скачать книгу бесплатно
– А… Евдокия, не до тебя нынче, – невесело встретил ее Привольский-старший.
– Что ж так, Иван Савельич? Аль случилось чего? – забеспокоилась женщина.
– Пошто явилась-то? – грубо поинтересовался молодой барин.
– Пошто явилась… – обиженно повторила женщина. – Поговорить пришла… За тебя, Матвеюшка, да за Ульяну поговорить.
– Говори, коли есть что. – Привольские застыли в ожидании.
Евдокия не торопясь присела на скамью у стола, стянула с головы шерстяной платок, окинула виноватым взглядом барина с баричем и тяжело вздохнула.
– Батюшка, свет мой, Иван Савельич… ты прости меня Бога ради, прости меня бабу глупую… – завыла Евдокия, опуская глаза. – Не мочно мне вразумить Глафиру. Не пойдет Ульяна за Матвея. Люб ей Никита-кузнец, дюже люб… Я женщина, я энто вижу.
– Отец, нынче что, день худых вестей? – завопил барич, затем гневно набросился на женщину: – Ты явилась в наш дом, абы поведать нам про то, что ты глупая баба?.. Быть может, батюшка мой тебе денег мало посулил да блага всякого за сватовство твое лживое? А? Стерва ты старая…
– Прости, Матвеюшка, виноватая я… – напуганная Евдокия, каясь, сползла со скамьи и опустилась на колени.
– Молчи, глупая старуха, молчи, – продолжал возмущаться Матвей. – Не желаю слышать сего. Не ты ли первая сваха в окру?ге? Дело, наказанное тебе, не великое и тебе оно ведомо. Ульяна должна быть моей женою. Слышишь?
– Да как же сие изладить-то, Матвеюшка? – женщина была в растерянности. – Я уж и так, и этак пробовала. Ей кузнец люб, да так люб, что ради него она на все готовая.
Барин молча супился, терпеливо слушал слова Евдокии.
– Лепечешь ты без умолку, да токмо в речах твоих толку нет. Долой с глаз моих! – не сдержался барич. – Убирайся прочь!
– Матвей, постой! – одернул его Привольский-старший и посмотрел на женщину: – Встань!.. Так ты сказываешь, она на все готовая… кузнеца ради?
– Готовая, Иван Савельич, на все готовая, – поднявшись с колен, Евдокия подтвердила сказанное.
– Ну что ж… Добро… – хитро улыбнувшись, произнес барин, и следом твердо добавил: – Будем готовить сватов.
– Отец?.. – Матвей удивленно посмотрел на отца.
– Ежели Ульяне люб сей кузнец, – начал излагать свои размышления барин, – и дабы желает она избавить его от вечных скитаний по каторгам, ей дулжно замуж иттить за тебя, Матвей. А кузнецам лишь всыпем батогов числом заслуженно да отпустим на все четыре… Ульяна же с тобою останется на веки вечные.
– Как энто, отпустим? – возмутился барич.
– Да погодь ты, – осадил его Иван Савельевич. – Сие обсудим опосля.
– Отец, а ежели Ульяна противиться станет? – поинтересовался Матвей.
На вопрос сына барин уверенно ответил:
– Ежели супротив воли нашей пойдет, не видать ей более кузнеца, в Сибири сгинет окаянный.
– Хм… Отец… мудрость твоя стоит похвалы! – Матвею пришлись по душе слова отца.
– Евдокия, – барин строго глянул на сваху, – завтра же поутру явишься к Ульяне и передашь ей: кузнеца, мол, мы не тронем, ежели она за Матвея замуж пойдет… Поняла?
– Да, мой батюшка, все поняла, все сделаю, – покорно ответила женщина, и собралась было уходить, пятясь задом к двери.
Неожиданно на пороге появился приказчик Кузьма.
– Ну и где кузнец? – сурово спросил Иван Савельевич.
– Барин, на кузне его нет. А мальчишку, евоного подмастерья, мы привезли. Но он сказывает, что не ведает, где кузнец нынче, – ответил Кузьма.
– Лжет! – истерично закричал Матвей, нервно тряся руками. – На дыбу его!.. Враз расколется. Ну что застыл как истукан? На дыбу, тебе сказано!
Кузьма посмотрел на Ивана Савельевича и, хмуро сдвинув брови, произнес:
– Барин… ни палач я и быть им… не приучен.
– Кузьма, ты ж из солдат… на войне, чай, был, – Матвей напомнил ему о его государевой службе в прошлом. – Руки, небось, по самые локти в крови.
– На войне – то иное… – сдержанно отвечал Кузьма, – Там швед – ворог наш… Там не ошибешься… а тутось…
– Гляжу я на тебя, Кузьма, и мнится мне, что швед тебя не токмо глаза лишил, но и мозгов тебе, видать, поубавил. А может, их, мозгов-то, и не было вовсе?.. А?.. С Никиткой мне должно поквитаться… за стыд учиненный спросить надоть, сурово спросить. Пес этакий в глазах невесты моей… меня позору придал. – Барич подошел к приказчику в упор и заглянул в его единственный глаз. – А посему, Кузьма, всю округу наизнанку выверни, а кузнеца мне сыщи где хошь, а не то… последнего глаза лишишься…
Кузьма сурово посмотрел на молодого барина. Левая скула его непроизвольно задергалась.
– А чего Никиту искать-то? – неожиданно вмешалась Евдокия. – Он в харчевне, у Потапыча.
– В харчевне? А ты почем знаешь? – поинтересовался барин.
– Сама видала, как он от избы Глафиры, расставшись с Ульяной, прямиком поехал в сторону окольной дороги, – ответила женщина. – А там ничего окромя хозяйства Потапыча и нет боле.
– У Потапыча, сказываешь?.. – переспросил Иван Савельевич. – Хорошо… Ступай, Евдокия, ступай! – и выпроводил женщину за дверь.
– Вот он где, сукин сын, – злобно процедил сквозь зубы Матвей.
Не отходя от двери, барин повернулся к приказчику:
– Кузьма, ты все слыхал?
– Да, барин, слыхал.
– Тогда ступай же и делай, чего велено.
– А мальчишку-то куды? – спросил перед уходом Кузьма.
– В подклеть[19 - Подклеть – полуподвал, нижний этаж избы, летнее неотапливаемое помещение, в котором размещалась кладовая.] его! – сведя зубы, судорожно выдавил Матвей. – Пущай покуда там посидит. С ним я и сам как-нибудь управлюсь.
Кузьма кивнул головой и вышел в сени. Не успев закрыть за собою дверь, он услышал короткий диалог барина со своим сыном.
Оставшись вдвоем с отцом, Матвей вновь вернулся к разговору, который его крайне беспокоил:
– Отец, ежели Ульяна будет моей, то Никитку отпускать никак нельзя. Где бы он ни был, но покуда он жив, жизни мне не даст.
– Дурень ты. Кто ж ему ее оставит, жизнь-то? Хм… – ухмыляясь, ответил Иван Савельевич. Затем, полубоком повернувшись к иконе Спасителя, перекрестился: – Прости меня грешного, Господи!
Во дворе усадьбы Привольских в ожидании стояло несколько всадников. Через расписное слюдяное окно Матвей наблюдал за Кузьмой, который хромая спустился с крыльца и дал какие-то указания стремянным. Связанного Лешку утащили в подклеть.
Кузьма не спеша залез на коня и грозно буркнул:
– К Потапычу! В его харчевню!
Стремянные следом за приказчиком рванули в указанном направлении.
Часть третья
Глава 1. Предрешенный поворот судьбы
Наступали сумерки. Выпавший за день снег сверкал в лучах заходящего солнца. Воздух был чист и прозрачен. Легкий ветерок скидывал с клонящихся веток деревьев хлопья снега. На небо медленно выползала загадочная луна, освещая не только белоснежные покровы и темные деревья, но и силуэты пяти всадников, мчащихся по заснеженной дороге. Комья снега так и разлетались из-под копыт лошадей. Выехав на большое поле, всадники заприметили вдали свет в окошках постоялого двора и двинулись к нему.
Дверь в харчевню привычно открылась со скрипом. Первым вошел человек в военной одежде в чине сержанта. Это был Михаил Щепотев. За ним вошли еще четверо служивых. Это были рослые, усатые гвардейцы. На каждом была короткая суконная темно-зеленого цвета походная епанча[20 - Епанча – широкий безрукавный длинный плащ с капюшоном, форменная одежда русских солдат и офицеров XVIII века.], черная шляпа с загнутыми с трех сторон краями, обшитая белым галуном, на шее – галстук из белого трипа. Гвардейцы окинули взглядом зал. Свободных столов не было. Кто-то из присутствующих пил, кто-то ел, кто-то просто вел пустопорожние беседы с соседями. И только в дальнем углу гвардейцы заприметили стол, за которым одиноко сидел мужик. Никто из служивых и не догадывался, что этим мужиком был местный кузнец Никита Жарый. Изрядно подвыпив медовухи, он спал уже как полчаса, уткнувшись головой в стол. Гвардейцы двинулись к нему. Сержант же подошел к высокому прилавку.
– Здорово, хозяин! – поздоровался он хриплым голосом с пожилым мужчиной, тщательно протирающим полотенцем чарки.
– И вам не хворать, господин служивый! – ответил Потапыч, окинув привычным оценивающим взглядом незнакомца. – Захаживайте… Чай, устали с дороги-то, продрогли?
– Нам бы поесть чего посытнее да лошадей напоить, – произнес Щепотев, выпирая большую острую нижнюю челюсть. – А ежели свободный угол найдется – до утра останемся.
– Гостям мы завсегда рады. Угол для вас имеется, да и поесть чего-нибудь сыщем, – приветливо ответил Потапыч. – Позвольте полюбопытствовать, издалека ли путь держите и далече ли?
– Из Москвы мы… в Казань едем. Малость вот заплутали в местах ваших. Уж шибко много снега намело. Дорогу верную подскажешь?
– Чего ж не подсказать-то… Небось, не ради удовольствия по дорогам нашенским рысачите.
Подойдя к столу, за которым спал кузнец, один из гвардейцев сперва толкнул его в плечо… Затем приподнял его белые кудри, нависшие над лицом. Глаза были закрыты.
– Похоже, он пьян, – предположил один из гвардейцев.
Толкнув кузнеца в бок, другой согласился:
– Похоже на то.
– А ну-ка, братцы, раз-два, взяли, – предложил третий.
Недолго думая, служивые, взяв спящего под руки, стащили его со скамьи и усадили на пол у стены.
– Тяж-ж-желый детина, – прохрипел кто-то из гвардейцев.
Заметив возню у стола в дальнем углу харчевни, Потапыч, открыв широко глаза и прикрыв рукою рот, на мгновенье застыл. В ту же сторону обратил свое взор и сержант Щепотев.
– Садись, братцы. – Гвардейцы, скинув епанчу и предвкушая хороший ужин, свободно, расслабленно разместились за широким столом.
Неожиданно разговоры за другими столами и какие-либо передвижения в зале харчевни прекратились. Присутствующие затаили дыхание, сосредоточив внимание на дальнем столе.
– Сказывают, медовуха в местах сих славная, – восторгался один из гвардейцев.
– Хорошо здесь, – добавил другой, – доброе местечко, тихое.
Один из них обернулся и обратил внимание на глядящие на них десяток пар глаз.
– А чего энто они уставились на нас? – удивился он. – Что не так?..
Не успев договорить, гвардеец вдруг почувствовал, как какая-то сила схватила его сзади за ворот мундира и приподняла над скамьей. Спустя мгновение служивый столкнулся лбом со своим соседом, да с такой силой, что в глазах заискрило.
– Ты что же делаешь, сукин ты сын? – кому-то возмущенно закричал гвардеец, сидевший напротив. Но пару секунд спустя очередной служивый перелетел через стол и своим телом свалил возмутившегося гвардейца. Вслед туда же полетела и деревянная скамья. Гвардейцы были в замешательстве. Но быстро опомнившись, они все разом бросились на неожиданно проснувшегося подвыпившего кузнеца. Началась драка. Она была не на шутку. Гвардейцы подскакивали к Никите один за другим и в таком же порядке отлетали в разные стороны. С соседних столов люди повскакивали и отпрянули назад, подальше от бойни.
Сержант Щепотев, все еще находясь у барной стойки, с любопытством наблюдал за развернувшейся «баталией». Неравная борьба длилась несколько минут. Жарый, не ведая усталости и боли, лихо орудовал здоровыми кулачищами, а также предметами, попадавшимися ему под руку. Столы, скамьи, посуда – все шло в дело. Потапыч же, хозяин харчевни, лишь молча жмурился и вздрагивал, глядя на погром.
Гвардейцы начали было сдавать. И в тот момент, когда силы их покинули и все они лежали на полу, с трудом подавая признаки жизни, Никита, окончательно протрезвев, встал, широко расправил плечи и грозным басом произнес первую фразу:
– Не гоже, господа служивые, трогать спящего кузнеца…
– А государевых людей – наипаче, – неожиданно прозвучала фраза у него за спиной.
Никита неспешно обернулся, и в этот самый момент промеж его глаз впечатался чей-то увесистый кулак. Кузнец застыл, зашатался. Его лицо скривилось, глаза сбились в кучу, ноги подкосились, и он грохнулся на пол. А перед ним, невозмутимо потирая свой кулачище, стоял сержант Михаил Щепотев.
Гвардейцы, кряхтя и постанывая, стали подниматься, помогая друг другу. Стыдясь за свои действия, которые привели их к полной конфузии, они воротили лица в сторону, отводя глаза от сурового взгляда командира.
– Лихо он вас потрепал, – сказал сержант с легкой ухмылкой, окидывая взглядом каждого.
– Ваше благородие… мы то…
– Да ежели б у нас… – бухча под нос и говоря что-то невнятное, перебивали они друг друга.
– Что, с одним мужичком управиться не смогли?.. И сие лучшие гвардейцы войска русского… Видать, государь наш перехвалил вас. А?.. Гвардия?
– Михайло Иваныч… – кто-то попытался было возразить.
– Молчите, конфузники, сам все видел… Поднимите его, – сержант указал взглядом на кузнеца.
Один из гвардейцев с опаской попытался подступиться к Никите – пихнул его ногой в бок, после чего взял его за рукав.
– Эй, мужик, слышь… вставай давай.
– Не тронь, – фыркнул Никита, отдернув руку. – Сам управлюсь.
Он медленно поднялся, опираясь на дубовый стол. Суровым взглядом нашел сержанта. Посмотрел на него пронзительно и, потирая место удара, поинтересовался:
– Чем энто ты меня так?
– Вот энтим, – спокойно ответил Щепотев, демонстрируя свой кулак.
– Кулаком?.. – с удивлением переспросил здоровяк, и недоверчиво добавил: – Нет… чем-то иным.
