скачать книгу бесплатно
– Всегда готов.
– …но предлагаю в течение ближайших трех дней не затрагивать эту тему. Иначе она закипит и забулькает. Я такого не люблю.
На его лице снова мелькнуло удивление.
– Я думаю, – продолжила она, – что нам стоит серьезно поговорить об этом, но сначала узнать друг друга. Я посмотрю на вас и подумаю, какие аргументы вам подойдут. Вдобавок пообижаюсь хорошенько на ваших товарищей, которые меня обидели, пообзываю их плохими словами и смогу рассуждать нормально, – в этот момент, не выдержав недоуменного выражения собеседника, Лайна рассмеялась. – Хэн, я предупреждала вас о своих причудах.
– Но уже после того, как ринулись в атаку вниз по склону, – язвительно напомнил он.
– Это не считается, одному человеку так атаковать можно, а строй не рассыплется, потому что его нет, – махнула рукой Лайна. – И вообще, я три дня провела в карете. Полный ужас, после такого разминаться и разминаться. Это вам, мужчинам, хорошо, никто не станет осуждать за путешествия верхом.
– Вы удивляете меня все больше. Не думал, что кто-то из Лилейника может рассуждать про атаки вниз по склону и завидовать езде верхом. Думаете, весь день на лошади проще, чем в карете?
– Сложнее, но гораздо ярче. Совсем другие ощущения. Я много ездила в Хадри, и мне есть с чем сравнивать. Да, три дня в седле я бы не выдержала, но ведь можно чередовать оба способа, это куда интереснее и приятнее.
– Признаться, вы ведёте себя как ребенок, но при том слишком умный и талантливый.
Лайна на мгновение нахмурилась, а затем решительно одобрила это определение:
– Пожалуй. Вы думаете, в ордене Лилейника меня не научили хорошим манерам? – она усмехнулась. – Научили, конечно. Но с вами я хотела бы быть искренней, понимаете, Хэн? Я наконец-то приехала домой. Последний раз я бродила по этому парку в одиннадцать. Бегала вверх и вниз с холмов, придумывала всем прозвища, чудила, как хотела. И родители ещё были живы. Я больше этого не верну, но оно остается в моем сердце. И, – Лайна помедлила, – я не хочу от этого отрекаться. Не здесь, не в моем любимом парке.
Лицо Хейана вдруг стало до необыкновенности серьезным.
– Понимаю, – медленно произнес он. – Когда я проснулся и осознал, что все осталось в прошлом, мне были дороги любые мелочи оттуда. Кроме того, что связано с отцом, но в нынешнем Гафельде только его, увы, и почитают.
– А кто, на ваш взгляд, больше заслуживает почитания? – прищурилась Лайна.
– Императрица Карнатион была одним из самых достойных людей, которых я знал. Но ее помнят только как мать Матисса.
– Но, признайте, на фоне других правителей Райнсворт Камт выглядит сносно, а после смерти Матисса он предотвратил гражданскую войну.
– После смерти Матисса, – повторил Хэн. И снова остановился, глядя на нее, а носок его сапога отбивал по влажной земле какой-то ритм. В этом тихом стуке и едва слышном дуновении ветра прошло полминуты, за которые черты лица эрцгерцога сделались жесткими. В его глазах загорелось что-то сильное и яростное. – Смерти необычайно выгодной, после которой было уничтожено большинство влиятельных людей Гафельда под предлогом, что виноваты именно они, – Хэн проговаривал слова быстро и четко, все так же отбивая их носком сапога, и голос его нарастал. – Слишком мерзко это выглядит и, увы, слишком подходит моему отцу. Буду честен, не помню, как и почему умер Матисс Киневард, отчего все взорвалось. Но я помню его последние слова. Он сказал: «Будь ты проклят, Камт», – на этом моменте его губы болезненно дрогнули, голос упал почти до шёпота. А в следующее мгновение уже звучал в полную силу: – И поэтому я думаю, что мой отец – убийца. Скорее всего, не сам. Он никогда не делал какие-то неудобные вещи сам, устраивал все так, что ответственность несли другие. Ничего нового, узурпатор расправляется со своим предшественником, но это сделал мой отец, причем в отношении моего лучшего друга. – Хэн снова замолчал. И добавил с холодной злостью: – Такое я никогда не прощу.
– Понятно, – пробормотала Лайна. – Но вдруг он не убийца? Ни прямо, ни косвенно?
– Убийца, – отрезал эрцгерцог. – Хотя бы в отношении тех, кого казнили или сослали с лишением имущества за то, чего они не совершали.
– Но если они и впрямь были причастны к смерти Матисса?
– Не были. Роджер Альнин – ещё один честный и достойный человек, чье имя измарали в глазах потомков, – Хэн с досадой рубанул ладонью по воздуху. – Он был верен Бурому ордену и не очень любил своего императора, но ничего подобного не сделал бы. Я имею в виду первого Роджера, конечно.
– Я поняла, – кивнула Лайна. – Я знаю, кто это и что его обвинили в устроении взрыва.
– Я и забыл, что вы слишком много знаете, – хмыкнул он, выглядя уже почти спокойно. – Забавно, конечно, что его правнук верно служил императрице Франгальт и был убит вместе с ней. А теперь всем заправляет Таргисс Альнин. Хотя его в излишней любви к Дориану не заподозришь, но все равно судьба фамилии сложилась интересно.
Хэн двинулся с места первым, а Лайна в некоторой растерянности последовала за ним. Она находилась под впечатлением от услышанного, но старалась рассуждать здраво. В конце концов, слова «будь ты проклят, Камт» ещё ничего не означали.
– И все же ваша сестра, которая хорошо знает вашего отца и была вместе с вами при взрыве, служит новой династии.
Хэн скривил губы:
– Ну разумеется, она привыкла подчиняться отцу и перенимать его мнение. Это от меня всегда были проблемы, ну да за сто лет ничего не поменялось. Теперь Лора снова в фаворе, она святая и благородная эрцгерцогиня, охраняющая двоюродного правнука. А ее брат непонятно чем возмущается, и опять все ему не так. Но раз уж я сын великого императора Гафельда, – Хэн снова горько усмехнулся, – то мне и исправлять то, что он натворил.
<III>
Немилосердно ныло в основании челюстей: это в очередной раз сводило спазмом мышцы. Раймонд сделал глубокий вдох, наполовину зевок, несколько раз аккуратно повернул голову, стараясь расслабить мышцы хоть где-то. Боль стихла – совсем немного, но достаточно, чтобы не обращать на нее внимания.
Генерал Раймонд Эрраго не привык чувствовать, что у него что-то болит. Разумеется, старые раны в руке и ноге давали о себе знать, а спина щедро благодарила его за очередную ночь под открытым небом. Однако Раймонд научился не замечать этого. А вот боль в челюстях попросту злила. В задумчивости он несколько раз сложил листок бумаги, который держал в руках. Письмо от кузена, ничего не значащее, с поздравлениями и дежурными вопросами. Но Раймонд не получал от щеголя-родственника никаких весточек два месяца. Действительно, с чего бы ему поддерживать связь с генералом, которого проклинает вся столица?
Последний раз письмо от кузена пришло Раймонду в городке Лойли. Тогда все казалось простым и понятным, они знали, что вскоре соединятся с армией фельдмаршала Интоли и дадут корлентам хороший бой. Кто бы мог подумать, что их ждёт этот страшный сон. Бесконечное отступление, маневры из клещей противника, весть об окружении и разгроме главнокомандующего и генеральная баталия на подступах к столице.
Но то был страшный сон всего Шестого корпуса{?}[Корпус (здесь) – армейское подразделение из нескольких дивизий, обычно включающее в себя все роды войск (пехоту, кавалерию, артиллерию)], а генералу Эрраго достался личный кошмар, потому что во всем обвинили его. За приказ отступать вместо того, чтоб прорываться на помощь Интоли. И неважно, что этот прорыв рисковал оставить Гафельд вообще без армии. «Интоли разбит, а корленты подошли к Кане, потому что Эрраго струсил и отступил». Сначала он пытался спорить с этой фразой, потом ее стало так много, что сил хватало лишь, чтоб не утонуть в ней с головой. Офицеры штаба говорили о трусости командующего уже не таясь, а солдаты с готовностью слушали. Армии нужно было кого-то ненавидеть. Они нашли цель.
Поначалу Раймонду казалось, что это глупая ошибка и она вскоре решится. Но его доводы о невозможности прорыва натыкались на глухую стену, а аргументы о необходимости отступления – на неприкрытый протест. На каждом военном совете штаб, а особенно его начальник Шарт требовали немедленной атаки. Офицеры писали военному губернатору, в министерство и самому императору с откровенными предложениями сменить командующего. Узнавая об этом, Раймонд бледнел, сжимал зубы, а потом ещё более невозмутимым голосом отдавал приказы, за которые его ненавидели или презирали.
Во всем этом горела путеводной звездой надежда. Соединиться с резервной армией из союзной Тефы под началом его старого знакомого Меклера, разбить корлентов и лично объяснить императору все причины, приведшие кампанию в болото. А пока того не свершилось, оставалось одно: терпеть. И все же, когда в ответ на обычное приветствие командующего, объезжающего полки, солдаты отвечали гробовым молчанием, что-то внутри него надломилось мучительно и безвозвратно.
Пока Шестой корпус, объединенный с тефалийцами Меклера в Южную армию, укреплялся на позиции под самой Каной, командующего срочно вызвал император. Этот разговор, вопреки ожиданиям, оказался хуже всего предыдущего. Дориан не стал слушать его доводов и заявил, что если битва будет проиграна, то командующий пойдет под суд. Тогда генерал Эрраго и понял: это конец. Ему дозволялось искупить вину победой у Дерсы, но не оправдаться. И уж тем более не перестать быть трусом, погубившим своего главнокомандующего. Раймонд собрал последние силы, чтоб порекомендовать императору вывезти из столицы все ценности и людей на случай, если поле боя все же уступят корлентам, и покинул путевой роденкридский дворец.
Время было позднее. Небо застилали облака, и в зыбком свете уличных фонарей Раймонд споткнулся на лестнице, неловко приземлившись об колено, но даже не почувствовал удара. Молодой адъютант Доув подал ему руку, помогая подняться. От ворот к ним спешила высокая фигура в синем платье.
– Генерал, я еду вместе с вами, – отчеканила эрцгерцогиня Лорелай. Личный телохранитель императора и опытный маг, она участвовала в нескольких битвах вместе с армией, поэтому новость была хорошая… Если б только она что-то значила. – Поверьте, Его Величество слишком расстроен, чтобы судить здраво. После победы будет совсем другой разговор.
– Благодарю, Ваше Сиятельство, – медленно ответил Раймонд. – Однако я не уверен в победе и ещё меньше уверен в другом разговоре. Не сомневаюсь в благородстве Его Величества, просто самым лучшим для меня будет не пережить этого сражения.
– Я считаю это несправедливым, – заявила Лорелай.
Он молча отвязал коня и взобрался в седло, сопровождаемый внимательным взглядом Доува. Ничего, второй раз адъютанту не придется ловить своего командующего.
– Бой будет жестоким, – наконец произнес Раймонд. – Я попросил бы вас поберечь себя. Вам, в отличие от меня, есть что терять.
Дорога вела мимо роденкридского храма, виднеющегося причудливым темным силуэтом, а сбоку от него располагалось длинное пространство плаца. Помнится, именно здесь полковник Эрраго впервые увидел императора Дориана. Это случилось на параде в честь завершения Аскондской кампании, той самой, в которой поднялась звезда генерала Интоли. Тогда Раймонд им восхищался, и все они были счастливы, а совсем юный император, затянутый в кавалерийский мундир, казался символом прекрасного будущего, ожидающего Гафельд. Он лично вручал орденские звезды наиболее отличившимся офицерам. Эрраго повезло попасть в их число.
Мог ли он тогда подумать, что спустя годы именно здесь все окончательно рухнет? «Я считаю это несправедливым», – сказала Лорелай Камт, и Раймонд, разумеется, был с ней согласен. Вот только никто не желал его слышать.
– Поторопимся? – предложил едва различимый во мраке Доув. – Вам ещё надо отдохнуть перед сражением.
– Это ничего не изменит, – отозвался Раймонд, придерживая коня возле массивной статуи, изображающей луну как богиню войны.
Доуву определенно нужен был командующий-сибарит, заранее заказывающий себе мягкую постель и горячий обед. О таком куда удобнее заботиться, чем о генерале Эрраго, который ел непонятно что, если вообще ел, спал непонятно сколько, если вообще спал. А вдобавок ожидал того же от своих адъютантов. Тем не менее, Доув с достойным безнадежной обороны упорством продолжал обихаживать своего командующего, насколько это было осуществимо. Возможно, благодаря ему штаб Эрраго ещё не умер с голода.
Вот только какой с этого прок, если Ленке, проводивший дни и ночи в седле или за бумагами, чтобы выполнить в точности поручения своего генерала, был смертельно ранен у Гереспора?
– Интересно, – вполголоса произнес Раймонд, вглядываясь в чернеющую на фоне неба статую, – видит она отсюда хоть что-нибудь?
– Она видит все, – с уверенностью заявила Лорелай. – И завтра она направит наши силы, иначе и быть не может. Правда на нашей стороне.
Он вдруг понял, что не хочет думать о завтрашнем дне. О безумной скачке между разными участками позиции, о вездесущем пороховом дыме и стальном напряжении, которое стягивает всю армию в один чудовищный организм, а затем с грохотом лопается, оставляя груды тел и расстроенные полки.
Перед глазами замелькали одна за другой картины этого кошмарного отступления. Звонкий голос императора Дориана произнес: «Если вы проиграете, вас отправят под суд», – и Раймонд ощутил, как задыхается от внезапно острого чувства обиды. Он давил ее день за днем, да так, что, казалось, сам окаменел. Однако Его Величество превратил этот камень в потоки кипящей лавы. Рука Раймонда метнулась к шее, рванула пуговицы генеральского мундира. Пальцы сжались на орденской звезде и узкой каменной подвеске, подаренной матерью.
– Если есть где-то правда, то, может, пора ей выйти наружу? – воскликнул он, впиваясь взглядом в безмолвную статую. – Клянусь, я никогда не искал для себя заслуг и почестей, но разве виноват я в том, что не только мое достоинство, но и достоинство всей армии моей оказалось втоптано в грязь?
А последние слова Раймонд не захотел говорить вслух. Он прошептал их одними губами:
– Великая луна, я прошу у тебя лишь одного: справедливости.
И в тот самый момент каким-то жаром полыхнуло возле груди, и в холодном воздухе загудел, отражаясь эхом, тихий голос:
– Просящему да дано будет.
Перед Раймондом стояла безликая фигура, источающая неяркий белый свет. Она шагнула ближе и положила руку ему на плечо.
– Лунный грот слышит просьбы о защите. Через него сама великая луна противостоит силам зла и лжи. Если ты честен перед собой и небесами, ты получишь то, чего хочешь.
Фигура приблизилась ещё больше, проходя сквозь его тело, и Раймонд почувствовал нестерпимый жар, оттененный таким же нестерпимым холодом.
Что происходило дальше – он помнил смутно, погрузившись в странное ощущение тяжести и дурноты. Перед глазами мелькали взволнованные лица Лорелай и Доува, ночное небо, в ушах отдавался стук копыт. Раймонд пришел в себя только возле перекошенной избы, приспособленной под штаб. Улучив момент, он все же поинтересовался у Доува, что тот видел на плацу Роденкриде. Но получил в ответ только удивленный взгляд и удвоенную заботу. Кажется, рачительный адъютант окончательно уверился, что у его командира лихорадка с бредом, и готов был созвать к нему всех лекарей из амбуланса.
Штаб, несмотря на позднее время, гудел, как потревоженный улей. Прибыло сразу два курьера от генералов, которые после разгрома армии Интоли по отдельности пробивались к своим. Поредевший корпус Сейнерира обнаружил совсем рядом вражеский авангард, так что планировал отступать и просил у Эрраго подкрепления. А генерал Шенстокен, который совершил удивительно быстрый обходной марш из окружения, оказался совсем близко к Сейнериру.
Отмахнувшись от Доува, Раймонд потребовал карту. Наметил на ней положение обоих корпусов, а также корлентский авангард. Было видно, что он переправился через реку в месте, удобном для атаки, но крайне непригодном для обороны.
– Если Сейнерир контратакует, следом к нему подойдет Шенстокен, а затем и наш правый фланг, то охотник может сам стать дичью, – медленно произнес Меклер, наконец осознав, куда и как рука командующего чертит карандашом стрелки на карте.
Раймонд кивнул.
– Где все остальные корлентские части?
– Разъезды докладывают, основная их масса возле Зариты. Переправились только два корпуса. По показаниям пленных, они вообще не подозревают, что имеют дело с частями, вырвавшимися из окружения. Уверены, что уничтожают мои дивизии и лишают вас резервов.
Раймонд отошел от карты и по своей привычке принялся расхаживать из одного угла избы в другой. Видение неотступно стояло у него перед глазами. «Если ты честен перед собою и небесами…» За весь период отступления любая мысль о контратаке его пугала: а вдруг полученные сведения ложны, вдруг вместо небольшой победы его ждет разгром и гибель корпуса, а за ним и столицы, и Гафельда? Но сегодня он впервые чувствовал настоящую решимость, не страшась последствий.
– Пошлите людей к Сейнериру, пусть готовится атаковать на рассвете. Шенстокену придется сняться с места и сделать ночной переход, но дорога там широкая и хорошая, можно справиться. А вдобавок, – Раймонд поглядел в окно, – луна светит ярко, тумана пока нет. Пройдут. То же самое – к Зайсмарту, пусть возьмет две кавалерийских дивизии и конную артиллерию и отправляется сейчас же. Авангард Сорберна – следом за ним.
– Есть одна маленькая деталь, – Меклер смотрел на него с каким-то сожалением. – Шенстокен и Сейнерир – генералы армии, хоть и командуют только корпусами.
– Ах, да, – сказал Раймонд. Подчиняться корпусному генералу, пусть он и командовал целой армией, они явно не захотели бы. – Ну и что мне с этим делать?
– Может быть, послать к Его Величеству?
– У нас нет времени, – Раймонд покачал головой. И снова повторил: – Ну что я могу сделать? Пошлите кого-то из умельцев, которые умеют говорить людям то, что им нравится. Пусть каждый думает, что это его идея и тем самым он дает армии блистательную победу, – он устало махнул рукой. – Лишь бы оба атаковали.
– Что за чудесные мысли приходят вам в голову, – расхохотался Меклер.
Раймонд посмотрел на него холодно и горько.
– Что вы смеетесь? Плакать над этим надо. Но я и в самом деле не имею никакого права командовать старшими генералами, и если у нас и получится что-то, то только так. Сможете вы написать так, чтоб польстить их самолюбию? У меня уж точно не выйдет…
На закате корпус Шенстокена и тефалийские дивизии преследовали остатки корлентов до старого тракта. Битва у Дерсы была безоговорочной победой Гафельда. Потребовался месяц маневров и три сражения, чтобы выйти к оставленным границам, но император уже посылал к нему письма в самом благодушном тоне, а армия примирилась со своим командующим, видя его хладнокровные распоряжения в самой гуще дерсской мясорубки.
Вскоре Раймонд увидел сон, в котором снова стоял посреди ночного Роденкриде, а напротив него мерцала светящаяся фигура. Он почтительно опустился на колени.
– Великая луна, я благодарю за этот дар.
– Будь честен до конца, – ответствовала фигура. – Гафельдская империя под влиянием королевства Тефа начала неправедную войну и достаточно за это наказана. Твой меч спас ее – так пусть теперь он спасет Корлент от окончательного поражения. Справедливость – в том, чтобы закончить войну миром, а не победой. И когда ты сделаешь это, ты поможешь сломать печати, наложенные сотню лет назад. Луна вернется, чтобы править империей.
Проснувшись, Раймонд ощущал благоговение и замешательство. Полностью удовлетворенный последними победами, он больше хотел сохранить армию, чем сокрушить Корлент. Но отлично знал, что войска мечтают о полном разгроме врага. Стремление к миру они могли назвать все той же трусостью и изменой… Впрочем, неважно! Справедливость будет восстановлена, чего бы ему это ни стоило.
Раймонд написал длинное откровенное письмо императору. Ссылаясь на усталость армии и очередные проблемы со снабжением, он предлагал заключить с Корлентом мир на условиях статуса кво: с сохранением довоенных границ. Вдобавок Раймонд осторожно намекнул на полученные от своего друга, военного губернатора Каны, сведения о финансовых затруднениях империи и экономической сложности продолжения войны.
Ответ Дориана был резче, чем он надеялся, но спокойнее, чем он боялся. Император холодно советовал генералу Эрраго не брать на себя задачи вне своей компетенции. Однако, признавая, что не намерен затягивать войну, он заявлял: «Я не буду садиться за стол переговоров, пока на границе стоит лорнийско-корлентская армия, которая может быть рычагом давления на Гафельд. Ваша задача – уничтожить ее».
Что ж, теперь она и впрямь была уничтожена. Дориан дал добро на проведение мирных переговоров. Более того, когда Раймонд рассказал о явлениях луны, император отнесся к этому удивительно серьезно. И сразу согласился с ее волей. Кажется, наступил момент, которого Гафельд ждал столько лет: богиня собиралась отменить наложенное наказание.
Солдаты и офицеры праздновали свой триумф, а командующий, произведенный в генералы армии, наконец мог спокойно вздохнуть. Вот только проклятый спазм челюстей не унимался. Особенно при получении весточек от родственников, которые два месяца старались факт родства не замечать.
– Ваше высокопревосходительство, боюсь, вы несколько превратно поняли мое последнее письмо, – донеслось справа от него.
Раймонд, остановившийся в раздумье на лестнице роденкридского дворца, развернулся и встретился взглядом с Таргиссом Альнином. Всемогущий советник по магическим делам, известный под прозвищем Маг Коридора, стоял, прислонившись боком к изукрашенным перилам, и лениво постукивал по ним пальцами в неизменных перчатках. Темные глаза, выделяющиеся на изжелта-бледном лице, смотрели оценивающе и насмешливо.
– Если не хотите, чтобы вас понимали превратно, то выражайтесь яснее, сэр Таргисс, – заметил Раймонд, быстрым четким шагом поднимаясь по ступенькам, чтоб не смотреть на него снизу вверх. – Армия – это не ваше сборище дипломатов.
– Армия ничем не лучше, – отмахнулся тот, – возьмите хотя бы вашего квартирмейстера. Бывшего, прошу прощения.
– Ничего не могу сказать насчет дипломатических качеств полковника Меарда, но со своими непосредственными обязанностями он не справился, – тихо и твердо ответствовал Раймонд. Он знал: слухов о том, что главнокомандующий избавляется от своих врагов и потому убрал из штаба генерал-квартирмейстера Меарда, не избежать. – Если вы побеседуете с вашим старым знакомым Сэймсом, то он как начальник штаба вам объяснит. Негоже выбирать позицию так, как это было сделано третьего дня при Амстере. Возможно, я избалован своим корпусным квартирмейстером, возможно, я не имел права валиться с ног из-за своей болезни. Но держать в штабе человека, после которого приходится заново оценивать местность, я не намерен.
Таргисс слушал его, улыбаясь. Разумеется, ему докладывали о причинах отступления из-под Амстеры, о том, как командующий несколько дней не вставал с постели, а потому не смог лично выехать и осмотреть холмы, приглянувшиеся генерал-квартирмейстеру. Когда Раймонд все же увидел, на какой невыгодной позиции расположилась его армия, он в холодном бешенстве приказал немедленно сниматься с места и отходить.
Если б не уверенность злополучного Меарда, они могли бы одолеть ещё два дневных перехода и закрепиться на правом берегу реки Тормы. Но на левом уже появились корленты. Время было упущено. Наблюдая за тем, как неловко артиллерия разворачивается на узкой амстерской дороге, генерал Эрраго вызвал к себе полковника Меарда. И необычайно вежливым тоном сообщил, что его опыт, видимо, ограничивается размещением солдат на квартирах, а значит, ему надлежит поступить в распоряжение командующего резервной армией и более не иметь дела с разведкой местности и оценкой позиции.
И ведь все равно найдутся мерзавцы, которые объяснят это местью. Глупости. Если б Эрраго действительно был оскорблен мнением Меарда о себе и своих способностях, он расправился бы с ним полгода назад. И не стал бы терпеть множества доносов императору или возмутительных речей в присутствии младших офицеров и солдат.
– Нисколько вас не обвиняю, господин маршал, – лицо Таргисса было приветливо и непроницаемо. – Вышвыривать ненавидящих тебя подчиненных слишком хлопотно. Да и будет стоить половины армии, кому, как не мне, это знать. Прошу, – он указал жестом на ближайшую дверь, намекая, что здесь неподходящее место для разговора.
«Кому, как не мне». Действительного тайного советника по магическим делам и впрямь обвиняли во всех бедах страны, считая его злым гением, в чьи сети угодил молодой неопытный Дориан. В народной молве Таргисс представал злобным древним колдуном из сказок, и как-то забывалось, что ему немногим больше тридцати. Впрочем, его по-своему красивое и одновременно отталкивающее лицо словно принадлежало старику, запертому в молодом теле. Раймонд не любил этого надменного и многословного мага, но иногда до боли завидовал его умению смеяться над чужой ненавистью. Особенно когда злые шепотки проносились эхом над всеми биваками Шестого корпуса.
– И все же мы отвлеклись, – продолжал Таргисс, едва они очутились в небольшой светлой комнате, очевидно, рабочем кабинете кого-то из старых владельцев. – Вы слишком буквально поняли мои слова насчет перемирия. Вековой мир с Корлентом нас не устраивает.
«Нас» – это королевство Тефу, разумеется. Их могучего юго-восточного соседа, снабжающего империю союзными армиями, боевыми магами и заклинаниями, увеличивающими дальность огня и поражающее действие снарядов. Пожалуйста, сколько угодно, чтобы руками Гафельда расправиться со своими врагами. В последние тридцать лет основным врагом стал Корлент, и это была уже вторая война с ним, развязанная Тефой.
– Его Величество Дориан ясно дал понять, что не намерен продолжать войну.
– Разумеется, перемирие одобряют все, – Таргисс выделил слово «перемирие». – Но созывать конгресс, подписывать мирный договор? Вы перегрелись возле своих пушек, генерал. Мы не можем дать Корленту время, чтобы он нарастил боевую мощь.
– Мы не можем продолжать войну, которая истощает Гафельд и армию, – отрезал Раймонд. – Если уважаемые союзники заинтересованы в результатах кампании, то пусть заканчивают ее сами. Или соблюдают договоренности по оказанию нам помощи в полной мере.
– Разумеется, им придется соблюдать договоренности. И, разумеется, мы используем все возможности перемирия во благо нашей мужественной родины. Но ваши заявления о том, что конфликт между Корлентом и Гафельдом исчерпан, просто недопустимы. Солдатам такое нравится. Каково им будет узнать, что их генерал их обманул?
