Тайна Азариуса. Книга 1. Черепаший остров

– А что… может, и впрямь, Филиппэ, сыщем с тобой мое золотишко?

Лоцман обнял старика и протянул ему дымящуюся трубку.

– Конечно, сыщем! Куда оно денется!

Эти слова друзей немного воодушевили Джакобу; он вытер слезу кулаком и, взяв трубку, сунул мундштук в свой беззубый рот. Как только он сделал большую затяжку, глаза его округлились. Он хотел было что-то сказать, но лишь надрывно закашлял.

Ворона дружески похлопал старика по спине и громко, пискляво расхохотался.

***

Трюм был полностью затоплен. Уровень воды быстро поднимался, неравномерно захлестывая и другие отсеки судна. Абордажник Тилль и корабельный плотник Модесто пробирались по нижней палубе, где над водой еще оставался небольшой слой спертого, гнилого воздуха. Тиллю трудно было идти из-за невысокого роста, он постоянно отплевывался от соленой воды, доходившей ему до подбородка. А идущий за ним здоровенный плотник, рискуя удариться головой о балки и перекладины, то и дело пригибался. Морякам было непросто передвигаться еще и из-за темноты: пушечные бойницы были закрыты, и солнечный свет жиденькими лучами просачивался только сквозь пробоины в бортах да из-под проема лестницы, ведущей на верхнюю палубу. К тому же путь преграждали плавающие бочки, куски покореженной древесины, тряпки, пеньковые канаты.

Внезапно что-то живое выплыло из темноты и врезалось в Тилля. Парень вздрогнул и резко отбросил от себя это существо. Вместе со всплеском воды раздалось жалобное мяуканье.

– Вот черт! Это же Крысолов! Напугал-то как! Смотри-ка, живой!

Большой серый кот, фыркая, проплыл мимо них. Следом за котом плыли крысы, на которых он в этот раз не обращал никакого внимания – впрочем, как и крысы на него.

– Но ты глянь, сколько же этих поганых тварей! Просто тьма! А кок божился, что всех перетравил! Соврал, как обыч… – раздраженно выкрикнул плотник и осекся. – Пусть душа его покоится с миром…

Он схватил крысу, которая, царапая щеку, стала карабкаться по его лицу, и с силой сжал ее в кулаке. Крыса запищала и задергала лапками. Грязно выругавшись, Модесто выкинул раздавленную тушку, смыл с ладони липкие кишки и двинулся дальше вслед за Тиллем.

Пройдя еще с десяток шагов, флибустьеры увидели очертания людей, стоящих по горло в воде. В сумраке их можно было принять за темнокожих пленников, которых часто перевозили на подобных кораблях. Но если бы попадало достаточное количество света, то можно было бы увидеть их необычный цвет кожи, волос и даже радужки глаз. Они напоминали древние статуи, отлитые из куска меди. Их крепкие мускулистые тела были расписаны татуировками с изображениями животных и причудливых растений. Эти странные люди с кожей медно-красного цвета были представителями народа уэчи с острова Тигунааки – небольшого клочка суши, замечательного тем, что в его недрах залегало большое количество медной руды и минерала халькозина. Этим и объяснялся необычный вид обитателей этого острова.

Несчастные рабы были прикованы цепью к чугунной пушке. Четверо из них – мальчики-подростки, которые были поменьше ростом, – уже утонули, и макушки их голов островками выглядывали из воды. Другим рабам приходилось постоянно задирать подбородок, чтобы не захлебнуться. Единственной девушке было тяжелее всех: вода поднялась выше ее рта, и дышать она могла только носом.

Высвободиться этим людям было невозможно – цепь крепилась особым образом. Один ее конец был пропущен сквозь отверстие в ножных кандалах, другой – через отверстие в массивном литом стволе орудия. Оба конца скреплял большой навесной замок. Чтобы рабы не имели возможности подойти друг к другу, цепь во многих местах была прибита к палубе корабельными гвоздями.

Завидев приближающиеся силуэты, островитяне взмолились о помощи на непонятном для пиратов языке:

– Спасите нас! Много воды… Мы умираем! Сжальтесь над нами… Спасите нашу принцессу!

Пираты молча прошли мимо, обрекая людей на верную смерть.

Рабы снова закричали, но теперь извергая проклятия:

– Гореть вам всем в аду! Вот увидите, спустится с небес Великий Бог Кураху, сдерет с вас кожу, сделает себе барабан и будет бить изо всей си…

Внезапно выкрики пленников смешались с рокочущим гулом. Очередной океанский вал мощно ударил в борт судна. Доски заскрипели, палуба резко качнулась. Поднявшаяся внутри корабля волна прокатилась по несчастным рабам, а следом и по морякам, захлестнув одного за другим. Достигнув другого борта, она опала, и головы людей вновь показались из воды.

– Опять наглотался этой соли, будь она неладна! – прохрипел Модесто, сплевывая морскую воду. – Вот уж четвертый раз попадаю в такие передряги. Пропади оно все пропадом! – причитал плотник. – Наверное, братец, морские черти в этот раз точно заберут меня…

Тилль стряхнул с волос воду, шагнул вперед и, не оборачиваясь, буркнул:

– Не думай об этом, братец. Одному Богу известно, где будет наше последнее пристанище.

– Это-то да, но у меня как-то на душе неспокойно… – проворчал плотник и забубнил себе под нос слова старой проверенной молитвы. – Не тревожь мою душу, дьявол поганый… Избавь меня от страшных страданий. Пусть будут Святые ко мне милосердны и ангелы в добрых молитвах усердны…

Разлитое масло, вылившееся из треснувших бочек вино, рассыпанный порох, молотое зерно, размокшие сухари и многое другое смешивалось с морской водой, образуя мутную, противную пенистую пленку, которую Тилль и Модесто раздвигали перед собой, пробираясь все дальше и дальше.

Впереди появилось шевелящееся темное пятно – это было еще одно скопище крыс. Грызуны, задрав свои мокрые мордочки и растопырив усы, быстро плыли, плотно прижавшись друг к другу. Моряки переглянулись и отодвинулись, освобождая путь мерзкой стае.

Сквозь шум воды и крысиный писк до моряков долетел еле слышный крик о помощи:

– Помогите! Мы здесь заперты! Помогите! Ради всего святого!

Подавшись вперед, плотник, хлопнул товарища по плечу и воскликнул:

– Выходит, не зря идем, дружок, – «жирные гуси» живы!

Парень, не оборачиваясь, кивнул и шагнул вперед. Вдруг что-то гибкое скользкое схватило и опутало его ноги. Тилль нырнул, ухватил что-то волокнистое, дернул его на себя и всплыл. В руке оказался просмоленный пеньковый канат. Модесто тоже резко остановился, упершись в какую-то хлюпающую преграду. Пошарив огромными ручищами под водой, он вытащил угол прошитого парусинового полотнища.

– Разнеси меня вдребезги! Тилль, это наши гамаки! Вот дьявол! Придется расчищать дорогу, иначе нам не пройти и двух шагов!

Из полумрака снова донесся отчаянный мужской крик:

– Мы тонем! Помогите! Кто-нибудь! Ради всего святого, спасите нас!

– Уже идем! – гаркнул в темноту плотник.

***

Следующую выкладку сдлелаю 20 октября после 21.00 по Москве

Глава 2

***

Ветер дул неравномерно – то поворачивал немного вправо, то влево, сталкивал гребни волн, ударяя их друг о друга. Волны негодующе кипели и рассыпались белой пеной.

Длинный коралловый хребет тянулся вдоль берега причудливой, ярко раскрашенной грядой. Водоросли мягким ковром плавно покачивались среди ветвистых полипов и пористых губок; косяками носились проворные рыбы, а над игольчатыми морскими ежами и раковинами моллюсков медленно проплывали медузы…

Подводное течение плавно увлекало за собой обезумевшую от страха и паники Марселу. Несчастная девушка погружалась все глубже и глубже. Она судорожно сжимала губы, но через нос в горло все равно просачивалась морская вода, заполняя бронхи и легкие. Альвеолы лопались от едкой соли, и кровь, смешиваясь с воздухом, превращалась густую вязкую пену.

Океану не было никакого дела до страданий незваной гостьи – в нем царили безмятежный покой и тишина.

Девушка умирала, погружаясь в это умиротворенное морское царство. «Святая Мария, матерь Божья, помолись за нас, грешных… – слова молитвы все тише звучали в ее голове. – Пресвятая Дева, прости нас, греш…» – В глазах у нее потемнело, и прозрачная голубая вода океана окрасилась в темно-фиолетовые тона.

Марсела потеряла сознание. Руки и ноги девушки перестали вспенивать воду, тело обмякло и, повинуясь течению, стало безвольно парить в толще воды.

Медальон выскользнул из ее ладони и, кружась, стал медленно опускаться вглубь, пока не зацепился за острый коралловый выступ.

Стайка рыб блеснула чешуей и быстро метнулась в сторону, когда бесчувственную девушку схватила за запястье мужская рука и потащила за собой. Моряк быстро плыл, рассекая воду мощными движениями ног. Обернувшись назад, он увидел лицо юной сеньориты – оно было бело-голубым и неподвижным, словно фарфоровая маска. Несколько развязавшихся лент, вплетенных в ее волосы, извивались, словно плывущие наперегонки юркие змейки. Возможно, так выглядят морские девы, которые своей ангельской красотой заманивают людей, увлекая их в темные пучины океана…

Моряк отвернулся и запрокинул голову – нависшая над ними тонущая мачта с раздувшимся парусом походила на открытую пасть огромной рыбины, которая вот-вот настигнет и проглотит их.

Перегнувшись через борт судна, Дон Сантино с белым как полотно лицом смотрел вниз, на пузырившуюся воду. Дрожащим голосом он твердил слова молитвы, надеясь только на Всевышнего: «Спаси, спаси, Господи, несчастное дитя, чистое и невинное! Сжалься над безгрешным созданием…»

Кастилия так же горячо и пылко молилась, закрыв глаза и скрестив перед собой трясущиеся руки. Из-под ее кружевного чепчика выбились черные пряди волос, и ветер нещадно хлестал ими смуглые полные щеки женщины. Альвадо с посеревшим лицом не отрываясь глядел на бушующий океан и до боли сжимал кулаки.

Магистр Лигардини стоял чуть поодаль от остальных и с боязливым интересом наблюдал за происходящим. Он дрожал от ветра и кутался в мокрую мантию; капли воды сбегали по его шелковому одеянию и лужей растекались под ногами. Поежившись, служитель Ордена шагнул в сторону, и встал на сухое место.

Модесто навалился грудью на борт корабля и устремил свой мрачный взгляд на неспокойные волны. Рядом с плотником стоял Ноэ. На обычно бесстрастном лице капитана выступили красные пятна, меж бровей пролегла глубокая складка, а побелевшие губы сжались в жесткую линию.

Галдящие пираты, столпившиеся возле веревочного трапа, как-то сразу притихли и молча наблюдали за разворачивающейся трагедией. Казалось, что даже стоны и крики раненых моряков сделались тише.

Мачта, обвешанная тяжелым такелажем, стремительно набирала скорость. И словно закинутый рыбацкий невод, она безжалостно тащила ко дну все, что попадалось ей на пути. Чтобы проплыть под ней моряк сделал сильный рывок – ноги заработали на пределе, сжигая последний кислород в легких. Вдруг он ощутил, как край полотнища скользнул по его спине, и на одно мгновенье ему почудилось, будто это сама Смерть коснулась его своей костлявой рукой.

Моряк знал, что нельзя уповать лишь на свои силы и ловкость, – многое зависело от благосклонности океана. По-разному люди относились к нему, по-разному и он относился к людям: одних одаривал щедрыми дарами – богатым уловом и жемчугом, а других – утаскивал в холодную черную бездну.

Морская стихия в этот раз оказалась к нему благосклонна – мачта осталась позади, а впереди мелькнул луч света.

Грудь пловца сдавило тисками, дыхание сбилось и перед глазами заплясали темные круги. Еще несколько гребков и он с шумом вынырнул из воды, надсадно захрипел и стал судорожно глотать ртом воздух. Из носа бежала кровь, которая тут же растворялась в бегущих друг за дружкой пенистых волнах.

Хью подскочил в лодке, сделал несколько взмахов веслами и тут же оказался возле обессилевшего Тилля.

– А ну, давай ее сюда! Живее, черт тебя дери!

Вытянув огромные ручищи, боцман перекинулся через борт лодки и подхватил безжизненное тело. С расплетенных лент, прядей волос и насквозь промокшего платья на дно обшарпанной посудины заструилась вода. Марсела выглядела как тряпичная кукла, сшитая из отбеленного льна. На ее бескровной коже веером проступили тонкие синие вены. Из уголков чернильно-синих губ, пузырясь, сочилась розовая пена.

Боцман умел обращаться с утопленниками – он положил девушку на спину и несколько раз ударил ладонью в область сердца. Затем повернул сеньориту лицом вниз и сильно хлопнул по спине.

– Ничего, ничего… и не таких воскрешали… – пробормотал он и облегченно выдохнул, когда услышал, как в груди у Марселы булькнуло, и оттуда послышался слабый свист.

Хью быстро повернул утопленницу на бок, и у нее изо рта тонкой струйкой полилась вода. Затем он снова ударил ее по грудине. Марсела судорожно, с хрипом закашлялась, и ее вырвало соленой пенистой водой.

Вдох… Еще один…

***

Люди, столпившиеся у борта судна, не сводили глаз с лодки, в которой находилась несчастная девушка.

Свесившись с борта корабля, граф смотрел вниз невидящим взором, слезы застилали ему глаза. От отчаяния он был готов броситься в эту чудовищную пучину, похитившую его дитя.

– Жива-а-а!!! Она жива-а-а!!! – закричал Альвадо и в порыве восторга стиснул отца в объятиях.

Дон Сантино обмяк, и его губы старчески затряслись. Кастилия упала на колени, и не в силах сдержать слезы, обессиленно зарыдала.

На корабле стало шумно. Возгласы и крики людей смешались с рокотом океана и превратились в сплошной монотонный гул.

В это самое время леопард, воспользовавшись замешательством людей, просунул сначала морду в узкий пролом, образовавшийся в том месте, где из клетки вылетели прутья при падении мачты, а затем, извиваясь и обдирая бока, пролез целиком. Очутившись на свободе, зверь повел острыми ушами, сделал осторожный шаг и присел. Втянув носом воздух, он устремил взгляд на остров, который был не так уж и далеко. Оттолкнувшись лапами, огромная кошка рванула вперед, и в несколько прыжков оказалась возле магистра, который стоял в стороне от всех остальных и на свою беду преграждал ей путь. Священнослужитель оглянулся и замер; на его бритых висках мгновенно выступили крупные капли пота. Зверь сжался в комок, ощетинился и с рычанием прыгнул на священника. Лигардини вскинул руки и кубарем покатился по палубе. Повалив человека, леопард перепрыгнул через него, сделал еще один прыжок и, оттолкнувшись от борта, бросился вниз. Через мгновение голова кошки замелькала среди бушующих волн.

Первым на шум повернулся капитан и, тут же сообразив, в чем дело, выхватил из-за пояса пистолет.

– Ах ты, красная тварь! – вскрикнул он, прицелился и, забыв, что держит пистолет в раненой руке, надавил на спусковой крючок.

От пронзительной боли его кисть дернулась. Прогремел выстрел, и в воздух взметнулось густое облако порохового дыма. Пуля пролетела над головой плывущего зверя, и скрылась в гребне волны.

Леопард стремительно приближался к берегу.

Заложив оружие за пояс, капитан подошел к лежащему на палубе Лигардини и протянул ему руку.

– Позвольте вам помочь, святой отец.

Бледный магистр, охая и постанывая, вцепился в протянутую руку и встал на ноги. Опасливо озираясь по сторонам, он схватил свой массивный крест и принялся пылко целовать его дрожащими губами.

Ноэ перевел взгляд со святоши на пустую клетку и увидел на обломках металлических прутьев клочья огненно-рыжей шерсти – обдуваемые теплым ветром, они колыхались, словно языки пламени.

***

Затерянный в океанских просторах Черепаший остров нежился в лучах жаркого тропического солнца. Бирюзовые волны омывали его покатый берег и иногда выбрасывали на белый песок большие перламутровые раковины и крупную рыбу.

Прибрежная полоса была щедро раскрашена в самые разные оттенки зеленого цвета. Под высоким пологом цветущих деревьев рос гибкий бамбук, папоротник с изящными резными листьями и колючий ветвистый кустарник.

Многие моряки с разбитой «Беллоны» благополучно добрались до острова и, оказавшись на этом клочке суши, смогли наконец перевести дух. Уставшие люди разбрелись по берегу и сбились в небольшие кучки. Расположившись под тенью раскидистых пальм, они принялись оживленно обсуждать события минувших суток – кораблекрушение и свое чудесное спасение.

Пират по прозвищу Ворона, попыхивая трубкой, ходил от одной кучки людей к другой и радостно объяснял направо и налево, что именно его сапоги первыми ступили на этот островок. Вскоре всем наскучило слушать его хвастливые речи, и он, заскучав, направился к кромке океана. Там он порядком оживился, когда заприметил еще одного из своих товарищей, только что выбравшегося из воды. Широко размахивая руками, он кинулся навстречу другу.

Вода ручьями стекала с маленького человека азиатской наружности по имени Лям Бо. Одет он был в шелковую рубаху, широкие штаны и короткую жилетку из темного сукна. На его круглом желтоватом лице выделялся широкий приплюснутый нос. Узкие глаза, прикрытые плотными отекшими веками, как всегда, казались сонными. Жидкие волосы были собраны на затылке в узелок, перехваченный желтой атласной лентой. Вместо усов и бороды торчали отдельные редкие волоски. Лям Бо был худощав, но в его неказистом теле таилась какая-то необыкновенная сила и выносливость. Переминаясь с одной босой ноги на другую, азиат топтал влажный белый песок.

– Так вот что, Лям Бо, я тебе еще раз говорю: мы счастливчики! Повтори!

Счастливчики! – твердил Ворона.

Лям Бо вырос и ходил в морские походы в другой части света, а к команде «Беллоны» примкнул не так давно. Он еще не успел как следует освоить неродной для себя язык и говорил на нем крайне плохо.

– Щяслив…сики, – по-детски улыбаясь, повторил Лям Бо.

Слушать исковерканную речь приятеля было одним из любимых развлечений Вороны. Он всегда искренне, добродушно хохотал над своим товарищем. Лям Бо нисколько не обижался на друга и тоже смеялся, застенчиво прикрывая рот рукой.

– Как, как?

– Сяшливсика-а… – повторил Лям Бо.

От смеха Ворона упал на колени и, согнувшись пополам, завизжал звонким писклявым голосом.

Вдруг его смех резко оборвался.

В нескольких метрах от них из белой шипящей пены выскочил огромный леопард медно-красного цвета и, изогнувшись по-кошачьи, стал отряхиваться. Капли воды шумным дождем слетали с его густой шерсти и исчезали в мокром песке. Зверь вышел на берег, навострил уши и присел на задние лапы. Покрутив мордой, он уже напряг лапы для прыжка, чтобы скрыться в густых зарослях, но вдруг ему в нос ударил знакомый терпкий запах табака, который курили мужчины и женщины народа уэчи на его родном острове Тигунааки. Большая кошка фыркнула, повернула голову и остановила свой взгляд на Вороне. Пират замер, сжимая в зубах трубку, из которой струился бело-сизый дымок.

Леопард сделал шаг в его сторону.

Застывшая улыбка на губах весельчака скривилась и поползла в сторону, и его лицо приобрело то редкое и странное выражение, когда искрометная радость переходит в отчаянный ужас.

Лям Бо тоже оцепенел – но, в отличие от своего товарища, в более удобной позе. Лицо азиата с приоткрытым ртом по-прежнему выглядело по-детски наивным, только во взгляде у него появился испуг, словно родители застукали его за очередной глупой шалостью.

Раздувая ноздри, леопард подошел к Вороне так близко, что почти уткнулся своим влажным носом в его перекошенное страхом лицо. Открыв пасть и тяжело дыша, Чиму обнажил крепкие саблевидные клыки и обдал лицо моряка своим горячим смрадным дыханием. Втянув чутким кошачьим носом табачный дым, зверь тихонько зарычал.

Раздался выстрел.

Огромная кошка вздрогнула и рванула к зарослям. Затрещали кусты, хвост медного цвета мелькнул и тут же пропал в густой зелени.

Ворона и Лям Бо, не шелохнувшись, проводили хищника взглядами, а затем перевели их туда, откуда раздался выстрел.

Пират по имени Базина держал в руках дымящийся мушкет. Дуло оружия было направлено вверх: чтобы не задеть своих товарищей картечью, он предусмотрительно выстрелил в воздух.

Лям Бо посмотрел на Ворону и тихим дрожащим голосом произнес:

– Сишливсики.

Ворона не засмеялся.

***

Спустя некоторое время на тихом Черепашьем островке стало непривычно шумно и суетливо. Первые радостные крики выживших и благополучно добравшихся до острова флибустьеров чередовались со стонами и проклятиями раненых.

Две лодки то врезались носами в прибрежный песок, то вновь отчаливали от берега. Без устали моряки перевозили с корабля раненых товарищей, оружие, такелаж, личные вещи и все, что удалось вытащить с затопленных палуб.

На берегу был разбит небольшой лагерь: кто-то из команды растянулся в тени деревьев, кто-то не спеша разбирал свои нехитрые пожитки, а кто-то, сидя на стволе упавшего дерева или на вулканическом камне, покуривал трубку. Но все моряки бросали печальные взгляды туда, где в ста метрах от берега чудом удерживался на рифах разбитый фрегат.

Несколько финиковых пальм с мохнатыми стволами и кроной из перистых листьев давали спасительную тень, под которой укрылись пленники. Люди постепенно приходили в себя после пережитого ужаса.

Магистр Лигардини дремал, прислонившись спиной к стволу пальмы, – бессонная ночь и несправедливые удары судьбы окончательно измотали его нежное грузное тело. Пышная крона прикрывала моложавое лицо служителя Ордена, не позволяя яркому свету нарушить его покой. Но время от времени солнечные лучи все-таки пробивались сквозь зеленую листву, скользили по упитанным щекам и, следуя дальше, рассыпались в гранях драгоценных камней большого креста, висевшего у него на шее и массивного перстня на безымянном пальце его левой руки. Благодаря вовремя отданному приказу Ноэ эти драгоценности – неоспоримые символы власти и могущества Ордена – не были отобраны членами пиратской команды.

Неподалеку от Лигардини расположилась семья Дона Сантино. Соорудив мягкую подстилку из банановых листьев, Альвадо уложил на нее сестру и укрыл ее своим мундиром. Марселу била мелкая дрожь. Она никак не могла отойти от пережитого потрясения, и по ее белым щекам непрерывным потоком лились горькие слезы. Отец семейства сидел рядом, печально склонив голову набок, не выпускал из рук холодную ладонь дочери.

Кастилия нервно теребила пухлыми пальцами подол своего платья, и ее черные пронзительные глаза с укоризной буравили графа.

– Я никогда не позволяла себе говорить с вами в таком тоне, – тихо и быстро заговорила встревоженная женщина, – но сейчас просто не могу сдержаться. С вашей стороны было так безответственно позволить девочке отправиться в такое опасное путешествие! И вот к чему это привело! А я, старая ведьма, не сумела вас остановить! Что теперь будет?! Мы-то с вами свой век отжили, а нашей доченьке каково? Что будет с ней? У меня от этих мыслей кровь в жилах стынет!

– Ну что теперь говорить… Случилась страшная, роковая ошибка, – дрожащим голосом промолвил вельможа и смахнул выступивший на лбу пот. – Теперь ведь уже ничего не исправишь…

Заложив руки за спину, Альвадо ходил взад-вперед, оставляя на песке отпечатки своих сапог. Он был погружен в свои мысли и не обращал на разговор отца с Кастилией никакого внимания.

– Я не в праве давать вам советы, сеньор, но я думаю, что… – продолжала женщина, но вдруг осеклась. – Дон Сантино, к нам идут… – тихо проговорила она.

Вельможа обернулся и увидел капитана, рядом с которым тяжелой раскачивающейся походкой шагал двухметровый громила. Этого бугая звали Мо, он был командиром первой абордажной команды. Гладкая черная кожа, словно щедро натертая оливковым маслом, блестела, выразительно обрисовывая мускулистый торс и сильные руки с рельефными мышцами. Воображение графа на миг разыгралось и ему почудилось, что он видит сошедшего с гравюры или античной глиняной амфоры темнокожего гладиатора. Подобные «идущие на смерть» когда-то сражались на открытых аренах амфитеатров.

– Господи… – прошептала Кастилия, вглядевшись в верзилу получше.

Лицо Мо казалось злым из-за увечий: над бровью синел старый шрам, а правое ухо отсутствовало вовсе. С огромной лысой головы на могучую шею и плечи крупными каплями стекал пот. Одет здоровяк был в пеструю, просторную холщовую рубаху с закатанными рукавами и плотные шерстяные штаны заправленные в грубые сапоги. Сбоку, на широком поясе, висела короткая абордажная сабля, а спереди – две кобуры, из которых торчали кремневые пистолеты. В руках Мо держал небольшой кожаный бурдюк с водой.

Дон Сантино застегнул кружевной воротник, поправил шляпу и поднялся со своего места. Под каблуками Альвадо хрустнул песок: офицер круто развернулся и подошел к отцу. Марсела подняла мокрые воспаленные глаза, размазала ладонью бегущие по щекам слезы и испуганно посмотрела на подошедших к ним морских разбойников.

Соблюдая правила этикета, капитан снял шляпу и отвесил аристократам легкий поклон. Обведя взглядом всех пленников, он задержал его на бледном, заплаканном и несчастном лице юной сеньориты. В его глазах мелькнуло невольное сочувствие.