Anamnesis. Том 2

Акушерка улыбнулась:

– Идите отдыхать, Пал Палыч! Умотались вы за сегодня.

– Да уж… Вы тоже отдохните, Мария Глебовна. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи.

Водные процедуры прошли уже в полусне. Почти не открывая глаз, будто заправский лунатик, я прошествовал из душа в свою палату… пардон, квартиру! И упал на баронову кровать. Сознание тут же отключилось.

Проснулся я от странного чувства. Если попытаться его сформулировать, то получилось бы что-то вроде «еслиянемедленнонепроснусьтопропущунечтооченьважное». Сон улетучился сразу.

Рывком я сел в постели. В комнате был кто-то ещё.

– Я поняла, что не могу не прийти! – голосом Али сказал светлый силуэт у двери.

– Ты пришла, когда я понял, что не могу без тебя, – неслышно прошептал я. Даже не удивившись.

Она услышала:

– Я с первой минуты знала, что так будет. Как только открыла глаза здесь, в больнице. Ещё не видя тебя.

– А я – знал всегда. Я видел тебя раньше много раз. Во сне.

По интонации Алиного молчания я понял, что она улыбается:

– Ты странный, Паша.

– Ты тоже. Кто ты, Алька?

Бледный силуэт у двери пожал плечами:

– Я и сама не знаю, кто я. Забыл?

Я встал и подошёл к ней. Совершенно не стесняясь собственной наготы.

Аля сбросила с плеч казённую простынку и положила руки на мои плечи:

– Ты веришь в судьбу?

– Я верю в нас.

– Как это?

– Знаешь легенду о том, как давным – давно Бог разделил людей на половинки?

– Расскажи! – попросила она.

– Когда-то не было мужчин и женщин. Были просто люди. И однажды Бог решил разделить их на половинки. Каждого. А потом взял, да и перемешал всех. Так люди разделились на мужчин и женщин. И с тех пор ходят они по миру, ищут свои половинки. Очень немногие находят, – я уткнулся губами в тёплые волосы и закончил, – Мне повезло: я нашёл.

– Мне тоже, – прошептала она и прижалась ко мне.

– Я ждал, что ты придёшь. И боялся этого, – признался я.

– Почему – боялся?

– Ты – Мечта. А когда мечты сбываются, они перестают быть мечтами.

– Я уже сбылась?

– Да.

– И перестала быть мечтой?

– Нет.

– Так чего же ты боишься? – в темноте её улыбка светилась.

– Теперь – ничего.

– Давай сбудем ещё одну мечту? – предложила Аля.

– Давай. А какую?

Вместо ответа она надолго прильнула к моим губам своими. Оторвавшись, взяла меня за руку и потянула к бароновой кровати:

– Эту.

Ночь вместе с нами неслась сквозь время. По стенам плясали тени, жалко передразнивая нас. Мир сузился до размеров бывшей палаты №6, ныне – моей казённой квартиры. В которую ко мне и явилась моя Мечта.

Она улыбнулась и откинулась на подушки:

– Я и не подозревала, как это чудесно!

– Тебе не было больно? Поначалу?

– Нет. Мне было хорошо. Просто волшебно.

– Ты – не просто Мечта. Ты – Сказка. Так не бывает.

– Так – есть, – Аля тихо засмеялась, – У тебя вид невероятно довольный. Как у кота, который сметаны наелся. Я так и буду тебя звать – Кот.

И потянулась всем телом.

– На себя посмотри: вылитая кошка. А я буду звать тебя Кошкой. Вернее – Котёнком. По обстоятельствам.

Она крепко обняла меня, прижавшись всем телом. Будто прощаясь.

– Я люблю тебя, Кот!

– Я люблю тебя, Кошка!

Ночь отступала и возвращалась вновь. То наполняясь бессвязным шёпотом губ, ищущих в темноте друг друга, то вновь наслаждаясь звенящей тишиной. Нарушаемой лишь нашим дыханием, да сверчками за окном.

– Интересно, который час?

– Счастливые часов не наблюдают. Зачем тебе время сейчас, Кошка?

– У меня странное чувство… Кот. Будто время остановилось, но в то же время – летит с бешеной скоростью. Понимаешь?

Я прислушался к себе:

– Понимаю. Ты права, Алька.

– Помнишь, я сказала, что с тобой не страшно время?

– Помню. Что это значит?

– Когда тебе очень хорошо, всегда есть страх, что это скоро закончится. Или не скоро, но – закончится. А с тобой мне не страшно.

– Всё когда-то кончается, Котёнок, – я нагнулся и поцеловал её.

– Знаю. Но не боюсь.

– Умница. Я с тобой. Мы – вместе. Это главное.

– Кажется, я счастлива, Кот!

– А без «кажется»?

– Счастлива.

– Я тоже, Кошка. Тобой счастлив.

Темнота робко таилась в углах, загнанная туда светом Алиной улыбки. Определённо, в комнате стало светлее. И далёкий рассвет тут был ни при чём.

– За твою улыбку можно отдать всё! – сообщил я ей.

– Правда? А мне ничего и не нужно. Только тебя.

– Уже.

– Что «уже»?

– Я и так уже твой. От макушки до пяток. С потрохами.

Аля засмеялась и села в постели, критически оглядывая меня:

– Должна сказать, что моё приобретение мне нравится. Даже очень.

– А ты?

– Что?

– Ты – моя? Или мне кажется?

– Не кажется, Кот. Твоя.

– Так иди ко мне…

Она легко соскочила с постели, потянулась и подошла к часам. Я наслаждался чудесным видом. Не часов, разумеется.

– Если верить этим часам, сейчас уже шесть утра.

– Не верь. На них всегда шесть часов. Стоят они.

– Жаль. А почему?

– Механизма нет.

– Жаль… – повторила Аля с неподдельным сожалением, – Такие красивые.

Она открыла дверцу корпуса и тронула маятник пальцем. Тот с готовностью принялся раскачиваться на своём гвозде. Аля закрыла часы, отошла на шаг назад и удовлетворённо констатировала:

– Так-то лучше!

И вернулась ко мне.

Солнце полоснуло по закрытым глазам. Я вскочил и огляделся. Комната была пуста. Постель тоже.

– Неужели приснилось? Не может быть! – пробормотал я, старательно осматривая простыни.

Ничего, ровным счётом ничего не напоминало о ночном происшествии! Да и я чувствовал себя отлично выспавшимся, чего по определению не могло быть, если…

Если бы всё было на самом деле!

Тяжело вздохнув, я принялся одеваться. Натягивая футболку, я вдруг понял, что в комнате поселился какой-то посторонний звук. Тихий, ритмичный и совершенно невозможный!

Выпростав голову из воротника, я тупо уставился на реликтовые часы. Они тикали. В полной гармонии с раскачиванием тяжёлого бронзового маятника.

– Чур меня, чур! – на всякий случай пробормотал я.

Часы на моё заявление никак не отреагировали и упрямо продолжали тикать. Я подошёл поближе и открыл корпус. Маятник раскачивался на своём гвозде вопреки всем известным и неизвестным мне законам физики. А стрелки показывали реальное время: 8—15.

– Опупеть! – констатировал я и ущипнул себя за живот. Больно!

Простояв в полном отупении перед часами минут пять и окончательно убедившись в том, что они не собирются останавливаться, я побрёл на водные процедуры. Справедливо рассудив, что умывшись, смогу оценить невероятную действительность более трезво.

В коридоре я нос к носу столкнулся с Алей. Она со страшно деловым видом неслась куда-то со шваброй наперевес.

– Доброе утро, доктор! – улыбаясь, поприветствовала меня девушка, пробегая мимо.

– Доброе… – машинально пробормотал я и тут же опомнился, – Аля!

– Да, Пал Палыч? – остановившись, она обернулась ко мне. Зелёные глаза смеялись.

– Аля, э-э, скажите… – замялся я, пытаясь сформулировать мучавший меня вопрос. Девушка терпеливо ждала.

– Аля, это было? – ляпнул я, наконец.

Она подошла ко мне вплотную и очень серьёзно ответила:

– Нет, Кот. Это – есть!

Легко провела горячей ладошкой по моей щеке и убежала.

Часть вторая

Шерлок Холмс и доктор Палыч

29 сентября 1987 года, посёлок Ноябрьский, ЦРБ, 17—40.

– Нет, ребята, пулемёт я вам не дам! – заявил нам главврач после недолгих раздумий.

– Какой пулемёт? – ошалело переспросила Клавдия Петровна.

– Ручной, дисковый, – объяснил я ей, – Фильм такой есть: «Белое солнце пустыни». Это оттуда.

– Точно! – подтвердило начальство.

– Александр Иваныч, так за державу ж обидно! Нам в самом деле нужно это оборудование. Поверьте, я три недели уже в Кобельках, и за это время было восемнадцать, вы только вдумайтесь, – восемнадцать случаев, требующих интенсивной терапии! Из них – одна клиническая смерть. И ещё в шести случаях события могли развиваться по другому, печальному сценарию! – я перевёл дух и грустно закончил, – А у нас нет даже банального дефибриллятора, не говоря уж об ИВЛ, интубационных наборах и мониторах.

– Да-да, Александр Иваныч, – встряла в разговор фельдшерица, – Пал Палычу даже пришлось дефибриллятор из ложек делать!

Я ткнул её пальцем в бок, но было поздно.

– Из чего делать? – брови начальства недоумённо вздыбились, отчего гигантский колпак подпрыгнул почти до потолка.

– Из ложек! – пискнула Клавдия Петровна и спряталась за меня.

– Эт-то как? – поперхнулся главный.

Я вздохнул и объяснил. Повисла напряжённая тишина.

После долгой паузы начальство, наконец, отмерло и осведомилось:

– И помогло?

Я пожал плечами:

– Пациентка выжила.

Александр Иваныч выбрался из своего логова, подошёл вплотную ко мне. И принялся таращиться на меня снизу вверх, отчего мне тут же захотелось присесть на корточки.

Налюбовавшись вдоволь, начальство изрекло:

– А знаете что, Пал Палыч? Пожалуй, я выпишу вам всё, что вы просите. Иначе, неровён час, в следующий раз вы надумаете ИВЛ из какого-нибудь трактора соорудить. А в разгар уборочной страды нам этого не простят. В райком затаскают.

Я расплылся в улыбке:

– Спасибо, Александр Иваныч!

– Не за что! – буркнул главный и вальяжно прошествовал за свой стол.

Уселся, подтянул к себе мою заявку и поставил на неё размашистую визу:

– Возьмите, отдадите главной сестре, она вам всё выдаст. Удачи!

Мы с Клавдией Петровной попрощались и направились к выходу.

– Пал Палыч! – окликнул меня главный, когда я уже взялся за ручку двери.

Я обернулся.

– А вы молодец. Надо же – дефибриллятор из ложек! Это ж фантастика просто!

– Фантастика, конечно, – согласился я, – Вот только автора не помню. То ли Кларк, то ли Стругацкие.

И, не дожидаясь, пока озадаченное начальство придёт в себя, выскочил за дверь. Мало ли, вдруг ещё передумает.

Мы уже почти загрузили «УАЗик» отвоёванным оборудованием, когда в больничный двор въехал знакомый милицейский «воронок».

– Здравия желаю, лейтенант! – поприветствовал я выпрыгнувшего из машины Семёна Михалыча.

– Здорово, Палыч! – он крепко пожал мне руку, – Клавдия Петровна, я вашего доктора заберу?

– А что он натворил? – из салона высунулась озабоченная фельдшерица.

Кешка тоже выкарабкался из кучи коробок и молча уставился на нас.

– Пока ничего. Я для профилактики, – рассмеялся лейтенант.

– Ну, тогда забирайте! – великодушно разрешила Клавдия Петровна.

Я вопросительно поглядел на Семёна:

– Случилось что-то?

– Случилось. Новая покойница. Пятнадцатая.

– Шестнадцатая, – поправил я его.

Лейтенант недоумённо посмотрел на меня. Я пояснил:

– Об одной ты не знаешь.

– А тебе-то откуда известно? – Семён озадачился ещё больше.

– Известно. Аля сказала.

После недолгой паузы, в течение которой участковый беззвучно открывал и закрывал рот, он опомнился:

– Ладно, потом расскажешь в подробностях. А сейчас пошли: совет держать будем. С Абрамом Мееровичем.

– А это кто?

– Вот и познакомитесь. Мудрейший человек! Ты своих-то отпусти, я тебя потом сам отвезу.

Я раздал ценные указания персоналу и, вслед за участковым направился к приземистому одноэтажному зданию, притаившемуся в самом дальнем углу больничного двора.

«Мудрейший человек» оказался старым патологоанатомом.

– Зравствуйте, Пал Палыч, рад вас видеть! Наслышан, наслышан уже о вас! Давно хотел повидаться, да всё как-то оказии не было.

Старичок был необычайно бодр и свеж для своих лет. Которых, по моим скромным прикидкам, ему набежало очень даже немало.

– Рад познакомиться, Абрам Меерович! – я осторожно пожал сухонькую ладонь и с немалым удивлением ощутил весьма крепкое ответное пожатие.

– Коньячку? – Абрам Меерович скорее констатировал, чем спрашивал.

– Я за рулём, – с заметным сожалением открестился лейтенант, – Это вы уж с Палычем как-нибудь.

– Можно и коньячку, – пожал я плечами.

– Тогда милости прошу за стол! – старик провёл нас в свой кабинет, невесть откуда извлёк бутылку и ловко разлил в две стопочки коричневую жидкость.

Терпеливо дождавшись, пока мы осушим стопки, Семён начал военный совет:

– Палыч, ты пока не в курсе. Сегодня утром в Антоновке обнаружили ещё одно тело. Покойница тоже была беременна.

– Причина смерти? – поинтересовался я.

– В том-то и дело, что выбивается из прежнего сценария. Самоубийство. Если точнее, то – повешение…

– Позволю себе не согласиться, милейший Семён Михайлович! – перебил его патологоанатом, старательно разливая очередную порцию коньяка.

Мы вопросительно уставились на него.

– Это – не самоубийство! – торжественно заявил Абрам Меерович.

– А что? – в один голос спросили мы.

– Убийство, господа, убийство. Повесили несчастную уже после смерти.

– Уверены? – недоверчиво поинтересовался Семён.

– Голубчик, я в этом скорбном месте проработал тридцать лет. Уж поверьте, могу отличить смерть от повешения от таковой по другой причине! – невесело усмехнулся патологоанатом.

– «Другая причина» – это какая?

– Покойнице банально свернули шею, – как-то буднично поведал старик и опрокинул в рот свою стопку.

Лейтенант выругался, вскочил и принялся нервно расхаживать по кабинету. Я поймал его за штанину:

– Семён, и что: по-прежнему никаких следов?

– Абсолютно никаких! Осмотрели всё – тщательнее некуда! Следственная бригада приезжала, как и положено на суициды. И вот ведь, какая закавыка-то ещё: окна и дверь были закрыты изнутри! Никаких следов взлома. Дверь нам уже пришлось вскрывать, когда сестра убитой милицию вызвала.

– Это что же, получается, убийца каким-то образом возник внутри дома, свернул жертве шею, повесил её и таким же таинственным образом улетучился?! – я не верил своим ушам, – Это же бред полный!

– Бред! – согласился Семён, освободил свою штанину и вновь принялся носиться по кабинету.

Патологоанатом вздохнул и налил себе ещё коньяку.

– Ты думаешь, эта смерть – из того же ряда, что и предыдущие? Всё-таки, три недели прошло, как всё затихло. Да и сама смерть не вписывается в прежнюю схему: раньше-то несчастные случаи были, а сейчас – явное убийство, пусть и замаскированное, – с сомнением нарушил я затянувшуюся паузу.

– Так-то оно так… Знаешь, Палыч, я почти уверен, что это – продолжение серии. Да, сценарий другой. Но смотри: как не было никаких следов убийцы, так их и нет. А это – само по себе характерно, знаешь ли… Опять же – основной объединяющий признак жертв – все они были беременны, – лейтенант прекратил метания по комнате и тяжело плюхнулся на свой стул, – Нет, док, это работа одного и того же парня.

– Почему же обязательно «парня»? – вскинулся патологоанатом, – Помните, Семён Михалыч, мы с вами уже когда-то обсуждали тему возможной половой принадлежности убийцы.

– Обсуждали, помню. Но, учитывая сегодняшний случай, – это мужчина.

– Да почему же?

– А вы можете представить себе женщину, которая легко сворачивает человеку голову? Уверяю вас, без соответствующей подготовки это не так-то просто!

– А если предположить, что есть такая подготовка? – не унимался старик.

– Баба – спецназовец? – усмехнулся участковый, – Вот это уж точно бред!

– Ну, почему же обязательно спецназовец? – пришёл я на помощь Абраму Мееровичу, – Может, она просто самбо занималась. Или каратэ… Не знаю, правда, в какой борьбе есть такой приём, чтобы шею сломать?

– Нет, друзья мои, придумывать вы, конечно, горазды, но наш загадочный убийца – мужчина! Зуб даю, – безапелляционно заявил лейтенант.

– Ладно, сейчас это не принципиально. Делать-то что? Твоё начальство так и открещивается от возбуждения уголовного дела? – поинтересовался я у него.

– Ну уж нет! Теперь-то мы имеем дело с очевидным убийством, если верить Абраму Мееровичу. А я ему верю.

Патологоанатом благосклонно кивнул Семёну и замахнул очередную стопку.

– Так что, теперь не отвертятся: это дело будет раскручиваться по полной программе. Но сильно подозреваю, что только это. От серии в районе и области будут отбиваться руками и ногами, – грустно закончил мысль лейтенант.

– А нам-то что сейчас делать? – спросил я.

– Думать. Думать, Палыч. Мне ваши с Абрамом Мееровичем мозги нужны.

Патологоанатом крякнул:

– Последняя фраза в этих стенах звучит довольно буквально, милейший Семён Михалыч! – пробурчал он и указал рукой на застеклённый шкаф, в котором рядами выстроились банки с заспиртованными органами. В том числе, и с мозгами.

Лейтенант передёрнул плечами:

– Шуточки у вас, доктор!

– Работа такая! – виновато развёл руками старик.

– Так вот, товарищи, давайте думать! Потому что у меня уже весь мозг скособочился, а версий, как не было – так и нет.

– От чего плясать будем? Классика жанра – искать, кому это выгодно? – поинтересовался я.

Патологоанатом кашлянул. Мы уставились на него.

– Предлагаю подумать о том, как убийца выходит на беременных женщин. Мне кажется, так мы сможем вернее его вычислить. Да и быстрее.

– То есть? – заинтересовался Семён.

– Объясняю. Видите ли, отнюдь не во всех случаях жертвы были на поздних сроках беременности. То есть, когда уже имеет место быть большой живот. Более того, таких, помнится, было подавляющее меньшинство, – начал рассуждать Абрам Меерович, – Отсюда вопрос: каким образом убийца вычислял беременных на ранних сроках?

Мы с лейтенантом ошалело переглянулись: а ведь прав старик!

– Точно! Значит, надо искать того врача, у которого все жертвы наблюдались и состояли на учёте! – встрепенулся я.

– Или акушерку, – мрачно заметил Семён.

Клацнув зубами, я захлопнул рот. Акушерка!

– Насколько я понимаю, все погибшие женщины наблюдались в вашей больнице, Пал Палыч? – тихо спросил патологоанатом.

Я молча кивнул, пытаясь принять совершенно неожиданную версию. Она упорно не принималась.

Мария Глебовна?! При всём желании я не мог представить себе её в роли убийцы. Или наводчицы.

– Палыч, ты сможешь поднять архивы и уточнить, все ли погибшие наблюдались у Марьи? У Марии Глебовны, то есть? – поинтересовался Семён. Вид у него тоже был убитый.

Я кивнул:

– Смогу, конечно. Если список дашь. Но… Не знаю, этого просто не может быть!

Лейтенант невесело усмехнулся:

– Поверь мне, может быть всё! Хотя, если честно, я тоже не верю, что Машка замешана в этом. Просто в голове не укладывается!

– Вот и у меня тоже! – согласился я.

– Стоп! Смурякову помнишь? Ну, которую вы с Кешкой в озере нашли? – встрепенулся Семён.

– Помню, конечно.

– Она-то уж точно у Марьи не наблюдалась! Потому, как в городе жила. К родителям как раз приехала, когда её утопили!

– Ну да, точно! Значит…

– Да ничего это не значит! – вклинился в наш диалог патологоанатом, – У этой, …как вы сказали? Смуряковой? Не важно: у женщины, утонувшей в озере, был уже приличный срок беременности. Точно не помню, но восьмой-девятый месяц, не меньше. Она даже родила в агонии, если вы не забыли.

Я поёжился. Такое не забудешь!

– Стало быть, живот у неё был большой и вполне очевидный. Убийца мог просто случайно увидеть её, догнать и утопить, – продолжил мысль Абрам Меерович, – Так что, друзья мои, тот случай никак не исключает причастности вашей акушерки к убийствам. Как бы вам этого не хотелось.

Мы с лейтенантом понурились. Старик опять был прав.

– Ладно. Палыч, как договорились: список жертв я тебе дам, а ты проверишь архивы. Дальше – по обстоятельствам. С этим решили, – стукнул ладонью по столу участковый.

– Меня, всё-таки, очень интересует мотив убийств. Или мотивы, – задумчиво протянул патологоанатом, – У кого-нибудь есть идеи по этому поводу?

Повисла тишина. Идей явно не было. Хотя…

– Ну, если уж у нас идёт мозговой штурм, надо выдавать на-гора любые версии, даже самые невероятные. Верно? – спросил я.

– Разумеется. Тем более, что в этом невероятном деле иных версий и быть не может. По определению, – согласился со мной Абрам Меерович. Печально глядя на почти опустевшую бутылку.

– Тогда слушайте. Недавно мне рассказали о жутковатом поверье…

В нескольких словах я передал слушателям рассказ цыганки. Минут пять после его окончания в комнате было тихо.

– А что, чем не мотив: железное здоровье, бесмертие, да ещё и одно желание впридачу?! – криво улыбнулся лейтенант.

– Мда… интересное поверье! Никогда не слышал ничего подобного, – задумчиво произнёс патологоанатом, – По моим ощущениям, это даже на цыганский-то фолькльор мало похоже. Скорее, что-то из средневековой Европы…

– Чем богаты… – я развёл руками.

Семён взъерошил пятернёй волосы и заявил:

– Ладно, совсем уж мистические версии мы пока рассматривать не будем. А что касается мотива – то его ведь может и вовсе не быть: вдруг мы имеем дело с каким-то параноиком – шизофреником, который просто вбил себе в голову, что надо истребить всех беременных в округе? Вот и истребляет. Нет, товарищи мои дорогие, давайте-ка двигаться по намеченному пути. Проверяем Марью, а там уж, в зависимости от результатов, будем думать дальше. Принимается?

– Угу! – нестройно промычали мы с Абрамом Мееровичем.

– Вот и отлично! Голосовать не будем, – лейтенант встал из-за стола и протянул руку патологоанатому, – Всё, Абрам Меерович, позвольте откланяться. Темно уже, а нам ещё до Кобельков надо доехать. Спасибо за ценные подсказки: за мной должок!

– Вы лучше маньяка поймайте, Семён Михайлович, – пробурдел старик, с трудом выкарабкиваясь из-за стола и пожимая руку участковому.

– Поймаем. Обязательно поймаем, – очень серьёзно пообещал тот.

Не знаю, как Абрам Меерович, а я поверил. Этот – поймает.

29 сентября, Ноябрьский район,21—35

– Оксанка, езжай-ка ты, всё-таки, к сестре в Челябинск! – с трудом перекрывая свист встречного ветра, прокричал Антон.

– Тошка, мы уже это обсудили, разве нет? – Оксана кричала в самое ухо мужу, крепко прижимаясь к его спине.

Мотоцикл мчался по грейдеру, нещадно трясясь и подскакивая. Луч света от фары плясал в месте с ним, время от времени выхватывая из темноты несущуюся навстречу дорогу. Женщине приходилось до боли в пальцах цепляться за скользкую кожанку сидящего впереди мужа.

– Обсудить-то обсудили, но… Ты езжай. Так будет лучше. Да и мне спокойнее! – не унимался тот.

– Антон, три недели прошло! Со мной всё в порядке. Да и никто больше не погибал. Не паникуй!

– Я не паникую. Но ты, всё-таки поезжай. Месяц – другой погостишь там, а потом, когда всё здесь утрясётся, я тебя заберу.

– Сдурел?! Да я там свихнусь уже через неделю! Какие «месяц – другой»?! А ты тут как же без меня? А работа? – от возмущения Оксана едва не свалилась со своего сиденья.

– За меня не беспокойся, не пропаду. А что касается работы: так у тебя в твоей конторе отпусков за сколько лет накопилось? Вот и отгуляешь хотя бы половину.

– Да не хочу я отгуливать в Челябинске! Чего я там не видала? Лучше следующим летом на те же два месяца на море поехать. В Крым, к примеру!

– Ксюха, у меня душа не на месте, правда! Я ж тогда, когда твою шляпу в озере нашёл – думал, помру тут же! Или свихнусь! Боюсь я за тебя, понимаешь? Боюсь! – в сердцах Антон добавил газу.

Мотоцикл рыкнул и прыгнул вперёд. Оксана вцепилась в бока мужа:

– Ты чего?! Аккуратнее езжай! Нас тут трое, забыл?

– Извини! – опомнился он, сбрасывая скорость.

– Тошка, да ты не бойся, ничего со мной не случится! Я и так уже никуда почти из дому не выхожу. В лодке не плаваю, к озеру – ни ногой! Ну пожалуйста, не отсылай меня в Челябинск! – умоляюще прокричала она и легко укусила мужа за ухо.

– Ай! Ксюха, ты чего кусаешься?!

– А ты чего меня в ссылку отправляешь? Холостым походить хочешь? Не выйдет!

– Да ну тебя! – Антон замолчал и сосредоточенно уставился на бегущую под переднее колесо дорогу.

– Обиделся? Ну и зря: я же любя!

Ответить Антон не успел. В световом пятне, бегущем впереди, внезапно возникла огромная человеческая фигура. Антон рванул руль, уводя мотоцикл влево, но переднее колесо уже встретилось с неожиданным препятствием.

Машина будто споткнулась. Невидимая рука с огромной силой швырнула Оксану сначала в спину мужа, оказавшуюся неожиданно больно – жёсткой, а потом и вовсе вырвала из седла и метнула далеко вперёд, в темноту. От удара о землю женщина на миг потеряла сознание.