скачать книгу бесплатно
– Кто таков будешь? – поинтересовался сержант.
Никита молчал, недоверчиво поглядывая то на сержанта, то на его гвардейцев.
– Да это кузнец наш тутошний, Никита Жарый, – вмешался подоспевший Потапыч. – Господа служивые, вы не серчайте на него. Он молодой покуда, одначе кузнец добрый, дело свое знает: и косу поправит, и замок смастерит, а кому и лошадь подкует.
– А сам-то пошто молчишь? – опять сержант задал вопрос кузнецу.
– А я… и не молчу вовсе, – неохотно пробубнил Никита, поглядывая исподлобья через белые кудри.
– Жарый, говоришь? – повторил Щепотев. – Фамилия-то… – под стать кузнецу. Из крепостных что ль?
– Хм… Мы люди свободные, – гордо заявил здоровяк, – обыватели сельские. А сами-то кто будете?
– Сержант Щепотев, лейб-гвардии Преображенский полк, – запросто представился сержант. – А сии господа – мои верные соратники… А ведомо ль тебе, обыватель сельский, что бить государевых людей есть государственное преступление, кое подлежит наказанию?
– На то была причина, – коротко ответил Никита.
– Какая такая причина? – усмехнулся сержант.
– Невежества не терплю. – Никита косо поглядел на гвардейцев. – Да и зачинщиком был не я…
Сержант с легкой усмешкой обвел взглядом своих бравых солдат. Вид стоявших перед ним преображенцев был такой, словно они только что вернулись с поля боя, – потрепанные, лохматые, побитые.
– Знать, потревожили тебя? – сержант продолжал допрос кузнецу. – А ты тотчас в драку?
– Пущай глядят… кого тревожат.
– Ух ты каков… Уж больно грозен, как я погляжу… Годков тебе сколь?
– Пошто тебе мой возраст, господин служивый? – Никита бросил подозрительный взгляд на сержанта.
– Да ладно, не кобенься, – поддел его сержант.
– Давеча… двадцать было.
Щепотев поднял перевернутую скамью, приставил ее к столу и сам присел. Кивком головы поманил Никиту. Скамью напротив тут же подняли гвардейцы, и все не спеша расселись.
– Хозяин, медовухой-то угостишь? Да поесть чего, – пробасил Щепотев.
– Сию минуту, господа служивые. (И – сыну:) Макар! – спохватился Потапыч.
– Значится, сие так, Никита-кузнец, – с серьезным выражением лица начал сержант. – Хочу тебе совет верный дать: кузнечить – дело-то оно, вестимо, доброе, токмо вот думается мне, на государевой службе пользы от тебя будет поболее… В рекруты пойдешь?
– В рекруты?.. – округлив глаза, удивился неожиданному предложению Жарый. – Хм… Эт за какие такие пороки?
– Пороки?.. Ну, во-первых, ты руку поднял на государевых людей. Это ли ни порок?.. А во-вторых, скажи-ка мне, мил человек, про Питербурх город ты слыхивал? Сие новый город, что на реке Неве.
– Нет, господин служивый, не слыхивал я ни про город сей, ни про реку. Да и, признаюсь, говорить об энтом – мне без интересу, – ответил Никита, пытаясь закончить этот спонтанный разговор. – Пойду я, пожалуй. Поздно уже.
– …В Питербурхе сем нынче полк морской учиняется, абордажников значит, – продолжал сержант. – Попасть туда – честь, да не каждому она дана. Тебя же… возьмут, ежели пожелаешь.
– Эт чего вдруг? – усмехнулся Жарый.
– Ни вдруг… По воле государя нашего таких удальцов, как ты, в сей полк и велено набирать.
– Хм… Так уж и возьмут? – задумался Никита, прищуренным взглядом уставившись на сержанта.
В этот момент вдруг скрипнула дверь харчевни, и в зал вошло несколько человек во главе с Кузьмой, приказчиком барина Привольского. Вошедшие хищным взглядом пробежались по залу и в дальнем углу заприметили кузнеца.
– Прочь сумленье, человече! – возмутился один из гвардейцев. – Наш сержант зазря слов на ветер не бросает.
– Сам государь-батюшка в нашем сержанте веру имеет, – добавил другой.
– Да погодьте вы… – осадил гвардейцев сержант. – Мы, как видишь, люди военные, сами на службе государевой, знаемо про что толкуем.
Никита посмотрел на гвардейцев, о чем-то подумал, перевел дыхание и равнодушно произнес:
– Господа хорошие, благодарствую за совет добрый… Как оно там, на реке вашей – мне про то не ведомо. А посему останусь я тутось, в Березниках. Даст Бог, буду кузнечить и далее. Работы, чай, невпроворот.
– Эй, кузнец!.. – вдруг рядом послышался грозный голос. (Жарый приподнял голову и за спиной сидящего сержанта увидел Кузьму.) – Мы за тобою.
– Чего надоть? – сурово бросил Никита.
– Сбирайся. К барину поедешь. Там обо всем и сведаешь.
– Это кто ж посмел перебить наш разговор задушевный? – не оборачиваясь, иронически возмутился сержант.
– А… – махнул рукой Никита, – Кузьма, приказчик барина Привольского.
– Кузнец, давай по-доброму, а не то силком утащим, – решительно заявил Кузьма.
– Барина Привольского говоришь?.. – переспросил сержант, глядя на Жарого, и, слегка повернув голову, добавил: – Ни тот ли сие Привольский, кой задолжал казне государевой за торговлю мягкой рухлядью[21 - Мягкая рухлядь – пушнина, т. е. шкурки соболя, песца, лисицы, бобра, куницы, белки и т. д.]?
– А ты кто есть такой, чтоб барина моего в том упрекать? – возмутился Кузьма, уставившись в затылок сержанта. – А ну-ка, встань и обернись! – потребовал он от сидящего к нему спиной незнакомца. – Не привык бить в спину.
Щепотев хитро улыбнулся, слегка подмигнул правым глазом кузнецу, поднялся и не торопливо повернулся к Кузьме. Они были одного роста. Их глаза оказались на одном уровне.
– Признал?.. – наконец оборвал затянувшуюся паузу сержант. – Али как?
Лицо Кузьмы оставалось напряженным. Затаив дыхание, он с трудом выдавил:
– Сержант?.. Михайло Иваныч? – в его басе звучало волнение. Единственный глаз нервно задергался.
– Здорово, Кузьма!
– Братцы, так это ж Кузьма… Кузьма Трофимов! – узнал его один из гвардейцев.
– Верно, он чертяка, – подтвердил другой.
Тут Кузьма грозно свел брови и, слегка повернувшись к своим людям, строго распорядился:
– Ступайте к лошадям и ждите во дворе!
Те меж собой переглянулись и тут же послушно покинули харчевню. Убедившись, что никого из них в зале не осталось, Кузьма повернулся к Щепотеву.
– Не чаял, командир, что встречу тебя уж более, – радостно процедил Кузьма, расплывшись в кривой улыбке.
Два больших человека по-дружески тепло обнялись.
– Я сам рад встрече, друг ты мой сердешный, – искренне радовался сержант. – Давай к нам за стол.
Широкое грозное лицо Кузьмы непривычно умиленно сияло, он жадно разглядывал своих старых добрых товарищей-однополчан.
– Здорово, Кузьма! – приветствовали они его.
– Мое единственное око явно лукавит, – взволнованно, с надрывом произнес Трофимов, чуть было не проронив слезу. – Неужто я вновь средь вас, братушки.
– А то как же! – радовались неожиданной встрече гвардейцы.
Никита Жарый с явным любопытством наблюдал за случайной встречей бывших сослуживцев.
Подали несколько чарок медовухи, пироги с рыбой, квашеную капусту, из закуски.
Михаил Щепотев встал, поднял чарку и произнес тост:
– Ну что, братцы, за опору трона государева! За гвардию!
– За гвардию! – вскочив со своих мест, поддержали гвардейцы тост командира.
Все громко чокнулись полными чарками, пропустили по паре глотков, стали закусывать.
– Хороша зараза, – довольно чмокая, произнес сержант, вытирая рукавом губы.
– Верно сказывают люди, славная здесь медовуха! – хвалили гвардейцы.
– Сержант, коим ветром надуло-то вас в края здешние? – поинтересовался Кузьма.
– Проездом мы. А путь держим в Казань к фельдмаршалу Шереметеву, – ответил Щепотев, наворачивая пирог с рыбой.
– Что так? Никак восстание башкир сему причина?
– Не без того, – кивнул сержант.
– Хм… Наслышан. Чай, в соседях живем, – ухмыльнулся Кузьма. – Иноверцы лишь ослабу узреют, враз бунт учинят.
– Окромя них есть и иные бунтари… свои, – пояснил Щепотев. – В Астрахани стрельцы опальные, солдаты гарнизона местного да работные люди бунт учинили. Якобы за правду, за христианскую веру. Немецкое платье не по душе им пришлось, да бритье бород не по нраву. «За старину» встали.
– Иноземцев побили, – добавил кто-то из гвардейцев, – каких людей начальных да воеводу местного казнили.
– Вот государь и послал Шереметева с войсками чинить промысел над мятежниками, – закончил сержант.
Приоткрыв рот, Никита Жарый только и успевал, что крутить головой из стороны в сторону, с интересом узнавая из уст государевых людей о событиях за пределами Нижегородского уезда.
– Зная тебя, Михайло Иваныч, чай, не просто в те края ты путь держишь, – любопытствовал бывший преображенец. – Туды сколь лошадей сменить надобно, сколь ямских станций миновать.
– То верно, Кузьма, путь-то не близок… – И, наклонившись ближе к старому сослуживцу, Щепотев тихо ответил: – Указ государя имею для фельдмаршала. – И тут же, сменив тему, опять в голос: – Да что мы все про нас? Ты сам-то, Кузьма, как? Откуда в местах сих? После конфузии под Нарвой за тебя я более и не слыхивал.
Кузьма взял чарку медовухи, залпом осушил ее, провел своей огромной пятерней по лицу, громко отрыгнул и сделал довольно продолжительный выдох.
– Спрашиваешь, как я?.. Получив тогда под Нарвой ранения… полку Преображенскому… да что полку, – с досадой махнул рукой, – армии русской… я стал более не надобен… И вот уж четвертый год как у барина Привольского приказчиком значусь. А куды еще податься инвалиду войны?.. А Преображенский наш… порой и поныне мне снится.
– Постой, Кузьма, а до кузнеца-то какое дело у тебя? – вдруг сержант вспомнил про Никиту Жарого и кивнул в его сторону.
Кузьма посмотрел на кузнеца тяжелым взглядом.
– Он… Матвея, сынка барина Привольского, да дружков евоных тутось помял малость, – объяснял Кузьма. – Барин в гневе, распорядился сыскать обидчика да к нему доставить.
Щепотев повернулся к кузнецу и шутливо поинтересовался:
– Никита, ты пошто сынка барского обидел?
– Не трогал я его и дружков евоных тож не трогал, – отрицал кузнец, пожимая плечами. – Всего-то навсего сани опрокинул.
– Сани? – удивленно переспросил сержант.
– Так и есть. Никита умудрился опрокинуть запряженные барские сани. Ими же барича с его людьми-то в сугробе и подмял, – пояснил Кузьма.
Преображенцы посмотрели на кузнеца, от удивления широко округлив глаза.
Никита, не придавая этой теме особого внимания, словно разговор был не о нем, скромно продолжал трапезничать.
– Небось, было за что? – уточнил Щепотев, продолжая удивляться кузнецом.
– Было, – жуя, ответил Никита. – Пущай девок чужих не лапает.
– Никак твоя попалась? – любопытствовал сержант.
– То была невеста моя, – буркнул себе под нос Никита.
– А-а… невеста?.. Похвально! – одобрил сержант. – А дружков его пошто?
– Так уж вышло… – пожал плечами Жарый. – Но пальцем я никого не трогал.
– Да уж… (И – гвардейцам:) Повезло же вам, братцы, что кузнец вас столом дубовым не подмял. Чай, синяками не отделались бы.
– Да ладно, – застыдился Никита.
Одноглазый Кузьма пристальнее пригляделся к бывшим однополчанам, заметив неладное.
