Всадник между небом и землёй

Сухой лист закружился в воздухе и упал в наш костер. Это было единственное, что издало звук в этой тишине.

– 

Ну так вот, – продолжил Волк, усаживаясь поудобнее.– А потом, когда я остался один во всем лесу, – кого сожрали эти громадные тварюги, кто успел сбежать – я подумал… Ты меня слушаешь?

– 

Да, да, – ответил я, подкладывая в костер сухую ветку.

– 

…Я подумал, раз уж я еще есть, то закаблучу я что-нибудь такое особенное, а потом пусть сжирают, если найдут, конечно. Да. Но пока ничего особенного не подворачивается.

Он помолчал немного, а потом достал свой кораблик, весь облепленный какой-то глиной, и сказал:

– 

Вот пущу его вниз по реке, пусть плывет к морю. Во дни моей славной юности, сороки болтали

,

если такой вот кусочек коры с листком опустить в реку, то он обязательно превратится в большущий корабль, конечно, если ты только очень-очень этого захочешь.

С этими словами Волк встал на голову и довольно продолжительное время стоял вверх ногами.

– 

А если слегка подуть в парус, – предложил я, – то корабль вмиг домчит тебя куда нужно.

– 

Это верно, – согласился Волк. – Как молния домчит, только надо очень-очень захотеть. Ты бы куда отправился?

Тут из темноты опять вынырнула голова Лошади и тупо уставилась на костер. Но на нее уже никто внимания не обращал.

– 

Не знаю. Я бы лучше дома сидел, варил бы картошку в мундирах и ел ее с чесночком и квасом.

Лошадь аккуратно записала в блокнот всё, что я сказал, и исчезла.

– 

Во чудной !– засмеялся Волк, все еще стоя вниз головой. – Нет, я бы первым делом к морю, посмотреть – как оно там, а дальше видно будет. Говорят, на краю света есть такая страна, где все по облакам ходят. Вот бы посмотреть ! Это и есть, наверное – «что-то особенное». А то в жизни у меня только и есть – мой стишок про Пугало с голубым шарфом – такого поди и на свете-то нет, разве что у меня в голове, да вот сделал я еще кораблик и опять ненастоящий…

Волк принялся шумно сморкаться, сбив с соседней ветки бедную гусеницу, которая лезла на нее еще с четверга.

– 

А может быть и есть где-нибудь твое Пугало,– решил я

,

– стоит себе где-нибудь – и все…

– 

Может быть, – сказал Волк и подложил в костер кусок бересты , – если ты его встретишь, то обязательно мне телеграфируй.

– 

Хорошо, – сказал я.

Где-то в кустах послышался еле заметный треск.

– 

Теперь-то слышал ?– Волк поднялся с места с горящей палкой наготове.

– 

Кто это ?– спросил я шепотом.

– 

Это они, – также шепотом проговорил Волк, а потом сказал уже громче, – Я пойду посмотрю, – он взглянул на свою горящую ветку, – но прежде, чем я шагну вперед, запомни: если ты начал путешествие, то домой в своей шкуре уже не вернешься.

И он сделал шаг. В ту же секунду кусты затрещали, зашевелились, перепуганные птицы с криками сорвались с деревьев, и из темноты выступили две огромные мохнатые зверюги, похожие на людей , только с двумя головами. Волк стал ожесточенно хлестать их своей горящей веткой, но чудовища быстро выбили ее из его лап и набросились на Волка. Он принялся как мог отбиваться от них, махал в воздухе какой-то бумажкой, крича: «Меня нельзя есть ! У меня контракт !!» Но чудовища не обращали внимания на его слова и стали опутывать его толстой паутиной. В это время из чащи выбралось еще одно двухголовое созданье и огромной тенью нависло надо мной. Своей мощной волосатой лапой оно схватило меня за шиворот и подняло над землей как игрушку – я даже не пикнул.

Волк увидел, как меня медленно, но верно подносили к костру, и принялся сопротивляться еще более ожесточенно, а потом так рванулся, что почти вырвался из лап своих противников и разорвал большую часть опутавшей его паутины. Тогда он умудрился подскочить к костру и выплеснуть содержимое котелка на ногу схватившего меня зверя. Вот, оказывается, для чего мы варили уху ! Чудище отшвырнуло меня к берегу и скрылось в чаще леса с ужасными воплями, но в ту же секунду оно вновь вернулось, но уже с подмогой. Волк понял, что дело принимает трагический оборот и, прежде чем на него и на меня набросилась вся эта двухголовая братия, он выхватил из-за пазухи свой кораблик, подбросил его к реке и крикнул из последних сил: «Влепи!!»

Конечно же он хотел крикнуть «плыви», но ситуация была отчаянной. И вдруг произошло самое невероятное – маленький деревянный кораблик шлепнулся о волнистое покрывало реки и превратился в большую лодку с парусом. Я, не задумываясь, прыгнул в нее, а озлобленные чудовища стукнулись лбами над тем местом, где я только что был. Лодку подхватило течением и понесло прочь. Но я еще успел увидеть, как Волк, опутанный с ног до головы, был утащен в темный провал леса. Мой белый парус скрылся за поворотом реки. А возле затоптанного костра на берегу одно чудовище спрашивало другого:

– 

Уплыл?

– 

Уплыл, – ответил второй.

– 

Надеюсь, ты не сломал ему шею?

– 

Ну вот еще!

Глава 5. Необыкновенное превращение

Последние звезды исчезали с прохладного неба, ночной сумрак медленно растворялся в предрассветном ожидании. Стоял низкий туман. Моя лодка лениво плыла по течению и, к несчастью, не было ни малейшего ветерка, чтобы расправить безжизненно повисший парус. Я даже пробовал грести лапами, как веслом, но толку от этого было мало – только напрасно измучился. Становилось все светлее и светлее.

– 

Эхехе, – вздохнул я, и парус от моего вздоха чуть встрепенулся, – если бы прямо сейчас оказаться у стен Города, то я, пожалуй, бы еще…

Но я не успел закончить своих причитаний, потому что неожиданно, откуда ни возьмись, налетел буквально ураганный ветер и, подхватив мою лодку, стремглав понес ее, но только не вниз, а вверх по реке, и через какое-то мгновенье я должен был вернуться к месту, где мы сидели с Волком. До меня не сразу дошел весь ужас моего положения.

– 

Э, э, – не понял я. Ветер шумел в ушах, как сто тысяч ветров вместе взятых, и тут я опомнился.

– 

Куда ? – заорал я во все горло. – Назад !!!

Борта и мачта лодки заскрипели от давления, как будто бы на них наступил слон. Ветер сменился так внезапно, что меня чуть не выбросило в воду. Парус тут же выгнулся в другую сторону. Казалось, что он вот-вот разорвется на тысячи маленьких лоскутков; зато теперь, моя трещащая по всем швам лодка неслась уже в нужном направлении. Деревья по обоим берегам сначала мелькали словно кадры ускоренного кино, а потом все слилось в единую лихую картину загадочного Эффекта Допплера. Конечно, я мечтал добраться до Города поскорее, но уж никак не предполагал, что буду мчаться до него со скоростью света. Это уже слишком ! И вдруг все прекратилось. Моя лодка – совершенно целая и невредимая – стояла на бережке. Но, вообще-то, не совсем целая – парус вместе мачтой были безвозвратно потеряны в "гиперпространстве"; и, прямо скажем, не совсем на бережке – река протекала по степи на расстоянии ну никак не меньше километра от этого «бережка».

Я бежал по росистой траве навстречу Воротам Города, стены и башни которого упирались в бесконечные небеса и терялись где-то в глубине облаков. Огромные створки Ворот медленно закрывались. Я успевал. Вдруг слышу – справа хлопают чьи-то крылья.

– 

Н-ну что, б-бежишь ?

– спросила Ворона, а это была именно она.

– 

Бегу, – еле переводя дыхание, выкрикнул я.

– 

Н-ну, беги-беги, – прокаркала Ворона и тут же исчезла.

Но потом вдруг оказалась сидящей на моем левом плече. Я бежал как угорелый; впереди меня фонтаном сверкали брызги холодной росы, а Ворона удобно устроившись на моем плече продолжала каркать мне в самое ухо:

– 

Ну д-добежишь ты до своего г-города и что д-дальше? …Эй ! Д-да что ты так н-не-сешься-то ? Обожди хоть м-м-минутку !

Но я не обращал на вредную птицу никакого внимания, и, видно, ей это не нравилось:

– 

У меня к-к теэ… да стой же кому г-г-говорят! Стоп!!!

Неожиданно, не знаю – как и почему, я замер . Как вкопанный.

– 

Н-ну вот и с-с-славненько. Есть у м-меня тут одно дельце…

Я, как завороженный, стоял и смотрел на плавно закрывающиеся Ворота в двадцати шагах от меня.

– 

…Мне п-п-просили передать теэ, что…

Но вдруг я очнулся:

– 

Кыш, старая метелка ! Кыш!

Ворона, казалось, не удивилась такому обороту событий и, не дожидаясь увечий, быстренько исчезла, – словно ее и не было. А я уже бежал к Воротам, крича на ходу:

– 

Стойте ! Подождите меня ! Э-эй !Я вот о-о-он!!!

Но было уже поздно. Повинуясь извечному закону, Ворота закрывались в свой положенный срок. Было бесполезно лапами удержать створки, они неумолимо приближались друг к другу, угрожая защемить мне пальцы, а также более важные органы.

Я бессильно рухнул на выжженую траву. Дорога домой была отрезана.

      Плавно взмахивая крыльями, полетел отсыпаться после ночной попойки Филин. Другие обитатели холмов только-только просыпались, изредка вспархивая над травой. Было время перед рассветом. Я сидел, прислонившись к Воротам, и лениво, будто во сне, срывал травинки. «Читал я в одной умной книжке, – размышлял я, – что Солнце – это такая большая огненная змея. Она выползает из-за горизонта и сжигает всех, кто не нашел себе укрытия. А ведь говорил мне Барсук? Говорил. …Дома, поди, все того…на Пирамиду ушли глазеть». Я тщательно высморкался в свой любимый оранжевый платочек и поднялся с холодной земли. Вдалеке, на высоком холме, появился человек.

– 

ТРУБАЧ, – подумал я. – Все, сейчас начнется.

Земля замерла. ОН поднял свой рог и трижды протрубил. Низкий звук потряс предрассветную тишину. Подобно валу, гулкое эхо раскатилось по всему миру, разнося весть. И тогда край неба вспыхнул, вскрытый безжалостным ножом зари, и из-за горизонта показался огненный шар. Он поднимался с того края Земли, рассеивая еще дымившийся туман, пробуждая жителей Холмов, которые приветствовали его щебетаньем и заливистыми трелями. "Вот вам и "Огненная змея", – ахнул я, когда солнце поднялось над краем еле заметной полосы далекого леса, что тянулся у самого горизонта.

      Я приготовился и стал ждать, что произойдет с миром. Солнце осветило меня с ног до головы, будто прожектором, и вдруг я понял, что со мной творится нечто необъяснимое. Клочки моей шерсти стали вспыхивать голубоватым пламенем и падать на землю. Я стоял, не шевелясь, ничего не чувствуя, словно дерево сбрасывало свою листву перед долгой зимой. Вот уже куча шерсти лежала у моих лап, которые стали, почему-то, намного длиннее, чем обычно, пропали когти, пальцы стали длинными и тонкими. Солнце заиграло на моем изменившемся и уже не зверином лице оранжево-серебристыми красками, и я стал расти. Все тело чесалось, как будто я по самую шею стоял в муравейнике. Все мои внутренности словно заново перетряхивались. Но это было еще что ! Голова наполнялись новыми цветами, проносились какие-то невообразимые картины падения моего фарфорового тела с башни и разбития его на куски, причем каждый кусок стал жить отдельной жизнью и я осознавал себя в каждом. По всей зашевелившейся земле неслось молитвобормотание: «Всадник, прыг, на краю пустоты, борода засушена в бочке, гроза и гром – бам ! бам ! Мыслимо-немыслимо, часы в кастрюле – тик-так ! Юпитер, Сатурн – хлоп ! Отважный гусь взлетел на сосну, да-нет! Шелкоперый, ты ли это?» И так несколько раз. Весь этот бред пронесся кубарем через меня как вихрь, все очистивший, все расставивший по местам.

       Когда солнце выпустило меня из своих огненных объятий, я все так же стоял на холме, пытаясь сохранять равновесие, едва не падая от малейшего касания ветерка. И вдруг сзади раздался грохот, земля задрожала, увлекая меня на холодную траву. Небо скорчилось, потемнело, и огромный Город, вся эта колоссальная громада, стал погружаться под землю, раскрывшую свою пасть, чтобы наконец-то насытиться до отвала. Секунда – и Город исчез. Начисто. Он стоял века, но пропал за мгновение.

Небо опять прояснилось, утренний ветер разогнал набежавшие облака. На том месте, где недавно еще был Город, трепетали лис-тья молодого папоротника, плавно покачивались лепестки неизвестных цветов. Но самым удивительным было то, что городские Ворота остались стоять на том же самом месте. Правда одна створка была полуоткрыта, а другая и вовсе валялась тут же на земле среди лопухов и папоротника.

Глава 6. Пугало

Близился полдень. Йанек не спеша шагал по раскинувшемуся от края и до края пшеничному полю, пока не столкнулся нос к носу со старым Пугалом. На нем был изрядно поношенный, весь изъеденный молью плащ, на голове болталось нечто, что когда-то называлось шляпой, деревянная шея была обмотана бледно-голубым шарфиком. Одним словом, вид у Пугало был весьма фееричным.

– 

Что тебе нужно, Человек ? – спросило Пугало без всяких церемоний. Оно разговаривало очень медленно и вообще держалось с достоинством.

– 

Я увидел тебя еще издали и пришел узнать – как ты поживаешь, – ответил Йанек.

– 

О, мой юный друг ! – покачало шляпой Пугало, – Я не поживаю, а проживаю. А впрочем, я пожалуй расскажу тебе свою увлекательную, но короткую историю прежней жизни, если ты, конечно, меня сильно попросишь.

Йанек не сказал ни слова, а просто сел напротив Пугало, подпер голову руками и принялся слушать.

– 

Нет, нет, – сказало Пугало, – ты лучше сядь чуть левее от меня – с этой позиции я лучше освещаюсь солнцем.

Йанек послушно пересел.

– 

Ну вот, – начало Пугало, – о своей жизни я сочинило историю в стихах. Допустим, ты являешься их большим ценителем, ну, в общем, слушай. Даже если ты ни черта не смыслишь в поэзии, – проговорило Пугало, – тебя должны затронуть некоторые нотки.

– 

Что должно затронуть ? – не понял Йанек.

– 

Нотки !

– 

А-а…

И Пугало принялось читать, несколько в нос и с придыханием, – как положено поэтам, свои стихи.

Когда-то, в далекие славные дни,

Был я таким же как все.

Бегал, скакал или просто ходил

Туда, куда хочется мне.

Я плавал в пруду и плясал на холме.

И был я влюблен как шмель в дикий мед

Не в жницу, что стройна как лен,

Не в фею, что тонка, как мартовский лед-

В царевну был я влюблен.

Не знал я в то время, что был обречен.

Внезапно Пугало остановилось:

– 

Кстати, ты хоть представляешь, что

из себя представляет

в моем представлении мартовский лед?

Йанек в недоумении пожал плечами.

– 

А то, видишь ли, у меня есть подозрения, что он не так тонок, как я думало. Ну ладно, продолжим.

Пытался увидеть, где только мог,

Ее на балах и пирах,

На шумных турнирах средь пышных господ,

Но счастье было в мечтах.

Ведь был я в то время – нищий в ремках.

Тут Пугало опять вставило комментарий:

– 

Ты заметил, мой юный друг, как контрастна фраза "средь пышных господ" с "нищий в ремках". Чтобы отконтрастить ее, мне понадобилась уйма времени.

И думал тогда я: "Уж лучше умру !

Пусть вечность нас соединит.

Под небом бессмертия – как наяву

Для нас будет рай весь открыт."

Я понял, что смерть мое счастье хранит.

И умер я так, будто просто уснул,

Очнулся – и был удивлен -

– Над морем пшеницы торчал на шесту

Мой дух, облаченный в рванье -

С тех пор я пугаю в полях воронье.

Пугало закончило читать, ласковый ветерок касался рукавов его плаща, и казалось, что оно машет руками.

– 

Очень недурно, – со знанием дела сказал Йанек, – особенно концовка.

– 

«Очень недурно» , – передразнило его Пугало. – Это ведь, дорогой ты мой, настоящая поэзия, высокая, высочайшая поэзия.

Йанек поднялся с земли.

– 

Вообще-то, я хотел тебя спросить: ты, случайно, не знаешь – куда Хинконы, ну те, что из Перевернутого леса, утаскивают своих пленников ?

– 

…Тонкая, тончайшая поэзия, – не унималось Пугало, – я бы даже сказало… Плыви вверх по реке, пока не увидишь Указатель, заросший фиолетовым мхом.

– 

Очень признателен, – вежливо поклонился Йанек и побежал во весь дух по полю.

Издалека до него доносилось: «…Я бы даже сказало – наитончайшая поэзия !»

Не прошло и двадцати минут, как Йанек добрался до места, где была выброшена его лодка, с трудом перенес ее к реке и стал размышлять – как бы раздобыть весла. А через час он уже плыл вверх по течению, все дальше проникая вглубь Перевернутого леса.

Глава 7. Разоблачение

      К вечеру доплыв до Указателя, Йанек выбрался на берег и тут же попал в паучью сеть Хинконов. Они связали его и поволокли во дворец Повелителя, который чёрной громадой возвышался в самой чаще Перевёрнутого леса. У входа в Тронный зал пленника освободили от паутины и облачили в серебристую мантию. Два Хинкона раскрыли огромную дверь, и Йанек, шурша по полу своим странным нарядом, вошёл в зал. От удивления он раскрыл рот – на высоком троне, украшенном всеми мыслимыми драгоценностями, восседал и преспокойненько курил трубку тот, кого Йанек ещё недавно собирался вызволять из лап двухголовых. Волк сидел, ухмыляясь, положив ногу на ногу, с золотой короной на голове и в такой же серебристой мантии, как у Йанека. На спинке трона примостилась Ворона. Двухголовая стража стояла по обеим сторонам трона, и что самое удивительное – в дальнем углу лежал большой Чёрный Зонт, от которого на весь Тронный зал шёл запах водорослей и реки.

– 

Ну, как он вам? А? – спросил Волк, обращаясь не то к Вороне, не то к Йанеку.

– 

Х-хорош, – ответила Ворона.

– 

Немного худоват, правда, – Волк рассматривал Йанека в театральный бинокль.

– 

Д-детали, – ответила Ворона.

Слуга поднёс Волку кубок с вином и с поклоном удалился. Йанек продолжал стоять с расрытым ртом, глядя то на Волка с короной, то на Ворону, а потом сказал:

– 

А я думал, того… спасать тебя.

– 

Меня? – удивился Волк.

– 

Его? – возмутилась Ворона.

Йанек почесал затылок. Волк поднялся с трона и отшвырнул корону.

– 

Ладно, спектакль окончен, – он снял с себя и мантию – под ней оказался его старый пиджак и пижамные брюки. – Все свободны!

Хинконы мигом выскочили из зала. Ворона улетела в окно.

– 

Пойдём, чайку попьём, – сказал Волк.

Они вошли в другой зал, с завешенными окнами, и уселись на дальнем конце длинного стола возле уютно потрескивающего камина.

– 

А чаёк у меня отменный, – сказал Волк, доставая из под стола чайник, – с этой, как её?…

– 

Душмянкой.

– 

Точно…

      Когда они осушили несметное количество чайников и под стол был закинут последний из них, Йанек принялся рассказывать о своих приключениях, а Волк закурил трубку и слушал, не перебивая, лишь изредка ухмыляясь сквозь пелену серого дыма.

Заключение

На этом месте я закончил писать и поставил точку. Были еще мысли что-нибудь приплести к концовке, но в это время в избе прозвенел нервный звонок в дверь. Я долго раздумывать не стал и, развевая занавески, выбежал на крыльцо.

– 

Ну?

– 

Вот там у фляги ведро, – объясняют мне, – а воду будешь брать из дальней бочки, там и…

– 

Перец поливать? – спросил я, стремительно обувая сандалии, одним прыжком перемахивая через все, что попадалось под ноги.

– 

Да их я уже полила, пока ты свои фильмы смотрел… На грядки не наступай, – все мне там нарушишь… Й-японский бог.

Я беру ведро с ковшиком и бегу поливать огурцы и капусту.

Стоял самый обычный летний вечер 30 июня 2028 года.

КОНЕЦ

Барнаул

Февраль – июнь 1996 г.

Деревня

11 июля 1997 г. (7-ая глава)

КОРАБЛЬ СЧАСТЬЯ

Сказка

Присказка

За землями нехожеными, за лесами дремучими, в краю благодатном и цветущем, на заливных лугах, открытых солнцу и всем ветрам на свете, жили себе семь гномов: Роман Старославянский, Герон Семиструнный, Лортан Многоканальный, Фикус Антишутка, мудрый Всева-Посева, Жен-Вележен Опрожняйло, да жил ещё на хуторе в землянке дедушка Баприж – божий человек. Жили они в своих домиках на зелёном лугу, пили-ели да горя не знали; и каждый из них завсегда при деле был.

Вот чуть солнышко из-за моря синего выглянет, а Роман Старославянский уж на ногах. Каждое утро, кроме субботы и воскресенья, уходил он за реку по медвежьей тропе, где на высоком берегу строил он великое чудо из чудес – Корабль Счастья! И был тот корабль величиной с гору и строился он уж цельных полста лет – никак выстроиться не могёт. И не хватает-то сущей безделицы – Винтика с игольное ушко. Без него не полетит Корабль. Вот и наказывает брат Роман свому младшόму братцу Жену-Вележену энтот Винтик да отыскати; даром, что ходит повсюду и всё примечает, где что лежит-находится.

А Жен-Вележен тож ни свет ни заря вскакиват. Поест, попьёт, справит большую нужду и только потом берёт котомку и отправляется в Горы Кругосветные. А в Горах Кругосветных, путник, не зевай: из-под каждо камушка ведьмин глаз смотрит, по берегам вод родниковых цветки каменны на погибель растут, в пещерах глубоких овны с Золотым Руном бродють. Тут, брат, куда ни плюнь – чудеса-эзотерика! А Жен-Вележен наш не робкого десятка мужичок: ходит он по горам с рогатинкой, на цветки каменны не взглянет, воды из Дрёма Озера не пьёт, знай себе всё травки да корешки собирает. Про Винтик с игольное ушко не забывает – помнит наказ брата.

Какова из-за энтого винтика оказия приключилась, да что из того вышло – всему своё время. Это ж присказка была. Сказка-то следом брела. Вот и слушайте.

1. Певцы-Заповедники

Как солнышко за полдень перевалится, просыпаются, как по команде, Герон Семиструнный, Фикус Антишутка да Лортан Многоканальный. Да как примутся прям с кроватей песни горланить каждый из сваво дома – ешшо и глаза не продерут, а уж давай глотки драть! И веселья в округе така гора учиняется – хоть в займы раздавай! В околотке нашем звали их с давних пор Певцы-Заповедники.

Вот соберутся они все трое на опушке в тени Дуба Великана, возьмут скрипочки да бубны – и лейся песня по полям, по лугам! Умаются, пер екусят щавельком с малинкой, из речки студёной напьются и на траву-зелену валятся – утомилися, родимые. А как вспомнят, что солнышко высокό ещё, и давай опять песни плясать да танцы петь! Все жители лесные хороводы водить начинают: тут и белка с медведём, и заяц с лисицей, енотовидная собака и прочая живность. Все шутки шутят, в обнимку ходят. Вот какова чудодейственная сила песни задушевной!

Зайдёт солнце красное за Горы Кругосветные, музыканты на землю сыру валятся с усталости – всех потешили, всю землю на 100 вёрст кругом в пляс пустили. Подлетит к ним тётушка Сова, вскинет на загорбок и примется по домам их развозить-разносить, как детей малых. А им и ничего – уткнутся в перья совиные, сделается им тепло, уютно. Воздух ночной в ушах шелестит, как тут не заснуть, как не пригреться! Развезёт их тётушка Сова по домикам, уложит спать, а сама поднимется над землёй ночной да и улетит восвояси. А сверху нет-нет да и посмотрит – все ли улеглись? Не пропал ли кто? Вон и Корабль Счастья за речкой стоит, а возле него Медведь ходит да загривок чешет – дивится на чудо. Отпугнёт его Сова – пусть не балует, коль разуменья бог не дал.

Поднимется месяц над миром, расплескает свои воды месячные по верхушкам Дремучего Леса – то знак лешим да фавнам лесным, колдунам да ведьмам. Выходят они из нор, из коряг – тут дым столбом, чудеса коромыслом! И не приведи Господь в таку пору доброму человеку из дому выйти! С Седым вернёшься!