Читать книгу Висячие сады Семирамиды (Александр Сирин) онлайн бесплатно на Bookz (4-ая страница книги)
bannerbanner
Висячие сады Семирамиды
Висячие сады Семирамиды
Оценить:
Висячие сады Семирамиды

5

Полная версия:

Висячие сады Семирамиды

Это было весною, в зеленеющем мае,Когда тундра проснулась, развернувшись ковром.Мы бежали, два друга, замочив вертухая,Мы бежали из зоны, покати нас шаром.Лебединые стаи нам навстречу летели,Нам на юг, им на север – каждый хочет в свой дом.Эта тундра без края, эти редкие ели,Этот день бесконечный – ног не чуя бредем.По тундре, по железной дороге,Где мчится поезд «Воркута – Ленинград»…

И этот лагерный, уголовный фольклор – песни, частушки, всякого рода прибаутки постепенно расползались по стране, проникая в различные социальные слои. Не чурались этих песен и дети высшей партийной знати. Для них, для этих диссидентствующих детей и внуков гулаговских надзирателей, вохровцев и различных энкавэдэшных чинуш, было особым шиком на своих вечеринках пропеть что-нибудь из уголовного фольклора или продекламировать какую-нибудь частушку про партийную номенклатуру и про смерть Сталина.

Коммунисты отдыхаютНа Кавказе и в Крыму,А рабочих отправляютНа леченье в Колыму.Колыма, Колыма,Новая планета:Двенадцать месяцев зима,А остальное – лето!

Или:

Вся природа оживает,На земле проталины.В марте лагерь отмечаетПохороны Сталина.

На уголовный манер коверкая слова, они пели про молодого жигана: Молодой жульман, молодой жульман начальничка молит: / «Ты, начальничек, ключик-в-чайничек, отпусти до дому – / Дома ссучилась, дома скурвилась молода зазноба…»

Меня всегда удивляла схожесть музыкально-поэтических вкусов уголовников и различных тюремных надзирателей.


Это было время надежд и ожиданий. Многим тогда представлялось, что многолетняя эпоха Сталина сменится эпохой Лаврентия Берии, поэтому известие про арест Берии, суд над ним и последующий приговор с высшей мерой наказания для многих был подобен грому среди ясного неба. Тогда никто всерьез не воспринимал главного кукловода тех событий Никиту Хрущева. Для многих он был чем-то вроде опереточного шута. Многие полагали, что руководителем страны станет Маленков. Помню частушки тех времен:

Предатель БерияПотерял доверие.А товарищ МаленковНадавал ему пинков.

И такая еще:

Цветет в Сухуми алычаНе для Лаврентия Палыча,А для Климент ЕфремычаИ Вячеслав Михалыча.

У многих вызывали симпатии слова Маленкова, в которых он критически высказывался о партийной номенклатуру: мол, для многих партийных функционеров характерно «полное пренебрежение нуждами народа» и «взяточничество и разложение морального облика коммуниста глубоко проникло в ряды партии». Для многих он тогда был «последним ленинцем». Сейчас, спустя годы, я думаю, что судьба нашей страны могла бы сложиться иначе, останься тогда Маленков у власти и сумей он реализовать свои реформы в сельском хозяйстве, легкой и пищевой промышленности. Конечно, многого из сталинского прошлого Маленкова (о его участии в «ленинградском деле» и прочем) мы не знали. В памяти народной он остался человеком, который ратовал за улучшение жизни простого народа – снижение сельхозналога, списание недоимков за прошлые годы и изменение принципа налогообложения жителей сельской местности, а также за отмену привилегий для партийной номенклатуры. Но время руководства Маленковым Советом министров СССР было недолгим – в 1955 году его сместили с этой должности. А затем грянул XX съезд партии, разоблачение культа личности, публичное признание массовых сталинских репрессий. Для многих эти публикации о репрессиях стали настоящим шоком.

Слухи о том, что Хрущев замышляет что-то серьезное, что по его предписанию в архивах собираются документы про сталинские репрессии и среди прочего – компрометирующие материалы на Маленкова, Кагановича и Молотова, среди работников различных архивов поползли еще за полгода до XX съезда. Я помню, к отцу приехал из Москвы его товарищ, руководитель одного из московских архивов, он рассказывал, что скоро грядут большие изменения. Там, наверху, будет очень жарко, говорил он, им, руководителям архивов, прислали предписание составить свод документов про репрессии и те документы, в которых упоминалась фамилия Хрущева в составе троек, предписывалось уничтожить. «Мы девять мешков таких документов, связанных с Хрущевым, уничтожили», – сказал товарищ отца, этот старый архивист.

Уже позднее в воспоминаниях Судоплатова я встретил подтверждение рассказам товарища моего отца об уничтожении архивных документов, связанных с участием Хрущева в репрессиях тридцатых годов.

Уже тогда многие понимали, что Хрущевым движет вовсе не желание восстановить историческую справедливость (в этом случае он должен был начать с себя, говорить о собственных преступлениях), а желание расквитаться с ближайшим окружением Сталина. Это была обычная грызня внутри большевистской верхушки.


Современный обыватель, читая всякие брошюрки о тех страшных временах, задается вопросом, как в этих условиях могли жить люди – какими радостями они жили, любили ли они, как мы, ревновали и чем вообще они тогда жили. Но дело в том, что во всех этих исторических и псевдоисторических книжках сконцентрировано все жуткое и негативное, происходившее в те времена (количество репрессированных и так далее), а в реальной жизни оно было размыто на фоне других, более радостных и будничных событий. Большинство людей даже и не догадывалось о репрессиях и их масштабах. К тому же идеологическая машина этих репрессивных акций была так устроена, что у обывателя складывалось впечатление, что они направлены против той или иной враждебной строю социальной группы и сословия (зажиточное кулачество, священники и прочие). Немалую роль в неосведомленности обывателей в происходящих событиях играла индифферентность рядовых граждан к политической жизни: большинство людей, и не только у нас, в России, в реальной жизни живет маленькими радостями, не особенно интересуясь теми или иными политическими событиями: для кого-то удачей является затащить в постель смазливую девушку, другого интересует лишь продвижение по карьерной лестнице. Даже в изуродованных политических системах люди находили и находят стимулы для жизни, стремятся к карьерному росту. Основным стимулом обычно является то, что один австрийский писатель назвал «этажным самолюбием»: я достиг большего, чем мой сосед. В стремлении занять определенную социальную нишу, желании в своем карьерном росте обогнать определенных лиц (выше, чем у бывшего одноклассника, соседа по лестничной площадке и так далее) заключается истинная цель жизни. Большинство людей, за исключением крайних неудачников и счастливчиков, живут одинаково плохо, но живут они плохо на разных этажах. Это этажное самолюбие представляет для человека, которому в общем не очень-то виден смысл его жизни, чрезвычайно заманчивый заменитель.

Но тогда народ разделился на тех, кто верил этим публикациях, и тех, кто считал, что это все политические игры Хрущева и его компании.

Мой отец не был сталинистом, но он, как и многие очевидцы сталинской эпохи, ко всей этой разоблачительной кампании Хрущева отнесся резко отрицательно: «Сталин, конечно, был палач, – помнится, говорил он мне тогда, – но среди большевистского отребья, окружавшего в те годы Ленина, он был не худшим мерзавцем. Если бы к власти в двадцатые годы пришел Троцкий, то о газовых камерах мир бы узнал на пятнадцать лет раньше. Сталин осуществлял основное направление борьбы с инакомыслием, а конкретные репрессивные действия на местах проводили малообразованные карьеристы вроде Хрущева, которые таким образом избавлялись от конкурентов».

В 1930-е годы отец присутствовал на одной краеведческой конференции, где перед собравшимися архивистами выступал палач-цареубийца Юровский. Отец рассказывал, что, слушая сладострастное смакование Юровским подробностей убийства царя и членов его семьи, он испытывал физическое омерзение.

По мнению отца, среди большевистской верхушки только трое – Сталин, Маленков и Молотов – верили в коммунистическую утопию. Для значительной части этих стойких большевиков-ленинцев партия была всего лишь местом личного обогащения.

– Посмотри, – говорил мне отец, – на мемориальные квартиры всех этих большевистских вождей, всех этих Кировых и прочих, и ты увидишь, что жили они похлеще любых буржуев.

О том, что и сам Никита Хрущев был отнюдь не безупречен и принимал активное участие во многих репрессивных акциях сталинской эпохи, говорили многие. Среди знакомых моего отца было много сотрудников различных архивов из Украины. Они помнили и рассказывали о тех страшных временах конца тридцатых годов, когда Хрущев занимал пост первого секретаря ЦК КП(б) Украины. Сотни тысяч людей были репрессированы в годы его руководства Украиной. Людей без суда и следствия арестовывали и увозили, и во многих случаях это происходило с личного ведома сталинского палача Хрущева. О чистке партийных рядов, которые в тридцатые годы в Москве устроили Ежов, Каганович и Хрущев, рассказывали пожилые партийцы-москвичи. К тридцать седьмому году Хрущев с помощью Ежова практически убрал всех секретарей райкомов партии в Москве и области, всех наиболее способных руководителей, которых он рассматривал как своих конкурентов.

Уже позже, во времена так называемой горбачевской перестройки, стали появляться публикации, авторы которых (Борис Сыромятников, Павел Судоплатов) в своих воспоминаниях рассказывали о происходящих в тридцатые годы событиях, в частности о репрессиях в Москве и на Украине, проводимых по инициативе Хрущева.

Так, один из очевидцев этих событий писал, что Хрущев непосредственно контролировал ход арестов высшего партийного руководства в Москве, регулярно названивал руководству Московского управления НКВД, чтобы еще более ужесточить репрессии. «Москва – столица, – обращался Хрущев руководству Московского управления НКВД, – ей негоже отставать от Калуги или Рязани». Хрущев был одним из главных инициаторов закрытия церквей и репрессий против их служителей. Рассказывали, что Хрущев предлагал Сталину сделать Красную площадь местом публичных казней – расстреливать на площади священников и тех, кого тогда называли ревизионистами и троцкистами; поэтому некоторые из партийцев называли за глаза Хрущева Малютой Скуратовым.

В памяти народной Хрущев оставил о себе плохую память: кукурузная кампания; экспроприация домашнего скота в личных подсобных хозяйствах и последующий за этим массовый забой скота в деревнях; подавление восстания в Венгрии; строительство Берлинской стены; расстрелы мирных демонстрантов в Новочеркасске и Темиртау; передача Украине Крыма, чтобы перетянуть на свою сторону украинскую партийную номенклатуру. А была еще хрущевская денежная реформа, когда «хрущевские фантики» сменили «сталинские портянки», в результате миллионы людей «погорели» на облигациях.

Никакого уважения как руководитель страны Хрущев не вызывал: для многих он был просто героем анекдотов и частушек:

Все случилось шито-крыто.Стал вождем Хрущев Никита.Сталин гнал нас на войну,А Хрущев – на целину.Кукуруза, мандавоха,Вышла замуж за гороха.Обосрала все поляИ не родит ни х<…>я.Вышла б замуж за Хрущева,Да боялась одного:Говорят, что вместо х<…>яКукуруза у него.

Чтобы убедиться, что Хрущев абсолютно не верил в пропагандируемые им коммунистические идеи, достаточно посмотреть на его детей и их потомков: когда я вижу их политические трансформации, я еще раз убеждаюсь в справедливости народной поговорки: «У мерзавцев и дети вырастают мерзавцами».

Я помню, в середине шестидесятых среди интеллигенции ходили по рукам машинописные тексты секретного доклада Че Гевары, который он, как пояснялось в преамбуле этого текста, сделал на закрытом совещании руководства Кубы сразу после возвращения из СССР. По мнению Че Гевары, которое приводилось в докладе, среди высшего руководства Советского Союза нет ни одного марксиста, все заражены ревизионизмом. Интересы высшего руководства, утверждал автор доклада, лежат исключительно в меркантильной плоскости: они живут в роскоши, подобно высшей знати дореволюционной России, окружены многочисленной прислугой. И в заключение отмечалось, что через двадцать лет в СССР будет реставрация капитализма.

Возможно, это была фальшивка, а может, действительно это был подлинный текст доклада Че Гевары, но удивительным образом пророчество этого текста сбылось буквально с точностью до одного года.


В девяностые годы вину за развал Советского Союза возлагали исключительно на две фигуры – Горбачева и Ельцина. В действительности высшее руководство компартии Советского Союза насквозь прогнило еще в хрущевские времена. Спустя годы, читая биографии высших партийных чиновников, я удивлялся, как людей с сомнительным происхождением, людей из семей репрессированных допускали до высших эшелонов власти, не было ли это сознательной диверсией советских спецслужб, руководители которой тоже мечтали о реставрации капитализма.

И в этом отношении Хрущев был ярким олицетворением внутреннего разложения компартии.

Пожалуй, единственное доброе деяние, связанное с именем Никиты Хрущева, – это амнистия политзаключенных, но вместе с ними на свободу были выпущены десятки тысяч коллаборационистов всех мастей – бывшие полицаи, власовцы, бендеровцы, каратели из латышских добровольческих бригад СС, эстонские и литовские националисты, сотрудничавшие с гитлеровскими оккупационными властями.

На Севере, где я тогда работал геологом, хрущевское время было временем жутких гонений на религиозных диссидентов, сосланных сюда еще в тридцатые годы. В начале пятидесятых годов они исправно трудились в лесопунктах и сельхозпредприятиях при различных спецучреждениях и, не привлекая к себе особенного внимания, проводили свои религиозные богослужения. Но в хрущевское время за них опять крепко взялись, начали понуждать ходить на выборы, лишали родительских прав, наиболее активных заключали в психоневрологические изоляторы, разрушали храмы, которые пережили гражданскую войну и суровые тридцатые годы. А потом на Север докатилась кукурузная кампания – снимали с должности агрономов, которые противились хрущевским директивам выращивать кукурузу в зоне рискованного земледелия.

Хрущев был мил лишь горстке интеллигентов из больших городов, которые эту жуткую эпоху назвали «оттепель». Для них это действительно было оттепелью, но для сотен и тысяч религиозных диссидентов это время даже по сравнению со сталинским периодом казалось суровыми сибирскими морозами.

Триумфальные успехи СССР в космонавтике во многом были заслугой предшественников Хрущева – кровавого диктатора Сталина и его правой руки Лаврентия Берии.

Когда в шестьдесят четвертом году днепропетровская партийная группировка убрала с политической сцены Хрущева, никто в народе особо не горевал из-за ухода этого сталинского палача. Народ на это отреагировал новыми частушками и анекдотами.

Товарищ, верь: взойдет она,на водку прежняя цена,и на закуску выйдет скидка —ушел на пенсию Никитка!

Поэтому, наверное, и неудивительно, что сразу после похорон Хрущева стали распространяться слухи об осквернении его могилы на Новодевичьем кладбище. Рассказывали, что уже на следующий день после похорон Хрущева на его могиле кто-то устроил отхожее место. Бродили различные истории, будто кто-то несколько раз выкапывал из могилы тело Хрущева, а позднее был арестован рабочий Новодевичьего кладбища, который, как оказалось, и выкапывал труп Хрущева. Из-за регулярного осквернения могилы Хрущева, как судачили рядовые обыватели, московскими властями было принято решение о закрытии Новодевичьего кладбища.


Эпоха правления Брежнева в восьмидесятые годы с легкой руки одного малообразованного ставропольского комбайнера было названо застоем, в действительности же она была золотым временем советского государства: в магазинах появилась бытовая техника – холодильники, телевизоры, стиральные машины, радиоприемники; открывались дома мод; на прилавках магазинов стала появляться одежда из соцстран и из Финляндии.

Но идеологические основы общества были уже в значительной мере подорваны предшествующей эпохой. Начавшееся еще во времена так называемой «хрущевской оттепели» размывание основ советской идеологии, обесценивание коммунистических идеалов прошлого, приняло фатальный характер. Диссидентские настроения подобно едкой плесени расползались по разным уголкам страны, находя приверженцев подобных умонастроений не только среди жителей крупных городов, но и в далеких рабочих поселках, затерянных на необъятных просторах Сибири и Русского Севера.

В умах значительной части советских граждан витали уже не мысли о далеком светлом будущем, как у их отцов и дедов, а меркантильные интересы дня сегодняшнего. В портовых городах и крупных городах-миллионниках пышным цветом процветала фарцовка: молодежь гонялась за дисками популярных западных поп-групп, за западным ширпотребом – кроссовками, джинсами. Подростки из состоятельных семей покупала у фарцовщиков джинсы Montana, Levi’s, Lee, Wrangler по цене месячной зарплаты инженера (150–200 рублей), а те, чьи семейные бюджеты были поскромнее покупали польские Odra, болгарские «Рила», индийские Miltons, Avis. А уже в 80-х появились более дешевые немецко-итальянские джинсы – Jordans, Super Perrys, Rifle, Riorda, Genesis, Ledex, Colorado.

У определенной части молодежи джинсы были признаком социального статуса. На вершине этого социального престижа были те, кто носил джинсы Levi’s, Lee, Wrangler, а внизу были обладатели скромных индийских и болгарских изделий. Модники, щеголявшие в джинсах Levi’s или Wrangler в адрес тех, кто носил скромные болгарские джинсы, пускали различные остроты: «У кого на жопе “Рила”, тот похож на крокодила». И в этот джинсовый фольклор причудливым образом вплетались имена и фамилии популярных рок-музыкантов и политических деятелей: «Наш любимый Элис Купер носит джинсы RIFLE Super»; «овладеть Анджелой Дэвис вам поможет фирма “Леви’с”»; «ты пришла ко мне на хаус в модных джинсах “Леви Страус”».

Вкусы молодежи из крупных городов были ориентированы на западное общество потребления. Среди молодежи была популярна фраза: «Империализм загнивает, но загнивает с запахом французских духов».

Значительная часть советского общества жила в состоянии когнитивного диссонанса: одни слова звучали с телеэкранов и из официальных средств массовой информации – и совершенно другие в разговорах на кухне, на вечеринках в кругу близких знакомых и единомышленников. Происходящие там разговоры один известный писатель охарактеризовал меткой фразой: «Заниматься подкусыванием советской власти под одеялом». Уже не было прежнего страха сталинских времен пострадать за вольнодумство и инакомыслие – ни за что получить двадцать пять лет лагерей.

Среди молодежи в моде теперь было фрондерство. Политические новости, передаваемые официальной прессой, частенько становились предметом анекдотов и шуток.

А в Америке расизм,а в ЮАРе геноцид,а у нас в стране советскойстал евреем прежний жид.От Москвы до самых до окраин,с южных гор до северных морейчеловек проходит как хозяин,если он, конечно, не еврей.США достали мы по сталии надою молока,а по мясу поотстали —х<…> сломался у быка!Вражий голос ругает отчизну,что я мясом стал хуже питаться:мы так быстро идем к коммунизму,что скотине за мной не угнаться.Мой миленок – диссидент,Он читает «Континент».Завтра встану спозаранку,Свезу дролю на Лубянку!

Популярны были различные переделки известных песен на актуальные политические события.

Внуки большевистских комиссаров, выходцев из еврейских местечек, обсуждая на своих вечеринках очередные успехи израильской армии в войне с арабами, с задором пели переделки популярных советских песен. На мотив песни «Три танкиста» звучала песня о трех еврейских танкистах, воющих с арабами:

Над Синаем тучи ходят криво,Край суровый тишиной объят.В тридцати верстах от Тель-АвиваЧасовые родины стоят.Там врагу заслон поставлен прочный.Там стоит, отважен и силен,На родной земле ближневосточнойБроневой ударный батальон.Служат там – и песня в том порукой —Нерушимой дружною семьейТри дантиста, три веселых друга —Авраам, Исаак и Соломон.Но не спит, читая на ночь святцы,Шейх арабов – старшина Иван.В эту ночь решили арафатцыПерейти священный Иордан.Шли в атаку Фишманы и Кацы,Наступала грозная броня,И летели наземь арафатцы,Иудеев яростно кляня…

А была еще переделка песни «Там вдали за рекой»:

За Синаем-рекой загорались огни,В небе ясном заря догорала.Сотня юных бойцов из израильских войскна разведку в Каир поскакала…

Помнится, был еще вариант с переделкой известной еврейской песни «Эвейну шалом алейхем»: Веди нас в бой, Голда Меир! Веди нас в бой, Голда Меир! / Веди нас в бой, Голда Меир и одноглазый бог войны Моше Даян! / Москва, ты нам не столица – Еврей свободная птица <…> Дойдем до Красного моря на страх и ужас врагам, / И точно нашим будет вскоре / Тот дальний город, что зовется Ассуан…

Прежние советские символы у молодежи уже не вызывали благоговения, а становились объектом сатирических стихотворений.

Сверху молот, снизу серп —это наш советский герб.Хочешь – сей, а хочешь – куй:все равно получишь х<…>й!

Даже полет первого советского космонавта и тот стал объектом шуток.

Юра, Юра, ты могуч,Ты поднялся выше туч!Ты прославил до небесМать твою – КПСС.Хорошо, что наш Гагарин —Не еврей и не татарин,Не какой-то там чучмек,А наш советский человек!

Не минула сия чаша и самого Генерального секретаря Центрального комитета партии Леонида Брежнева.

Прилетели птицы с юга —От синицы до грача.В этом личная заслугаЛеонида Ильича!Если женщина красиваИ в постели горяча,В этом личная заслугаЛеонида Ильича!Обменяли хулиганаНа Луиса Корвалана.Где б найти такую б<…>дь,чтоб на Брежнева сменять?

Именно в эпоху Брежнева началось разрушение монолитного железного занавеса со странами Запада, открылись различные лазейки и бреши для эмиграции из страны победившего социализма в благополучные европейские страны. И в поисках комфортного проживания в европейские страны и Соединенные Штаты потянулась вереница диссидентствующих представителей так называемой творческой интеллигенции – поэтов, писателей, художников, а также дети номенклатурных работников, внуки большевистских комиссаров и начальников гулаговских спецучреждений, разуверившиеся в коммунистических идеалах своих отцов и дедов и решившие заменить утопическую идею построения коммунизма в отдельно взятой стране на заземленную, реалистическую идею – построение коммунизма в отдельно взятых семьях. Для большинства из них переезд через океан был связан исключительно с меркантильными интересами. У многих из них, выезжающих на Запад в ореоле поэтов, писателей, художников, подвергшихся репрессиям со стороны коммунистического режима, по факту имелся только один талант – умение эксплуатировать образ ярого антисоветчика, и благодаря умелому манипулированию этим образом они получали места на радиостанции «Свобода» и в разных колледжах и университетах по ту и эту сторону океана.

Вместе с ними за океан потянулись их пассии – смазливые барышни-манекенщицы из модельных домов, окололитературные барышни. Некоторых из них звали Ася, но это были не тургеневские Аси, а Пекуровские… Были Елены, Марии, и вся эта пестрядь разнообразных имен среднерусской возвышенности заполнила артистические салоны по ту и эту сторону океана, чтобы там в гуще неофитов от искусства найти мужчину своей мечты – какого-нибудь отпрыска из респектабельной буржуазной семейки, желательно весьма состоятельной и хорошо бы еще с каким-нибудь аристократическим титулом вроде графа или герцога. Не всем этим окололитературным барышням удалось подобрать нужную по размеру туфельку, но некоторым из них все-таки сопутствовали везение и удача, и в результате поисков урожденная Козлова, перебрав добрый десяток партнеров, становилась графиней де Карли.


Эпоха Брежнева пришлась на американскую агрессию во Вьетнаме и арабо-израильские войны. То, что американские военные вытворяли во Вьетнаме, было не менее чудовищным, чем зверства гитлеровских солдат во Вторую мировую войну. И эти зверства вытворяли солдаты страны, представители которой были в числе главных обвинителей нацистских руководителей на Нюрнбергском процессе.

bannerbanner