Средиземноморская одиссея капитана Развозова

Еще в начале июня капитан-лейтенант Развозов приказал мичману Броневскому перегнать бриг «Гектор», взятый «Венусом» как приз, на Тенедос. Так, волею приказа, мичман Броневский встал в ряды сухопутных защитников Тенедоса. В сражении 16 июня при высадке турецких войск на остров Броневский получил контузию в правый бок, а после, управляя артиллерией в цитадели, он был ранен в левое плечо.

Позже мичман Броневский писал: «Бомбардирование Тенедоса, крепости не имеющей ни казематов и ни каких погребов, где бы, по крайней мере, можно положить раненых, было ужаснейшим нашим бедствием». Позже об этих обстрелах города он вспоминал: «…бомба разрушила ту половину дома, в которой я лежал. По счастью ниша, где стояла моя постель, удержала остатки упавшего на него потолка, и между многими ранеными и убитыми один только я остался в доме невредимым». И дальше: «…после перенесли меня в пороховой погреб, где я и лежал в последние дни осады».

«Участь Тенедской крепости и турок, ее осаждавших, зависела от морского сражения. Хотя мы и не опасались, чтобы турецкий флот победил российский, но сомневались, будет ли наш адмирал так счастлив, что скоро турецкий флот сыщет, и будут ли ветры ему благоприятствовать, дабы эскадра наша, разбив неприятельскую, могла немедленно возвратиться для освобождения крепости, которую по невыгодному ее положению и недостатку военных снарядов более двух недель никак удержать было невозможно».

26 июня вернулся наш флот, и защитники Тенедоса поняли, что турецкая эскадра разбита! Мичман Броневский, находившийся при обороне Тенедоса на острове, писал:

«26 июня к неизъяснимой радости гарнизона показался корабль “Скорый”, а за ним и весь флот наш. Громкое “Ура!” и сильная пальба дали знать туркам, что флот их разбит, а в доказательство корабль турецкого адмирала приведен на рейд…»

Решение не гнаться за остатками неприятельского флота, а возвратиться на остров Тенедос и спасти наш гарнизон, дались Сенявину нелегко. Спустя много лет в своем труде «Записки морского офицера…», изданном в Санкт-Петербурге в 1836 году, Броневский, анализируя эту ситуацию, писал: «После столь совершенной победы, истребив у неприятеля два корабля и три фрегата и взяв в плен полного адмирала, Сенявину предстоял выбор самый затруднительный. Гнаться ли за остатками, или возвратиться в Тенедос спасти гарнизон от плена неминуемого и жестокого и отказаться от редкого случая быть истребителем всего Турецкого флота. В сем случае Сенявин не усомнился пожертвовать славою и честолюбием личным спасению братий своих, оставленных в осажденных силою чрезмеру превосходною, о участии которых соболезнуя, доброе его сердце не могло чувствовать сладких ощущений победителя. Таковой выбор удивил всех тех, которые не могли быть подобно Сенявину, в торжестве умеренными, в славе скромными и к истинной пользе отечества ревнительными. Сие объяснить может простое рассуждение. После сражения, во все дни ветры были тихие, всегда почти противные и штили. Следственно, гнавшись за неприятелем, Тенедос был бы потерян, и тогда истребление сего неприятельского флота принесло бы нам гораздо меньше пользы. Не имея столь удобного пристанища близь Дарданелл, никакого средства вознаградить потерю в людях, и исправить свои поврежденные в сражении корабли, мы могли бы только сжечь турецкие и, может быть, несколько своих и принуждены были бы оставить блокаду Дарданелл, или удалясь от оных ослабить оную и тем уничтожить главную цель: “присутствием Российского флота в Архипелаге лишить Константинополь подвозу съестных припасов с моря”. Тогда слава истребителя Оттоманской морской силы была бы одно лестное для личности стяжание. Сверх того адмирал надеялся, подав помощь крепости, упредить неприятеля, стать пред Дарданеллами или идти паки ему на встречу».

Нельзя не согласиться, что в рассуждениях Броневского есть логика, но как рассуждал сам вице-адмирал Дмитриевич Николаевич Сенявин, мы, вероятно, не узнаем никогда. Но факт остается фактом: вместо преследования остатков турецкого флота Сенявин вернулся к острову Тенедос и спас от разгрома его небольшой, героически сражающийся, гарнизон. Тем самым оставив за собой базу эскадры, у самого подбрюшья Дарданелл.

К утру 28 июня войска турок, понесшие большие потери, сдались. Их остатки, в количестве четырех тысяч человек, перевезли на Анатолийский берег. Турки оставили нашим все свои пушки и снаряды. Мужественный гарнизон Тенедоса тоже потерял много защитников убитыми и ранеными. Мичман Броневский писал, что: «комендант приказал перенесть меня в свой дом и поручил доктору Бартоломею Болиако, жителю из Хио, которого искусством и опытностью многие опасно раненные вылечены; я обязан ему жизнию».

Вот как оценивал разбитие турецкого флота у Афонской горы вице-адмиралом Д. Н. Сенявиным историк Е. Тарле: «Блестящая победа русских произвела удручающее впечатление в уцелевшей части турецкого флота. Выигранное Сенявиным сражение у Афонской горы имело те же непосредственные последствия, как победа Спиридова под Чесмой в 1770 году. Турецкий флот, загнанный в Дарданеллы, фактически вышел из войны… и остатки подбитого турецкого флота оставались в бездействии вплоть до ухода русской эскадры из архипелага».

После разбития турецкой эскадры у Афонской горы половину июня корабли проводили в ремонте повреждений после сражения. Фрегаты по очереди несли караул у острова Имбро.

Наступил июль 1807 года. Это время в Послужном списке Е. Ф. Развозова отмечено одной строкой: «1807-м году от Корфу до острова Тенедос, Дарданеллы, а потом в Архипелаге в крейсерстве…»

Броневский вспоминал: «Едва турки отправлены были на Анатолийский берег, он (товарищ Броневского по каюте на «Венусе», под инициалами М.Л.Н…. – А.Л.) перевез меня на фрегат, сам помогал лекарю при перевязке, сам давал мне лекарства, словом покоил меня, ходил за мною как брат, как отец. Малая опытность корабельного лекаря, в продолжение плавания от Тенедоса до Корфы, едва не отверзло мне двери гроба, должно было отнять руку по состав плеча, но Н… на сие не согласился». В этих нескольких строках и через двести лет чувствуется настоящая дружба, настоящее флотское товарищество!

На эскадре Сенявина до офицеров доходили слухи о тяжелой войне с Францией на территории Пруссии. Кровопролитные бои в Пруссии при Пултуске, при Прейсиш-Эйлау, при Гейльсберге, при Фридланде следовали один за другим и вынудили в тот момент Александра I пойти на мир с Наполеоном I. 25 июня 1807 года между Францией и Россией был подписан мирный договор, известный в истории как Тильзитский мир.

Нужно напомнить, что в 1807 году в Европе сложилась уникальная ситуация – вся Европа была фактически захвачена Францией, а для победы над Англией Наполеону требовалась ее полная континентальная блокада, поэтому он принял решение заключить специальный договор с Россией, создав единый фронт против Англии.

Александр I при этом выдвинул два условия: встреча должна была проходить на независимой земле, не на территории Франции и ее сателлитов; и Россия не признает никаких притязаний на территориальную целостность своей страны.

Историческая справка

Переговоры Наполеона и Александра прошли на реке Неман. На середине реки был установлен плот, на котором развернули шатер, где и встретились императоры двух стран, пребывавшие в Тильзите – небольшом городке на берегу Немана (современная Калининградская область РФ, город Советск. – А.Л.).

Условия мира: признание со стороны России всех завоеваний Наполеона в Европе; Россия присоединяется к континентальной блокаде Англии; между Францией и Россией подписан военный союз; от Пруссии отходили польские земли, и создавалось новое государство Герцогство Варшавское под контролем Франции; Франция прекращает любую помощь Турции; Россия выводит свои войска из Молдавии и Валахии и признает французский протекторат над Ионическими островами.

Тильзитский мир вознес Наполеона I на вершину могущества, хотя император Александр I оставался в тяжелом положении, но появлялись и выгоды: Россия теперь могла сосредоточиться на борьбе с Турцией, не опасаясь, что Франция будет вмешиваться.

Тильзитский мир просуществовал до начала Отечественной войны 1812 года.

Как писал историк Е. Тарле в работе «Российский флот в Средиземном море»: «Все, что удалось сделать Сенявину и его флотскому воинству, пришлось уступить французам. О том, что творится в Пруссии, и о самом подписании Тильзитского мира Сенявин узнал лишь после того, как все было окончено».

6 июля 1807 года командир фрегата «Венус» капитан-лейтенант Развозов получил повеление доставить в Корфу пленного турецкого адмирала Бекир-Бея и капитана турецкого корабля с их свитою, а также лейтенанта Розенберга и фельд-егеря Федорова, с донесением к государю императору. Фрегат «Венус» снялся с якоря и взял курс на Корфу.

Шканечный журнал фрегата «Венус»:

«В 6-й день июля 1807 года… стоя на якоре у острова Тенедос в эскадре. Ветер тихий, ясно… В половине 7 часа на флагманский корабль сигналом требовано от нас командующего, по которому и ездил.

В половине 9 часа на вице-адмиральский корабль сигналом требован от нас командующий, по которому и ездил… В 12 часов отдали марсели зарифленные 2-я рифами в половине часа подняли якорь… и пополнили марсели, осадили фок и пошли на Z-Z-W.»

Из этой записи понятно, что капитан-лейтенант Развозов получил повеление сняться с якоря и идти на Корфу.

Тяжело раненный турками в плечо при защите крепости Тенедос, мичман Броневский находился на «Венусе», что следует из записи в Шканечном журнале: «…больных мичман Броневский, нижних чинов 7 человек». По пути фрегат подошел к острову Страдо для закупки припасов. Спустили катер с мичманом Чистяковым. Через три часа катер, нагруженный продовольствием, вернулся, и фрегат взял курс на Корфу.

«В 8-й день июля… идучи под парусами по W-ю сторону острова Св. Естрада… Ветер марсельный, малооблачно… паруса имеем марселя, брамселя, фок, грот, кливер, фор-стеньги стаксель… В 1-й час поставили бом-брамселя… В 9 часов пеленговали Z-ю оконечность острова Тино. В ¾ часа вышед из-за острова Тино 2-х мачтовое судно под нашим флагом идущее от NW. Взяли фок и грот на гитовы… В начале 12-го часа спустили катер на воду, в ¼ часа для опросу вышеназванного судна послали от нас катер с мичманом Чистяковым…

Вышеназванный мичман Чистяков возвратился и привез с собою корсара капитана, который донес, что пришел из Корфы и хочет идти в Тенедос. Именуемый корсар “Фортуна”. В половине часа капитан возвратился на корсар…»

Шли переменными курсами. Из-за противного ветра фрегат «Венус» остановился у острова Тино. 10 июля при свежем северном ветре «Венус» снялся с якоря и продолжил путь.

«В 12-й день июля… лавируя под парусами в виду острова Церхея».

«В 16-й день июля… под парусами у острова Занте».

«В 18-й день июля 1807 года… идучи под парусами по W-ю сторону острова Св. Мавры Ветер брамсельный… в исходе половины 2 часа пришед мы на Корфский рейд, убрали все паруса, положили якорь, канату отдано 50 сажень…»

На следующий день, по прибытию на Корфу, тяжело раненный мичман Броневский был перевезен в город, в лазарет, что следует из записей в Шканечном журнале за 19 июля: «…больных мичман Броневский, нижних чинов и служителей 1, итого 2 человека», а за 20 июля о больном мичмане записи уже нет, значит, он был перевезен с фрегата на берег.

В Корфу доктор Корузо, спасая Броневского, выполнил восемнадцать операций, вынув из его плеча двадцать три осколка кости, сохранив тем самым не только жизнь, но и руку. О своем спасителе Броневский позже вспоминал: «Сей достойный и весьма искусный доктор был принят по представлению Дмитрия Николаевича (Сенявина. – А.Л.) коллежским асессором и служил после в Севастополе в звании Главного доктора при Морском госпитале».

Время стоянки фрегата «Венус» в Корфу – конец июля, начало августа – корабль ремонтировался, на нем менялся рангоут, конопатилась палуба, окрашивались наружные борта.

Фрегат находился на Корфском рейде, когда на нем случилось печальное событие – умер мичман В. Ушаков. Шканечный журнал скупо сообщает следующее:

«В 5-й день августа… стоя на Корфском рейде… сего числа волею Божию умер мичман Василий Ушаков…» На следующий день «…умерший мичман Ушаков для погребения свезен в Корфу…» В Шканечном журнале не указана причина смерти, надо думать, болезнь, ибо в журнале запись за 3 августа: «…больных мичман Василий Ушаков 3-й день, нижних чинов служителей 11 человек…»

В списках офицеров «Венуса» за март 1807 года мичман Василий Ушаков не числился.

Скорее всего, он прибыл на фрегат взамен раненого и находящегося на лечении в Корфу мичмана Владимира Броневского в конце июня – начале июля 1807 года. Похоронили мичмана В. Ушакова со всеми воинскими почестями.

Начало августа баловало хорошей погодой – маловетрие, малооблачно…

По окончанию ремонта «В 8-й день августа… снялись с якоря и пошли к водопаду для принятия пресной воды… В наличии имеется с пресною водою бочонков больших 48, средних 65, итого 113».

Наконец, 12 августа 1807 года на корвете «Херсон» прибыл барон Шепинг, с рескриптом от государя и копией с Тильзитского мира, ратифицированного 21 июня. А 23 августа из Тильзита два курьера, один через Триест и Каттаро, другой через Неаполь и Отранто, доставили высочайшее повеление: «Оставить Архипелаг, сдать Каттаро и Ионическую республику французам, а флоту немедленно возвращаться в Балтийские и Черноморские порты».

Уступка Франции Ионических островов меняла для эскадры вице-адмирала Д. Н. Сенявина в Средиземном море все! Как пишет Тарле: «…После Тильзитского мира ему предписывалось уже смотреть на французов как на союзников, а на англичан как на врагов».

К Тильзитскому договору были приложены Отдельные секретные статьи, гласившие:

«Статья первая. Российские войска сдадут французским войскам землю, известную под именем Каттаро. Статья вторая. Семь островов (Ионических. – А.Л.) поступят в полную собственность и обладание его величества императора Наполеона».

Как писал историк Е. Тарле: «Плоды замечательных побед на Средиземном и Адриатическом морях и берегах были ликвидированы на Немане не по вине доблестных русских моряков и солдат». Тильзитский мир ставил вице-адмирала Д. Н. Сенявина почти в безвыходное положение.

Вследствие сей Высочайшей воли эскадра Сенявина 24 августа 1807 года оставила остров Тенедос, предварительно разрушив все его укрепления. 25 августа прибыли в Идро, «откуда для забрания призов, принадлежащих флоту, и для окончания других дел контр-адмирал Грейг с тремя кораблями послан в Специю…»

26 августа 1807 года над Корфской крепостью был поднят французский флаг.

Шканечный журнал фрегата «Венус»:

«В 26-й день августа 1807 года стоя на Корфском рейде… в 6 часов с Корфской крепости палено из пушек для поднятия на оной крепости французского флага. Мало спустя, по приказанию капитана I ранга и кавалера Белли начиная с корабля Азия и по 2 пушки от Ярослава, от нас выпалено из 11-ти выстрелов и французских шебек из 30-ти выстрелов».

Продолжительное перемирие с Турцией делало пребывание кораблей вице-адмирала Д. Н. Сенявина у Дарданелл ненужным, и он стянул свои силы к Корфу.

28 августа эскадра вышла с Архипелага на Корфу, прибыв туда 8 сентября. Как писал очевидец: «Пришедши в Корфу, грустно было видеть этот город, отданный по миру тем войскам, которых мы привыкли видеть пленными, а теперь властелинами; жители в унынии…»

В Корфу Сенявин получил повеление отправить в русские порты находящиеся под его командованием корабли. Как писал Ф. Веселаго: «Во исполнение этого, судам, принадлежащим к Черноморскому флоту (5 кораблей, 4 фрегата, 4 корвета и 4 брига), и также 20 призовым судам, под начальством капитан-командора Салтанова, велено было идти в Севастополь; судам отряда капитан-командора Баратынского (3 корабля,1 фрегат и 1 бриг), находившемся тогда в Венеции, – немедленно следовать на Балтику; а сам Сенявин, сдав французам Ионические острова, вышел из Корфу 19 сентября и с эскадрой из 13 судов (10 кораблей, 2 фрегата и 1 бриг) направился к выходу из Средиземного моря».

Накануне этих событий, в конце августа, оправившийся после тяжелого ранения мичман Броневский возвратился на свой фрегат. «Венус» готовился к выходу в море.

Шканечный журнал «Венуса»:

«В 8-й день сентября … принято констапелем Гайдуковым с тендера 6-ти фунтовая пушка и два фальконета…»

«В 14-й день сентября отосланы от нас в команду корабля Скорого мичманы Еминский и Екимов».

«В 19-й день сентября… в 3 часа на флагманский корабль Твердый сигналом требовано со всей эскадры штурманские помощники, по которому послан от нас штурманский помощник 14 класса Крутиков».

«В 20-й день сентября малооблачно… в исходе 8-го часа на адмиральском корабле при пушечном выстреле поставили марселя. Следуя оному во всей эскадре корабли… поставили марселя, раскрепили фок и грот и стали сниматься с якоря… Адмиральский корабль снялся с якоря… в 31/2 часа на вице-адмиральском корабле сигналом по всей эскадре построиться в ордер похода… взяли фок и грот на гитовы, а у марселей и трисселя закрепили по 3 рифа и следуя флагманскому кораблю Твердому взяли курс Z-Z-O».

Очевидец писал: «Желание было общее – оставить Корфу… 20 сентября оставили Корфу навсегда».

Шканечный журнал фрегата «Венус»:

«В 22-й день сентября… идучи под парусами на W… … ветер брамсельный, небольшое волнение… с нами кораблей под вице-адмиральским флагом Твердый, под контр-адмиральским флагом Ретвизан, Селафаил, Скорый, Мощный, св. Елена, Уриил, Ярославль, Сильный, шлюп Шпицберген, фрегат Кильдюин. На горизонте к O-ту корабль Рафаил… паруса имеем марселя зарифленные, грот, фок, фор-стеньги стаксель… в 6 часов увидели в отдалении на W впереди Сицилийские берега…»

К сожалению, уже возвращаясь на родину, экипаж фрегата «Венус» продолжал нести небоевые потери. Видимо, в людях, в экипаже, накопилось и сказывалось напряжение постоянного двухлетнего пребывания в море. Не выдерживали этого напряжения не только корпуса кораблей, не выдерживал и человеческий организм.

«В 24-й день сентября… в 3 часа волею Божией умер боцман Максимов. Умерший боцман по долгу христианскому отпет и брошен в море…»

«В 26-й день сентября… волею Божией умер матрос Трифон Караваев. По долгу христианскому отпет и брошен в море…»

Русская эскадра вице-адмирала Сенявина благополучно прошла все Средиземное море.

«Во 2-й день октября 1807 года… идучи под парусами в Средиземном море…»

«В 6-й день октября… идучи под парусами в виду Гишпанского берега… к Гибралтарскому проливу…»

«В 8-й день октября… идучи под парусами в Атлантическом море в эскадре…»

8 октября 1807 года корабли эскадры Сенявина прошли Гибралтарским проливом и, не заходя в порт Гибралтар, вошли в бурный Атлантический океан, где, как писал Веселаго, «…в продолжение трех недель ей пришлось бороться с жестокими противными ветрами: многие суда получили опасные повреждения, команды изнурились до крайности почти беспрерывными, тяжелыми работами».

«В 11-й день октября… лавируя под парусами в Атлантическом море S-е мыса Сант-Винсент в эскадре. …после полуночи отдали у марселей по 1 рифу, у грот-марселя при отдавании рифов изорвало у оного последний риф в то время при нашедшем от ветра шквале перервало у грота лик-трос и изорвало оный…»

С гулом лопнул огромный грот, порванные снасти, как живые змеи, извивались на палубе.

«В 12-й день октября… ветер со шквалами и волнение…»

«В 15-й день октября… в 10 часов нашел шквал с громом и молнией…»

«В 18-й день октября…в 3 часа нашел от N-W шквал у грот-марселя лопнул у нижней шкаторины ликтрос…»

Именно в эти дни середины октября наша эскадра попала в Атлантике в жесточайший шторм. Очевидец, офицер корабля «Рафаил», мичман Панафидин в своих воспоминаниях писал об этом многосуточном кошмаре: «Ветер нам благоприятствовавший изменился: 10 суток мы качались по ужасным волнам океана… громом и молнией у нас разбило бизань-мачту. Корабль, разбитый в сражениях, поврежденный во всех мачтах, не представлял ничего утешительного… В 10 часов ветер точно с такой же силою переменился. В 11 часов уже не было ни одного паруса: все рвало… Корабль от волнения бросало с ужасною силою во все стороны. Не было места на корабле, куда бы не лилась вода…

В 2 часа 27 октября три обшивочные доски прорвали болты, которыми были прижаты к кораблю; вода лилась рекою… Все помпы были в действии и едва могли отливать воду… Валы были так ужасны, что корабли едва могли друг друга видеть, и то на короткое время.

После консилиума всех офицеров, не находя возможности держаться еще в море, мы известили адмирала о своем бедствии и просили позволения идти для спасения в ближайший порт. …Через двое суток мы увидели… Лиссабон. 29 октября, кинули якорь. Не веря себе, что мы покойны после 25-дневного беспрерывного качания и после ужасной бури, от которой наша жизнь была, как говорится, на волоске… Через три дня возвратился весь флот».

Такелаж и рангоут фрегата «Венус» тоже очень сильно потрепало штормами. В Шканечном журнале «Венуса» прямо говорится об этих повреждениях:

«В 24-й день октября… в начале 1-го часа с правой стороны у грот-марселя лопнул шкот».

«В 27-й день октября… идучи под парусами на N-O в эскадре… Ветер риф-марсельный, крепкий… В 8 часов изорванный грот-марсель отвязали и вместо него другой подняли…»

«В 28-й день октября… лавируя под парусами в Атлантическом море… В 3 часа по худости штур-трос лопнул, онаго переменили новым…»

«В 30-й день октября… идучи под парусами к мысу Лиссабону в эскадре… В половине 1-го часу увидели под ветром лавирующую лодку… Легли в дрейф для поднятия лоцмана…

В ¾ часа на флагманском корабле Твердый сигнал эскадре стать на якорь, глубина 22 сажени, грунт ил…»

Вместе с эскадрой 30 октября 1807 года потрепанный штормом «Венус» прибыл в Лиссабон. Обстановка вокруг эскадры вице-адмирала Д. Н. Сенявина с появлением ее на Лиссабонском рейде сделалась очень непростой. Через два дня французские войска под начальством генерала Жюно заняли столицу Португалии. В это же время английская эскадра явилась перед устьем реки Таго и объявила Лиссабон в блокаде. Надо отдать должное дипломатическому уму вице-адмирала Сенявина. Он счел за лучшее соблюдать строгий нейтралитет, а на предложение французов участвовать в десанте на побережье Дмитрий Николаевич дипломатично ответил, что в случае нападения англичан на французов он будет деятельно помогать французам как своим союзникам, но враждебно действовать против португальцев не может, потому что Россия не находится в войне с ними. Так наша эскадра осталась на зимовку в Португалии, но опасность нападения англичан на наши корабли сохранялась. На этот случай у Сенявина было распоряжение императора Александра I, в котором выражалась надежда, что в при нападении на эскадру неприятель будет отражен, но «при совершенной невозможности не токмо к сопротивлению, но и к защите предоставлялось благоразумию адмирала решить, буде не останется уже никаких средств, сняв люде, корабли сжечь или затопить, так чтобы отнюдь не могли они сделаться добычей неприятеля». Сенявину предстояло действовать гибко, по обстановке, а главное, исправить повреждения на своих кораблях.

Как писал в 1836 году в своем труде «Записки морского офицера…» служивший мичманом на фрегате «Венус» Владимир Броневский: «По невозможности прежде весны возвратиться нам в свои балтийские порты, исправя важные повреждения кораблей, для коих Принц-Регент все нужные материалы приказал отпустить, Главнокомандующий положил зимовать в Лиссабоне. Вследствие сего капитан фрегата «Венус» получил повеление отправиться обратно в Средиземное море, сыскать там эскадру капитан-командора Баратынского и дать ему знать, куда идти для соединения с флотом».

И далее в воспоминаниях Броневского звучит ключевая для понимания последующих событий фраза:

«По болезни капитана Е. Ф. Развозова фрегат наш поручен капитану К. И. Андреянову.

9-го ноября при тихом ветре снялись мы с якоря».

Отсюда становится понятно, что капитан-лейтенант Е. Ф. Развозов передал дела и обязанности командира фрегата «Венус» капитан-лейтенанту К. И. Андреянову.

Шканечный журнал «Венуса»:

«В 9-й день ноября 1807 года… стоя на якоре в реке Таго. В 8 часов подняли якорь… и пошли из реки в море…»

С этого дня пути капитана Е. Ф. Развозова и его фрегата «Венус» разошлись навсегда. Закончилась боевая страда капитан-лейтенанта Развозова в Средиземном море, закончилась его Средиземноморская Одиссея на фрегате «Венус», а сам фрегат продолжил службу, но уже с новым капитаном…

Фраза в воспоминаниях мичмана Броневского: «По болезни капитана Е. Ф. Развозова фрегат наш поручен капитану К. И. Андреянову» не объясняет подробностей, но и так понятно – к осени 1807 года за плечами капитан-лейтенанта Егора Федоровича Развозова было двадцать три года службы и двадцать две морские кампании. Да и последние два года беспрерывного нахождения в Средиземном море не прибавили ему здоровья.