Хроники Чёрного Нуменора: Тень Морремаров

Балдурин из последних сил пытался ухватиться за эти нити, заставить тени говорить яснее, но его голова раскалывалась от боли. Чёрный дым редел, силуэты расплывались, становясь прозрачными. Осколок герба догорал, обращаясь в горстку пепла, смешанного с его кровью. Гул стих так же внезапно, как и начался, оставив после себя звенящую, оглушительную тишину.

Балдурин стоял, опираясь руками о стол, дыша прерывисто и тяжело. В висках стучало. Комната плыла перед глазами. В ноздрях стоял едкий запах гари и чего-то древнего, потустороннего. Он чувствовал… опустошение. Как будто часть его самого сгорела вместе с гербом. Мысли текли вяло, с трудом, цепляясь за обрывки услышанного.

Он медленно выпрямился, глядя на кучку пепла. Жертва принесена. Цена уплачена. И что же он получил?

Не план. Не точную инструкцию. Три намёка. Три возможности, каждая – палка о двух концах.

Старые ходы под рынком. Звучало опасно и ненадёжно. Кто знает, что там ещё обитает, и куда они ведут на самом деле?

Ненадёжный камень в задней стене. Более прямо, но тоже риск – шум, внимание соседей.

Шантаж. Самый изощрённый и самый опасный путь. Игра с огнём, где можно сжечь себя, навлечь гнев и Барземира, и Кердака.

Он глубоко вздохнул, собирая в кучу рассыпавшиеся мысли. Голова была тяжёлой, будто налитой свинцом. Ритуал прошёл успешно, но оставил после себя не ясность, а тяжёлый выбор и смутную, давящую усталость на душе. Голоса предков умолкли, но их шёпот, казалось, навсегда вписался в тишину его сознания, отнимая лёгкость мысли.

Он аккуратно сгрёб пепел герба в маленькую урну из обсидиана. Это была цена. Напоминание.

Теперь нужно было выбирать. Сидеть и ждать чуда было нельзя. Он потушил свечи, погрузив лабораторию во мрак, и поднялся в свою каморку. Нужно было обдумать каждый вариант. Взвесить риски. Выбрать путь.

Умбар спал. Где-то там, за двумя стенами, в своём крепком доме, посапывал Барземир, не зная, что тени прошлого уже указали на него пальцем. А Балдурин сидел в темноте, слушая отголоски голосов в собственной голове, и размышлял, какой из ключей, данных ему предками, стоит повернуть первым.

Глава 3: В пасти крысы

Перед тем как выйти в ночь, Балдурин ещё раз окинул взглядом полку с результатами своих экспериментов. Рука сама потянулась к склянке с рубиновым Зельем Вампирского Жала – мощному, понятному оружию. Но он остановил себя. Нет. Слишком ценно.

Его взгляд упал на два других сосуда. Тот, что источал удушливый фиолетовый дым, и тот, где чернела вонючая, липкая смола. Неудачи. Брак. Но в мире теней и подземных ходов даже брак может найти применение. Дым мог ослепить и вызвать панику. Смола – склеить ноги, заставить споткнуться, залить замок, чтобы его нельзя было открыть с другой стороны. Они были не орудиями нападения, а инструментами саботажа и бегства. Что идеально подходило для его затеи.

Он сунул обе склянки во внутренний карман плаща, убедившись, что они плотно закупорены и лежат в мягких мешочках, чтобы не разбиться. Таким он шёл в ночь.

Рыночная Площадь Павших Королей ночью была иной. Безлюдной, залитой лунным светом, который делал грязь и брошенный хлам таинственными и зловещими. Ветер гонял по камням обрывки бумаги и шелуху, и этот шорох был громче дневного гама. Балдурин двигался бесшумно, его тень, длинная и худая, скользила впереди него.

Он искал «глаз в камне». Он пялился на каждую трещину, каждую выбоину в плитах, каждую странную отметину. Минута за минутой, угол за углом. Ничего. Разочарование начало подтачивать его решимость, холодная усталость подкрадывалась к вискам. Может, голоса предков просто издевались над ним? Может, это была метафора, которую его измождённый мозг не смог расшифровать?

Он уже готов был сдаться, как его взгляд упал на периметр площади. На кусты, что росли у стены старого амбара, куда сметали весь мусор в перерывах между торговлей. И там, почти полностью скрытый колючими ветками, стоял одинокий, поросший мхом валун. И на его боковой грани, обращённой к стене, был высечен грубый, но узнаваемый символ напоминающий глаз.

«Не под ногами, а в стороне… – с горькой усмешкой подумал Балдурин. – Ищи глаз в камне… Буквализм – враг алхимика и следопыта».

Он отодрал колючие ветки и упёрся плечом в холодный камень. Не сдвинулся ни на миллиметр. Он попытался снова, напрягая каждую мышцу, до хруста в костях. Бесполезно. Камень весил несколько сотен фунтов, если не больше. Отчаяние снова начало подбираться к горлу. Так близко, и так глупо провалиться.

Он остановился, перевёл дух. Сила – не его оружие. Знание – его оружие. Он огляделся и в луже лунного света увидел обломок старой лопаты, а рядом – длинную, прочную железную кочергу, выброшенную кем-то как хлам. Рычаг.

Он подтащил кочергу, упёр один конец в землю под основание камня, другой – под его край. Затем налёг всем весом. Мускулы на руках натянулись, как канаты. Раздался скрежет, и камень, с неохотой, дрогнул и приподнялся на палец. Ещё усилие – и он сдвинулся, обнажив под собой ржавую, кованую железную дверцу с простым кольцом вместо ручки.

В этот момент из переулка вывалился шатающийся силуэт.

– Эй, ты! – прохрипел пьяный голос. – Что ты там ковыряешь? Камень бьёшь? Иди домой, проспись!

Балдурин, не оборачиваясь, откинул капюшон. Его голос прозвучал тихо, устало и бесстрастно, отчего слова показались ещё более зловещими:

– Никогда не знаешь, какой камень принесёт смерть.

Пьяница замер, пробормотав: «В этом городе живут одни сумасшедшие, у всех мозги набекрень…» – и поспешно зашлёпал прочь, в темноту.

Балдурин снова взялся за работу. Рычагом, плечом, он сдвинул камень достаточно, чтобы поднять тяжёлую дверцу. Под ней зияла чёрная дыра, и оттуда потянуло запахом сырой земли и плесени. Он достал заранее приготовленный небольшой факел, чиркнул огнивом. Пламя осветило крутые, грубо вырубленные каменные ступени, уходящие вниз.

Он начал спускаться. Шаг за шагом, в гробовой тишине, нарушаемой лишь потрескиванием факела и его собственными шагами. Воздух становился холоднее, гуще. Дыхание сквозняка, слабое, но ощутимое, касалось его щеки – знак, что ход куда-то ведёт, он не тупиковый.

Тени плясали на стенах, выхватывая из мрака очертания корней, проросших сквозь кладку, поблёскивающие влажные пятна. Казалось, будто стены дышат. Но Балдурин не чувствовал страха. После голосов предков, после видений в дыму это подземелье казалось почти… уютным. Более честным. Здесь опасность была физической, осязаемой. Её можно было обмануть, обойти, отравить.

Коридор вилял. В стенах были встроены массивные люки, запертые изнутри тяжелыми засовами. От одного из них доносился приглушённый гул, звон разбитой посуды, пьяные крики. Таверна «Трезубец Моргота», – безошибочно определил Балдурин. Проход для контрабанды или быстрого бегства.

От следующего люка тянуло холодом и отчаянием. И сквозь толстую древесину пробивались обрывки мольбы, а потом – низкий, полный холодной ярости голос: «…всех найду… всех задушу…» Тюрьма Гавани. Мурашки пробежали по коже даже у него. Он ускорил шаг.

Третий люк был молчалив. Что за ним – было загадкой.

И вот, за очередным поворотом, в конце узкого прохода, он увидел слабый отсвет. Не факела, а тусклого, желтоватого света масляной лампы. И услышал голос. Мужской, нервный, напряжённый до предела:

– Арландил? Это ты? Не молчи! Это ты?

Балдурин замер, прижавшись к стене. Он не был готов к встрече. План его заключался в скрытном проникновении, не в стычке.

Раздался резкий, хорошо знакомый звук – лязг стали о ножны. Саблю извлекли.

Сердце Балдурина упало. Его обнаружили. Не на выходе из хода в доме Барземира, а здесь, в самой его глубине. Кто-то стоял там, за поворотом, охраняя проход. И судя по дрожи в голосе, он был так же напуган, как и готов убить.

Сердце Балдурина колотилось где-то в горле, но разум был холоден и ясен, как поверхность зеркала в лаборатории Горлима. Лязг сабли прозвучал как приговор прямому столкновению. Сила против силы. Это был проигрышный путь.

Голос за углом, дрожащий от страха и напряжения, стал настойчивее:

– Выходи! Я сказал! Или я сам приду и вытащу тебя за шкирку! Кто ты?!

Мысли Балдурина метались, но не в панике, а как шестерни в сложном механизме, подбирающие единственно верное сочетание. Прикинуться дураком? Слишком рискованно. Слишком много вопросов. Сыграть роль… Да. Роль. Пока голос угрожал, Балдурин действовал. Он молча достал склянку с чёрной, вонючей смолой. Движения были быстрыми и точными. Он не стал выливать всё – это было бы расточительно. Он наклонился и вылил часть густой, липкой массы на каменный пол прямо за поворотом, создавая вязкое пятно в тени. Ловушка. Первая линия обороны. Затем он подвесил на пояс склянку с фиолетовым дымом так, чтобы её можно было сорвать и швырнуть одним движением. Путь к отступлению был подготовлен.

Только тогда он ответил. Его голос прозвучал нарочито громко, с притворной растерянностью, чтобы скрыть тихий шелест его приготовлений:

– Это же я! – крикнул он в темноту, стараясь, чтобы голос звучал немного сонно, будто его отвлекли от важного дела. – А ты кто такой? Чего шумишь?

– «Я»? – голос за углом дрогнул от изумления, смешанного с зыбкой надеждой. – Арландил? Это ты, старый хрыч? Говори нормально!

– Может, я Арландил, а может, и нет, – уклончиво парировал Балдурин, мысленно перебирая варианты. Он не мог долго тянуть эту игру. Нужно было перехватить инициативу. Резко и бесповоротно.

В голове сложился план. Дерзкий, почти безумный. Но иного выхода не было. Он выпрямился, сбросил с плеч плащ, чтобы выглядеть менее закутанным и более уверенным, и шагнул из-за угла.

Свет тусклой лампы, стоявшей на полу у ног незнакомца, выхватил его фигуру. Это был не солдат и не опытный головорез. Это был тощий, болезненного вида человек в потёртой кожаной куртке, слишком большой для него. В руках он с безнадёжной жадностью сжимал саблю – добротную, но явно не им выбранную. Его лицо, бледное и испуганное, с бегающими глазами, искажалось гримасой облегчения, когда он увидел Балдурина – худого, в поношенной, но чистой одежде, без оружия в руках.

Балдурин не дал ему опомниться. Он не просто вышел. Он явился. Его осанка выпрямилась, взгляд, обычно скрытый под капюшоном, стал острым и властным. Он окинул незнакомца уничижительным взглядом, с головы до ног, и его голос прозвучал не просто громко. Он прозвучал как удар хлыста – холодно, резко, без тени сомнения в своём праве здесь находиться.

– Ты кто такой, и что ты тут делаешь? – бросил он, даже не ответив на предыдущие вопросы. – Доложить немедленно! Я не привык, чтобы мои владения патрулировало непонятное отребье с дрожащими руками!

Незнакомец отшатнулся, сражённый этой внезапной атакой. Его сабля дрогнула и опустилась на несколько дюймов.

– Ваши… владения? – растерянно пробормотал он. – Но… я страж. Барземира. Меня поставили…

– Кого поставили? – перебил его Балдурин, сделав шаг вперёд. Его тень накрыла испуганного человека. – Слепого крота? Барземир нанял меня сегодня утром, чтобы я навёл порядок в этой помойной яме! Он сказал, что тут одни бездари, которые проспят любое вторжение! И, я вижу, он был прав!

Он жестом, полным презрения, указал на саблю:

– И это всё? Этим ты собираешься остановить того, кто действительно сюда явится? Смешно. У Барземира есть план. Сложный план. И он не собирается делиться им с каждым подонком, которого нанял сторожить дыру в земле! Моя задача – проверить и открыть проход на рынок. Для особого груза. Тебе это ничего не говорит?

Ложь лилась легко и убедительно. Он вплетал в неё крупицы правды – проход на рынок действительно существовал, – и это придавало его словам вес. Он видел, как в глазах стража замешательство сменялось неуверенностью, а затем – раболепным страхом перед гневом хозяина и этим новым, явившимся из темноты «надзирателем».

– Я… я не знал… – залепетал страж, окончательно пасуя. – Мне сказали только ждать здесь и никого не пускать. Особенно если не Арландил…

– Арландил, видимо, уже спит в канаве, – отрезал Балдурин. – Как и большинство из вас. Ладно. Сейчас не время для выяснений. Твоя задача – помочь мне. Немедленно доложить обо всех потайных ответвлениях и выходах из этого коридора. Все! Я должен знать каждую щель, прежде чем дать команду к действию!

Он приказал, даже не повышая голоса. Тон не допускал возражений. Это был тон человека, привыкшего, что его слушаются. Страж, окончательно сломленный и запуганный, закивал с жалкой готовностью.

– Так точно… господин… Э-э… выходы… Прямо тут, за моей спиной, лестница наверх, в кладовую дома хозяина. Заперта изнутри… Ещё… ещё есть ответвление влево, через два поворота. Там комната с оружием и припасами, на случай… ну, на случай чего. И ещё один лаз… но он заблокирован обвалом, года три уже…

Балдурин слушал, впитывая каждое слово, мысленно составляя карту. Оружейная. Кладовка. Заблокированный лаз. Ценная информация. Но он не подавал вида.

Вместо этого его взгляд снова упал на экипировку стража. И на его лице появилась презрительная усмешка.

– Боже правый, – протянул он с ледяным сарказмом. – И в этом ты планируешь защищать имущество Барземира? Эта куртка протёрта до дыр, а сабля… эта сабля годится разве что для нарезки хлеба. Ты хоть точил её когда-нибудь? Или думаешь, враги умрут от смеха, увидев тебя?

Он сделал паузу, давая унижению просочиться глубже.

– Слушай мою команду, – приказал он тоном, не терпящим возражений. – Немедленно иди в ту оружейную, что ты упомянул. Найди себе что-нибудь посолиднее. Хотя бы кинжал, который не стыдно в руке держать. И надень что-нибудь поверх этого тряпья. Таким видом не напугать и пьяную крысу, не то что серьёзного противника. Немедленно!

Приказ был отдан с такой непоколебимой уверенностью, что страж даже не подумал спорить. Он лишь испуганно кивнул, сунул саблю в ножны и, бросив на Балдурина последний полный страха и замешательства взгляд, развернулся и почти побежал вглубь тоннеля, к тому самому повороту, где, по его словам, находилась оружейная.

Балдурин остался стоять на месте, не двигаясь, слушая, как его шаги затихают в темноте. На его лице не было ни торжества, ни облегчения. Лишь холодная концентрация. Он выиграл несколько драгоценных минут. Теперь нужно было действовать. Он повернулся к лестнице, ведущей в дом Барземира.

Балдурин стоял у лестницы, ведущей в дом, и смотрел вслед убегающему стражу. Мысли метались, выстраивая и тут же отвергая возможные сценарии. Оставить этого дрожащего человека здесь, приказать ему стоять насмерть против Арландила? Бесполезно. Он сломается при первом же окрике. Взять с собой, сделать соучастником? Соблазнительная мысль – иметь под рукой пугливую грубую силу. Но нет. Этот человек – воплощение ненадёжности. Он уже видел лицо Балдурина. В случае малейшей неудачи он сольёт его Барземиру или Кердаку в обмен на прощение. Риск был слишком велик.

Холодный, безжалостный вывод созрел в его сознании, кристально ясный, как формула в учебнике Горлима: «От стража надо избавиться. Идеально – подстроив несчастный случай».

Он двинулся вслед за ним, его шаги были бесшумными, как у охотника. Он вошёл в оружейную – небольшую каморку, заставленными стеллажами. Пахло ржавым железом, кожей и затхлостью. Страж уже сновал у потолка, пытаясь достать какой-то клинок посерьёзнее.

Балдурин прислонился к косяку, скрестив руки на груди. Его взгляд был тяжёлым, оценивающим.

– Этот Арландил, – начал он. – Часто к тебе заглядывает? Или ты обычно тут один свои кости грызёшь?

Страж вздрогнул, чуть не уронив клинок. Он обернулся, и на его лице застыла маска подобострастного ужаса.

– О, нет, господин! То есть да! То есть… он… он иногда заходит. Приносит выпить, в кости перекинуть… – Он замолчал, поняв, что говорит не то.

– Чтобы скоротать время на посту, – безжалостно закончил за него Балдурин. – За годы, что ты тут торчишь, никого, кроме крыс, не видел. Расслабился. Забыл, зачем тебя сюда поставили.

– Простите! – взмолился страж, и его голос сорвался на визгливый шёпот. – Я исправлюсь! Клянусь, это больше не повторится! Я буду бдителен, как… как…

– Как спящая рыба, – холодно оборвал его Балдурин. – Как этот Арландил попадает сюда? У него свой ключ?

– Нет! Нет, господин. Из таверны. Через люк. Я… я обычно его отпираю, когда он стучит.

В голове Балдурина щёлкнуло. Люк из таверны. Тот самый, откуда доносился шум драки. Он кивнул, делая вид, что это очевидная и известная ему деталь.

– И сегодня ты его не открыл. Потому что проспал. Или был пьян. Вот почему он не пришёл.

На лице стража отразилось глубочайшее изумление, смешанное с облегчением.

– Точно! – воскликнул он, будто его осенило. – Я забыл! Вот ведь, олух…

Балдурин тем временем окинул комнату последним, оценивающим взглядом. Щит. Неплохой кинжал. Всё это можно было бы прибрать к рукам. Но тащить с собой железо наверх, в дом, где каждый лишний звук – риск? Глупость. Его оружие было в карманах.

Решение было принято. Чистое, простое, как алхимическая формула.

Он молча снял с пояса склянку с фиолетовой жидкостью. Той самой, что выделяла удушливый дым. Скинул крышку и, подняв воротник, чтобы прикрыть нос и рот, сделал шаг к выходу из оружейной.

– Господин? – растерянно спросил страж, видя его приготовления.

Балдурин не ответил. Он вышел в коридор, резким движением швырнул склянку в самый дальний угол тесной оружейной. Стекло звонко разбилось о камень.

Сначала ничего не произошло. Потом из угла повалил густой, лиловый, неестественно быстрый дым. Он был тяжёлым, стелящимся по полу, но почти мгновенно наполнил маленькое помещение.

– Что вы… А-а-а! – крик стража превратился в тяжёлый, удушливый кашель.

Балдурин, ни минуты не медля, захлопнул массивную дверь оружейной и задвинул тяжёлый железный засов. Из-за двери доносились глухие, всё более слабеющие удары, хрипы, мольбы: «Господин… простите… я исправлюсь… выпустите…»

Балдурин прислонился лбом к холодной древесине, чувствуя вибрацию от ударов изнутри.

– Боюсь, твоё время вышло, – тихо, без злобы, констатировал он.

Вскоре звуки прекратились. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием его факела. Он подождал ещё несколько мгновений, затем отодвинул засов и на секунду приоткрыл дверь. Волна едкого, сладковато-горького дыма ударила ему в лицо, заставив отшатнуться и закашляться. Внутри было тихо. Он захлопнул дверь и задвинул засов насовсем.

Дело сделано. Путь свободен.

Он подобрал свой плащ, подошёл к двери, ведущей в дом Барземира. Замок был старым, массивным, но простым. Он достал склянку с Маслом Ржавчины. Всего несколько капель на механизм. Раздалось короткое, яростное шипение, и от замка потянуло едким запахом распада. Он нажал на железную скобу – и с неприятным скрежетом что-то внутри поддалось.

Дверь отворилась.

Перед ним был узкий проход в неосвещённую кладовую. Воздух пах пылью, сушёными травами и… богатством. Сложенными тканями, кожей, пряностями. Он стоял в самом чреве дома, который годами наблюдал лишь снаружи, из переулка.

Его глаза, привыкшие к темноте архива, быстро освоились. Он замер, впитывая детали. Прямо – проход вглубь, откуда тянуло запахом очага, жареного мяса и старого дерева. Главный зал, без сомнения. Справа – крутая, узкая лестница из тёмного дуба, уводящая наверх, в жилые покои. Слева – массивная, обитая железом дверь с внушительным замком. Она кричала о запрете и секрете громче любых слов.

Мысли закрутились в голове Балдурина. Где искать? Схватить самого Барземира? Вынудить его силой открыть хранилище? Соблазнительно. Но слишком громко. Старик мог закричать, оказаться не один, оказаться крепче, чем кажется. Нет. Тишина и тень – его главные союзники.

Он отступил глубже в тень кладовой, прислонившись к прохладной каменной стене, и начал перебирать в памяти всё, что знал об этом доме и его хозяине.

Он видел этот дом сотни раз. Высокий, узкий, как кинжал. Глухие стены первого этажа с редкими, закрытыми решётками окнами. Балконы и более широкие окна – на втором. Значит, первый этаж – для приёма, торговли, хранения. Второй – для жизни.

Он слышал сплетни. Они были валютой Умбара, и Балдурин, всегда бывший тенью, слышал всё.

«Говорят, у Барземира под полом целая комната с золотом!»

«Враньё! Всё своё добро он держит в потайной комнате за спальней, спит на сундуке, как дракон!»

«Вы оба не правы. Он всё переплавляет и заливает в свинцовые слитки, а они лежат в подвале, под винной бочкой, и никто не догадается!»

Барземир был хитер. Он мог сам распускать эти слухи, чтобы сбить с толку. Но дыма без огня не бывает. В каждой сплетне была крупица правды, отражение страхов или наблюдений.

Где бы спрятал он? Балдурин попытался мыслить, как этот жадный, подозрительный старик. Ценности должны быть под рукой. Чтобы можно было в любой момент удостовериться, что они на месте. Чтобы любоваться ими. Но и в безопасности. В месте, которое легко защитить, куда не проникнуть случайно.

Три варианта сложились в его голове, как карты в пасьянсе:

Подвал. Классика. Глубоко, прохладно, нет окон. Та самая железная дверь слева могла вести вниз. Логично для хранения большого объёма, но не для мелких диковинок вроде звёздной пыли.

Потайная комната на первом этаже. Прямо здесь, за одной из этих стен. Рядом с залом, чтобы можно было незаметно отойти «проверить товар». Или за стеллажами с тканями. Удобно, но рискованно – слишком близко к входу, к посторонним.

Покои хозяина. На втором этаже. Самый вероятный вариант. Барземир – существо жадное. Ему нужно видеть своё сокровище, трогать его. Спать рядом. Это его логово, его крепость. И лестница вот она, прямо здесь.

Балдурин мысленно взвешивал риски каждого пути.

Лестница манила как самый прямой, но и самый опасный путь. Однако его интуиция, обострённая годами работы с тайнами и шифрами, упрямо толкала его обратно, на первый этаж. Он представил Барземира – не дракона на золоте, а хитрого, до мозга костей прагматичного торгаша. Он принимает здесь покупателей, ведёт переговоры. И ему должно быть удобно ненадолго уйти и вернуться с образцом товара. Всё должно быть под рукой.

Он вышел из кладовой в узкий коридор, ведущий в главный зал. Сердце его билось ровно, но громко в звенящей тишине дома. Он шагнул в зал. Это было просторное помещение с низкими потолками, уставленное тяжёлой, дорогой, но безвкусной мебелью. Здесь пахло деньгами, дорогим табаком и лицемерием.

Балдурин подошёл к массивному дубовому столу, за которым, несомненно, велись все сделки. Он медленно обошёл его и опустился в широкое, обитое бархатом кресло хозяина. Сиденье приняло его с тихим скрипом.

Вот так ты сидишь, старый лис, и решаешь судьбы награбленного добра, – промелькнуло у него в голове.

Он положил руки на стол, стараясь прочувствовать логику пространства. Его взгляд упал на массивную серебряную вазу, стоявшую на краю стола как символ никчёмного богатства. Балдурин машинально, почти не задумываясь, отодвинул её в сторону. Рука дрогнула – не от нервов, а от неловкости, – и ваза поехала к краю.

Время замедлилось. Балдурин увидел, как тяжёлый серебряный сосуд опрокидывается в немой, обречённой грации. Но его тело среагировало раньше, чем ум успел испугаться. Рука метнулась вперёд, пальцы сомкнулись на холодном металле за мгновение до того, как ваза грохнулась бы на каменный пол. Он замер, держа её на весу, слыша лишь бешеный стук собственного сердца. Мысленно он позволил себе краткую, уставшую ухмылку. Вот тебе и книжный червь. Рефлексы потомка мореходов ещё не совсем атрофировались.

Балдурин аккуратно, с преувеличенной осторожностью, поставил вазу на место и даже показательно провёл рукавом по лбу, будто вытирая испарину. Жест был театральным, для самого себя. Игра в опасность.

Представление помогло собраться. Он снова сосредоточился. Барземир принимает здесь покупателей. Потом уходит за товаром. Он должен вернуться быстро. Значит, вход в тайник – где-то рядом.

Он поднялся и вышел из зала обратно в коридор, где взгляд упал на дверь, которую он не заметил сразу – она была чуть приоткрыта. Внутри располагалась маленькая, заставленная полками комната. Библиотека? Балдурин зашёл внутрь. Пахло пылью и кожей. Полки ломились от фолиантов и свитков – явно не читаемых, а купленных для вида, как и всё здесь. Его сердце, учёного, дрогнуло от жадного любопытства, но он заставил себя двигаться дальше. Не сейчас.

Он вышел и направился дальше по коридору. Тот делал плавный поворот, сужаясь. Тут взгляд уловил нестыковку. Стена в конце была глухой, ничем не примечательной. Но на полу лежал дорогой, мягкий ковёр. И один его угол был загнут, будто кто-то торопился и задел его.