – и вновь ткнул рукой на противоположную сторону улицы. – Там.

Подойдя к ГУМу, Лёнька обратил внимание, что здание тоже очень старое, поэтому задал Василию очередной вопрос:

– Так сколько лет то ему? Я смотрю, оно как бы не до революции было построено.

– Точно подметил, – и довольный Василий продолжил объяснение: – Ему лет сто, а может и больше. Купец его какой-то построил, а когда буржуев прогнали, то точно такой же дом он где-то в Китае построил. Видишь ли, – Василий хитро усмехнулся, – ностальгия его замучила.

Но больше времени на воспоминания об истории Василий тратить не захотел и махнул Лёньке рукой:

– Пошли, чё застыл? – и они вошли в здание.

Здесь и в самом деле всё выглядело, как во дворце. Высокие, лепные потолки со всякими выкрутасами, мраморные лестницы с чугунными старинными перилами. Светильники под старину. Лёнька такое видел только в Ленинграде. Но долго разглядывать красоты дворца Василий ему не дал.

Они поднялись на второй этаж, где Василий отвёл Лёньку в отдел галантереи.

Здесь и в самом деле на прилавках лежало всё, что хотел купить Лёнька.

Он остановил свой выбор на зубной пасте «Поморин» по 35 копеек за пачку. Мыло на витрине лежало всякого разного, но Лёнька выбрал «Земляничное» по 12 копеек за пачку и одеколон «Русский лес» в красивой бутылке по 1 рублю и 10 копеек за флакон.

Когда продавщица выставила перед парнями весь набор, то Василий удивился:

– Зачем тебе этот «Русский лес»? Вон смотри – он указал на одну из полок, – там «Шипр» есть. Он стоит 96 копеек за бутылку, да и в этой бутыляке его в два раза больше.

– Не, – отрицательно покачал головой Лёнька, – «Шипр» ни в коем случае.

– А чё так? – На лице Василия отобразилось неподдельное удивление. – Вон мой батя им всю жизнь мажется – и ничего. Всё нормально.

– Не могу я его запах переносить. Тошнит меня от него, – попытался объяснить Лёнька, но Василия это не убедило.

– И чего это тебя от него тошнит? – презрительно хмыкнул он. – Никого не тошнит, а его, видите ли, тошнит… Интеллигент что ли? – с ехидной усмешкой уставился он на Лёньку.

– Никакой не интеллигент, – отрезал Лёнька, ему уже стала надоедать придирчивость всезнающего Васьки. – Просто как-то бичуганы дали мне его попробовать, так меня сутки полоскало, а потом месяц всё воняло этим поганым «Шипром».

– А-а, – с видом знатока протянул Василий, – тады ясно, – и отстал со своими советами.

Лёнька расплатился за покупку. Продавщица завернула всё купленное в лист плотной коричневой бумаги, а он уложил пакет в сетчатую авоську, специально прихваченную для этих целей.