Чудеса без правил. Хоттабыч вернулся

Как Паша узнал из письма, Маша жила у своей бабушки в Саратове. И жила достаточно бедно. Она, естественно, прямо это не написала, но в нескольких фразах, описывая свой быт, проговорилась о каких-то «копушечках», которые копит на необходимые вещи. Позже Ерёмин узнал о причинах, которые побудили Машу сбежать из родного Мариуполя. Не последней такой причиной стал и тот самый Дима, который считал себя Машиным женихом. Наверное, были и другие причины, но главное было не в этом – Паша просто был счастлив получать от Маши письма. И писать ответные. У них начался эдакий эпистолярный роман. Точнее, их крымский роман продолжился и вспыхнул с новой силой. Паше в то время, как никогда, нужен был понимающий и говорящий с ним на одном языке друг, соратник и… Паша даже сам не понимал, кем для него была Маша. Она просто стала для него и другом, и Музой, и глотком свежего воздуха. А, если сказать точнее – заполнила ту пустоту, которую он давно носил в своём сердце и заполнял её новыми песнями и стихами. Но все эти песни и стихи были только суррогатом, неким заменителем того чувства, которое он испытал когда-то и которое так безвозвратно сгорело вместе с Леной. И вот только когда в его жизни появилась Маша, он понял, что Лена – это была только прелюдия. Только старт на дороге, по который он шёл все эти годы. И вот, наконец, пришёл!

Они переписывались почти полгода, начав переписку суровой зимой, когда, казалось, всем не до каких-то там тёплых чувств. И оба радовались каждому новому письму. В своих письмах и Маша, и Паша продолжали откровенно говорить друг-другу о том, что их волнует в жизни и в мире. Пока вдруг не поняли, что каждого из них больше всего волнует только один человек…

Окончательно они поняли, что не могут друг без друга, когда Паша, заработав денег, стал звонить Маше по межгороду. Денег эти разговоры съедали немерено. Однажды Паша наговорил по телефону на целых двести долларов – сумма в конце 90-х просто космическая. Но разве можно измерить счастье деньгами? Или любовь? Настоящую любовь? Что, сказать своей девушке – я люблю тебя на сумму такую-то и такую? Правда, смешно?

В общем, эпистолярный роман перешёл в новую фазу и снова Маша и Паша были вместе. А потом Маша внезапно приехала. Просто взяла и приехала к Паше. И когда утром у него в квартире зазвонил телефон, он не сразу понял, что Маша звонит ему не из Саратова, а стоит на железнодорожном вокзале в Симферополе. И Паша, быстро умывшись и одевшись, помчался на вокзал.

Неделя полного счастья! Они растворялись друг в друге. Они жили друг другом и в то же время не могли жить друг без друга! Они стали единым целым и даже Пашины друзья, восхищенно глядя на Машу, совсем не узнавали своего друга. Потому что он просто превратился в Машину тень. Зато Маша, которая раньше была, как тень, и жила, как серая мышка – потихоньку и незаметно – расцвела просто на глазах. И оказалось, что она была просто ослепительно красива. Просто раньше она это умело скрывала.

Но счастье не может длиться вечно. Несмотря на то, что они, казалось, были созданы друг для друга, оказалось, что жизненные обстоятельства всё же сильнее. Сначала у Маши умерла бабушка и она была вынуждена поехать в Саратов. А оттуда мама забрала её в Мариуполь. А потом… Потом оказалось, что Маша – верующая. И не просто верующая – она входила в секту Свидетелей Иеговы. Как и её мама. И за то короткое время, пока она была вдали от Паши, эти «свидетели» успели рассказать ей о её преступлениях. Что это – не любовь, а блуд, что господь её накажет, что бабушка умерла потому, что она, Маша, грешила… В общем, когда Паша примчался в Мариуполь, он Машу не узнал. У неё были какие-то пустые тусклые глаза и отрешённое лицо. А ещё она была снова с этим своим Димой. Который в этой секте был кем-то вроде пастора. В общем, Паша не стал ничего говорить, не стал бороться. Он просто повернулся и уехал…

Увы, тогда Паша ещё не мог заменить собой Бога. И хотя верил в себя, но мало кто верил в него. А от Маши остался небольшой блокнотик с её стихами. Теми самыми…

– Часть недоигранной мелодии,

Остывший желтый серпик месяца.

Потерянный конец истории

Мой ангел скоро перебесится…

Глава четвёртая. У каждого – свой бог

Ночь на петербуржском Новодевичьем кладбище оказалась бурной. Паша-Йорген рассказывал о себе, а Кузьма-Йорик – о кладбище. И обоим было интересно, ведь Йорик мог рассказывать о своей скорбной обители часами. Паша узнал, что кроме поэта Некрасова здесь были похоронены многие известные люди – поэт Фёдор Тютчев, знаменитый художник Михаил Врубель. А ещё на Новодевичьем кладбище были могилы Сергея Петровича Боткина, известного медика, учёного и создателя Боткинских бараков, ныне ставших инфекционной больницей имени Боткина, и Дмитрия Оскаровича Отта – лейб-акушера семьи Николая II, в честь которого назван НИИ акушерства, гинекологии и репродуктологии в России. Но среди некогда знаменитых, но подзабытых россиян на питерском Новодевичьем были похоронены не только медики или поэты-художники. Например, там была могила Николая Владимировича Щукина, спроектировавшего один из первых русских паровозов. Или, например, могила Вячеслава Константиновича Плеве – сенатора, убитого террористом-революционером. Кстати, по словам Кузьмы, могила этого царского сановника после революции 1917 года была разрушена, и не так давно её восстановили.

Рассказал Йорик Йоргену и различные легенды, связанные с кладбищем. Например, о статуе Христа, которая стоит на могиле жены генерала Алексея Вершинина – Анны Вершининой.

– Что интересно – в советское время эта могила стала местом паломничества, здесь оставляли записки и всегда горели свечи. До сих пор к установленной здесь бронзовой скульптуре Христа ежедневно приходит множество людей. Сюда с надеждой на помощь приезжают не только петербуржцы, но и жители других городов, – вдохновенно вещал Кузьма, размахивая вилкой с наколотой на ней картофелиной.

– Ты, это, Йорик, вилкой поаккуратнее, а то в глаз себе же и заедешь, станешь сразу Циклопом, – опасливо пробурчал Паша.

Но Кузьма, видимо, давно не получал столь благодарного слушателя, поэтому остановить его уже было невозможно. Да, честно говоря, и не хотелось – уж больно интересные вещи он рассказывал.

– Представляешь, никто не мог объяснить этот феномен! Ведь такой же памятник стоял и на лютеранском Волковском кладбище, там Христос был ещё более красивым. Эту статую Спасителя установили над семейным захоронением баронов Остен-Дризен, причём, скопировали, видимо, с памятника над могилой Анны Вершининой. Да только люди идут к Христу не на Волковское кладбище, а к нам, на Новодевичье. На могиле Анны Вершининой постоянно лежат цветы и горят свечи. Да что там! Вокруг этой могилы сложился целый культ со своими традициями и верованиями. Каждый день к статуе Христа выстраивается очередь. Целуют бронзовую руку Спасителя, стараются вложить в неё записочки с просьбами! Прямо как у Стены Плача, ей богу!

Тут Кузьма перекрестился и продолжил.

– А есть такие, кто поливают статую водой и подставляют бутылочки под стекающие капли. Мол, освященная таким образом вода обладает чудодейственной силой и исцеляет от многих болезней. Ну, вообще-то Христос помогает каждому, кто обращается к нему с молитвой. И не обязательно вот прямо к статуе приходить, в церковь надо идти, молиться!

Кузьма выставил указательный палец и многозначительно поднял глаза вверх, указав пальцем, видимо, на бога.

– Всё это, конечно, предрассудки, какое-то идолопоклонство, надо искренне верить в бога нашего, Иисуса Христа, молиться и не грешить. Но, вообще-то, есть такая легенда – не знаю, правда или нет, но вроде в интернете читал, что был такой факт.

Паша улыбнулся.

– Экий ты продвинутый гробокопатель, Кузьма. Столько всего про это кладбище знаешь, интернет читаешь. Тебе тут экскурсоводом надо работать.

Кузьма хитро усмехнулся и подмигнул.

– Ну, скажем, иногда я и этим подрабатываю, есть в моём райдере такая услуга.

Паша рассмеялся.

– Слышь, экскурсовод, райдер – это не список услуг, который оказываешь ты, а список услуг, которые должны оказывать тебе. Грамотей!

Кузьма насупился.

– Да какая хрен разница! Испоганили русскую речь заморскими словечками!

– Дак ты сам свою речь поганишь! – не остался в долгу Паша. – Сказал бы просто – в списке моих услуг или там профессиональных навыков есть и вот это.

Увидев, что Кузьма уже на взводе – выпита была не одна бутылка «Бехеревки», а две – Паша поднял руки вверх.

– Молчу-молчу, всё, брэк! Что там за легенда с этой статуей, рассказывай.

Кузьма-Йорик сразу просиял и продолжил вдохновенный рассказ.

– Супруги Вершинины были представителями известных дворянских родов Войска Донского. Девичья фамилия Анны Вершининой – Карпова. Она внучка генерала, который в 1812 году командовал казачьим отрядом. За успешное ведение боев Аким Акимович Карпов был удостоен многих наград, его портрет имеется в военной галерее Зимнего дворца. Генерал-майором был и её отец, которого тоже звали Акимом Акимовичем. И мужем Анны стал сын офицера Войска Донского – Алексей Вершинин. Который так же вышел в генералы. В общем, семья получилась крепкой и жили они счастливо. Но Анна Вершинина умерла. Генерал сильно любил свою жену и тяжело переживал утрату. Рассказывают, что Анна очень печалилась о том, что после смерти о ней никто не вспомнит. Во сне она увидела Спасителя, который подсказал ей заранее откупить место на кладбище и установить там своё бронзовое изображение – и тогда каждый прохожий непременно помолится здесь. Так и было сделано: генерал купил место на Новодевичьем и установил там статую Христа.

Здесь рассказчик перевёл дух и, решив промочить горло, налил себе рюмку и вдохновенно выпил. Потом снова перекрестился и продолжил рассказ.

– Со статуей Спасителя связано сразу несколько легенд. По непонятным причинам могила Вершининой избежала разрушений, которые коснулись других могил. Есть легенда о том, как мародеры пытались украсть статую. Они собирались отвезти ее на переплавку в качестве цветного металла. Скульптура оказалась слишком тяжелой и ее решили распилить на части. Сначала отпилили ступни и унесли их. Так вот, по легенде тот человек, что отпиливал, тем же вечером попал под трамвай и лишился ног. Остальные участники этого мероприятия решили, что это знак и не стали довершать начатое. Так оно было или нет, но остальная фигура осталась целой и сейчас установлена на прежнем месте. Лишь нижняя часть ног скрыта в бетоне – ступни Христа так и не были восстановлены.

Паша изобразил аплодисменты.

– Браво, Кузьма, браво. Но, должен тебе сказать, что я во все эти легенды с упоминанием Иисуса не верю. Ты же сам сказал – чистое идолопоклонство. И, я так понимаю, ты в бога веришь по-настоящему, без дураков?

Йорик снова насупился.

– Ты это, Йорген, ты бога не трожь. Как можно верить не по-настоящему? Ты либо веришь, либо нет. А все эти чинуши, которые напоказ крестятся и в церковь ходят, они просто фарисеи, веру поганят и на ней спекулируют. Таких Христос из церкви выгнал поганой метлой.

Паша улыбнулся и примирительно похлопал Кузьму по плечу.

– Не заводись, я против веры в бога ничего не имею. Я, как бы это сказать…

Он немного помолчал, потом продолжил.

– Как это говорили во времена установления советской власти – я не верующий, но сочувствующий. Понимаешь, я же рос в Советском Союзе, и в школе учился советской, и родители мои были атеистами. Так что не сподобил меня господь, точнее, не надоумил.

Кузьма внезапно резко перебил своего гостя.

– А господь не должен каждого недоумка вразумлять! Ты сам, своей башкой до всего дойти должен! Не верующий он! Это не проблемы господа, это твои проблемы! Веришь ты или не веришь – кому какое дело? И уж тем более, не божье!

Паша удивился.

– Погоди, но разве бог не заинтересован в том, чтобы верующих людей было больше?

Кузьма зло окрысился.

– Господь – это тебе не менеджер по продажам, он веру не втюхивает, как битое авто после аварии. Ты сам, своим умом должен прийти к богу. А если не пришёл, значит, не готов ещё. Не созрел! Господь – он для осознанных людей, для тех, кто нуждается в боге.

Паша поднял руки вверх.

– Так, стоп, ты на меня волком не смотри, Кузьма, и не жги глаголом. И взглядом тоже не прожигай. Я же не против веры и не против бога, я очень даже «за». Просто вот так получилось, что не снизошла пока на меня благодать сия, понимаешь? Всему своё время!

Кузьма махнул рукой, остывая.

– Да ладно, ты-то тут при чём? Это я так, осерчал маленько, вспомнилось, что у нас из храмов порой посмешище делают. Да и церковники наши тоже хороши – в «мерседесах» ездят, часы дорогие, в роскоши живут. Они разве о боге думают? О пузе своём радеют, о богатстве. Вот ты начал говорить о том, что не веришь – так при таких «святых» отцах – слово «святых» Кузьма произнёс с издёвкой – разве народ будет в бога верить? Сегодня в бога верят те, у кого больше нет надежды, кому не на что надеяться! Создатель для них – последняя надежда на справедливость, на чудо!

Паша тяжело вздохнул.

– Мда, справедливость сегодня – это действительно чудо…

Если говорить о вере в бога, то Паша действительно хотел бы верить. Он и в церковь пробовал ходить, и молиться пытался, но как-то у него не получалось. Молиться надо было регулярно: проснулся утром – молитва пробуждения, позавтракать – перед едой помолиться надо, потом после еды. Сделал работу – помолиться, чтобы удачно всё получилось, и так весь день. Перед сном – тоже надо помолиться. А ещё соблюдать все посты, все правила, не злословить, не проклинать никого. А как тут не проклинать и не злословить при такой-то жизни собачьей? Потому Паша и не мог окончательно поверить в бога. То есть, он в душе понимал – нужна ему вера, ведь должен человек хоть во что-то верить? А он ведь настолько во всём разуверился, что в душе образовалась какая-то щемящая пустота, которую срочно надо было заполнить. И если не было там любви и нежности к человеку, то, возможно, должна была появится любовь к богу?

Однако Паша Ерёмин за последние несколько лет настолько ожесточился и, можно сказать, даже озверел, что никак в его душе не могла уместиться любовь. Тем более, не к какому-то конкретному человеку, не к родному ребёнку, а к божеству. Причём, абстрактному, которое как бы есть, но его как бы и нет. А события, которые произошли в его жизни, так сильно отразились на его характере, что ему в последние годы вообще было не до любви. Ну не верил он в то, что он, Паша, кому-то нужен и кто-то может его вот так запросто полюбить. А ведь как можно верить тому, кого не любишь и как можно любить того, кому не веришь?

И всё же отношения с небесами у Паши были. Но такие… своеобразные. В бога он почти не верил. Ни в Христа, ни в Аллаха, ни в Будду, ни в какого-либо бога вообще. Вернее, он верил в то, что в мире имеется нечто такое – в общем, какая-то сила вроде бы есть, но действует очень избирательно и как-то совершенно нелогично. Мерзавцы живут припеваючи, а хорошие люди или умирают, или находятся в глубокой заднице – нищенствуют, страдают, болеют, и, в конце концов, тоже умирают. И где, скажите, божья справедливость? Где наказание за грехи? Ну и священники – эти жирные ублюдки, разъезжающие на крутых иномарках, жирующие за счёт своих прихожан, поучающие тех, как надо жить и чтить церковь – все они вызывали у Ерёмина просто дикое желание размазать их по асфальту. Настоящего священника он увидел лишь однажды – в тюрьме. Точнее, в следственном изоляторе. Отец Василий по субботам приходил к заключённым, чтобы служить в тюремной церкви, в которую превратили одну из камер. Но это было очень давно и с тех пор ни одного нормального служителя церкви Паша больше не видел.

Поэтому, как бы веря в какое-то мистическое начало, которое всё же управляет этим миром, он общался с воображаемым господом, как со своим давним приятелем. Причём, с таким приятелем, который постоянно «косячил». И поэтому Паша часто, когда ему было особенно хреново и в очередной раз его накрывала волна тоски и хандры, выговаривал своему Господу за все его проколы.

– Ты, ё… твою бога душу мать, какого х… опять ко мне приеб…ся?! Тебе, б…, мало? Семьи у меня нет, родины нет, работы нет, профессия моя на х… никому не нужна – что тебе ещё от меня надо, срань господня?! Тебе, с…ка, больше некому мозги еб…ть? Грешников тебе мало? Я не пью, не курю, баб не е…, монах, бля! Ем и то не каждый день! Работаю, как проклятый, детям все деньги отсылаю – а ты меня продолжаешь хера…ть?! Да пошёл ты, господи, на х…!

Вот так примерно строился его диалог с богом, когда Паша жил в Португалии и работал на стройке. А потом, когда он сел в тюрьму, то продолжал общаться с богом в такой же экспрессивной манере. Если бы его набожные сокамерники-португальцы знали русский язык и смогли понять, какие речи этот странный «руссо» ведёт с Отцом Небесным, они бы пришли в ужас и моментально «выломились» бы из его камеры. Потому что с таким безбожником отказались бы сидеть даже не верящие ни в бога, ни в чёрта португальские цыгане, которых Паша напугал однажды до жути! Впрочем, как говорится, это была совсем другая история…

Глава пятая. Бездомный домовой

Угомонились могильщик и бомж только под утро. Поспав пару часов, Кузьма, кряхтя встал и вышел на двор готовиться к очередному променаду по кладбищу – ему надо было привести в порядок несколько могил, за которые было уплачено и начальство обязательно должно было проверить его работу.

Утром Паша, собирая свои вещи, решил, как всегда, сделать утреннюю зарядку. Он, ещё сидя в тюрьме в Португалии, поражал своих сокамерников тем, что каждое утро, в холод и в жару, как бы плохо себя не чувствовал, всегда, вставая со шконки, первым делом растягивался, махал ногами и проделывал другие физические упражнения. За что получил прозвище «Ван-Дамм» – несмотря на свой почтенный возраст, Ерёмин практически садился на поперечный шпагат. Но, в отличие от знаменитого актёра, ногой Паша бил весьма серьёзно и удар у него был пушечный. Что однажды на себе испытали его португальские сокамерники.

В общем, он вышел во двор и, щурясь от жаркого солнышка, стал разминать шею, плечи, руки, а потом начал растягиваться и махать ногами. За этим занятием Пашу и застали двое каких-то облезлых типов, которые, судя по перегару, которым от них несло за километр, тоже неплохо провели эту ночь.

– Сышь, ты, дедок, ты что что тут ошиваешься? – с ходу прошипел сквозь зубы один из гостей. – Тебе кто разрешил сюда припереться?

– Да это снова наш сердобольный Йорик всякую бомжатину сюда тащит, привечает, богомолец хренов! – ответил ему второй ушлёпок. – Щас мы этого бомжа вытурим. Только сначала пусть тут всё приберёт, как следует, двор подметёт.

– Сышь, бомжара, а ну хватай метлу и шурши, пока мы тебе бока не обломали! – с ходу начал выдавать задания первый мужичонка.

Эти двое напоминали классическую клоунскую пару, Пат и Паташон, или, в русском варианте, точнее, в советском – Тарапунька и Штепсель. Один тип был высоким и худым, второй – низенький толстяк, весь такой подвижный и шустрый. Именно он подал идею «припахать» Пашу.

Ерёмин не спеша подошёл к двери, взял стоявшую за дверью метлу и, ни слова не говоря, сунул этой метлой в рожу толстяку. И пока тот, захлебнувшись от неожиданности и возмущения, в буквальном смысле слова сел на задницу, перевернул метлу ручкой вперед и огрел ею по спине второго, худого.

– Вы, жертвы аборта, я вас тут сейчас на ноль помножу! Сами быстро взяли мётлы и сами быстренько подмели весь двор. У нищих слуг нет! И не хрен тут командовать, пропойцы, кто меня сюда пустил – не ваше собачье дело!

Толстяк моментально взвился, подскочив вверх и попытался с ходу ударить Пашу кулаком, но тот той же ручкой от метлы ткнул эту пародию на Винни-Пуха в толстый живот. Тот взвизгнул от неожиданности и боли, отлетев на пару шагов, снова попробовал своим задом крепость матушки земли. Паша моментально развернулся к худому, который собрался, видимо, показывать чудеса кун-фу – стал в какое-то подобие стойки и приготовился поразить непрошенного гостя своим мастерством.

– Забавно. Прямо Джеки Чан, – промурлыкал Ерёмин и, отставив метлу в сторону, поманил грозного противника к себе жестом Брюса Ли.

Тот сразу же ринулся на Пашу, попытавшись ударить его ногой сбоку. Если бы растяжка позволила это сделать, то удар можно было с горем пополам назвать маваши гери или мидл-кик. В корейских боевых искусствах этот удар называется долио-чаги. Но то, что попытался продемонстрировать худой типок, скорее было пародией на удар. Впрочем, Ерёмин не собирался становиться для него макиварой. Посему он просто подшагнул под бьющую ногу своего противника, встретил её подхватом на предплечья рук и, немного дернув на себя, тут же оттолкнул её вверх и в сторону. Высокий и худой мужик моментально подлетел вверх, как будто у него внезапно выросли крылья. Но поскольку летать он не умел, тут же грохнулся на спину. Встать у него уже не получилось – мужик валялся на брусчатке, как тряпичная кукла, и шипел, видимо, выпуская воздух из своей тупой башки. Его напарник напоминал сдувшийся мячик – сидел на заднице и, утробно икая, открывал и закрывал рот. Но, видимо, воздуха в его пузе совсем не осталось, поэтому он тоже шипел, пытаясь, впрочем, что-то сказать. Но организм его не слушался.

Именно в этот момент во двор зашел Кузьма.

– Ну, вот как чуяло моё сердце. Вы снова за своё? Штепсель, ты какого хрена на моего гостя накинулся? Я ж тебе предупреждал! Вы квасите постоянно, я вас перед начальством прикрываю, а вы, поганцы, шкоду потом норовите учинить. Вот напишу докладную, погонят вас к такой-то матери отсюда, шалопаи вы непутёвые.

Кузьма глянул на Пашу и улыбнулся.

– Ты их, мил человек, часом не сильно зашиб? Непути они и есть непути, прости их, грешных.

Паша засмеялся.

– Да нет, Йорик, я их только легонько благословил – «на труд и на подвиг», как говорится. Ты бы их припахал, а то вон лоси какие здоровые. Работа сделает из этих обезьян человеков. Ладно, Кузьма, спасибо тебе за гостеприимство, я уже вижу, что надо искать себе пристанище. Ну, вот схожу, документы оформлю сначала, а там поглядим, куда кости кинуть. Дай бог тебе здоровья, удачи и всего самого хорошего.

Йорик кивнул, пожал Паше руку и ответил:

– Если помощь нужна будет, приходи, всегда помогу, чем смогу. Ну, давай, с богом!

Паша зашел в кладбищенскую контору, взял свои сумку и рюкзак, махнул на прощание рукой Кузьме и зашагал к выходу. А Кузьма-Йорик долго смотрел ему вслед, потом перекрестил Пашу и, что-то бормоча себе под нос, стал нагружать на свою тележку лопаты, грабли и другой садово-кладбищенский инвентарь.

– Шо это за крендель? На хрена ты его сюда? – еле выговорил заплетающимся языком толстый кладбищенский работник, малость оклемавшийся от падения.

Йорик посмотрел на своего «коллегу», поморщился и, взяв тележку поудобнее, ответил:

– Даю вам десять минут, чтобы переоделись, и жду вас на сорок третьем участке. Пахать будете сегодня, как сукины коты. И скажите спасибо, что живы остались и не поломал он вас. Мужика этого жизнь крепко побила, он мог вас на тот свет отправить, идиотов, легко и без напрягов. Эх, тяжко ему будет заново жить начинать…

… Паша в первую очередь должен был решить проблему с вещами. Тащиться с сумками в португальское консульство не было смысла. Но, с другой стороны, непонятно было – зачем ему нужно это консульство? Ведь после депортации у него был запрет на посещение Португалии и стран Шенгена. А чтобы этот запрет отменить, надо подавать апелляцию на решение суда и вообще заниматься юридическим крючкотворством. Да, дочка осталась там, и рано или поздно нужно будет решить вопрос со свиданиями… Но сейчас это не так важно. Вчера в аэропорту бортпроводники передали документы Ерёмина пограничным службам. И когда те спросили о причинах депортации, записали его личные данные, то сначала передали его сотрудникам Роспотребнадзора. Вот они-то, когда составили протокол, и посоветовали Паше обратится в консульство Португалии. Сказали, что, возможно, он получит обратную связь с семьёй.

Но что делать сейчас? Становится на учет – куда? В полицию? Так у него прописки нет. И жить негде. Так что зачем ему полиция? Консульство Португалии? Так отметка о депортации стоит в его российском паспорте. Идти в полицию? А смысл? В базе данных факт его депортации отмечен. Статьи за тунеядство давно нет, так что если он не найдёт работу, то претензий к нему у полиции не будет. А вот жить без регистрации – это может быть в будущем аукнуться… Но пока денег на временное жильё у него нет, значит, надо найти какой-то приработок и какое-то пристанище. Точнее, прибежище.

Паша остановился возле станции метро «Московские ворота». Надо было принимать решение – куда пойти, куда податься? В принципе, частично задачу можно решить, если обратиться в администрацию Санкт‑Петербурга – в комиссию по оказанию помощи гражданам без определенного места жительства. Там можно и зарегистрироваться. Точнее, встать на учёт. Вряд ли чиновники предоставят жильё, разве что на пару дней. Нет, вымыться там он точно сможет. Да и постираться. А вот ночевать… Ночлежки там точно есть, но жить с бомжами…