Убийца 20 лет назад

– Вчера? Было два билета. Купейный и общий. Но сегодня точно  не будет, да и завтра тоже.

– Да мне не надо. У меня вчера отец должен был уехать в Ленинград, а я не знаю, уехал или нет.

– Как это? – кассирша подняла глаза, даже отложила книгу.

– Понимаете, мы живем не вместе. Он позвонил, что уедет, если достанет билет, и вот я не знаю, уехал или просто где-то шляется.

– Живут же люди. – Она неодобрительно покачала головой.

– Так получилось, извините.

– Я продала два билета. Подожди, сейчас вспомню. Бабка была, цыганка, гадать все предлагала. Да, она взяла общий. Я еще подумала – вот, денег, небось, пропасть, а едет общим. Потому и за-помнила. И мужик был. Странный какой-то. Руки дрожат. Пьет что ли?

– Нет, он болеет. Инсультник.

– И поехал один? Ну, вы даете.

– Что ж поделаешь…

– Вот, он взял купейный. А уехал ли – не знаю.

Я поблагодарил кассиршу и пошел к двери.

Так, значит, он поехал в Питер. Зачем? К матери на могилу? Но почему мне ничего не сказал? Боялся, что я не пущу? Может быть. Хотя, как я мог его не пустить?

Но все-таки, не мог же он не знать, что я буду волноваться?!

– Парень, – окликнули меня. Я обернулся. У выхода стоял молодой милиционер, из тех, что  сидели в дежурке. – Ты забыл у кассы сумку!

Какую сумку? Не было у меня никакой сумки. Я хотел было отвернуться, но он махнул мне ру-кой. Я подошел. Он быстро сунул мне в руку какую-то бумажку и прошептал прямо в ухо: «Он никуда не уехал, а я тебе ничего не говорил». Громко же сказал:

– Не оставляйте своих вещей!

Я поблагодарил и пошел к троллейбусу.

Уже там, на остановке, развернул бумагу.

Весь лист был заполнен ровными, отпечатанного на машинке строчками. Они налезали одна на другую, почти без интервала, печать была слепой, видимо, далеко не первой копией.

Я решил пока ничего не читать и поехал домой.

 «Году в тысяча девятьсот сорок девятом напали мы с друзьями на примечательную заметку в журнале «Природа» Академии Наук. Писалось там мелкими буквами, что на реке Колыме во время раскопок была как-то обнаружена подземная линза льда – замерзший древний поток, и в нем – замерзшие же представители ископаемой (несколько десятков тысячелетий назад) фауны. Рыбы ли, тритоны ли эти сохранились настолько свежими, свидетельствовал ученый корреспон-дент, что присутствующие, расколов лед, тут же ОХОТНО съели их.

Немногочисленных своих читателей журнал, должно быть, немало подивил, как долго может рыбье мясо сохраняться во льду. Но мало кто из них мог внять истинному богатырскому смыслу неосторожной заметки.

Мы – сразу поняли. Мы увидели всю сцену ярко до мелочей: как присутствующие с ожесточен-ной поспешностью кололи лед; как, попирая высокие интересы ихтиологии и отталкивая друг друга локтями, они отбивали куски тысячелетнего мяса, волокли его к костру, оттаивали и на-сыщались.»

Что это было такое, я не имел ни малейшего понятия. Почему мне сунули бумагу, что она должна была обозначать? Как все это связано с отцом? И, самое главное, что нужно делать?

Я достал из холодильника еду, наложил себе немаленькие порции (поесть нужно как следует) и поставил на газ. Машинально включил радио.

Уже доставая сигарету, я вдруг «врубился» – передавали какое-то важное сообщение. Прибавил громкость:

   «…скончался Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Со-вета СССР Леонид Ильич Брежнев».

Вот это да. Неслабо. Я даже поперхнулся. Так вот в чем дело! Он умер. Генсек. Наверное, в другое время это очень бы меня заняло, но сегодня… Подумал только: «Ну, и ладно. Что, у меня своих забот нет?»

Еда еще разогревалась, я прошел в комнату и взял телефонную трубку.

– Елена Францевна, – радостно прокричал, услышав знакомый, чуть хрипловатый голос. – Вы дома? Это здорово! Я прибегу?

– Здравствуй, Костик. Приходи, конечно, а я думала, ты работаешь. Не заболел?

– Да нет, у меня тут проблемы всякие. – По телефону ничего рассказывать не хотелось. Мне просто нужно было узнать дома Елена Францевна или нет. – Ну, так я скоро!

Мы попрощались, и я положил трубку. На кухню уйти не успел, телефон зазвонил прямо под рукой.

– Да. Алло!

– Не кричи, это я. – Звонил Гарик, мой старинный приятель. Мы знали друг друга столько лет, что казалось, будто бы по-другому и не было никогда. Впрочем, может, и не было. – Ты слышал?

– Да слышал.

– Что думаешь?

– А ничего. У меня своих проблем выше крыши. Ты где? – я решил договориться с Гариком о встрече и толком покумекать. Оказалось, он звонил из автомата недалеко от квартиры Францевны, и мы решили встретиться у нее.

Я сделал еще попытку пройти на кухню, но телефон зазвонил вновь. Это была Наталья.

– Костик, я иду к Елене Францевне. Ты там будешь? А то Зойки нет, Гарик куда-то пропал. Приходи, а? У меня такие неприятности. Конечно, и тебе несладко, но у меня прямо беда – пред-ставляешь, зачет провалила, теперь придется экзамен сдавать, а там столько всего, жуть!

– Наталь, – по привычке прервал я нескончаемый поток слов. – Помолчи немного, а? Я как раз собираюсь поесть и ехать туда же.

– Слушай, а у тебя найдется что-нибудь пожевать для меня? Я бы пиво принесла. – Идея встре-титься у меня и немедленно, видимо, привлекала Наталью больше, чем путешествие через полго-рода к Елене Францевне. Но я безжалостно пресек эти намерения, объяснив, что мы договорились встретиться с Гариком, да и еды у меня кот наплакал.

Нет, я не был жадным и последним куском с друзьями делился всегда, даже и не замечая, что он последний. Но стремление Натальи усесться за любой стол, если там была еда, и в то же время ничего не есть дома, хотя мама из ресторана приносила пищи и продуктов самого разного свойст-ва и имени немереное количество, (она работала там главным бухгалтером и, конечно, не упускала случая позаботиться о собственном доме), так вот, это стремление было нам всем слишком хоро-шо известно. Поглощала пищу Наталья с высокой скоростью, но не это было главным в процессе угощения. Наталью нужно было слушать, слушать активно, врубаясь в смысл того, о чем она го-ворила, сочувствуя и сопереживая. Причем, слушать надо было долго. Вынести это могла только Зойка. Поэтому свиданий с Натальей один на один никто из наших не жаждал. Интересно, думал я, а как она со своими хахалями? Так же тарабанит без конца? Впрочем, какая мне разница?

«Внутрисемейные» отношения в нашей компании построились довольно любопытно. Мы ак-тивно общались, обожали вместе гулять на праздники, просто бездельничать, уезжать за город на выходные, иногда напиваться, что называется, до поросячьего визга, иногда обходиться чаем или кофе, но почти не заводили «внутренних» романов. И не то чтобы не хотели этого принципиально, просто так сложилось. Личная жизнь каждого проходила на стороне. Мы многое друг о друге зна-ли, на многое не обращали внимания, над чем-то потешались, порой довольно жестоко, но в душу не лезли. Мы жили так, как жили.

Поев, я быстро оделся и поехал к Елене Францевне.

О ней надо бы рассказать особо. Но, может быть, не сейчас? Вы не против? Этот рассказ может получиться большим, нить повествования прервется, и я вынужден буду что-то пересказать, чтобы вы снова вошли в курс дела. Так что отложим знакомство до лучших времен.

Когда я приехал, Гарик и Наталья уже пили чай. В квартире было накурено, как всегда. Елена Францевна что-то рассказывала, Наталья молча слушала, Гарик курил, поглядывая на часы.

– Костик, проходи, садись, Я рассказываю о том, как сегодня до работы добиралась. Но это, на-верное, не так интересно. Что у тебя случилось? – Хозяйка квартиры повернулась в мою сторону, достала сигарету, положила ногу на ногу, поправив юбку, и приготовилась слушать.

Я достал из кармана переданную мне милиционером бумагу и протянул ей.

– Вы не скажете, что это такое?

Она взяла листок, достала с книжной полки очки и стала читать. Я разделся и сел между Гари-ком и Натальей.

– Ты здесь давно?

– Да нет, только пришли. Отец не появился?

– Нет. А тебе что,  Наталья рассказала?

– Зойка прибегала. Наталья все больше о сессии.

– Солженицын. «Архипелаг ГУЛАГ». Откуда это? – Елена Францевна смотрела на меня напря-женно и очень серьезно. Она положила бумагу на стол, закурила. Во время моего рассказа не ска-зала ни слова, прикуривая одну сигарету от другой и машинально разглаживая рукой листок. По-том еще молчала некоторое время.

– Странно это все, – сказала после долгой паузы. – За одну эту бумажку можно уехать далеко. Очень далеко.

Меня прошиб холодный пот. Я вдруг понял, ЧТО сказал (или хотел сказать) мне милиционер.

– Вы считаете, это могло быть у отца, и его просто забрали на вокзале? Но откуда у него Сол-женицын?

– Не знаю.

Гарик  встал, включил телевизор, причем довольно громко (Елена Францевна одобрительно кивнула головой) и снова сел.

– Сидите здесь и никуда не уходите. Я скоро приду. – Сказав это, совершенно неожиданно для нас, Наталья встала, быстро оделась и, остановившись у зеркала в прихожей, достала помаду и пудреницу.

– Ты куда? – недоуменно спросил я.

– Сказала, сидите. Я все узнаю и приду.

Я обратил внимание на то, что Елена Францевна как-то уж очень громко закашляла, а Гарик метнулся на кухню то ли за чайником, то ли за таблетками. Дверь за Натальей захлопнулась.

– Не понял, – я был в недоумении. Впрочем, как оказалось, не я один. Гарик стоял у окна и ба-рабанил пальцами по стеклу.

– Ты знаешь Натальиных знакомых? – Этот вопрос относился, по-видимому, ко мне.

– Не больше, чем ты. А что?

– Просто интересно, кто у нее может быть из КГБ?

– Откуда? – Я поперхнулся чаем. У Натальи приятели в КГБ! Никогда бы не подумал ни о чем подобном. – С чего ты взял?

– А ты подумай сам. Куда она могла пойти? Тем более, сказав, что все узнает.

– Ну, – нерешительно промычал я, – в милицию?

– Не думаю, что милиция здесь вообще хоть что-нибудь знает. – Гарик  подошел к столу и взял сигарету. Потом сел, откинувшись на спинку стула (телевизор продолжал громыхать). – Бумагу тебе передал милиционер. Так?

– Так.

– К тому же, он сказал, что твой отец никуда не уехал. А почему он не уехал?

– Не знаю.

– Его задержали на вокзале. Все очень просто. И именно так, скорее всего, и было. Задержали не милиционеры, иначе шиш бы он тебе это сказал. А если не они, то кто?

И, словно бы в подтверждение слов моего друга, телевизор на мгновение стих, а потом нам со-общили, что председателем комиссии по организации похорон генсека назначен Юрий Владими-рович Андропов. В комнате воцарилась мертвая тишина, в которой продолжал вещать траурным и торжественным голосом телевизор. Нам рассказывали о потоке телеграмм от руководителей госу-дарств со всего мира с соболезнованиями и уверениями, о митингах на заводах и фабриках, о ре-золюциях в поддержку, о чем-то еще из этой же серии. Мы сидели и молчали. Первой заговорила Елена Францевна.

– Нет, ребята, тут что-то не так. Страница из «Архипелага…» может и не быть связана с твоим отцом, Костик. И потом, мало как она вообще могла оказаться у милиционера.

– И Наталья не помчалась в КГБ? – не удержался от смешка Гарик.

– Думаю, что именно так. Наташа пошла не туда.

– А куда? – Это уже спросил я. Если честно, мне бы очень не хотелось, чтобы Наталья ходила к чекистам. Хотя, с другой стороны, если она узнает что об отце, я многое пойму.

– Наверное, на вокзал. Ты очень хорошо описал милиционера, сказал, что он молодой.

– Ага! Наталья решила его соблазнить и все узнать! – уже в голос хохотал Гарик.

– А почему ты смеешься? По-моему, вполне разумное решение. – Елена Францевна казалась аб-солютно спокойной, только пепел с ее сигареты падал на пол, она забывала стряхивать его в пе-пельницу.

Мы просидели, наверное, часа два. Пили чай, курили, о чем-то говорили. Я все время порывал-ся уйти, но Гарик меня удерживал. Наконец, когда уже начало темнеть, мое терпение лопнуло.

– Все-таки пойду домой. – Я решительно поднялся из-за стола.

– Но Наталья велела ждать здесь.

– Вот ты и жди. А потом приедешь ко мне, расскажешь.

– Костик, ты звони, а лучше приходи. Я буду волноваться, хотя, надеюсь, что это просто недо-разумение. – Елена Францевна вышла провожать и в прихожей сунула листок с «Архипелагом…» мне в карман.

– Будь осторожнее. И не показывай этого никому. Вообще никому. Так будет лучше.

Я много позже понял, насколько права была наша Елена Францевна. Тогда же просто кивнул головой и вышел за дверь.

То, что около подъезда меня ждал Игорь, показалось само собой разумеющимся. Наши посто-янные встречи в течение последних двух дней уже не удивляли и не казались странными. Привык.

Все еще было холодно, хотя и снег, и дождь прекратились. Ветер стих, деревья совсем почерне-ли и грязные газоны не добавляли ни света, ни зимнего настроения.

Я остановился около заборчика, огородившего маленький садик с сиренью и вишней под окна-ми первого этажа, достал сигареты. Игорь подошел. Как видно, он совсем замерз, руки засунул в карманы, плечи сжал, ноги в легких ботинках постоянно приплясывали на мокром асфальте.

– Я давно тебя жду.

– Меня не было.

– Да.

– А зачем я тебе нужен?

– Надо поговорить.

– Ты что-то знаешь об отце?

– Нет.

– Тогда о чем говорить?

– Пошли куда-нибудь, хоть вот в скверик, там есть скамейки.

– А домой?

– Можно и домой.

– Пошли.

Я спокойно докурил сигарету, ничуть не переживая по поводу того, что Игорь дрожал всем те-лом. Он терпеливо молчал,  только перебирал руками воротник легкой куртки, пытаясь еще выше поднять его и охватить всю шею, до ушей.

Потом мы пошли по направлению к подъезду. Уже у самой двери Игорь неожиданно остано-вился.

– Ты знаешь, я, кажется, заболеваю. У тебя есть водка?

Водки у меня не было. Игорь кивнул, развернулся и пошагал в сторону магазина.

В квартире ничего не изменилось. Я достал кастрюли и сковородки из холодильника, поставил на огонь. Ополоснул и протер рюмки. Как видно, разговор предстоял непростой, если Игорь ре-шил начать его выпивкой. Что ж, послушаем, что он скажет.

И в это время зазвенел телефон. Я снял трубку.

– Сынок, это я – тихим, больным голосом почти шепотом проговорил отец.

– Па! Ты где?! – я орал, наверное, так, что слышал весь подъезд. – Я весь извелся! Ты где?

– Ты не кричи. Все нормально. Ну, почти нормально, – отец тяжело задышал, потом закашлял, замолчал на какое-то время и неожиданно сказал – Ты в Ленинград должен будешь съездить. Иго-рек все расскажет. И денег даст. Ты его не ругай, он ни при чем. Я потом все расскажу.

– Ты где? – Я все не мог понять, что он говорил. Но ответа не услышал. Отец еще какое-то вре-мя покашлял в трубку, потом все закончилось.

Вот это новости! С одной стороны хорошо уже то, что отец жив, хотя совершенно непонятно, почему он не говорит, где находится и что вообще происходит. С другой, предстоящая поездка в Питер, к тому же участие во всей истории Игоря, были совсем неожиданны.

Ну что ж, сейчас я все узнаю. Игорь придет, и все прояснится. Судя по словам отца, он должен все сказать сам. Если не захочет, заставлю, во что бы то ни стало и любыми средствами.

Мои кастрюли и сковородки забулькали и зафырчали, я достал тарелки, начал накрывать на стол и продолжал размышлять над звонком.

Отец назвал его «Игорек». Так не называют мало знакомого паренька. Значит, он или знал его раньше, или очень хорошо узнал сейчас. Даже моих друзей отец никогда не называл ласково-уменьшительно. Гарик  всегда был только Григорием, о девчатах и вообще речи быть не могло. А здесь – «Игорек».

Если они были знакомы раньше, странно, что я об этом не знал. (Я вообще не догадывался о возможности подобных знакомств. Отец, как я уже говорил, никуда не ходил, к нам вообще никто не появлялся). Предположим, что они познакомились только что, (мало верится, но, допустим), значит, знакомство это неслучайно и, тем более, не кратковременно! Следовательно, Игорь знает, где находится отец!

Это был первый вывод, к которому я пришел и бросился к телефону. Елена Францевна сразу сняла трубку.

– Костик, – почти прокричала она. – Как твои дела?

– Очень странно, но говорить ничего сейчас не буду. Наталья не пришла?

– Нет. Но она звонила. Сказала, что придет позже, и что пока никаких новостей нет. Гарик  ушел. Хотел пойти к тебе, но не знаю. А что у тебя за странности? Мне приехать? – голос у Елены Францевны был взволнованным и от этого очень громким. Может быть, она не все мне говорила? Но я решил ничего не уточнять.

– Не надо. Да и поздно уже. Я, наверное, завтра подойду сам. Скорее всего – утром.

Я положил трубку. Если Гарик  что знает, он непременно придет. Только бы не сейчас. Сначала нужно пообщаться с Игорем. Желательно один на один. Впрочем, его что-то долго не было. Хотя, водку не так легко было купить вечером в небольшом городке в начале 80-х.

 Я все боялся, что первым придет Гарик, но этого не произошло. Когда в дверь позвонили, на пороге стоял Игорь.

Да, мне хотелось добиться от него признания сразу же, в прихожей, даже еще на лестничной площадке, но я не смог этого сделать. Он стоял с бутылкой в кармане весь мокрый и дрожащий, зубы не попадали один на другой, плечи сжались, и голова чуть не полностью спряталась в ворот-ник крохотной куртки. Я отошел от двери, пригласив его войти. Он протянул мне бутылку и стал раздеваться.

Когда, уже на кухне, я разглядел его внимательнее, мне показалось, что он явно перепутал вре-мя года, собираясь выйти на улицу. На нем была легкая рубашка, а поскольку и куртка отнюдь не предназначалась  для ноябрьской погоды, стало вполне понятно, как сильно он замерз. Я разлил водку по рюмкам и пододвинул тарелку с горячим супом.

Мы выпили по второй и только после этого стало возможно вести хоть какой-то разговор. Пер-вым говорить начал Игорь.

– Ты не волнуйся, с твоим отцом ничего страшного не случилось. Это вообще совершенно не-понятное и бессмысленное стечение обстоятельств.

– Что – стечение обстоятельств?

– То, что его арестовали.

– Отца? За что? Когда? Кто?

– Ну, кто это понятно. Когда? Вчера около 14 часов, когда он пытался купить билет. Арестова-ли прямо на вокзале. А вот за что? Ничего пока сказать не могу.

Новости меня огорошили. Хотя я и сам уже догадался обо всем происшедшем, подтверждение моих догадок было все же неожиданным и тяжелым. Наверное, мне следовало бы трясти его за плечи, добиваться все новых и новых подробностей, но я молчал. Игорь разливал по рюмкам вод-ку, мы пили, и я ничего не спрашивал. Может быть, я просто не хотел этих новых знаний? Мне было тепло и уютно в своем маленьком мире, я привык к отсутствию серьезных проблем, мне не хотелось неприятностей, а здесь они сваливались одним плотным комом. Причем, было совер-шенно неясно, что нужно делать.

– Он в тюрьме? – спросил я, когда бутылка была опорожнена почти на половину.

– Нет. У него начался приступ, еще в машине. Следователь перепугался, твоего отца перевезли в больницу, там приступ повторился, и он сейчас лежит в палате весь капельницах и уколах.

– Ты это все знал и ничего мне сказал. Какого дьявола ты вообще мотался вокруг меня?

Игорь достал сигарету, прикурил, положил себе еще тарелку капусты, но, так и не начав есть, встал.

– Ты знаешь, я и сейчас не представляю себе, как и что говорить. Все получилось слишком глу-по. Но что сделаешь?

…Переварить все новости, обрушившиеся на меня в течение этого дня, было мне, наверное, не под силу. Тем более  после бессонной ночи и полбутылки водки. Я уснул прямо там же, на кухне, за столом. Игорь перенес меня на диван, выключил свет и ушел.

Я бы не сказал, что к моим семнадцати годам был большим специалистом по спиртному и, осо-бенно в том, что касалось водки. Мы предпочитали напитки попроще – портвейны, шипучий «Са-лют», что-нибудь типа незабвенного «Солнцедара» или «Агдама». Впрочем, последние украшали наш стол все больше в отсутствие дам, они не понимали прелести этих «даров неба». Водку мы не любили. От нее быстро пьянели, потом болели, удовольствия общения не было,  не было песен, бессмысленных и бесконечных разговоров, а без этого, что за праздник?

Мне снились какие-то кошмары. По ледяной пустыне летел поезд, вокруг были глыбы льда, лед нависал над вагонами и того глади готов был обрушиться, подмять под себя этот бегущий поезд со всеми людьми, собаками, автоматами, криками, слезами, но этого льду сделать не удавалось, по-езд ускользал в самый последний момент, чтобы чуть дальше снова попасть в лапы к ледяным глыбам и снова увернуться от них. Потом я увидел, как из-под  одной из глыб выбежал отец. Он был там, за окнами вагона, и бежал вслед, потом догонял поезд, царапался в окна, что-то кричал, но было неслышно что. Я бросался к окнам, пытался их открыть, впустить отца, затащить его в вагон, спасти от ледяных глыб, но меня не пускали, отталкивали, кричали, что если окна открыть, лед заполнит вагон, и все погибнут, и что это не отец, что отец не здесь, что его нет совсем, а я все рвался к окну, и не мог ничего сделать. И, что странно, поезд летел быстро, глыбы мелькали за ок-нами, с грохотом обрушиваясь где-то далеко позади, а отец все стремился попасть в вагон, а меня все не пускали.

Я проснулся весь в слезах, голова болела, меня мутило и казалось, что уже никогда не удастся подняться с дивана. Но в дверь звонили, и надо было вставать.

Конечно, это был Гарик. Он ворвался в квартиру вихрем и первым делом съездил мне по фи-зиономии.

– Пьянь! Я бегаю, ищу тебя по всему городу, на работу не пошел, в твоей конторе все телефоны оборвал, а ты валяешься здесь, как свинья. – Я отлетел от удара к дивану, на котором только что лежал и шлепнулся прямо в лужу блевотины. Это привело моего приятеля в неописуемый восторг. – О! Он тут был не один. У него еще и гостей из брюха немерено! Поздравляю.

Нет, при всей своей агрессивности, Гарик был хорошим другом. Он принес из ванной ведро во-ды и тряпку и начал убирать все мои «внутренности». Потом подхватил меня под мышки, прита-щил в ванную, открыл холодную воду и плюхнул прямо в одежде.

– Купайся, мокни, придурок. Пойду, кофе сварю. Кофе есть?

Я не отвечал, да Гарик и не требовал ответа. Я сел в ванной, как был – в брюках и рубашке, подставил голову под кран и какое-то время даже не ощущал холода. Потом меня начало коло-тить, я хотел включить горячую воду, но для этого нужно было зажечь колонку на кухне. Этого Гарик делать не собирался. Конечно, холод взял свое, и я стал стаскивать одежду, ощутимо трез-вея.

Когда, подвязавшись маленьким полотенцем, я показался на пороге комнаты, Гарик уже вышел из кухни.

– Одевайся, красавец. Дел полно. И побыстрее, кофе надо пить горячим.

Минут через пять мы сидели на кухне. Меня трясло от холода, теплый домашний спортивный костюм не спасал, голова, повязанная полотенцем, непереносимо болела, кофе обжигал руки и гу-бы. Говорить  я был не в состоянии.

Гарик молча курил, смотрел в окно, помешивая сахар в своей чашке. Когда я допил свой кофе, он налил еще и снова молча ждал, пока выпью. Он был хорошим другом, мой Гарик. Собственно, он и сейчас хороший друг. Просто мы видимся реже, да и событий, подобных тем, о которых рас-сказываю, давненько не происходило.

Меня перестало трясти, две таблетки аспирина вроде бы чуть успокоили головную боль, стало возможно говорить и слушать и мы обменялись новостями.

Как оказалось, Наталья действительно ходила не в КГБ, а на вокзал. Она, при всей болтливости, не рассказала, как нашла милиционера и чем его очаровала, но зато подробно доложила обо всем, что узнала. Действительно, отца арестовали на вокзале. Собственно, арестом это назвать было трудно. Милиционеру показалось, что отцу стало плохо, его шатало, у него дрожали руки, он го-тов был упасть, и Женя (так звали стража порядка) подхватив под мышки, привел больного в де-журку.