скачать книгу бесплатно
Неожиданно его за рукав взяла Ульяна. Он обернулся.
– Спаси Бог тебя, Лешенька, – поблагодарила она его. – Ты смел да отважен.
Молодой кузнец скромно пожал плечами и, опустив глаза, расплылся в улыбке.
– Как ремесло кузнечное? – поинтересовалась девушка. – Небось, тяжко приходиться?
– Ремесло не коромысло, плеч не оттянет, – ответил Лешка. – Ой, постой, Никита… – спохватился вдруг он и шустро полез за пазуху. Вытащив оттуда небольшое кованное изделие, протянул его Жарому. – Третьего дня как Потапыч забыл его в кузнице нашей.
Никита взял изделие в руки и окинул профессиональным взглядом. Им оказалось калачевидное однолезвийное кресало[17 - Кресало – стальная пластинка для высекания огня из кремня.], размером в три дюйма, богато орнаментированное мудреными завитками.
– Добрая вещица, – оценил изделие Никита.
– Добрая, да не нашенская. Вернуть надобно. Потапыч, небось, обыскался уже… Ладно, голубки, езжайте.
Никита, дернув вожжи, крикнул:
– Но-о!.. Пошла, родимая!
И розвальни помчались далее. Лешка тяжело вздохнул и некоторое время смотрел им вслед, пока те не исчезли за дальним поворотом.
Глава 4. Обида барича
Барские сани с шумом ворвались в просторный двор усадьбы барина Привольского, которая расположилась на возвышенном месте, на западной окраине села Березники. Двор усадьбы был обнесен высоким, без единого зазора частоколом из заостренных сверху толстых тесанных бревен, плотно скрепленных друг с другом. Во дворе было несколько строений. Сани остановились у господского дома.
За широким массивным столом, при свете сальных свечей сидел пожилой мужчина в расшитой шелком тафье[18 - Тафья – круглая шапочка, плотно покрывающая голову по маковке, или по темени.] на голове и внимательно читал толстую книгу. Слегка нахмурив густые брови над глубоко сидящими глазами, он сосредоточенно двигал указательным пальцем вдоль строк. Суховатые, бледные губы, которых между рыжеватыми с проседью усами и курчавой бородой почти не было видно, негромко, по слогам произносили слово за словом. Это был Иван Савельевич Привольский.
Вечерний покой и тишину прервал его сын Матвей, который шумно, запыхавшись, появился на пороге господского дома. Он был дико зол и растерян.
– Клавка… квасу подай! – недовольно буркнул Матвей сенной девке.
– Худо выглядишь. Аль приключилось чего? – поинтересовался отец, неохотно отрываясь от чтения. – И что за наряд на тебе?
– Ох, изведу я сего иуду, житья ему ни дам… – не отдышавшись, сквозь зубы начал Матвей. – Где одноглазый?
Клава принесла Матвею ковшик с квасом. Он жадно припал к питью.
– Чего стряслось-то? – вставая из-за стола и поправляя на себе теплый бархатный халат с трогательными кисточками на концах пояса, озабоченно любопытствовал Иван Савельевич. – Лица на тебе нет.
Матвей небрежно вытерся рукавом и продолжил:
– Мы малость выпили, с гулянки домой возвертались. А они средь тьмы на нас, словно вороны черные… Вилами грозились, сани опрокинули. Отец, прикажи сыскать их.
– Да кого сыскать-то? Толком объясни. Кто обидчики твои? – уже настойчиво спрашивал подошедший к сыну барин.
– Кузнецы-безбожники: Никита Жарый, шельма этакий, да Лешка Овечкин, поддувало евоный. Вот они-то беспредел и учинили, бесы проклятые.
– Кузнецы?.. Хм… Чего ради им трогать тебя? – уточнял барин. – Они, чай, люди смирные, дело свое знающие – колдуют в кузне своей, почитай безвылазно.
– Смирные? Отец, люди, кои с не?честью водятся, меня живота чуть не лишили, а ты мне допрос чинишь? – Матвей начал злиться на отца. – Вели сыскать их… обоих. Ежели не веришь мне, дружков моих поспрошай. Они все видели.
– Дружков? Энто тех, с коими ты кутишь да деньги отцовские на ветер пускаешь? Сколь уж было говорено тебе, почаще Библию читай. – Иван Савельевич указал рукой на открытую книгу, лежащую на столе. – По стиху в день хотя бы… Священные тексты трудны, да… А ты почитай да поразмысли, об чем прочел. Ты у меня единственный сын, единственный наследник. Тебе дулжно быть надежей моей, продолжателем дел моих, а не кутилой беспечным.
Барич после отцовских слов замолчал, насупился.
– Ладно… Сыщем мы твоих обидчиков, – успокаивая сына, сказал барин, затем громко крикнул: – Кузьма!.. Где Кузьма?
Через минуту дверь широко распахнулась и в барские хоромы, хромая на левую ногу, вошел здоровенный мужик, служащий у Привольских приказчиком. Правый глаз его был перевязан черной тряпкой.
– Звали, барин? – пробасил вошедший.
– Звал, – ответил Привольский-старший. – Возьми стремянных и найди-ка мне Никитку-кузнеца.
– Сего безбожника, пса шелудивого сюды вези, – добавил грозно Матвей. – Да, и подмастерья его Лешку тоже сыщи.
– Понял, барин, – ответил Кузьма.
– С Никиты спрос особый будет, – продолжал негодовать Матвей, вышагивая по дому из угла в угол. – Он, словно медведь дикий, сани перевернул, нас в сугроб завалил, да еще надсмеялся надо мною. Сего ему я не прощу. Батогами велю бить, ноздри вырвать. А после и на каторгу заслать положено. – Матвей вдруг бросил взгляд на Кузьму, резко остановился и грозно крикнул: – Ты еще тутось, истукан одноглазый? Ступай и делай, что велено!
Кузьма тут же вышел и закрыл за собой дверь.
Глава 5. Неудачная шутка
У дома Ульяны розвальни кузнеца остановились. Никита с полными ведрами воды и девушка с коромыслом в руке вошли во двор и остановились у крыльца.
– Ой, Никитушка, неспокойно мне как-то, – переживала девушка. – Матвей-то человек мстительный, каверзы чинить удумает. А отец его, Иван Савельич, всякие прихоти сына своего ублажать готовый.
– Ничего. Пущай не трогает не свое, – уверенно ответил кузнец.
– Ой-ли! Твое что ль? – кокетничая, спросила Ульяна.
– А то чье ж?.. Мое… Нынче же летом свадьбу-то и сыграем, – уверенно продолжал он.
– Ух ты… скорый какой. А меня спросить про то забыл? – поинтересовалась Ульяна. Она пристально посмотрела кузнецу в глаза, ожидая услышать признание.
Никита как-то растерялся, откашлялся, слегка поморщился, затем исподлобья взглянул на девушку.
– Ульяна… ты энто… замуж-то за меня пойдешь ли, коли позову? – в голосе кузнеца звучала неуверенность.
– А ты позови, а там и поглядим, – с легким кокетством ответила девушка.
Неожиданно открылась дверь, и из дома вышла сваха Евдокия. Она увидела Никиту, который все еще держал в руках ведра с водой, и Ульяну. Лицо женщины напряглось, затем, хитро улыбнувшись, она повернулась в сторону открытой двери дома и в сени громко произнесла:
– Славно мы поговорили, соседушка. Рада я за наших молодых. Матвей с Ульяной будут доброй парой. На днях сватов жди.
Никита замер. А Ульяна от удивления аж рот приоткрыла.
Спускаясь по крыльцу, Евдокия, все также хитро улыбаясь, небрежно обронила:
– А-а… Ульянушка, к прислуге привыкаешь?.. Умничка.
Ульяна не знала, что ответить. Она лишь, как и Никита, растерянным взглядом проводили Евдокию до калитки, за которой та исчезла. Кузнец в полном недоумении повернулся к Ульяне:
– Энто она чего сказала-то?.. Матвей?.. Он что, свататься к тебе собрался?
– Может, и собрался… – шутя ответила Ульяна. – А ты что, никак ревнуешь?
Никита нервно поводил глазами по сторонам, потом вдруг вспомнил про ведра с водой, которые до сих пор еще были в его руках. Опустив их громко на крыльцо, аж вода плеснула через края, он тяжело вздохнул и, пытаясь скрыть свое недовольство, произнес:
– Вот еще. Шибко надоть… ревновать.
– А я вот возьму и выйду за Матвея, – хитро прищурив глазки, дразнила девушка Никиту.
– Эх, Ульяна… негоже так: играешь с одним, а замуж собираешься за другого.
Девушка расхохоталась в ответ.
– Да то все не так, Никитушка, – улыбаясь, ласково говорила Ульяна, пытаясь свести все к шутке.
– Пойду я… Видать, тутось делать мне нечего, – сурово пробасил кузнец. – Не ровен час, сваты наедут. Мешаться не привык. – Махнув рукой, он повернулся и уверенно пошел к калитке.
– Никитушка, постой!.. Никита! – позвала девушка возлюбленного.
Но Никита не реагировал на слова Ульяны. Девушка догнала его у калитки.
– Да постой же, глупец ты этакий… – Ульяна положила свои руки на широкую грудь кузнеца и умиленно, снизу вверх посмотрела ему в глаза. – Экий ты упрямый. Ты мне люб. И никто более, окромя тебя, мне не надобен.
– Все шутишь?.. Видать, Матвей прав был, для тебя я… рылом не вышел.
После сказанного Никита обиженно убрал руки Ульяны, развернулся и молча исчез за калиткой.
Евдокия в это время стояла тихо за высоким забором и все слышала. Жарый, выйдя быстрым шагом на дорогу и не заметив женщину, уселся в свои розвальни, хлестнул вожжами лошадь и погнал в сторону окольной дороги, что за селом, где располагалась местная харчевня. Женщина проводила Никиту прищуренным взглядом и хитрой усмешкой.
Глава 6. У каждого своя забота
В пяти верстах от Березников, на краю большого заснеженного поля, через которое пролегала во всякое время года накатанная дорога, у березовой рощи, разместился небольшой, немного покосившийся, с виду невзрачный постоялый двор. Местные знали об этом уютном месте, любили его, вечерами коротали там время. Чужаки, оказывавшиеся в местах сих, крайне редко проезжали мимо, не заглянув. Постоялый двор славился харчевней с дешевой простой едой, гостеприимством хозяина да местной медовухой, старинный рецепт ее приготовления держался в тайне.
Дверь в харчевню со скрипом открылась. На пороге появился Никита. Хмурым взором окинул небольшой зал. Людей в теплой избе было немного: несколько местных да кто-то из проезжих. С кем-то из знакомых Никита поздоровался скупым кивком головы. У высокого прилавка, за которым стоял мелкий, но жилистый мужичек лет шестидесяти, лысоватый, с морщинистым лицом, кузнец остановился.
– А, Никита?.. Доброго времени суток! – поздоровался с ним хозяин постоялого двора.
– Не совсем оно и доброе, Потапыч, – стянув с головы шляпу, вяло ответил Жарый.
– И то правда, – согласился мужичок-хозяин, не проявляя обычную приветливость и словоохотливость.
– Потапыч, дай-ка мне медовухи, да поболе, – уныло попросил кузнец. – Быть может, тогда сей вечер и подобреет.
– А харчей? – предложил Потапыч. – Пироги есть, с рыбой.
Никита мотнул головой: – Не-а. Медовухи.
– Никита, а как там светец мой? – поинтересовался старик.
– А… светец… – вспомнил Жарый. – Справили. Можешь забирать, во дворе, в розвальнях моих его найдешь. – Но слов благодарности кузнец уже не слышал. Он неторопливо двинулся за дальний стол, одиноко стоявший в полуосвещенном углу зала.
– Макар! – окликнул Потапыч молодого чернявого парнишку, который обслуживал столы.
Никита расположился за большим грубым дубовым столом. Следом появился Макар с сальной свечой и глиняным кувшином, полным медовухи. Приветливо улыбнувшись и поздоровавшись, юноша ловко наполнил чарку кузнеца подогретым хмельным медом и удалился. Никита взял полную чарку и враз отхлебнул до половины. Минут через пять к столу Жарого подошел Потапыч.
– Никита, за светец благодарствую, – без особой радости произнес он. – У меня к тебе еще просьба имеется. Мне б ажурные решетки справить для окон харчевни… от людей лихих.
– Не сегодня, Потапыч… После обсудим. Ах, да, – кузнец полез за пазуху, достал кресало и положил его на стол перед стариком.
Потапыч, увидев свою потерянную вещицу, растерянно улыбнулся:
– Как?.. Никита, ты где нашел его?.. Я уж обыскался, было думал, посеял с концами… Благодарствую.
Со второго подхода Жарый опустошил чарку, вытер рукавом уста и ответил:
– Лешку благодари. Пропажу твою он сыскал в кузнице нашей.
Вертя в руках кресало, старик сказал:
– Сие ж память от дядьки твоего, Луки Фомича. Энто его изделие.
– Дядьки моего?.. – удивился кузнец. – Хм… То-то я гляжу – рука мастера.
– Да, Лука Фомич был мастером… И человеком был сурьезным, но отзывчивым… Царствие ему небесное, – произнес Потапыч и перекрестился. И тут легкая улыбка его сменилась озабоченным выражением лица. Неторопливо взяв кувшин, он гостеприимно наполнил чарку гостя сладким напитком до краев.
– Сам-то пошто не весел? – поинтересовался Никита, заметив уныние на лице пожилого мужчины. – Чего приключилось-то?
Потапыч понуро присел напротив кузнеца и уперся локтями в стол, подперев лоб. Спустя секунды он поднял голову, грустными глазами нашел в зале Макара, который суетился между столами, обслуживая гостей, и тяжко произнес:
– Макара – старшего сына моего… в рекруты забирают… – Тяжело вздохнул. – А с меньшеньким Гришкой, инвалидом от роду, с хозяйством сим мне не управиться. Да и мамка их… кой уж год хворает тяжко, почитай с постели сама уж совсем не встает. Как я буду без Макара?.. Боязно даже помыслить об энтом.
– Потапыч… ежели чем могу подсобить тебе… ты скажи, – пытался поддержать старика Никита.
Пожилой мужчина посмотрел кузнецу в глаза, тяжело вздохнул и, слегка улыбнувшись, ответил:
– Никита, большой ты человек. И душа твоя большая, добрая. Ты выслушал меня… и на том благодарствую. – После этого он не торопясь встал из-за стола и, немного сутулясь, поковылял к своему прилавку.
Никита какое-то время пристально следил за Макаром, затем уставился на горящую на столе свечу… после чего вновь взялся за медовуху.
Глава 7. Коварные планы
Войдя в дом барина Привольского, сваха Евдокия обратила лик в красный угол, перекрестилась двуперстно на Спасителя.
– Мир дому вашему, Иван Савельич! – негромко возгласила женщина, поклонившись большим обычаем. – Доброго здравия, Матвей Иваныч!
