скачать книгу бесплатно
– Не знаю, какая сила услышала императора, – медленно говорил Сегард, а перед глазами Хейана вставала эта картина. Склоненная фигура – сжатая пружина, готовая распрямиться с небывалой силой гнева. – Но луна пробудилась и обещала Матиссу, что отомстит его врагам. Все маги страны, в том числе Бурый орден, потеряли свою силу. Увы, она не перешла к императору, а просто исчезла. Чтобы так и не вернуться.
В этот момент Хейан начал вспоминать. Смутные обрывки – вдохновенное лицо императора, его стремление строить по всей стране новые храмы и алтари луны, с которых она могла выслушивать просьбы людей и вершить мудрый суд. И надежда, повсюду радостная надежда. Наконец-то все магические источники Гафельда в руках Матисса, и никакой Бурый орден не имеет власти. А главное – луна их слышит, она рядом, несправедливости больше не повторится. Разумеется, они собирались вернуть энергию и на этот раз отдать ее достойным людям. Вот только не успели. Почему?..
Хейан вспомнил, как широко улыбалась Лора, не привыкшая улыбаться. И как сам он ощущал выпрыгивающее из груди ликование. А потом… Потом…
– Вести о проснувшемся божестве разнеслись по стране, вызвав беспорядок в дальних княжествах, – своим спокойным голосом продолжал Ференц Сегард. – Некоторые безумцы возомнили себя исполнителями воли луны и кинулись грабить, отнимать то, что считали принадлежащим себе. Армии едва удалось навести порядок. И все же луна действительно начала вершить свой суд и выслушивать просьбы людей, а император Матисс к ней прислушивался. Но потом…
Что произошло потом, осталось под покровом тайны. Все точно знали, что огромный взрыв снес наполовину построенный алтарь и почти всю крепость, кроме одной дальней башни. Император исчез, даже тело его не нашли. А ещё несколько дней спустя Райнсворт Камт, заключивший союз с тефалийцами и опиравшийся на их военную и магическую мощь, взошел на трон.
– Выяснилось, что изменники из Бурого ордена пошли против луны и императора. Устроили взрыв и уничтожили алтарь, – Сегард говорил, а Хейан видел отца. Как обычно, спокойного и внимательного, за секунду переходящего к убийственно твердому тону. Видел, как Райнсворт склоняет голову и прячет за почтительным выражением свое упрямое несогласие – такое же, как у сына и принца, только он умел сдержаться, выждать подходящего момента. Вот и дождался.
Отец вправду раскрыл заговор или воспользовался ситуацией, чтобы воплотить свою заветную мечту? Его поддержали многие, кто ненавидел старую аристократию и всемогущий магический орден, и, конечно же, тефалийцы. Кто знает, может, не маги сгубили императора, а ревнивое соседнее королевство, которое не могло выдержать симпатий Матисса к Корленту, родине его матери.
Новый правитель ещё не возложил на свою голову корону, а столицу уже сотрясала волна арестов, ссылок и казней. «Раз уж великой луне помешали добиться справедливости, – говорил Райнсворт Камт, – то это сделаю я». В том, что отец запросто возьмется переделывать недоделанное и за императором, и за божеством, Хейан не сомневался.
– Луна разгневалась на Гафельд и не вернула нам источники, – продолжал Сегард. – Вот уже сотню лет империя пытается выжить с огрызками магии. Мы верим, что сможем искупить вину перед луной, но… – в этот момент он несколько замялся. – Есть у меня мысль, что мы могли бы сделать это куда раньше, если б на престоле оказались ближайшие родственники Матисса, а вовсе не чужаки Камты.
В этот момент Хейан аж задохнулся от двух мыслей, пришедших ему в голову, необычайно острых и пропитанных чувством несправедливости. Первая мучила его с самого пробуждения: все пошло не так именно из-за Райнсворта Камта. А вот вторая вонзилась в мысли только сейчас: за что? Почему им всем такое наказание? Неужели та самая луна, которая протянула им руку помощи в темный час, решила сделать ещё хуже осиротевшей стране? Почему она наказывала вместо того, чтоб спасти?
Когда он справился с этими мыслями достаточно, к нему вернулось дыхание, уже звучавшее по-новому. Вдох – «я не прощу этого отцу». Выдох – «я не прощу этого луне».
Таким Хейан Камт и шагнул в изменившуюся страну, которая мечтала вернуть благосклонность богини. Новые храмы все же построили, а крыло дворца, где Матисс обнаружил свою заветную – или злополучную? – фреску, превратили в священное место. На месте разрушенной крепости разбили парк. Несколько восстаний против узурпатора с легкостью подавили тефалийские маги. А новая верхушка страны выражала Его Величеству Райнсворту соболезнования в связи с тем, что его сын и дочь в тот роковой день оказались погребены под завалами крепости.
Новый Гафельд сжимали тиски бесконечных законов о применении магии. Хейан навсегда запомнил день, когда присутствовал на казни молодой женщины, применившей слишком затратные заклинания для умирающего ребенка. То, что у нее все равно бы ничего не получилось, не отменяло этой мерзости. Увы, каждая кроха энергии распределялась между магами на государственной службе и двумя орденами, ютящимися на окраинах империи. Теперь уже никто не вспоминал о могучем Буром ордене, который некогда руководил Гафельдом. Да и сам Гафельд был лишь иллюзией независимого сильного государства, а сам давным-давно превратился в марионетку Тефы и платил огромную цену за поставляемую оттуда магию. А алтари великой луны молчали. Молчала и династия Камтов, пообещавшая, что однажды богиня вернется вместе с магией, прекратив наказывать империю за предательство. Зато Хейан Камт молчать не собирался.
Копыта Факела звонко стучали по мостовой. Ещё будучи четырнадцатилетним пареньком, Хейан отлично знал столицу, и это сыграло с ним дурную шутку. Каждое изменение на знакомых улицах заставляло задыхаться в остром приступе гнева и бессилия. И каждая знакомая деталь сбивала с ног непрошеной надеждой – а может, если повернуть за угол, выяснится, что там все по-прежнему и это лишь дурной сон? Хейан не представлял, что бы делал со своими приступами ярости, не окажись рядом графа Сегарда, к усадьбе которого он сейчас и направлялся.
Усадьбу построили после воцарения Камтов, потому в ней не было ни грамма пугающей двойственности. Длинное трехэтажное здание пряталось за оградой, сплошь увитой бурым и словно бы сухим, несмотря на позднюю весну, вьюном. Привезенный откуда-то из южных княжеств, он никуда не торопился и выпускал листья только к середине лета, зато цвел всю осень.
Проехав в ворота, Хейан приветственно махнул рукой молодому сторожу и вдруг вспомнил девчонку с телеги. Все-таки что-то в ней было знакомое, хотя дети всегда казались ему на одно лицо. Едва зайдя через парадный вход, он заметил творящуюся в доме суету. Слуги проскальзывали мимо него неслышными тенями – Сегард держал только людей с хорошей выучкой, – но этих теней оказалось слишком много. Переносили какие-то тюки, на втором этаже слышался громкий скрип передвигаемой мебели.
Хейан однозначно не мог принять эту суматоху на свой счет, потому что никто не знал, что он явится сегодня. Да и его присутствие никогда не причиняло старому графу хлопот. Молодые Сегарды жили по своим особнякам и поместьям, редко заявляясь к отцу, он платил им тем же равнодушием, а хозяйка дома умерла ещё задолго до того, как под этой крышей появился необычный воспитанник из прошлого века.
Словно отвечая на его безмолвный вопрос, на лестнице появился Ференц Сегард. Видимо, одна из услужливых теней успела его известить. За прошедшие полгода он не изменился. Но сейчас Хейану особенно сильно бросались в глаза замедленная походка, призванная скрыть одышку, и заострённые черты лица с сероватым оттенком. Граф Сегард считал, во всем виновато сердце, его лекарь уверял, что легкие, а справиться не могли ни с тем, ни с тем.
– Ну наконец-то, Хейан, – а улыбка все такая же приветливая и внушающая спокойствие. – Я боялся, что ты опоздаешь вообще ко всему.
– Да ладно, чего бояться, – Хейан, в мгновение ока взлетевший к нему по ступенькам, дернул плечом. Знал бы Сегард, каких сил ему стоило это «да ладно». – Опоздал лишь к первым победам. Эрраго застрянет на корлентской границе, а у меня есть время, чтобы домчаться до него и принять участие в настоящем деле.
Граф Сегард печально поджал губы и покачал головой.
– Боюсь, что нет. Во-первых, Раймонд Эрраго разбил корлентов возле Кодруса. Во-вторых, Гафельд заключает перемирие. Но нам следует обсудить все это в более спокойной обстановке, – он проводил выразительным взглядом троих служанок, которые одна за другой обогнули беседующих в коридоре господ.
– Хорошо, – отозвался Хейан немного напряженно. – Но, может, скажете хотя бы, из-за чего у вас такой переполох?
– Посреди забот есть место и для чудес, – на этот раз лицо Сегарда осветила теплая улыбка. – Лилиан возвращается.
Портрет юной Лилиан Аргаст висел в парадной зале графской усадьбы. Хейан не раз смотрел на него, придирчиво изучая тонкие черты лица, темные глаза и ускользающую полуулыбку. Словно бы требовал ответа: кто ты, девочка, кем ты стала за прошедшие годы, и сможешь ли ты спасти страну, которая катится в пропасть?
После смерти Матисса род Киневардов прервался окончательно, но оставались дети его старшего брата, отрекшегося от короны из-за морганатического брака. Если б в Гафельде сохранился старый порядок, они бы унаследовали трон. Однако Райнсворт Камт рассудил по-другому и объявил о прекращении старой династии.
За прошедшую сотню лет волнения, поднимаемые во имя тех или иных претендентов на престол, вспыхивали четырежды. Два из них поднимались под изящным гербом Аргастов – розой, пронзенной мечом. Каким-то чудом мятежный род не был истреблен полностью, однако последний заговор стоил жизни всем родичам Лилиан. Она оставалась единственной законной наследницей.
И Хейан Камт собирался посадить ее на трон.
<II>
Сон ей сегодня снился удивительный. Такой яркий и живой. В памяти запечатлелась водная гладь, покрытая туманом, прорезающий ее нос лодки, брызги, летящие с весла в лицо, и скрип уключин. Было в этом что-то будоражащее и манящее. Так что каждый раз, когда они проезжали возле рек, Лайне хотелось прямо сейчас найти на берегу лодку и покататься.
Ее экипаж не добрался до Каны, а остановился в Роденкриде. Когда-то неизвестный городок на южном тракте превратился в одно из священных мест луны и летнюю императорскую резиденцию. Здесь, неподалеку от огромного парка и путевого дворца, находилась городская усадьба герцогов Аргаст. Когда-то им принадлежал местный замок с длинной крепостной стеной. Но после взрыва, уничтожившего династию Киневардов и всю стену, кроме одной башни, земля, освященная луной, перешла в распоряжение короны. Аргастам остался небольшой участок, где построили дом. В нем и появилась на свет Лилиан, нынешняя хозяйка этой земли и единственная наследница титула.
Лайной ее называл когда-то дедушка. Родители почти не сокращали изящное имя. Но в пансионе ордена Лилейника она попросила всех товарок
называть ее Лайна. Старое имя осталось в другой жизни, а его близость к названию ордена казалась насмешкой. Начальница пансиона не понимала этого стремления, но после вдумчивого разговора с воспитанницей – одобрила. И когда Лилиан переехала в Хадри, главную резиденцию ордена, то окончательно превратилась в сестру Лайну.
Зайдя в дом, она прошагала в обеденную залу: столы сверкали чистотой, но вокруг – ни души. Дверца сбоку вела на кухню, неприбранную, но тоже пустую. Герцогиню Аргаст ждали в Кане, у Сегардов, а не тут. В праздничные недели, посвященные луне, в поместье останавливались богатые гости, и оно наполнялось слугами и суетой. Но не сейчас. Лайна поднялась на второй этаж, где под более высокими потолками шаги звучали особенно гулко. Она тронула ручку высокой двери, ведущей в бальную залу, совершенно пустую. Лишь в углу стоял рояль, в другом – пара стульев, да спускались с окон величественные занавеси – темно-синие с золотыми узорами.
Когда-то здесь постоянно звучала музыка и кружились пары. Но после жуткой ночи, когда убили императрицу и ее первого советника, над Аргастами нависла пугающая туча. Мать и отец ходили нервные, бледные, не принимали гостей и регулярно ездили на допросы в главное полицейское управление. Маленькая Лилиан в такие дни забивалась в свою комнату и молилась, чтоб родители вернулись домой. Она знала, что Ференца и Лорина Сегардов арестовали, что город наводнили солдаты, среди слуг идут самые небывалые сплетни, а над дворцом даже посреди ночи рдеет розово-бордовое свечение. В окна начали лететь камни. Народ открыто возмущался, почему изменников и заговорщиков ещё не арестовали.
Лилиан запомнила день, когда в парадную дверь ворвался малочисленный отряд, предводимый худым бледным человеком в красном. С улицы ему вслед неслись яростные выкрики. Однако он лишь на пороге остановился, чтобы ледяным голосом заявить:
– Все любезные вашему сердцу заговорщики – во дворце, – и захлопнул дверь.
Отец смотрел на него с явным недоверием, мать – со скрытой надеждой.
– Обвинения с вас сняты, – сказал молодой человек – Но в городе лучше не оставаться. Его Величество Дориан дарит Аргастам их старые земли в Экоре, вот предписание, – рука в черной перчатке протянула отцу сложенный лист. – В ваших интересах отправиться туда незамедлительно.
– Его Величество Дориан? – удивился отец.
– Это ссылка? – выпалила мать. Он дернул ее за руку.
Гость медленно приподнял брови.
– В вашем положении это лучшее, не находите? Ничего не имею против вашего рода и очаровательной розы на гербе, но лучше показать, что вы вне игры. Возвращение Экоры – извинение Его Величества Дориана за преступления его отца, а вы решили туда уехать, чтобы переждать непростое время.
– За преступления его отца?
– Сэмерс Хаз будет казнен послезавтра за подготовку переворота и убийства своей супруги. Лучше вам при этом не присутствовать.
Пугающая туча ушла, но жизнь не стала прежней. Родители уехали в Экору, климат которой был вреден для детей, и Лилиан поступила на казённый счёт в роденкридский пансион. Здесь учились девочки с магическим талантом, намеренные стать сестрами ордена Лилейника. В пансионе она и получила известие о смерти обоих родителей от вспышки холеры.
Далекая колокольня возле храма луны, главной достопримечательности Роденкриде, пробила половину пятого. Времени оставалось совсем мало. Обнаружив в одной из нижних комнат письменный прибор и наскоро набросав весточку дяде, Лайна отправилась в парк.
Встреча с Хейаном Камтом была назначена на пять часов. Сначала очень хотелось ее оттянуть, и хорошо бы на пару дней. Но она решила покончить с неприятным сразу, а затем насладиться красотой любимых мест. Лайна приехала сюда впервые за семь лет, прошедших с похорон родителей. Она и не надеялась на такое: порядки в ордене были строги. Однако пять дней назад ее вызвала к себе магистр Мадлен и спросила, скучает ли сестра Лайна по родному городу.
– Я люблю столицу, но люблю и Хадри, – вежливо отозвалась та.
– Не хочешь съездить в Кану на несколько дней?
– Я исполню любое поручение, – склонила голову Лайна, все ещё играя роль послушной дочери, а затем ей надоело: – И здорово, если смогу побывать в дорогих мне местах. Надеюсь, с дядей ничего не случилось?
– У графа Сегарда все хорошо, – магистр улыбнулась. – Дело в другом человеке, уверенном, что я охочусь за его письмами и вашими ответами.
Лайна вздохнула.
– Опять Хейан Камт.
Это длилось уже пять лет и из забавной игры стало чем-то странным. Она не раз писала, что предана Его Величеству Дориану и не видит никаких прав, якобы принадлежащих Аргастам. Чтоб Хейан находил новый способ тайнописи и с его помощью сообщал, мол, он понял, что начальница перехватывает письма. И притворялся, что просто любезно переписывается с родственницей своего покровителя. Рассказывал о нюансах магии, делился какими-то забавными событиями из жизни. Она не представляла, как воспринимать такого знакомого и что с ним обсуждать, и писала какую-то ерунду, которую Хейан воспринимал удивительно серьезно. Это вносило разнообразие в обыденную орденскую жизнь, и Лайна поймала себя на том, что с нетерпением ждет нового письма. Особенно когда он тактично выдерживал паузу и ничего не говорил о правах Аргастов.
– Пора разобраться с этим раз и навсегда, – Мадлен была серьезна. – И поэтому ты встретишься с ним лично, объяснишь, что в самом деле верна Его Величеству.
Лайна нахмурилась.
– Если вы опасаетесь его влияния на меня, можно просто прекратить переписку. Столько лет терпели – что изменилось теперь?
– Хейан Камт стал рисдреном. А значит, примирился со своим орденом и приобрел большую силу.
– Рисдреном? – ахнула Лайна. – Ему же двадцать четыре.
– В такое трудно поверить. Но то, что магистр карадильцев дал звание человеку, который этого не заслуживает, мне не нравится.
– Странно, что магистр стал с ним разговаривать после скандала, с которым эрцгерцог покинул орден.
Мадлен аккуратно поправила на груди звезду, выделявшуюся тусклым бронзовым блеском среди желтого шелка ее платья.
– Стал, потому что получит выгоду. Так или иначе, возросшей силой Хейана, м-м-м, озабочены. И лучше уж новому рисдрену Гафельда знать, что ему нет смысла противостоять императору.
– Не уверена, что изменю это, – Лайна вздохнула. – Но могу узнать, как он стал рисдреном. Такой человек, как эрцгерцог, захочет доказать, что это было честно.
Мадлен кивнула ей с милостивой улыбкой:
– Ты отлично справишься.
Лайна опустила глаза, подражая самым лицемерным сестрам. Ей хотелось отказаться. Годы эпистолярного знакомства с Хейаном Камтом дали понять, что этот человек не слушает советы. В сотне верст от него Лайна, спасибо дядюшке, представала прекрасной фигурой, но при личной встрече этот орел рассеется. А значит, Хейан обидится, и вся удивительная переписка канет в небытие. Думая об этом, Лайна злилась на его упрямство, из-за которого теперь переживала. Потому что не знала, как преподнести эрцгерцогу правду и остаться его другом.
Но магистр начала разговор с Каны. И когда перед глазами встали картины столицы, их усадьбы, парка и сада, Лайна не выдержала. Хейан и дядюшка будут разочарованы, Мадлен – тоже, но что поделать. Зато удастся обойти весь парк и услышать его задумчивую тишину.
Он ждал ее в условленном месте, возле беседки. Невысокого роста, худой и нескладный, Хейан Камт смотрел в направлении главной аллеи. Лайна шла из глубины парка и могла спокойно рассмотреть его со стороны. Светло-серый костюм, тусклые рыжие волосы и забрызганные грязью сапоги. Лицо эрцгерцога, погруженного в свои мысли, оставалось холодным, а глаза смотрели вдаль с непонятной грустью. Он притопывал ногой в такт неслышимой музыке, а в руках задумчиво вертел несколько обрывков плетений. Заслышав сбоку шаги, Хейан Камт мгновенно повернулся – движение это было изящным, сглаживающим угловатость его фигуры. Лицо сразу как-то ожило, на губах появилась мягкая улыбка. Теперь Лайна видела, что у него красивые светлые глаза и по-особенному располагающий к себе взгляд, правда, все ещё оттененный непонятной грустью.
– Рад увидеть вас, а не ваш портрет, леди Аргаст, – он склонил голову.
– Тоже рада вас видеть, но не надо говорить, что в жизни я лучше, – парировала с улыбкой Лайна. – Это слишком скучно, Хейан. Кстати, можно как-то сократить ваше имя?
– Оно и без того короткое, нет? – на лице эрцгерцога мелькнуло недоумение.
– Это не значит, что его нельзя сделать короче. Меня вы можете называть просто Лайна, а вас, если будет позволено, я сокращу до Хэна. – Он только выразительно хмыкнул. – У меня много причуд, будьте к этому готовы, – продолжала Лайна с прежней невозмутимостью. – А вообще я сокращаю имена людей, которым доверяю.
– Мне чувствовать себя польщенным?
– Безусловно. А теперь мы спустимся, но не по лестнице, как это принято, а вон по той тропинке. Поддерживать меня за руку необязательно.
Хэн выразительно вскинул брови, однако ничего не сказал. Тропинка вела по достаточно крутому склону холма, но в сухую погоду здесь можно было спуститься без проблем, как и подняться. Лайна скользила первой, перепрыгивая с одной подходящей выемки на другую. Они оба молчали, пока не очутились на узкой дорожке, выложенной голубоватыми камнями.
– Не думал, что навыки, полученные в карадильских горах, пригодятся при первой встрече с вами, – произнес голос Хэна сзади.
– О, точно, – Лайна двинулась по дорожке. – Давайте начнем с этой любопытной темы, которую не поднимешь в письмах. Как вы относитесь к тому, что я из Лилейника?
– А как вы относитесь к тому, что я карадилец? – прозвучало над самым плечом: Хэн догнал ее несколькими быстрыми шагами. – Ваш дядя оправдал вас передо мной, так зачем спрашивать?
– Он не знает, что такое раздор между орденами магов.
Хэн посмотрел ей в глаза, но не ответил, а продолжил идти рядом. В эти пару минут тишины Лайна удивлялась, насколько встреченный ею человек отличается от образа, составленного по письмам. Эрцгерцог, к которому она привыкла, был целеустремленным, суровым и немногословным. Кем-то из тех рыцарей, ведущих войско в неведомые земли. Невысокой фигуре Хэна не шли ни доспехи, ни славные победы: в нем оказалось слишком много некой хрупкости и задумчивости.
– Я знаю, что мы сможем отбросить противоречия орденов ради более серьезных целей, – произнес Хэн. Снова замолчал, глядя ей в глаза. Вот тут бы и сказать, что нет никаких серьезных целей, но Лайна медлила, словно ждала, что вместе со старым образом превратится в пыль и вся эта ерунда с правами Аргастов. А Хейан посмотрел вперед и скривился: – Вот гадость!
Они стояли на развилке, напротив невысокой мраморной стелы, украшенной золотыми узорами. Посередине висела черная табличка с давно выцветшей надписью.
– А чего такого? – удивилась Лайна. – Я люблю это место. Кажется, оно называется кенотаф, как на полях сражений? Мне всегда было интересно, в честь кого его поставили. Последние крупные битвы здесь были очень давно, когда осаждали Кану в 2862 году.
На лице Хэна застыло неопределенное выражение.
– Для девушки из ордена вы неплохо знаете историю, – он подошёл ближе и провел пальцем по месту, где была когда-то надпись. – Это и впрямь кенотаф. Только не для генерала, погибшего неизвестно где посреди сражения. Он для двух людей, тела которых не смогли найти под обвалившимися стенами. И там написано, – Хэн наморщил лоб, – «возлюбленным детям моим». А наверху вензель Его Величества Райнсворта Камта.
– Подождите… – Лайна замерла.
– Ага, – кивнул он, растянув половину лица в усмешке. – Это мой кенотаф.
Лайна закусила губу. Выводя его на искренность в шаловливом порыве, она почти была готова заявить, что не хочет переворотов и восстановления старой династии. За прошедшую неделю в голове не возникло никакого хитрого способа донести это. Но глядя на него, стоящего возле собственного надгробия, Лайна вспоминала давние слова Мадлен: «Мальчик потерял свою старую жизнь и мечтает ее вернуть, это неудивительно. Он так и не смог приспособиться к новой». Эрцгерцог с его кривой усмешкой и грустными глазами, и впрямь далекий от этого времени, вообще не походил на человека, способного кого-то свергнуть. А если она сейчас лишит его той самой «серьезной цели», что ему останется, кроме этого кенотафа?
– Не надо говорить, что вы сожалеете, – Хейан Камт снова смотрел ей в глаза. – Это слишком скучно, Лайна.
Она чуть улыбнулась.
– Тогда скажу, что я рада. Рада, что вы выжили и я могу с вами познакомиться.
– И я тоже рад знакомству, – отозвался он серьезно. – Хорошо, что вы решили начать сразу с противоречий. Будь здесь ваш дядюшка, он засунул бы эту тему на пыльный чердак и с улыбкой держал бы дверь, пока за ней бушует пожар. Я предпочитаю развести огонь на открытом воздухе.
Лайна неторопливо двинулась направо от развилки и от чудовищно мирного кенотафа.
– Тогда буду откровенна. Я терпеть не могу ваших соратников, меня раздражают их методы, а больше всего – попытки доказать, что наши методы хуже. У меня было несколько неприятных происшествий из-за карадильского ордена, и мне обидно. Но когда я думаю, как это все видят на другой стороне гор, то, клянусь, я не могу их ни в чем винить. А потому предпочитаю держаться подальше от самой вражды. Но, повторяю, – она внимательно посмотрела на Хэна, – я терпеть не могу карадильцев.
– Тогда я скажу, что терпеть не могу лилейников, – в выражении лица Хейана смешались упрямство и какое-то удовлетворение. – А особенно их лицемерие, внешнюю безобидность и хорошие дела напоказ. Ваш орден пытается быть смиренными овечками, а карадильцы, значит, жестокие и во всем виноваты. Клянусь, время, когда наши ордена сотрудничали, было во сто крат хуже честной вражды. Потому что почти горному ордену доставались и самые тяжелые дела, и самые тяжелые обвинения. Если б лилейники были настолько же честны, как вы, проблем не возникло бы.
– Что ж, теперь мы знаем, что терпеть друг друга не можем.
– А значит, можем спокойно оценивать друг друга как людей, а не как членов орденов.
– Ну, знаете ли, я бы все же подискутировала с некоторыми вашими утверждениями… – неопределенно протянула Лайна.
