Хроники Чёрного Нуменора: Тень Морремаров

Следующий состав: Ртуть, Иней Паутины, Золотая Пыльца, Осколок Зеркала.

И вот – озарение. Ртуть, иней и золотая пыльца слились воедино, образовав жидкость цвета жидкого золота с серебристыми переливами. Когда Балдурин поднёс к ней осколок зеркала, жидкость потянулась к нему, обволакивая его тончайшей, идеально ровной зеркальной плёнкой. Успех! «Состав №8. «Зеркальная гладь». Возможно, для создания идеальных отражающих поверхностей или усиления защитных свойств»

Ещё один рецепт выглядел перспективно: Желчь Тролля, Когти Охотника, Жир Червя, Клык Оборотня.

Смесь сразу же загустела в плотную, упругую массу тёмно-зелёного цвета, от которой исходил запах дикой ярости и мощи. Она пульсировала, как живая. Частичный успех. «Состав №9. «Зелье звериной силы». Вероятно, временно усиливает физические параметры. Требует испытаний. Риск потери контроля.»

И последняя: Ртуть, Пыль Звёздного Свода, Иней Паутины, Осколок Зеркала.

Балдурин действовал с особым тщанием. Он добавил в ртуть крупицу своей драгоценной звёздной пыли, затем иней… и в момент добавления осколка зеркала произошло чудо. Жидкость не просто смешалась – она застыла в виде идеально прозрачного, но мерцающего изнутри холодным светом кристалла. Заглянув в него, Балдурин увидел не своё отражение, а бесконечную глубину, усыпанную звёздами. Успех! «Состав №10. «Око Саурона»? Способность к предвидению или дальновидению? Весьма перспективно. Но неизвестно, как этим пользоваться. Предположительно, опасно.»

Он отложил кристалл и два успешных состава в сторону. Остальное отнёс на полку для возможного будущего применения. Усталость давила на виски, но на душе было светло и ясно. Путь был тернист, но он двигался вперёд.

Успех с зельями, особенно с последним, мерцающим звёздным кристаллом, разжёг в нём тот самый огонь, что горел в ночь открытия лаборатории. Усталость была сметена волной азарта учёного, стоящего на пороге великого открытия. Он смахнул со стола склянки и книги, освобождая пространство. Достал свой блокнот с расчётами на «Философский Камень» – тот самый, наивный и дерзкий.

Руки, чуть запачканные сажей и реактивами, двигались с лихорадочной точностью, каждое движение было выверено. Вот он плавит свинец на мощном жаре горелки. Вот добавляет щепотку звёздной пыли – не жалея, ведь цель оправдывает всё. Вот капля его собственной крови, упавшая в тигель с шипением – символ жертвы и воли. И наконец – крошечный осколок того самого мерцающего кристалла, десятого состава, как катализатор, как мост между возможным и невозможным.

Он не молился и не шептал заклинаний. Он наблюдал. И увидел, как мутная, серая масса в тигле начала сжиматься, светлеть, уплотняться. Она заструилась, переливаясь тем самым жёлтым, тёплым, настоящим светом, который не спутать ни с чем. Светом золота.

Когда он вылил расплавленную массу на каменную плиту, и та остыла, Балдурин несколько секунд просто смотрел на неё, не веря. Затем поднял. Тяжесть. Холод. Характерный цвет и блеск. Он сжал в кулаке – металл поддался, но не треснул. Это было оно. Настоящее.

Чувство, хлынувшее на него, было таким всепоглощающим, что он даже опустился на стул. Это была не радость, не торжество. Это было глубочайшее, молчаливое удовлетворение. Разум победил. Он, Балдурин Морремар, потомок мореходов, силой ума совершил то, о чём алхимики шептались веками.

С этим чувством он позволил себе небольшую роскошь. Он не бросился сразу же делать ещё. Он согрел воду, заварил крепкий, горький чай из тех трав, что хранил для особых случаев. Достал из запасов вяленое мясо и чёрствый хлеб. И ел, и пил, не отрывая взгляда от лежащего на столе слитка. Это был лучший ужин в его жизни.

Он уснул тут же, в лаборатории, положив голову на руки, под мерцающий свет бледных грибов и своего звёздного кристалла.

Утро встретило его не лучами солнца, а всё тем же призрачным светом подземелья. Он проснулся с ощущением лёгкости и силы. Первое, что он сделал – потянулся к своему творению.

И обомлел.

В руке лежал не тяжёлый жёлтый слиток. Лежал привычный тускло-серый, шершавый кусок свинца. Тот самый, с которого он начинал.

Сначала он не поверил. Перевернул его. Поцарапал ногтем. Это был свинец. Простой, грубый, насмешливый свинец.

Волна жгучего, детского разочарования накатила на него, сдавив горло. Он швырнул кусок металла на пол со всей силы. Тот с глухим стуком отскочил от камня и закатился в угол. Всё напрасно. Снова насмешка. Опять он – жалкий, ничего не стоящий…

Но ярость была краткой. Его ум, уже закалённый сотнями неудач, не позволил ей захлестнуть себя. Он глубоко вздохнул, заставив себя успокоиться. Подошёл к углу и поднял свинец. Тот был ещё тёплым от руки алхимика.

И тут Балдурина осенило. Мысль была столь же блестящей, сколь и аморальной. Временное золото. Оно не вечно. Но ведь пока оно золото – оно настоящее. Его можно потрогать. Им можно заплатить. Его можно поставить на кон.

В его голове мгновенно сложился план, грязный и идеальный для Умбара. Игра в кости. Быстрая, яростная. Он делает большую ставку своим «золотом». Выигрывает – забирает и свой слиток, и выигрыш до того, как чары рассеются. А потом исчезает. Или проигрывает – но тогда это проблема того, кто его обыграет. Утром он будет искать обманувшего его должника, а найдёт лишь кусок свинца.

Уголки его губ дрогнули в улыбке. Это не был путь великого алхимика, творящего чудеса. Это был путь умбарского жулика, использующего знание для мелкой, сиюминутной наживы.

Но это был путь. И он вёл вперёд. Он сунул тёплый свинец в карман и принялся готовить новый эксперимент. Теперь он знал точное время действия трансмутации. Оставалось лишь найти подходящую игру и подходящую жертву.

Ладонь Балдурина уже тянулась к тиглю, чтобы начать новый цикл превращений, когда его взгляд зацепился за клочок пожелтевшей бумаги, пришпиленный к стеллажу ржавым гвоздём. Он моргнул, удивлённый. Как он мог не заметить этого раньше? Должно быть, его разум, опьянённый успехом и последующим падением, был слеп ко всему, кроме своей навязчивой идеи.

Он осторожно открепил листок. Бумага была грубой, испещрённой уверенным, угловатым почерком самого Горлима. На ней был начертан рецепт, озаглавленный просто:

«Стальной Отвар».

Состав:

• Жгучий Перец Огненных Земель (истолочь в пыль, не вдыхать!)

• Кровь Сильного Зверя (кабан, горный тролль, буревестник – сила в ярости жизни)

• Спирт крепости, что вышибает разум (не менее 70 градусов)

• Щепотка ржавых опилок (память металла)

Способ:

• Смешать перец и опилки в железной чаше.

• Залить спиртом, поджечь. Пусть горит синим пламенем, пока не выгорит треть.

• Внести кровь зверя, снять с огня и помешивать по солнцу, пока не остынет.

• Пить глотками. Не разбавлять. Эффект – ярость и нечувствительность к боли на время действия. Сердце станет как железо, воля – как сталь. Цена – глухота к чужой боли и жажда после.

Балдурин перечитал рецепт дважды. Зелье было грубым, варварским, без изящества истинной алхимии. Оно не преображало природу, а ломало её через колено. Но… эффективным. Именно то, что могло понадобиться в отчаянной драке или для преодоления нечеловеческих усилий.

Он окинул взглядом полки лаборатории. Огненный перец? Нет. Кровь сильного зверя? Только если считать таковым дохлую крысу. Спирт был, и ещё какой. Но одного спирта мало. Мысль о немедленном эксперименте угасла, сменившись холодной логикой.

Он отложил записку. Нет смысла тратить реактивы на сиюминутные авантюры. Сперва – план. Чёткий, выверенный план, как у капитана перед долгим плаванием. Нужен список. Всего, что потребуется для отплытия: провизия, вода, инструменты, карты… Но главное – корабль. Без него все алхимические чудеса мира были бесполезны.

И для этого нужен был не учебник, а человек. Кархарон.

Балдурин поднялся в свою каморку, нашёл прочную дорожную флягу и спустился обратно в лабораторию. Среди склянок с реактивами он отыскал ту, что была подписана витиеватым «Spiritus Ignis» – «Огненный дух». Бесцветная жидкость пахла так, что глаза начинали слезиться на расстоянии. Он перелил её во флягу, бережно укупорил. Лучшего дара для старого контрабандиста не придумать.

Но одного спирта было мало. Нужно было проявить уважение. Он зашёл на рынок, насквозь продуваемый всеми ветрами и пропахший ложью. Купил у молчаливой старухи круг сыра, покрытый грубой корочкой, у пекаря – ещё тёплый, душистый хлеб, и забежал за внушительным куском жареной баранины, с которого стекал жир. Скромно, но достойно.

Глава 4: Тюрьма Гавани

Жилище Кархарона оказалось именно там, где говорили: за вторым рынком, в чаще чахлых, пыльных деревьев, росших на окраине Умбара. Не дом, а потёртая палатка из плотного брезента, притулившаяся к развалинам старой стены. Рядом дымился костёр, на котором что-то варилось в закопчённом котле. Воздух пах дымом, дешёвым табаком и одиночеством.

Не успел Балдурин сделать и шага из-за деревьев, как из палатки появилась фигура. Высокий, сухопарый старик с кожей, прожжённой солнцем и ветром. Его лицо избороздили глубокие морщины, но глаза, светлые и острые, как у морской птицы, горели живым, хищным интересом.

– Балдурин! Потомок мореходов! – прогремел его хриплый, раскатистый голос, хотя они и вправду никогда не были знакомы лично. Кархарон распахнул объятия и заключил его в них с силой, от которой хрустнули кости. От него пахло потом, морем и тем самым дешёвым табаком. – Слыхал, слыхал про тебя! Книжный червь из-под Архива! Ко мне пожаловал! Давно у меня никто не был!

Балдурин, слегка ошеломлённый таким напором, молча протянул ему свою флягу и свёрток с едой. Кархарон взял дары, его глаза блеснули ещё ярче.

– О-хо! Неспроста! Вижу, вижу, дело есть! – Он отступил на шаг, но его рука легла Балдурину на плечо, дружески-тяжело, и повлекла его к костру. – Заходи, заходи, дорогой гость! Раздели со старым Кархароном его скромный ужин! И расскажи, что за ветер занёс тебя на мой пустынный берег!

Кархарон откинулся на скрипучий ящик, слушая Балдурина, и его острый, птичий взгляд постепенно туманился под воздействием «Огненного Духа». Он отхлебнул из фляги, закашлялся с довольным хрипом и вытер губы рукавом.

– Взять меня с собой? – просипел он, и в его глазах вспыхнул тот самый огонёк, что когда-то горел в них на мостике быстрого капера. – Ха! Старый Кархарон давно не чувствовал под ногами палубы, что всхлипывает на волне! Не нюхал ветра, что пахнет не этой омерзительной гнилью, а… свободой! – Он снова глотнул, и фляга заметно опустела. – Согласен! Я ваш человек! Но! – Он ткнул в воздух грязным пальцем. – Но при двух условиях!

Балдурин, сохраняя невозмутимость, кивнул, давая ему продолжать. Кархарон разошёлся, его речь стала громче, плавнее, окрасилась хмелем и внезапно нахлынувшими воспоминаниями.

– Первое! Провизия! Не эта умбарская бурда из протухшей рыбы и червивой муки! Настоящая еда! Сухари, что грызть можно, а не крошить в пыль! Солонина, от которой слюни текут, а не тошнит! Вода в бочках, не зелёная от слизи! И… – он понизил голос до конспиративного шёпота, хотя вокруг никого не было, – неограниченный запас вот этой вот… огненной водицы! Для суровых ночей и ледяных вахт! Без этого – никуда!

Балдурин кивнул снова, на сей раз с лёгкой усмешкой. – Это и в моих интересах. Без провианта далеко не уйдёшь. Договорились.

– Второе! – Кархарон поднял палец снова, его лицо стало торжественным, хотя глаза уже слезились от хмеля. – Оружие! Не тот ржавый хлам, что на рынке торгуют! Хоть пару добрых клинков! А то пираты, или гондорские чайки… Нас по щепкам разнесут!

– И это будет, – уверенно сказал Балдурин, хотя в кармане у него звенели жалкие гроши. Мысль о временном золоте снова позвала его, соблазнительно шепча.

Кархарон удовлетворённо хмыкнул, отпил ещё и вдруг спросил, его голос стал на мгновение трезвым и деловым: – Ну что ж, ладно. Где стоит наш корабль? Какой он? И команда? Много ли нас?

Балдурин замолчал. Он смотрел на прыгающие язычки костра, избегая взгляда старика. – Корабль… – начал он и запнулся. – С кораблем… есть небольшая загвоздка.

Наступила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня. Потом Кархарон медленно, преувеличенно медленно, поставил флягу на землю. Его плечи задрожали. Сначала тихо, потом всё сильнее. И вдруг он разразился громовым, раскатистым хохотом, который, казалось, сотрясал его худое тело и саму палатку.

– А-ха-ха-ха! – он закатывался, хватая себя за живот, и слёзы ручьём текли по его морщинистым щекам. – Загвоздка! У потомка Морремаров, что собирается в море, нет корабля! О, это великолепно! Лучше любой байки у таверны!

Он смеялся до тех пор, пока не начал задыхаться, и его хохот не перешёл в влажный, пьяный кашель. Он вытер лицо, отдышался, и его черты резко изменились. Веселье испарилось, как спирт на ветру. Его взгляд снова стал острым, пронзительным, опытным взглядом волка морей.

– Ладно, – выдохнул он, его голос стал тихим и хриплым. – Шутки в сторону. Корабль… я знаю один. На отшибе гавани. «Морская Крыса», шхуна. Видала виды, но остов ещё крепкий. Хозяин её, один выживший из экипажа, сейчас в долговой яме Кердака сидит. Стоит бесхозная, на приколе. Охраны почти нет – два пьяных ренегата, что спят большую часть дня. Честным путём не выйдет. Но… управиться с ней можно даже втроём. Так что нам нужно найти ещё пару рук.

Балдурин задумался. В голове сразу же всплыл образ – испуганное, перепачканное грязью лицо в свете факелов у тюрьмы. – В тюрьме Гавани… есть один. Кричал, что у него родственники в Пеларгире. Может, он знает тамошние порядки, сигналы… Может помочь пройти незамеченными.

Кархарон медленно кивнул, потирая подбородок. – Пеларгир… да, это ценно. Очень ценно. Рискованно, конечно. Может сдать нас при первой же возможности, чтобы себе шею спасти. Но вариант… Есть ещё один. В таверне «Трезубец Моргота». Плут там один, Арвин звать. В кости играет мастерски, обчищает новичков как липку. Ловок, как угорь, и язык подвешен хорошо. Но… – Кархарон многозначительно постучал пальцем по виску, – в морском деле ноль. Ничего не смыслит. Зато предан будет, если денег посулить. Выбор за тобой, капитан. У каждой кандидатуры свой вкус и своя цена.

Он допил остатки из фляги и швырнул её в угол палатки. – Ну что ж! Решай. А я… я буду ждать. Как всё будет готово – провизия, вода, эта вот благословенная отрава… – он мотнул головой в сторону пустой фляги, – приходи. Старый Кархарон будет готов. Ради хорошего приключения и крепкой выпивки я готов на многое. Можешь на меня рассчитывать!

Они договорились о знаке – крик чайки, повторённый три раза у входа в палатку, когда всё будет готово.

Балдурин вышел из чахлой рощицы, оставив Кархарона отдыхать у костра. Прохладный ночной воздух ударил в лицо, смывая остатки спёртой, пьяной атмосферы внутри палатки. В голове его, как в котле алхимика, булькали и сталкивались варианты.

Третий член команды. Плут из таверны? Ловкость и обаяние могли пригодиться в Умбаре, но в море он будет бесполезен, как ребёнок. Заключённый? Его знание Пеларгира бесценно, но он – дикий зверь, загнанный в угол. Ненадёжный. Опасливый.

И главное – монеты. Чтобы собрать припасы, чтобы подкупить стражу у тюрьмы или нанять плута, чтобы купить хоть какое-то оружие… Нужно золото. Много золота.

Мысль о временном золоте снова навязчиво застучала в висках. Сделать его. Сыграть в кости. Выиграть крупно и исчезнуть до рассвета, пока слиток не обратился в свинец. Рискованно. Умбарские игроки – народ злой и обидчивый. Поймают на жульничестве – растерзают.

Или… Сделать золото. Быстро, ночью, обменять его у какого-нибудь сонного или пьяного менялы на настоящую монету. И с ней – сразу закупиться и той же ночью увести корабль. Ещё рискованнее.

Или… придумать что-то третье. Что-то, что не придёт в голову никому в этом городе. Он шёл по темным улицам, и его тень, длинная и худая, металась по стенам, как живое воплощение его нерешительности. Выбор был за ним. И от этого выбора зависело не только его будущее, но и сама возможность будущего.

Мысль о временном золоте всё ещё змеилась в сознании Балдурина, соблазнительная и опасная, но более насущные задачи требовали немедленного внимания. Команда. Без неё даже самый прекрасный корабль – всего лишь мёртвая груда досок. И первым кандидатом в его списке значился тот самый несчастный узник, обещавший золото Пеларгира.

Путь к тюрьме Гавани вёл через знакомые, пропахшие гнилью и солёным ветром кварталы. Доки встретили его тем же хаосом и гомоном, что и всегда. Грузчики, согнувшись под тяжестью тюков, матросы с пустыми глазами, выискивающие следующую бутылку, торговцы, выкрикивающие цены на краденый товар. Ничего нового, ничего, что привлекло бы острый взгляд Балдурина. Он шёл, не задерживаясь, втянув голову в плечи, как и все остальные тени этого города.

Рыночная площадь Павших Королей была чуть оживлённее. Здесь уже торговали ворованным добром с ночных «рейдов». И именно здесь его взгляд, скользящий по толпе, наткнулся на знакомую, тучную фигуру в дорогом, но помятом халате. Барземир. Старик стоял в тени арочного прохода, прислонившись к каменной стене. Но он не отдыхал. Его маленькие, свиные глазки, обычно мутные от жадности, теперь были неестественно широко раскрыты и лихорадочно бегали по лицам прохожих. Он кого-то высматривал, напряжённо вглядываясь в каждое лицо. Его пальцы нервно перебирали чётки из желтоватой кости.

Он ищет.

Балдурин натянул капюшон ещё ниже, неосознанно изменил походку, сделав её более шаркающей и неуверенной, и ускорил шаг, стараясь слиться с потоком людей. Его собственный взгляд метнулся к тому месту, где должен был лежать валун. Валуна не было.

Балдурин прошёл мимо, не оборачиваясь, чувствуя на спине пристальный, невидящий взгляд обезумевшего от страха и ярости торговца.

Дальше его путь лежал мимо дома Горлума. Балдурин замедлил ход, стараясь казаться простым прохожим. Фасад дома выглядел обычно. Ставни были закрыты, дверь заперта. Ни следов взлома, ни повышенного внимания стражников. Он сделал вид, что поправляет обувь, и заглянул в узкий, вонючий переулок, ведущий к задней стене дома. Тишина. Затем он, крадучись, обошёл дом кругом, стараясь ступать бесшумно. Одно из окон на заднем фасаде было приоткрыто на крошечную щель, вероятно, для проветривания. Он прильнул к щели, затаив дыхание. Изнутри доносилось тяжёлое, мерное похрапывание. Ни огня, ни голосов, ни признаков суеты. Горлум спал. Или делал вид. Эта показная безмятежность была даже более зловещей.

Оставив позади дом Горлума с его гнетущей тайной, Балдурин наконец достиг своей цели – мрачного, приземистого здания Тюрьмы Гавани. Он занял свой пост на той самой скамейке, с которой наблюдал за арестом юнца. Камень под ним был холодным и неумолимым.

Он сидел, слившись с тенью, наблюдая за входом. Мысли работали медленно и методично. Как подступиться? Как заговорить с тем, кто за решёткой?

Размышления прервал внезапный грохот. Двери соседней таверны «Трезубец Моргота» с силой распахнулись, и оттуда вылетело человеческое тело. Это был тощий, оборванный парень, его лицо было разбито в кровь, а в глазах застыли безумие и отчаяние.

– Мои деньги! – хрипел он, пытаясь подняться. – Вы их спёрли! Я всё видел!

Вслед за ним вышли двое крупных, жилистых головорезов с лицами, не выражавшими ничего, кроме скуки.

—Умей проигрывать, щенок, – пробурчал один из них, пиная несчастного сапогом в бок. – А буянить у нас не любят.

Не прошло и пары мгновений, как из тюрьмы появилась пара стражников.

– Ага, опять этот молокосос, – хрипло сказал один, хватая парня под мышку. – На этот раз, браток, ты отработаешь свой долг не в карты, а на каменоломнях. Заткнись и не дёргайся.

Дверь тюрьмы на мгновение распахнулась, и в её тёмном проёме Балдурин увидел то, что искал. Клетки. И в одной из них, ближайшей к зарешёченному окну, сидел тот самый юнец. Он сидел, поджав колени, и с тупым, безучастным взглядом смотрел на происходящее. Его лицо было бледным и осунувшимся, но в глазах ещё тлела искра надежды выжить.

Сердце Балдурина учащённо забилось. Он там. И он близко к окну. План начал обретать черты. Нужно было дождаться, пока стража уйдёт вглубь помещений или сменится, и попытаться прошептать ему через решётку.

Рука Балдурина полезла в бездонный карман его плаща. Его пальцы наткнулись на гладкую, прохладную деревянную поверхность и мягкий, упругий мешочек. Он вытащил длинную, потемневшую от времени трубку с резной чашей и кисет с крепким, дымным табаком. Старая привычка Горлима – курить, размышляя над сложными формулами. Балдурин редко предавался этому, но сейчас ритуал показался уместным.

Он набил трубку, чиркнул огнивом и сделал первую глубокую затяжку. Едкий, горьковатый дым заполнил лёгкие, прочищая голову и притупляя остроту нервного напряжения. С трубкой в зубах он поднялся и неспешной, покачивающейся походкой пьяного философа или бездельника начал обходить тюрьму кругом, делая вид, что просто прогуливается и курит.

Его наблюдательный взгляд, скрытый под капюшоном, изучал каждую деталь. Задний фасад тюрьмы был ещё более мрачным. Здесь не было ни окон, кроме тех же зарешеченных, ни дверей. Но в самом углу здания, почти полностью скрытом густой тенью от нависающего карниза, он заметил железную, ржавую лестницу, ведущую на плоскую крышу. Вероятно, для стражи или ремонтных работ.

Балдурин остановился поодаль, в глубокой тени другого здания, прислонившись спиной к шершавой стене. Он тянул трубку, выпуская медленные, задумчивые кольца дыма, которые тут же разрывал ночной ветер.

«Пришло время действовать», – прошептал Балдурин самому себе, и слова повисли в холодном ночном воздухе, как дым от его потухшей трубки. Решение было принято. Прямой контакт. Рисковано, но иного пути не было. Он должен был заглянуть в глаза своему будущему кормчему и увидеть, осталось ли в том хоть что-то, кроме страха.

Балдурин двинулся обратно к тюрьме, но не прямой дорогой, а длинной петлёй, сливаясь с тенями, прислушиваясь к каждому шороху. Его маршрут был продуман до мелочей: глухие переулки, заброшенные задворки, где его не мог бы увидеть ни Барземир, ни стража у входа. Он подобрался к тюремному окну с тыльной стороны, с той самой, где царствовала глухая, неподвижная тьма.

Прижавшись к шершавой, холодной стене, он замер. Из-за решётки доносилось тяжёлое, прерывистое дыхание. Заключённый не спал. Балдурин подождал, пока двое стражников, стоявших у входа, закурили и начали обсуждать доходы от последнего рейда, их голоса стали глухими и невнятными.

– Псс… Эй, – его шёпот был едва слышен, похож на шелест высохших листьев по камню.

Из темноты клетки донёсся испуганный вздох, послышался звук цепи.

– Кто… кто это?

– Неважно, кто. Важно то, что я могу тебя отсюда вытащить.

Последовала пауза, полная недоверия и отчаянной надежды.

– Вытащить? Зачем? Что тебе от меня нужно?

– Помощь. В обмен на свободу. И, возможно, на твою жизнь.

– Какая помощь? Я на всё согласен! – голос за решёткой сорвался на визгливый шёпот. – Через день, слышал я, они собираются грузить нас на корабль. В каменоломни к Саурону… или куда хуже…

– Мне нужно добраться до Мглистых гор. Морем. Для этого мне нужно провести корабль мимо Пеларгира. Нужен человек, который знает сигналы, подходы, обычаи гондорских стражей.

Из темноты донёсся сдавленный, почти истерический смешок.

– Что? Это безумие! Ни одно пиратское судно не пройдёт незамеченным! Они разнесут нас в щепки!

– Тссс! – шикнул Балдурин резко, и шёпот умолк. – Детали оставь мне. Сейчас важно лишь одно: ты проводишь нас в Пеларгир. Взамен – свобода. Или ты предпочитаешь каменоломни Мордора?

Последовала долгая пауза. Было слышно, как заключённый глотает воздух.

– Да… да, конечно, я согласен. Я сделаю всё, что угодно. Я знаю сигналы, знаю, как подойти под видом торгового судна с дровами из Лебеннина… Только вытащи меня отсюда!

– Завтра ночью, – холодно и чётко произнёс Балдурин. – Я вернусь и заберу тебя. Будь готов к моему знаку. Не спать. При малейшей возможности – быть у этого окна.

Не дожидаясь ответа, он отлип от стены и бесшумно растворился в темноте, оставив за решёткой глохнуть вздох облегчения и ужаса.

Балдурин отступил в безопасную тень и начал обдумывать побег.

Первая мысль – подкуп. Но тут же он с горечью вспомнил о пустых карманах. Затем его мысли обратились к дому Горлума. И тут его осенило. Масло ржавчины! Он уже почти представил, как тихо расправляется с замками тюремных дверей… но как попасть внутрь, не будучи замеченным? Туннель с площади? Но там теперь могла быть засада Барземира. Слишком рискованно. Диверсия!? В памяти всплыл рецепт одного из неудачных зелий – того самого, что с грохотом взрывалось. Он мысленно поблагодарил себя за то, что записал состав. Два взрыва? Один – громкий, на другом конце улицы, чтобы отвлечь основную стражу. Второй – послабее, чтобы выбить дверь или стену… Но нет. Слишком громко, слишком опасно. Можно ненароком убить самого заключённого или привлечь внимание всей городской стражи. Хватит и одного взрыва для отвлечения.