Убийца 20 лет назад

Я вернулся домой, поставил на плиту чайник, открыл форточку и достал сигареты. Курить дома отец не велел, но обстоятельства были выше всяких условностей. Я оказался в совершенно непри-вычной для себя ситуации, один, в полном недоумении и уже начинал волноваться.

В это время зазвонил телефон. Я поднял трубку. Звонила Наталья. Выслушав мой рассказ об исчезновении отца, она сказала, что они с Зойкой сейчас приедут. Я пожал плечами, но отговари-вать не стал. Тем более что сам идти не мог никуда. Во всяком случае, до полного выяснения об-стоятельств.

Наталья была, видимо, где-то рядом, так как едва закипел чайник, раздался звонок в дверь. Я выкинул в форточку сигарету, выключил газ и пошел открывать. На пороге стоял Игорь.

Он стоял уверенно и спокойно, разминая в руках докуренную сигарету и, как и утром, под ноги ему сыпался обгоревший пепел, а пальцы становились черными. Он молчал, глядя на меня из-под своих темных очков с каплями воды на линзах. Я тоже молчал. Не знаю, сколько бы продолжалось наше молчание, если бы не поднимавшаяся  по лестнице тетя Катя.

– Костик, добрый вечер. Как дела?

– Да ничего, тетя Катя, здравствуйте. Отец вот ушел куда-то.

– Ушел? Куда? Когда?

– А я знаю? Пришел с работы – его нет. И одежды нет. Я думал, может, вы что знаете.

– Нет. Придет – позвони, скажи. А то я волноваться буду.

– Скажу. А как ваш Володя?

– Слава Богу, ничего страшного.

Я снова повернулся к Игорю, но он уже стоял ко мне спиной, рассматривая что-то на верхней площадке.

Как только мы снова остались одни, Игорь помахал мне рукой и быстро сбежал по ступенькам вниз. Зачем он приходил? И вообще, как и для чего узнавал мой адрес? Наверное, если бы не не-понятное отсутствие отца, эти вопросы волновали бы сильнее, однако сейчас главной проблемой был все-таки отец. Я попытался сообразить, куда и зачем он мог уйти.

Уже стало темно, даже фонари и те горели у нас крайне редко и ничего не освещали.

Я стоял у окна и не мог сообразить, что мне делать. Звонить? Но куда? В милицию? В больни-цы? В морг (тьфу-тьфу)? Приятелей, к которым отец мог бы уйти, у него не было, родственников тем более. Я посмотрел на календарь. 10 ноября, 1982 год. Ничего особого. Среда. Восход солнца, заход луны, День советской милиции, рецепт торта на скорую руку. Листок был оторван, но ника-ких записей на нем не было. Правда, листок лежал рядом с телефоном, на тумбочке.

Я тогда подумал, отец кому-то звонил и потом ушел. Вряд ли это звонили ему. Он не любил брать трубку. Спрашивали чаще всего меня, меня не было, а когда был, то подбегал к телефону быстрее. Если кто-то просил все же позвать его, то отцу казалось, что вот, он дома, когда все заня-ты делом, и ему звонят, чтобы еще раз убедиться, что он жив, что можно опять на какое-то время о нем забыть. Говорил всегда неохотно и резко, разговоры получались короткими и от этого все бо-лее редкими. Я подозревал, что он просто выключал из розетки аппарат, когда оставался один.

Не знаю, к чему бы привели мои расследования, если бы вскоре не пришли запыхавшиеся, про-куренные насквозь и жутко встревоженные Наталья с Зойкой. Они побросали в прихожей сумки, скинули сапоги и куртки и влетели в кухню.

– Костик, прелесть моя, я поставлю чайник. Продрогли насквозь. Ты нас не осуждай. Такая по-года – мерзкая. А тут еще троллейбусов нет. Правда, был один, но мы не сели, он ехал через коль-цо, это лишних полчаса, и мы остались ждать следующего, а тот сломался, и мы так и стояли на остановке, как две дуры. И не покурить в такую погоду, ни спрятаться. Уж лучше бы ехали через кольцо. Словом, мы замерзли, и будем пить чай. Зойка прихватила печенье, а у меня есть шоко-ладка. Чудом ухватила в буфете последнюю. Так что ты нас не осуждай и рассказывай как твои дела? Отец нашелся? Да ты не волнуйся, он, наверное, просто вышел куда-нибудь и скоро появит-ся, и мы поедем к одному приятелю пить пиво. Слушай, а это не будет поздно? Я обещала предкам к двенадцати появиться, да и лекции завтра, никак утром проснуться не могу, представляешь, еха-ла сегодня к Толь Толичу на зачет, мне бы, дуре, учить, а я спала, как не знаю кто. Ладно, билет простой достался, а то бы прямо не знаю. – Наталья как всегда говорила сама для себя, громко, нимало не заботясь о том, слушают ее или нет, не требовала и не ждала ответов, да и сами вопро-сы задавала, как другие матерятся – для «связки слов». Мы к этому привыкли и не очень обращали внимание. Человек она была добрый, компанейский, и когда лет через пять мы расстались, оказа-лось, что ее стало здорово не хватать.

Я достал чашки, тарелку под печенье, выплеснул старую заварку и насыпал свежей. Впрочем, я, видимо, все же слушал Наталью чуть внимательнее, чем обычно, потому что спросил:

– Так ты была в универе?

– Как это, интересно, я могла не быть?

– И не пила утром пиво?

– С ума сошел? У меня зачет. Вчера весь вечер об этом талдычила. Причем не просто зачет, а сессионный, то есть если я его сдаю…

– Подожди, не тараторь. Так ты мне не звонила где-то около половины одиннадцатого?

– Куда? Я твоего рабочего телефона не знаю. Кстати, ты бы записал, а то мало ли что, и позво-нить не знаешь куда. Вот тут однажды у нас такой случай был…

– Остынь, – я ее снова остановил. –  А ты Игоря знаешь?

– Какого?

– У нее каждый пятый Игорь, – хохотнула Зойка.

– Ну, в очках, с длинными волосами, – ничего более конкретного я сказать не мог.

– Да нет, наверное, не знаю. Среди моих Игорьков ни одного очкарика.

– А что случилось-то? То какие-то звонки, то Игорь, – Зойка уже разливала свежезаваренный чай и высыпала кулек с печеньем. Я рассказал историю с телефонным звонком. Все, и даже Ната-лья, замолчали на какое-то время.

– А почему он на меня сослался? Что я – хуже всех что ли? Прямо как алкашка какая с утра со-бутыльников собираю. – Наталья встала со стула, подошла к форточке и достала сигарету.

– Ты что, здесь же не курят! – воскликнула Зойка.

– Это раньше не курили, а сейчас, – Наталья махнула рукой.

– Что – сейчас? – Зойка даже поднялась.

– Что? А то: Костька, может, один остался. Совсем. – Наталья похлюпала носом и прикурила. Я молчал, ошарашенный ее логикой.

– Охренела совсем. Ему и так несладко, а ты… Да нормально все, Костик, нормально. Не слу-шай ты ее. Дура, она и есть дура. – Зойка гладила меня по спине, а другой рукой доставала сигаре-ту из пачки. Она, как видно, тоже решила, что сейчас уже можно и курить. – Я одного только не поняла, зачем ты этому Игорю свой адрес дал?

– Я? Да не давал я адреса!

– А как же он пришел?

– Не знаю! И как телефон узнал, кстати, не знаю тоже. Сначала я думал, что это Натальин ха-халь.

– Ага, – поперхнулась дымом Наталья. – Каждый придурок непременно мой хахаль. Я, вообще, может быть, только тебя одного и люблю.

– Да люби, пожалуйста. Я разрешаю, – вздохнула Зойка. – Только телефонов и адресов никому не давай.

– Не давала я никому! Тем более что на память я и не знаю, а книжку записную потеряла.

– Потеряла? Книжку? Когда?! – Я закричал, наверное, слишком громко, так как девицы перепу-гались, потушили свои сигареты и уселись на стульях, как прилежные ученицы, сложив руки на коленях.

– Да дня два. И не помню как. В транспорте, наверное.

– А ты вспомни, вспомни.

– Подожди, сейчас попробую. Вчера уже книжки точно не было, я хотела позвонить одному ло-ху, сунулась и не нашла.

– Какому лоху? Я его знаю? – проявила любопытство Зойка.

– Не знаешь, я позавчера его только и увидела. В электричке вместе ехали. Мест было мало, я сидела впритык к нему, колени в колени.

– Как романтично, – вздохнула Зойка.

– Ну, вот, ля-ля-ля, тополя, зеленые ветки. Короче, я достала книжку, он записал туда свой те-лефон… Дура!!! Я – дура!

– Чего орешь? Тоже мне открытие, – пожала плечами Зойка, но Наталья ее не услышала.

– Он не вернул мне книжку. Точно. Не вернул. Дебил. Дебил и есть. Руки черные, сигареты не-докуренные потрошит.

– Кто? Он потрошит сигареты?

– Он. Мы курить в тамбур вышли, ну, покурили, он целоваться полез, я сигарету выкинула, а он, представляешь, одной рукой обнимает, а в другой бычек между пальцами разминает.

– Твой тип был в очках? С темными линзами? И волосы такие, длинные. – Я уже понял, с кем познакомилась Наталья.

– Ну. Ты думаешь, это – он?

– Натка, я все поняла! – подпрыгнула на стуле Зойка. – Он тебя ищет. Для этого и Костика дос-тает. Ты ему понравилась. Точно! Как интересно!

Что ж, может быть, все было именно так. Игорь нашел в книжке мой телефон, вероятно, там был и адрес, а приходил, чтобы я свел его с Натальей. И хотя ничего подобного никогда со мной не происходило, я воспринял все как само собой разумеющееся.

– Ладно, девки, идите домой, или куда вы там собирались. Я отца буду искать. – С моими друзьями не нужно было особенно церемониться. Мы понимали друг друга и никогда ни на что не обижались. Может быть, поэтому и оставались друзьями все эти годы? Наталья с Зойкой встали, потарахтели еще чуть-чуть о чем-то и выпорхнули за дверь. Я остался сидеть на кухне.

Нет, у меня не было на душе никаких предчувствий, не было особого волнения, не было опасе-ний. Я сидел и ждал. Должно быть хоть какое-то известие! Любое – плохое, хорошее, но должно быть. Я ждал этого известия.

В ноябре темнеет рано, в семь часов уже черным-черно, а часы показывали почти половину восьмого. Фонарей в нашем дворе не было, одна тусклая лампочка у подъезда.

Я сидел и ждал.

Иногда улица освещалась фарами проезжавших машин. Тогда становились видны подернутые ледком лужи, сыпавшийся мелкий, почти крупяной, снег, черные кусты акации под окнами пер-вых этажей. Но и машины проезжали редко.

Я сидел и ждал.

В доме было тихо. Радио молчало, телевизор я не включал. Даже свет горел только на кухне. Чайник давно уже весь выкипел, сигареты у меня кончились.

Ближе к полуночи меня охватила самая настоящая паника. То, что отец не застрял где-нибудь у знакомых, в транспорте или еще в каком месте стало ясно полностью. Я кинулся к телефону и на-чал обзванивать больницы, звонил в «скорую», в милицию, даже в КГБ. Все бесполезно. Ничего интересующего меня никто не сообщил.

В больницы доставляли то беременных, то подростков со сломанными ногами или разбитыми черепами, то аппендицитников. По плановому приему, т. е. днем и по направлению врача, Андрея Константиновича Лопина тоже не регистрировали. Милиция рассказала о двух трупах с пожара на Учебной улице, да еще об алкоголичке, разрезанной товарником пополам. Заявление от меня тоже не взяли –  рано, с такими сроками пропажи розыск не объявляют. Хотя приметы записали (или только сделали вид) и обещали позвонить, если что обнаружится.

Самый интересный разговор состоялся с дежурным КГБ. Меня долго выспрашивали о моем ад-ресе, трижды велели назвать номер телефона, записали место работы и в каком году я окончил школу. Когда же поняли, что мне, собственно, нужно, просто повесили трубку. Я сидел на стуле, уставясь в окно, и ждал, что сейчас позвонят в дверь, войдет какой-нибудь тип в строгом черном костюме и, положив руку мне на плечо, скажет: «Привет, гражданин Лопин. Пройдемте-ка с на-ми».

 Около часа ночи начал искать телефоны родственников или знакомых, проклиная себя за то, что не сделал этого раньше. Конечно, шанса найти отца у них не было никакого, но хотя бы не бу-дет мучить ощущение невыполненности какого-то важного дела.

Я перерыл все ящики шкафов и комодов, но ничего, напоминающего записную  книжку или блокнот, найти не удалось.

«Так, становится еще интереснее. Отец не был (тьфу-тьфу, почему непременно «был») любите-лем активно записывать адреса и телефоны, дневников тем более не вел никаких и никогда, но ка-кие-то записи должны же быть! Хотя…»

Я сидел на полу и пытался вспомнить, а было ли что подобное у нас вообще. Или, точнее, видел ли это я. Ничего вспомнить не удалось.

«Славно! Вся жизнь – сплошной тайник».

Часа в четыре утра стало ясно, что побегать в этот день придется немало. Я решил все-таки обойти все больницы, слетать в милицию и в морг (внутри что-то екнуло), может быть, еще раз позвонить в КГБ. И, самое главное, подробно поговорить с тетей Катей. Слишком много появи-лось вопросов и ни одного ответа.

Спать ложиться было и поздно, и бесполезно. Заснуть не засну, а на электричку опоздаю точно. К тому же не мешало перекусить. Я отправился на кухню.

Ошарашенный отсутствием отца и занятый его поисками, я не открывал холодильника. Сейчас же, открыв, увидел, что еды было наготовлено впрок. Причем готовил, судя по всему, отец сам. Он наварил большую кастрюлю (еще мамину, вернее их общую, из их семьи), щей, натушил полную утятницу капусты, как я всегда любил, со шкварками и черным перцем, напек сырников, розовых, поджаристых, горкой лежащих в глубокой тарелке. Впрочем, возможно, что сырники были тети Катины. Именно их я и достал. К чаю будут в самый раз.

Поглощая вкуснейшие сырники с крепким, прямо черным, чаем, я пытался еще раз все проана-лизировать.

Как ни странно, полный холодильник несколько успокоил: отец знал, что уйдет надолго, зна-чит, можно по милициям и моргам не бегать. Во всяком случае, пока.

Больницы я решил не отметать. Мало ли.

Но прежде нужно было съездить на работу. Во-первых, предупредить, потом, вдруг он позво-нит туда утром, и все разъяснится само собой.

Была еще одна цель – поговорить с Игорем. Что-то версия с Натальиными страстями меня не очень устраивала. Если бы ему была нужна она – он бы искал ее, а не меня. Логично?

Я вышел из дома на этот раз минут на десять раньше обычного и до автобуса дошел спокойно, глубоко засунув руки в карманы и все так же прижимаясь к домам.

Дождя не было. Вернее, он полностью перешел в снег. Уже не в крупу, колючую и мокрую, а в настоящий снег. И ветер стих. Снег падал на землю медленно, не хлопьями, но вполне различи-мыми снежинками, оседая на моей куртке, на кустарниках, но почти сразу превращаясь в серую жижу на асфальте. Ничего, еще совсем чуть-чуть и все вокруг будет белым, и эта жижа исчезнет, и дороги будут ровными, крепкими, как только что проложенное шоссе. И будет светлее и чище во-круг. Можно будет готовиться к Новому году, высматривать новые игрушки на елку, решать, где накрывать стол и с кем танцевать.

Автобус пришлось минут пять подождать, но зато к электричке бежать было не нужно. Я спо-койно вошел в вагон и остановился в тамбуре. Когда двери закрылись, на мое плечо легла чья-то рука.

– Привет. Как дела?

Это был Игорь, с неизменным бычком в черных от пепла пальцах.

– Слушай, а ты зачем меня вчера искал? – я смотрел ему прямо в глаза.

Игорь снял очки, достал из кармана платок и стал протирать запотевшие линзы.

– Отец пришел?

– Нет.

– Что будешь делать?

– Не знаю. Пройду по больницам, обзвоню родственников, схожу в милицию.

О еде в холодильнике и моих выводах я почему-то решил ничего не говорить.

– Больницы и родственники это можно. А вот милиции сегодня, скорее всего, не до тебя.

– Почему?

– А ты радио не включал? Похоронные марши с самого утра. Умер кто-то. И, наверное, не из простых. Так что вряд ли ты им сегодня будешь интересен. Ладно, я после обеда позвоню, узнаю, что да как.

– А ты как узнал мой телефон? И для чего?

– Да мало ли. Вот и пригодился.

– Натальина книжка у тебя?

– А! Да, передай вот.

Он достал из кармана джинсов потрепанный и намокший блокнотик с какими-то бурыми цвет-ками на обложке.

– Ты не дрейфь, все обойдется.

– А ты откуда знаешь?

– По радио сказали. Ну, гудбай. – Игорь отвернулся и уставился в окно. Больше он не сказал ни слова.

В конторе все активно обсуждали происходящее. Оказалось, что вчера отменили милицейский концерт, который должен был транслироваться по телевизору, а сегодня с утра только симфониче-ская  музыка. Никто ничего не знал. Даже догадки строить боялись.  О работе и вообще говорить не приходилось. Хотя тара снова оказалась нужна, а это значит, что мне предстояло ехать в город. Я решил попросить начальство разрешить мне не возвращаться.

Инесса Степановна выслушала мою просьбу молча, потом встала из-за стола, подошла ко мне, обняла за плечи и посадила на облезлый диван у стены.

– У тебя что-то случилось? На тебе лица нет.

Я рассказал все в общих чертах и без каких бы то ни было подробностей.

– Так, – вздохнула начальница, – понятно. В городе ты, конечно, останешься. Нет проблем. Вот только по больницам звонить можно и отсюда.

– Я вчера звонил.

– А я позвоню сегодня. – Она перешла к столу, взяла ручку и бумагу. – Как отца зовут? Лопин Андрей Константинович? В честь деда ты, значит, назван? Это хорошо. Сколько лет? Сорок пять? Какой молодой. А заболел когда? Три года назад? Досталось тебе. Да. Ну, ладно. Ты попей пока чаю. Там печенье в тумбочке есть. А я позвоню. Знаю куда.

Начальница взяла трубку, привычно набрала номер и удобнее разложила бумажку с записями.

– Иван Львович, здравствуй, дорогой. Не слышно, что там такое произошло? Народ вон рабо-тать не может, все языки обломали. Что? Во сколько объявят? В двенадцать? Ладно, будем слу-шать. Не война, надеюсь? Нет? Ну и ладно, успокоил. Да нет, я не по этому поводу звоню. Тут у моего работника отец вчера пропал. Да больной он. Говорю – больной. Инсульт был три года на-зад, так полностью и не оправился. Ох, не приведи Бог. Прозвонись по твоим приятелям, а? Тебе всяко легче узнать. А я подожду. Запишешь? – она продиктовала все, что нужно, и положила трубку. – Взбаламученные все сегодня. И что там случилось? Ты спал?

– Нет.

– Иди в подсобку, прикорни, я позову. Все равно в город не раньше девяти.

Я так и сделал. В подсобке, небольшой комнатке со старыми стульями, ведрами и кривоногим столом, я и раньше сидел, когда делать было особо нечего, а на глазах у начальства торчать не хо-телось. Там можно было устроиться в уголке, свернуться клубком, подсунуть под голову старую фуфайку, закрыть глаза и… Все это бывало славно и приятно.

Однако сегодня не то, что заснуть, просто посидеть с закрытыми глазами не удавалось. Я дос-тал из кармана Натальин блокнот и начал его изучать.

Да, мои подозрения о том, что не Наталью искал Игорь, оправдывались вполне. Ее телефон и адрес большими буквами записаны на первой странице. Следом – Зойкины координаты, потом – Гарик, а я почти в конце. Вот, телефон и номер квартиры. Ни улицы, ни дома. Удивительного в этом не было ничего. Писем мы писать не собирались, дом помнили «на глаз», а вот в квартирах путались часто. Так что писать все подробно не требовалось. Но он нашел меня и без указания улицы!

Я начал искать телефон Игоря. Помнится, Наталья говорила, что он его ей записал. Однако ни-чего похожего не нашлось.

Нет, Игорей, Гош, Гариков было достаточно. Но одни записи явно не три дня назад появились в книжке, другие состояли из шести цифр, а это значило, что телефон областной, третьи были очень подробными, с фамилиями, адресами, какими-то приписками. Что ж, ничего неожиданного не бы-ло. Игорь брал в руки блокнот не для того, чтобы в нем что-то писать. Но тогда…

– Костик, иди сюда. – Это был голос Инессы Степановны. Она выглядывала из кабинета и жда-ла, когда я появлюсь в дверях подсобки. – Заходи. Новости есть.  Твоего отца вроде бы видели на вокзале. Правда, не могут сказать точно, куда он уехал и уехал ли вообще.

– Кто видел?

– В дежурке милицейской. Они от скуки по десять раз всех пассажиров пересчитывают. А тут еще у них праздник наступал, ну, да не важно. Словом видели кого-то похожего на твоего отца. У касс.

– Во сколько?

– Не знаю. А ты поезжай сейчас домой, зайди да спроси. Кстати, машины не будет, а если и бу-дет, Григорич один съездит, а ты иди. Через пятнадцать минут электричка. Да, и если что – завтра можешь не приходить, позвони только. – Я пошел к двери. – И еще! – крикнула она уже вслед. – Если Григорич поймает тебя в городе, в машину не садись!

– Спасибо! – Я побежал к платформе.

Всю дорогу в электричке изнывал от нехороших предчувствий. Отец, на вокзале? Зачем, для че-го? Один? Что он там делал? Почему ничего не сказал? Нет, скорее всего, это был не он. Они обознались, или вообще никого не видели, а так ляпнули. Мало ли шляется бродяг.

Но что-то говорило: нет, это был точно он. Он.

В коридорчике, соединявшем зал ожидания и дежурный пункт милиции, было пусто, темно и пахло въевшимся дымом от папирос и разлившейся водкой из разбитой бутылки. Я постучал в дверь с надписью «Дежурный».

– Входи!

В маленькой комнатке сидели три милиционера, на столе лежали раскрытые пачки «Беломора», пепельница, как ни странно, стояла  пустой, стаканы, то ли с водой, то ли с водкой. Гремело радио, передавая все ту же симфоническую мутотель. Спиной к окну развалился на стуле майор в рас-стегнутом кителе,  со съехавшем на бок галстуком.

– Здравствуйте, – довольно робко промямлил я.

– Ну? – Майор на меня и не посмотрел, он достал из пачки папиросу и стал разминать ее паль-цами.

– Я ищу отца. Мне сказали, что вчера его видели здесь, на вокзале. Он больной человек, ин-сультник, я очень боюсь. Может быть, вы расскажете подробнее?

– А что рассказывать? Здесь знаешь сколько за день проходит? Не знаешь?

– Но если его видели милиционеры, значит, он им чем-то запомнился?

– Не знаю. Как фамилия?

– Лопин Андрей Константинович.

– А, – майор протянул это «А» так, что сомнений в том, что имя и фамилия отца ему были зна-комы, у меня не осталось. Но потом, замолчав на секунду, неожиданно резко бросил:

– Нет, ничего не знаю. И в журналах по дежурству ничего нет. Вообще не до тебя сегодня. Не до тебя.

– Но я ищу отца.

– Вот и ищи. Иди в милицию, пиши заявление, объявят розыск, пришлют фотографию, мы вы-весим ее в зале, если что узнаем, сообщим.

– Но мне сказали, что вчера его здесь видели!

Он поднял на меня глаза, кинул в пепельницу папиросу с полностью рассыпавшемся табаком, поправил галстук.

– Послушай, мальчик. Я сказал все, что хотел сказать. Ни отчитываться перед тобой, ни объяс-нять, ни докладывать не намерен. А будешь шуметь – оформлю хулиганство. Хочешь?

– Нет.

Я повернулся и вышел.

Что ж, в милиции узнать ничего не удалось. Я подошел к расписанию поездов, чтобы попы-таться понять, куда мог уехать отец, если он вообще здесь был.

Так, я приехал домой около десяти. Отец никуда не собирался. Половину одиннадцатого мои часы показывали, когда я садился в машину. Вечером пришел не позже пяти. Значит, нужно смот-реть поезда, отходившие не раньше 12-ти и не позже 15-ти. Раньше отец просто не смог бы доб-раться до вокзала. Позже – тоже мало вероятно, он мог бы встретиться со мной, а это вряд ли вхо-дило в его планы.

Конечно, все могло быть и не так. Поезд мог отходить вечером или ночью, а отец появился раньше, чтобы купить билет заранее. Или вообще уехал на электричке. Но что было делать?

В отведенный отрезок времени отходило три поезда. На Москву в 12-30, из Москвы до Тюмени в 14-20 и в Ленинград в 14-45. Я записал номера поездов и время отправления в Натальин блокнот.

Так. Что дальше? На Москву? Но в 12-30 отец вряд ли собирался ехать. Он никуда не спешил, даже уговаривал меня поесть, а эта процедура требовала времени. На Тюменском вроде бы ехать было некуда. Хотя – как знать. Я решил остановиться на Ленинградском варианте. Тем более что именно в Ленинграде умерла мать, может быть это что-нибудь да значило?

Я подошел к кассе дальнего сведения, дождался, когда у окошка никого не будет, и просунул голову.

Кассирша скучала. Скорее всего, на вечерние поезда билетов не было, большой работы не предвиделось. Она скользила глазами по странице раскрытой книги и машинально приглаживала волосы, затянутые в тугой узел.

– Простите, пожалуйста, – начал я.

– Билетов нет. – Она не оторвала головы от книги.

– Я не прошу билета. Я хочу узнать. Вчера на Ленинградский, в 14-45, билеты были?