
Полная версия:
Первая общедоступная театральная мастерская. Театр ОМ
Я впервые поймала себя на мысли о том, какой мамой я буду, и расплакалась от нежности, представляя, как целую своего будущего малыша в щёку.
Эти дети дали мне больше, чем я могла дать им.
Они пробудили во мне что-то древнее и тёплое – подлинную нежность.
И теперь я знаю точно: пусть они вырастут, но пусть в них навсегда останется эта искра.
Пусть будут самыми счастливыми людьми.
Павел Юстер/Оловянный солдатик
Скучаю и вспоминаю плодотворные ноябрь и декабрь.
Но всё решает движение вперёд.
Как-то вовремя и символично 31 декабря был закрыт чат в мессенджере, посвящённый спектаклю.
Конечно, пока не хватает того графика, встреч, обсуждений…
Но совсем скоро начнётся учебный процесс – с новыми участниками (интересно побыть в роли наставника для них), с новыми мастерскими и постановками!
Роксана Руинская/Крыс
«Вам пора. Выйти в нужную дверь не состарившись. Не забудьте взять со стола табакерку».
Знаете, что мы сделали первым делом после всех показов? На следующий же день встретились. Очень приятное чувство, когда ты радуешься тому, что снова увидишь эти лица. И радуешься тому, что рада этому. Хотя, если честно, всё было не так прянично.
Отдав все силы, организм сказал: «Я всё». Началось сильное эмоциональное истощение. Я всегда понимаю, что это оно, когда не могу слушать музыку, не могу ничего смотреть, даже реклама – больно. Значит, всё.
Встретившись с ребятами, я поняла, что не у меня одной такое состояние. Что мы все в одном поле, что мы проживаем одно и то же. Значит, переживём. Очень захотелось с ними в поход – просто посидеть у костра, помолчать, посмотреть на звёзды.
Буду скучать по всем персонажам, но возвращаться бы не захотела. Приключение на то и приключение – чтобы заканчиваться. Вечно в нём жить – не то.
Сейчас чувствую обновление. Радуюсь ему, но вместе с ним всегда приходит и обнуление, когда будто забываешь, что умеешь, что можешь. Удивляешься: как я это сделал? как придумал? И снова страх.
Я как будто кожу сбрасываю каждый раз, и не знаю – будет ли новая прочной, и будет ли вообще новая кожа. Не знаю, как ответить на вопрос, что это. Но точно знаю – из этого состоит вся моя жизнь.
Елена Демиденко/Крыс
Это невозможно забыть.
Приколы наших спектаклей.
Когда Роман Евгеньевич спросил нас: «Что вам больше всего запомнилось? Что поразило? Что понравилось?» – я даже сразу не смогла ответить. Потому что было столько всего…! Каждый спектакль был хорош и удивителен по-своему.
Каждый раз, перед спектаклями, в кабинете главного герольдмейстера города Москвы мы собирались. Ребята приносили вкусняшки, пили чай, рассказывали истории. Потом переодевались. Но каждый раз у нас с Роксаной (мы обе играли Крыску) что-то пропадало. То сумочка, то перчатки, то «объедки», то шляпа, то хвост. Всё исчезало буквально у нас на глазах. Настоящая мистика! Мы искали, хохотали, потом подключались все остальные – и вдруг вещь находилась. Так было почти каждый спектакль. Чудеса!
Мне очень нравилось, как перед началом Ирочка проверяла у всех костюмы, фонарики, шляпы, поправляла капюшон, чистила липкой лентой. После спектакля помогала, собирала шарики, поддерживала всех. Ирочка, спасибо тебе огромное!
Ангелиночка – очаровашка и милая кудряшка, ответственный, талантливый человечек. Спасибо тебе! Помню, как они с Солдатиком в очередной раз заматывали меня верёвкой и пытались засунуть обратно в дверь – в мои чертоги. А я зацепилась платьем за гвоздь. Они пихают, я сопротивляюсь (по тексту), а сказать, что зацепилась, не могу. Комичная борьба, я рву платье, дырка – средних размеров. Смех стоял невероятный.
А ещё был случай: я дёргаю канат, а он не идёт – Роман Евгеньевич держит конец, не видно же. Мы потом оба смеялись. Или когда он случайно схватил меня за плащ – я туда-сюда, застряла, горло перехватило. И вдруг из меня вырвалось: «Я кошка! Мяу!» – все едва не упали от смеха.
Тролль – Серёжа. Пока я ждала своего выхода, наслаждалась его игрой. Он иногда просто жёг! Этот заразительный смех, громогласный хохот. Он всегда говорил: «Ты всё время с иголкой – шьёшь и шьёшь». И спрашивал: «Откуда ты силы берёшь?» – Спасибо тебе, Серёжа!
Наши Балерины – Лимочка и Юлечка, вы очаровательны, нежны, грациозны. Я вас обожаю. Всегда любовалась вашим танцем! А Лимочке – отдельное спасибо за вкусняшки.
Паша Юстер – Солдатик, красавчик! Какая выправка, статность, выдержка. Когда тебя ронял Тролль, у всех замирало сердце. А танец с Балериной – волшебство. Один раз дети пытались утащить твоё ружьё, пришлось охранять!
Роксана – моя Крыска, ты потрясающая. Иногда дети нападали на тебя, иногда делились конфетами. Смотрела на тебя и училась, как выкручиваться из любой ситуации.
Паша Софронов – моя отдельная любовь. Его тени! Каждый раз новая тактика: то ползком, то зигзагом, то кувырком. Один мальчик заметил, как он двигается, и просто застыл с открытым ртом. Паша, спасибо – это было гениально.
Таня – Тень. Ювелирно зажигала глаза у Змея в последние секунды. Каждый раз новый грим: то змея, то паутина, то чайка. Настоящий художник!
Асечка – Тень. Всегда появлялась из ниоткуда, следила за дымом и хвостом Дракона, всё чётко. Спасибо за надёжность и доброту!
Запомнился и момент, когда первый раз сработала сигнализация. Мы были на втором этаже, и глаза Романа Евгеньевича вспыхнули, как два прожектора. Георгий Победоносец помчался вниз – и, конечно, победил! Сколько змеев за это время было повержено – вот так они и вымерли.
Спасибо, Роман Евгеньевич, за вашу энергию, азарт и невероятную силу! Спасибо звуковикам Мише и Дарье – без вас сказка не звучала бы так сказочно.
Всего не рассказать, но точно знаю одно: у нас всё получилось. Сказка состоялась. Чудеса произошли. У всех было много счастья и радости. Геральдическая ёлка навсегда останется в памяти. И, конечно, эта волшебная музыка, написанная специально для нашего спектакля «Стойкий оловянный солдатик».
Браво! Всем спасибо! Всех обнимаю!
ПРОЦЕСС 2025 ГОДА
РУКОВОДИТЕЛИ МАСТЕРСКОЙ
Мастерская пластического театра:
Матвиевич Елизавета Юрьевна
Мастерская философии:
Жаринов Станислав Евгеньевич
Мастерская вокала и хорового искусства:
Цывинская Галина Андреевна
Мастерская начинающего артиста:
Павлова Алёна Николаевна
Мастерская Аутоника:
Акимов Роман Евгеньевич
Мастерская режиссёрского искусства:
Акимов Роман Евгеньевич
БЛАГОДАРНОСТЬ ДРУЗЬЯМ И ПАРТНЕРАМ
Всё благодаря вам, вашему вниманию, вашему участию:
Коллективу Правительства Москвы
Благотворительному фонду «Искусство добра»
Коллективу радио «Маяк»
Коллективу «Литературной газеты»
Коллективу «Известия»
Коллективу «ТАСС»
Кастинг-директору, актрисе – Виолетте Бариновой
Кастинг-директору – Ирине Цицкун
Композитору – Светлане Ретюнской
Артёму Новиченкову
Александру Ярошевскому
Александру Геннадьеву
Дарье Кирдяновой
Лине Лоткер
Режиссуру кино – Татьяне Киселевой
Создателю пространства «Брюсов – холл» —
режиссёру и писателю – Игорю Лебедеву
Бренду «Seide Fashion»
Алине Герман и её каналу «Улица Балабанова»
Евгению Викторовичу Жаринову
Дмитрию Дмитриеву и его каналу «Афиша Москвича»
Вере Талочкиной и её каналу «TALOCHKINO»
Фотографу Антону Зубкову
Фотографу Николаю Прокофьеву
ОТДЕЛЬНАЯ И БОЛЬШАЯ БЛАГОДАРНОСТЬ
АЛЕКСАНДРУ МИХОВУ, ЗА ПОДДЕРЖКУ, ДРУЖБУ
И ВЕРУ В НАШЕ ДЕЛО.
ПРЯМАЯ РЕЧЬ ОТ РУКОВОДИТЕЛЕЙ, МАСТЕРОВ, КОЛЛЕГ
Артем Новиченков
Театр: ночной перекресток в холод
Тут и происходят встречи, судьба норовиста, непреодолима, тривиальна в своей неотвратимости. Таким перекрестком всегда был для меня театр. Я так и не встретился с ним, но встретился со многим другим: людьми, в первую очередь. Как во время случайной встречи на углу дома, никогда не думаешь о перекрестке.
На перекрестках следует оглядываться не только во избежание беды, но и в поиске таких же заблудших искателей событий. Перекресток, в народе называемый «театром», предполагает пространство со-бытия, поэтому требует уважения и самозабвения. О том, что происходит с человеком, переходящим в таком месте дорогу с закрытыми глазами, я расскажу позже.
А наши дороги дальние, линии парадоксальные и лобачевские, потому, наверное, так тянет человеческое существо к встрече с пугающим и опасным, к саморазрушению, короче говоря, – к смерти. Истинный театр сближает со смертью, дает посмотреть ей в глаза, поэтому актер всегда играет роль последнего нежного гонца, сочувствующего черного всадника. Находясь в таком театре зритель пьет воду из двух сосудов – жизни и смерти – одновременно. Оттого здесь важны свет и тьма, тишина и шум, динамика и пауза. Нам было бы проще осознать величие этих контрастов, если бы мы могли видеть себя спящими, стоять над своими душами, как над автомобильной катастрофой.
Я всегда мечтал о маленькой стране, после которой блаженная улыбка не сходила бы с моего лица, и не пришлось бы больше нести слезы на своем горбу. Если такая страна некогда и существовала, то должна была быть самим телом бога. Если и существовала, то раскололась, чтобы нам, Каям, было чем заняться в царстве холода – то есть соединением, плетением, вязанием. Без этого действия любые другие занятия не имеют никакого значения. Поэтому в театр можно идти только с верой. Горе тому, кто, присутствуя на мистерии, задумается о том, как он выглядит, и вспомнит, что ел на обед. Он будет проклят жрецом и ближайшей ночью.
Остается служить этой ночи, этому холоду, чтобы хотя бы тень улыбки, хотя бы отблеск слезы напоминали о том, где мы и зачем. Где я, я не знаю, и никогда не узнаю. В тишине ты не знаешь, ты должен идти дальше, я не могу идти дальше, я пойду дальше.
Друг, творец, писатель, поэт.
Лебедев Игорь Геннадьевич
Перед открытием занавеса
Когда в «Брюсов-холл» пришёл Роман Акимов со своей мастерской, пространство площадки откликнулось, как мне показалось, с благодарностью и каким-то выдохом облегчения – как будто почувствовало, что может «оттаять»: наконец-то появились тёплые и внимательные руки, занявшиеся не благоустройством даже, а созданием какого-то почти семейного уюта. Началась деликатная сонастройка студийцев с местом, вообще-то не так-то легко открывавшимся пришельцам.
Целый год актёры напитывали, заряжали пространство «Брюсов-холла» своей энергией, из которой, подобно эктоплазме, постепенно материализовывался их «Макбет», шаг за шагом обретавший плоть, звук, цвет, запах. У меня в кабинете появились стеллажи с рыцарскими шлемами, коронами, какими-то бабочками; в углу зрительного зала затаился мрачный чёрный трон, которому не нашлось места за кулисами.
Вне всяких сомнений, премьера должна была стать событием, но её пришлось отменить из-за болезни актрисы. Вернее – перенести. Но новую дату мы так и не сумели назначить, потому что вскоре зал по прежнему адресу пришлось закрыть, а подготовка новой сцены здорово затянулась. Сейчас, когда я пишу эти строки, спектакль всё ещё остаётся не сыгранным для зрителя – как бы за кулисами, спящим. Кто знает, может быть, действие, в название которого режиссёр включил дополнительное расширение – «Эманация тьмы», – само вызвало к жизни силы, сгустившие тьму в «Брюсов-холле».
Конечно, мы обязательно сыграем премьеру на новой площадке, но то, каким он мог бы стать в том зале, мы уже никогда не узнаем. В той своей инкарнации он перешёл в иное, параллельное пространство, остался тайной, недосказанностью, вдохом перед так и не произнесённым словом. Может быть, это и есть чистейшая форма театра – когда он живёт только в душах тех, кто его создавал.
«ОМ» не исчез. Он пережил отмену не как поражение, а как опыт. «Макбет» Романа Акимова остался событием не афиши, а жизни духа, испытанием. И ещё – напоминанием: театр жив не премьерой и не аплодисментами, а тем временем, которое люди проводят за созданием нового, не существовавшего ранее мира – образов, идей, смыслов.
Так что – нет, этот спектакль не умер. Он просто остался там, где театр начинается – в тишине перед открытием занавеса.
Буфетчик «Брюсов-холла»
Станислав Евгеньевич Жаринов
В том году мне посчастливилось вести занятия в Мастерской по философии.
В течение своей карьеры преподавателя я всегда стремился как к экспериментам с форматами преподавания, так и к поиску новой аудитории. Тут было преподавание на различных факультетах МГУ (если вы читали лекции, то, наверное, знаете, что год от года аудитория даже на одном факультете может сильно отличаться). Если речь идёт о преподавании такого предмета, как философия, то это всегда поиск новых форматов и перестроение курса для поиска точек взаимодействия с аудиторией.
В этот раз особенностью стала возможность уйти от строго академического формата, как и от привычной схемы тем курса. Я читал не лекции, а вёл мастерскую. Кроме того, общение определилось и возрастом участников (у большинства это было уже второе образование), и тем запросом, с которым они пришли в Мастерскую, а также ориентацией на театр.
Философия всегда была близка к искусству, и поэтому получилось так, что основной целью под предлогом разговора об истории античной философии стало ввести участников Мастерской в контекст истории философии и традиций различных философских практик. Я надеюсь, что в рамках этого общения нам удалось по-новому взглянуть на курс философии (а у части участников, получивших высшее образование, был опыт знакомства с курсом философии в ВУЗах).
Пожалуй, преподавание напомнило мне жанр импровизации, который существует в танце и который тем более необходим на сцене. И вот в этом формате импровизации, в зависимости от вопросов участников кружка, в зависимости от того, как мы обсуждали предыдущие темы, мы строили наше общение. И вот в ходе этого общения участники Мастерской заново открывали для себя этот предмет, видели связь философии с тем, что они делают или им предстояло воплотить на сцене.
Для меня эта возможность преподавания стала новым опытом. Надеюсь, что и у участников Мастерской сложилось похожее впечатление. Мы говорили с ними по большей части об античности, разбирали философию этой эпохи в жанре толкования сновидений, говорили о тех возможных интерпретациях, которые мы пытаемся этим давно ушедшим эпохам и стилям мышления дать. То, о чём говорит Гадамер, рассуждая о герменевтике, – о необходимости интерпретации, о нашем вечном возвращении к известным текстам, борьбе с тем, что он называет «отчуждением в культуре».
В общем, это был тот важный опыт, без которого невозможно более глубокое понимание философии.
Матвиевич Елизавета Юрьевна
Насыщенный, непростой, увлекательный и многогранный год в Мастерской.
Многое произошло за это время. Несмотря на трудности и разногласия вне творческого процесса, акцент хочется сделать на лучшем.
Прежде всего – это знакомство и сотворчество с новыми, прекрасными людьми. Было страшно и непросто, ведь практически сразу мы начали разбор и подготовку к спектаклю. И мы справились – настолько, насколько это было возможно.
Множество часов в поиске художественного, музыкального и, конечно, телесного оформления. Это было волнительно, нервно, но при этом – невероятно тепло и искренне.
Семь раз ребята делились энергией со зрителем, пробовали, искали новое.
Я очень рада, что наша фантазия, наша попытка воссоздать совершенно иной мир Франца Кафки, получила возможность осуществиться.
Мастерская пластического театра.
Цывинская Галина Андреевна
Как хормейстер и педагог с многолетним стажем, могу сказать, что создание хора из актёров, не имеющих базовой музыкальной подготовки – это самый мой волнующий проект. Это не просто обучение пению, это строительство нового коллективного организма.
Я очень хорошо помню нашу первую встречу. Когда каждый участник мастерской прослушивался перед всеми остальными. И мое первое впечатление было – «разношёрстная стая талантов».
Ко мне подходили распеваться такие разные люди: кто-то с блестящим чувством ритма, кто-то с чистой интонацией, а кто-то не попадал в ноты… Но часто их главный страх: «Я не умею петь!». Я видела не голоса, а инструменты с нераскрытым потенциалом. Актерская натура делает их смелыми в проявлениях, но уязвимыми в непривычной сфере.
Страхи, вокальные зажимы, неудачный опыт прошлого или наоборот уверенность в себе. Было очень волнующе и интересно!
Процесс начинался с «разработки». Мы не сразу пели произведения.
Первые занятия – это больше психология, чем музыка. Упражнения на доверие, дыхательные практики, простейшие вокальные упражнения и распевание на многоголосие… Моя задача – снять зажим и убедить их, что их главное – выразительность, а ноты мы приложим позже.
Сначала была комплексная диагностика: диапазон, тип голоса, проблемы с дыханием, дикцией, слухом. Иногда приходилось ломать годами укорененные вредные привычки (например, пение «на связках»). Это самый незрелищный, но критически важный этап, когда мы много распеваемся и упражняемся.
А потом начались произведения – преимущественно духовные на латинском языке, которые глубоко проникают в самую душу. Это настоящие молитвы, звучащие в католических соборах.
Актеры схватывают на лету. В этом я убедилась абсолютно точно! Объясняешь им метафору: «звук должен лететь в дальний ряд, как монолог в зал», – и они мгновенно это воплощают, подключая тело и внимание. Работа с текстом – их родная стихия. Они не просто поют слова, они их проживают, и это бесценно, ведь мы пели много глубоких текстов.
Процесс напоминает репетицию сложного спектакля. Мы не зубрим партии, а «проживаем» их. Фраза «спойте тише, с ощущением тайны» для них понятнее, чем «пианиссимо». Сложность в другом: им трудно растворить свою яркую индивидуальность в общем хоровом звуке. Каждый поначалу хочет быть солистом в толпе. Здесь было крайне важно, чтобы все ребята доверяли мне, слышали что надо делать и усердно старались проникнуться именно к хоровому звучанию.
Постепенно мы знакомились поближе, узнавали и привыкали друг к другу и работать становилось всё проще и проще с каждой репетицией.
Впечатление от прогресса – лучший мотиватор. Самый волнующий момент для меня – это когда у ученика «щелкает». Когда он, например, впервые поет сложное место на опоре, не форсируя звук. Или когда все голоса хора выстраиваются в чистые аккорды и на лицах появляется удивление: «Это мы так звучим?». В этот момент вся рутинная работа с распевками, дыхательными и вокальными упражнениями приобретают смысл.
И вот наступает день, когда условно 20 разных актёрских тембров, дыханий и эмоций вдруг сливаются в один цельный, мощный и живой организм. Они начинают чувствовать друг друга без моих подсказок, только с помощью мимики и дирижерского жеста.
Это самый сильный эмоциональный момент для меня как для руководителя.
Моя мастерская – это не только про пение. Когда мы начинаем готовить новое произведение, я наблюдаю, как технические навыки каждого превращаются в нечто большее. Мы работаем над фразировкой, эмоциональной подачей, даже сценическим движением, добавляем ударные инструменты (как в песне «Ала Верды»).
Видеть, как люди раскрываются и начинают владеть вокально-хоровыми навыками с нуля – это настоящая магия.
Меня каждая репетиция невероятно вдохновляла. Как люди раньше не знающие нот, никогда не певшие в хоре, своими желанием и стараниями добивались такого звучания! Я горжусь не чистотой интонации (хотя мы к ней стремимся), а театральной мощью звучания. Когда хор актёров исполняет произведение, это не просто песня. Это мини-спектакль, где каждый звук окрашен смыслом, эмоцией и историей.
Я искренне считаю, что за такой короткий срок ребята в мастерской по настоящему зазвучали! Это сложнейший, но самый благодарный труд, в результате которого появляется не просто певческий коллектив, а уникальный творческий организм, способный донести не только мелодию, но и самую суть человеческих чувств.
Мастерская вокала и хорового искусства.
Павлова Алена Николаевна
Для меня это далеко не первый театральный коллектив, где мне посчастливилось стать педагогом, но точно первый – в своей самобытности.
Я увидела уникальное сообщество людей, сотканных из разных профессий.
На моих занятиях присутствовали и профессиональные актёры, и любители, и люди, далекие от театра. Несмотря на разношерстность, ребята удивительным образом уживались в одном поле, более того – создавали искусство здесь и сейчас.
Моя группа была вводом в театральное пространство. Много тренинга – по актёрскому мастерству, работе с партнёром и телом в пространстве, а также по сценической речи.
Именно речь и ораторское искусство стали основополагающими. Не секрет, что главное для драматического артиста – работа со словом. И на ум неизбежно приходит всеобъемлющая цитата: «В начале было Слово…»
Внутреннее действие, подкреплённое словом, – вот наша цель. Довести до глубины, «оборганичить», присвоить, искать, – и уже потом работать над образом. Мы занимались бесконечным тренингом, где искали себя, свою суть, своё зерно. Только после этого можно оттолкнуться и приплыть к рисованию образа. Метод моей работы можно назвать компиляцией систем и приёмов – основанной на системе Станиславского, методе Чехова, трудах Мейерхольда, заметках Гипиуса, этюдах Дементьева и других. Я верю, что только в полном, всеобъемлющем обучении рождается истина. Конечно, было много техники – если говорить о сценической речи. Много артикуляционных, дыхательных, звуковых упражнений. Я видела, как у ребят на глазах прорывался их «бархатный» голос, уходило поверхностное звучание, как речь становилась яснее, а посыл – глубже и точнее. В работе с партнёром мы выявляли и прорабатывали слабые стороны.
Работали с психофизикой, с воображением, с чувствами. Мы становились зеркалами поточных комнат друг друга. Я училась у них, они – у меня.
Это было увлекательное путешествие в мир творческих экспериментов и отдельная, очень живая страница моего профессионального пути.
Вступительная мастерская
Киселёва Татьяна Георгиевна
Для меня знакомство с Мастерской системы «Аутоника» под руководством Романа Акимова – это завораживающий и честный процесс поиска собственного бессознательного.
Это работа в команде и одновременно глубокий, порой тернистый путь для смелых – для тех, кто хочет по-настоящему познакомиться с собой, кто готов шагнуть навстречу своему бессознательному и взмыть над привычными шаблонами мышления и поступков.
Здесь каждому дана уникальная возможность раскрыть себя в творчестве, воплотить сокровенные мечты, ощутить счастье – и передать эту энергию миру, близким и даже незнакомым людям.
В этом пространстве нет осуждения, зависимости от чужой оценки, нет возрастных рамок, титулов и званий.
Есть лишь магический процесс – путешествие к самому себе, к своему бессознательному.
Он бесконечен во времени, многогранен, захватывающ, полон открытий и внутренней страсти – той самой силы, которая способна творить чудеса.
Не верите? Зря.
Кинорежиссёр, автор фильма «К некогда сказанному»
Лина Лоткер
Мне посчастливилось попасть на занятия Аутоники ещё тогда, когда не существовало никакой мастерской, когда только начинались первые шаги к созданию уникальной творческой лаборатории. Я хорошо помню маленькую аудиторию на Пушкинской с красными стенами и зеркалами, где проходили занятия. Помню людей, заходивших туда уставшими, погружёнными в себя, но выходивших вдохновлёнными, открытыми, светящимися. Для меня это была настоящая загадка и одновременно магия: каких-то два часа – и мир вокруг преобразился.
Я не солгу, если скажу, что каждый претерпевал внутренние метаморфозы, становясь с каждым занятием всё ближе к себе. На классах мы учились не просто «быть актёрами», не просто «играть правильно» – мы учились любить: мир, театр, партнёров, пространство. И это оказалось важнее всего остального. Нас обучали отдавать себя процессу вместо того, чтобы работать на результат – и это дорогого стоит.
Пусть не все участники решили связать судьбу с театром или с мастерской, я уверена, что каждый, кто хоть раз был на занятиях, научился видеть свет и проживать свой путь в радости. А это – огромное достижение.



