1985, или Полевой сезон

Пользуясь вынужденным простоем, Захар оформил нужные разрешения и купил охотничье ружьё 16-го калибра с патронами, порохом и дробью, а также кожаную сумку и патронташ. Он совершенно не обладал охотничьим азартом и предпочёл бы купить фоторужьё, но жизнь в тайге полна неожиданностей, поэтому приходилось думать и о самозащите, и о пропитании.

Раз пять он звонил Алине по поводу развода, но она постоянно отшучивалась. Это было странно и непонятно, учитывая всё, что они наговорили друг другу в прошлом году, перед тем, как расстаться. Запрячь в одну телегу коня и трепетную лань оказалось невозможным, но теперь лань что-то задумала, или же пронюхала про Юлю и просто мстила. Всё происходившее между ними, с первого же дня после свадьбы, случившейся ровно год назад, напоминало противостояние двух разных миров – домашнего, прагматичного, расчётливого и сурового, романтического, безрассудного. «Они сошлись. Волна и пламень» – усмехался Захар, удивляясь самому себе, так легковерно клюнувшему на Алинину приманку.

Номер её телефона он знал наизусть. Казалось смешным, что ещё в прошлом году это был его собственный номер – вместе они практически не жили. Он, молодой начальник партии, с весны до поздней осени мотался по всему Байкалу, приезжая в город лишь на несколько дней. Она, его молодая жена, совершенно не ощущала себя замужней женщиной. Их роман закончился, не успев начаться.

Один из его звонков стал последним.

– Алина? Это я. Не поверишь, но я по тебе соскучился. Встретимся завтра у входа в ЗАГС? В пять вечера. Не забудь паспорт и свидетельство о браке.

Алина неожиданно поддержала его шутливый тон:

– Ой, Захар, как ты меня достал! Так достал, что я, пожалуй, и в самом деле приду.

Назавтра она действительно пришла в ЗАГС, в чёрном пальто и маленькой круглой шапочке с тёмной вуалью.

– Ну что, осчастливить тебя? А ведь я тебя любила, глупый.

Сердце его сжалось от жалости к самому себе, хотя он и не верил ни единому её слову. Делить им было нечего, поэтому процедура расторжения брака заняла всего несколько минут. Проводив Алину до трамвая, Захар купил в продовольственном магазине бутылку улан-удэнского пива и в соседнем скверике, присев на краешек сломанной лавочки, выпил его из горлышка. «Кто сказал, что оно кислое?» – подумалось ему. На самом деле он не ощутил не то что никакой кислоты, но и вообще никакого вкуса. После этого так же машинально, одну за другой, он курил свою «Стюардессу», пока стоявшие перед ним дома не начали скрываться в сгустившейся темноте.

В один из майских дней в его рабочую комнату зашёл Игорь Зябликов. В составе бригады Фёдора он тоже ожидал отъезда в Амурскую область.

– Как настроение, Игорёк?

– Сразу и не ответишь… Ты знаешь, а я ведь вижу, какой ты весь издёрганный. У меня у самого проблем выше крыши, но помогает Лао-Цзы. Вот кого бы нам в генсеки! Он, между прочим, две тысячи лет назад про нашего Горбачёва сказал: «Кто много обещает, тот не заслуживает доверия». Но не это главное. Русские люди чересчур агрессивные, отсюда все наши беды. Ломаем через колено всё, что нам не нравится. Уступать не привыкли, ни другим людям, ни судьбе. А ведь человек по природе мягкий и нежный. Уступать надо, прислушиваться к естественному ходу событий. Всё, что ни делается – к лучшему.

– Это тоже Лао-Цзы сказал?

– Нет, кажется, Вольтер, хотя он только переиначил старое выражение. Скорее всего, это идёт от самых первых людей на Земле.

– А как там твоя девочка-припевочка? – поинтересовался Захар.

Обычно спокойный и уравновешенный, Игорь сразу вышел из себя:

– Эта идиотка меня доконала. Прикинь, заявилась вечером в общагу и стала пугать заявлением об изнасиловании. Она его уже написала, давала мне почитать. А потом сначала намёками, а затем открытым текстом стала требовать от меня дублёнку. Представь себе этот идиотизм – мы с ней вдвоём ходим по барахолке, она примеряет дублёнки одну за другой… Выбирает самую дорогую, а я, как дурак, оплачиваю, чтобы больше эту малолетку в глаза не видеть.

На Игоря было жалко смотреть. Он раскраснелся и даже стал немного заикаться. Но это были лишь цветочки.

– Захар, а ведь это не всё…

– Что ещё?

Игорь поколебался и неуверенно заговорил:

– Не знаю, как и сказать-то… Дело в том, что я в неё… влюбился, как пацан. Вот вижу, что она наглая и меня поимела, а тянет к ней. Говорю себе: «Век бы её не видеть!», а сам только о ней и думаю. Сколько у меня их было, а такое в первый раз.

– Да, ситуация…

Закончился рабочий день, и они заторопились к выходу. Привычный маршрут Захара изменился – теперь после работы он сначала шёл пешком до трамвайной остановки, потом ехал на трамвае до Стрелки, где садился на автобус и ещё полчаса тащился до посёлка авиазавода.

В переполненном автобусе свободных сидячих мест не было. На задней площадке возникла стихийная дискуссия о горбачёвских мерах против пьянства и алкоголизма.

– «Андроповку» жалко, – сокрушался тщедушный мужичок в телогрейке. – Вот повысили они цены на водку. Да разве я смогу из-за этого меньше пить?

– А ты попробуй! – поддела его сидевшая рядом пожилая женщина. – Жена, небось, на руках начнёт носить.

– Торговых точек стало меньше, вот беда, паря! – поддержал мужичка пенсионер с хозяйственной сумкой на коленях. – А те, что остались, до обеда вообще теперь спиртное не продают.

Сидевшая в середине автобуса молодая деваха задорно заголосила:

– В шесть утра поёт петух, в восемь – Пугачёва. Магазин закрыт до двух, ключ – у Горбачёва!

Автобус грохнул от смеха. Едва все успокоились, как с другой стороны отозвался приятный мужской баритон:

– На недельку, до второго закопаем Горбачёва. Откопаем Брежнева – будем пить по-прежнему!

Юля с отцом ждали его к ужину. После чая, когда Иван Николаевич вышел на балкон покурить, снова заговорили о свадьбе. Впервые эта тема возникла сама собой в тот вечер, когда Захар показал свидетельство о расторжении брака. Ещё тогда он с приятным удивлением отметил, что Юля в этом щекотливом вопросе не проявляла никакой особенной инициативы – всё шло естественным путём.

Жениться на Юле или извиниться перед ней и вернуться в своё общежитие? Правильный ответ вовсе не лежал на поверхности, тем более что рана, нанесённая первым браком, ещё болела и саднила. Захара не могла не пугать скоропалительность и этого, второго брака, хотя она объяснялась понятными причинами – его предстоящим отъездом в поле и страхом потерять Юлю после полугодового отсутствия.

Против женитьбы говорили два Юлиных качества, которые становились для него всё более очевидными – её склонность к алкоголю и сильная приземлённость, отсутствие тяги к духовному росту. Первое он считал излечимым, второе – поправимым. Страшнее было другое – его привязанность к ней лишь с большой натяжкой можно было назвать любовью. В этом отношении их роман ничем не отличался от давней истории с москвичкой Ларисой.

Аргументов в пользу брака было несколько, и они лежали на двух уровнях.

Самая очевидная идея была, скорее, эгоистической, связанной с его личными эмоциональными потребностями – покончить с одиночеством, с постылым прозябанием в грубом мужском общежитии, найти утешение от близкой женщины. Хотелось радикально изменить, улучшить, обогатить свою жизнь, сделать её стабильной. Жениться, чтобы самоутвердиться. Но если эти мотивы и подталкивали Захара к браку, то они были лишь первым импульсом. Жениться ради доступных плотских утех и гарантированного ужина после работы было слишком примитивно для него.

Захар прекрасно понимал, что они с Юлей очень сильно отличаются друг от друга и что их нынешние отношения основаны больше на потребности во взаимной поддержке, чем на любви. Вместе с тем он чувствовал и взаимную приязнь, эмоциональную потребность быть вместе. Он надеялся, что совместными усилиями эту крохотную искорку со временем удастся раздуть до гудящего любовного пламени. Ему хотелось выстроить с Юлей глубокие, искренние и открытые отношения – отношения не любовников, а друзей и соратников. Чаще смотреть не друг на друга, а в одном направлении. Добиться этого вне брака было нереально, поэтому вариант простого сожительства он даже не рассматривал.

У него не было никакой уверенности в том, что всё получится. Но он соглашался с Сократом, советовавшим в любом случае жениться: если достанется хорошая жена, ты будешь счастлив, если плохая – ты станешь философом, а это уже большая удача для мужчины.

– В обеденный перерыв я заходил в ЗАГС, – сказал Захар. – Там вообще-то срок – месяц со дня подачи заявления. Но тётка, которая нас в прошлый раз регистрировала, меня вспомнила и пообещала уменьшить срок до десяти дней. Понравился, наверное. Представь, я ей пообещал что-нибудь подарить за это, а она аж взъелась. «Я не такая продажная, – говорит, – как некоторые думают». Так что можно хоть завтра подавать. Что скажешь?

– А что я? Кто в доме хозяин?

– Ну уж точно не я! – засмеялся Захар.

На следующий день они подали заявление на вступление в брак, после чего стали готовиться к свадьбе. Решили сыграть её дома, в узком кругу. Постепенно, день за днём, по справке из ЗАГСа отоварились продуктами, купили мужской костюм и свадебное платье.

В субботу Юля отправила Захара в вино-водочный магазин. Что там ни говори, а гостей чайным грибом не напоишь. Идти было недалеко – магазин располагался в торце соседней пятиэтажки. Привычной толпы у входа не оказалось – дверь была заперта. На ступеньке сидел, опираясь на деревянную палку, бомжеватого вида мужчина неопределённого возраста.

– Батя, не знаешь, почему закрыто?

– Знаю, конечно. Кто же этого не знает? Спасибо партии родной и Горбачёву лично!

Почесав затылок, он сплюнул и добавил:

– Мой трезвый муж пришёл домой и выебал отлично! Позакрывали половину вино-водочных магазинов. Вот сижу теперь, радуюсь.

– А где открыто?

– Попробуй, паря, сходи до бани.

Магазин у бани был открыт, но водки в нём не оказалось. Продавалась лишь какая-то наливка, которой для праздничного стола было явно недостаточно. Захар сел на «тройку» и поехал в центр. Увидев через окно огромную толпу, он на следующей же остановке выскочил из автобуса и рванул назад.

Перед небольшим одноэтажным домиком с неприметной вывеской «Вино» на фасаде шумело, приливало и отливало человеческое море. Входная дверь была закрыта, но Захар заметил, что она то и дело открывалась, впуская нескольких счастливчиков и одновременно выпуская сильно помятых людей, уже совершивших вожделенную покупку. Борьба шла за право войти. Никакой очереди не было и в помине, потому что толпа обтекала дом со всех сторон. В ней было не меньше сотни человек – мужчин и женщин, молодых и старых, беспартийных и коммунистов, атеистов и верующих. Кого там было меньше всего, так это пьяниц и алкоголиков, с которыми повел борьбу Горбачёв. Захар начал продвигаться в сторону двери, сперва лишь уворачиваясь от толчков и пинков, а затем и перейдя к более активным действиям. Седой старичок с узкой белой бородкой, потрясая над головой красным удостоверением, что-то кричал и громко возмущался, но его быстро отодвинули в сторону. Крупная женщина преклонных лет, визжа и отчаянно матерясь, пробивалась вперёд – и ей это явно удавалось. Оценив её пробивные способности, Захар пристроился сзади. С головы стоявшей рядом молодухи упала на землю шапочка. Пытаясь её достать, девушка наклонилась и сильно двинула ему локтем в пах. Всё смешалось – громкие вопли, смех, сальные шутки и злые проклятия.

– Быдло! Мы все – быдло! – с остервенением кричал выброшенный из толпы седой старик.

Через полчаса Захар протиснулся через вновь открывшуюся заветную дверь. Ещё минут пятнадцать понадобилось для того, чтобы подойти к прилавку. К его удивлению, никаких ограничений для продажи «в одни руки» не было. Возможно, произошёл управленческий сбой, либо магазину надо было побыстрее всё распродать, чтобы пораньше закрыться. Еле протиснувшись обратно к выходу и с трудом выбравшись из напиравшей на улице толпы, он отошёл в сторону, поставил на вытоптанный газон отяжелевшую хозяйственную сумку и глубоко вздохнул. В сумке лежали пять бутылок «Пшеничной», две бутылки полусладкого советского шампанского, подозрительного вида портвейн и бутылка венгерского муската.

Несмотря на все его опасения, свадьба прошла без эксцессов. Юля в белом платье и кокетливой шляпке была очаровательна. После ЗАГСа первым делом возложили цветы к памятнику Ленина. Вернувшись домой, до поздней ночи сидели за сдвинутыми столами с приготовленными Юлей закусками и горячими блюдами. Лубсан пришёл самым первым и помогал Ивану Николаевичу освоиться с ролью тестя. Из Иркутска приехали немногочисленные родственники Малышевых. Пришли две Юлины подруги, а из товарищей Захара были Никита Уваров с женой и Игорь Зябликов со своей малолеткой, на удивление тихой и послушной. Отдав Захару в прихожей новенькую дублёнку, она произнесла своим детским голоском:

– А я вас помню! Вы тогда ещё сильно ругались.

Сам собой завязался общий разговор, плавно переходивший с одной темы на другую и прерывавшийся бесхитростными тостами и криками «Горько!».

Потом слово взял Никита:

– Дамы и господа! Прошу минутку внимания. Предлагаю выпить за геодезистов и примкнувших к ним топографов. Кто-нибудь из вас знает, какое самое главное правило у геодезистов? Пузырёк на середину! Но шутки в сторону. Вот перед вами сидит мой друг Захар. Сама скромность. А ведь два года назад он мне жизнь спас. Дело было в конце зимы. Поздно вечером мы с ним шли вдоль берега по байкальскому льду. Идём и зимовьюшку высматриваем, то в одной губе, то в другой. А её всё нет и нет. Уже заполночь, холод жуткий, ветер прямо в лицо. Короче, я полностью обессилел, вырубился и упал прямо на лёд, лицом вниз. Так этот молодой человек меня растолкал, силой на ноги поставил и помогал идти, пока зимовье не нашли. Закон тайги – оставишь в беде слабого, не будет тебе удачи. Про это роман можно написать. Так и озаглавить – «Закон тайги». Только с таким названием уже, наверно, не один роман написан. В общем, за геодезистов и топографов! За тех, кто в поле!

– И за их жён! – выкрикнул Лубсан под всеобщий гул одобрения.

Не было и в помине той атмосферы недоговорённого лукавства, которая так давила Захара во время его прошлогодней свадьбы, проходившей в дорогом ресторане, с чужими и непонятными людьми. Сегодня же он непринуждённо разговаривал со всеми по очереди, пил, ел, целовался с молодой женой и чувствовал себя вполне счастливым человеком.

Когда гости начали расходиться, выяснилось, что иркутянам негде спать. Пошептавшись с ними, Юля предложила Захару отдать их комнату для ночлега родственникам, а самим переночевать у её подруги Анюты – той самой, у которой она тогда допоздна задержалась. Так и сделали. Подруга жила в однокомнатной квартире. Её сожитель, молодой прапорщик, служивший в расположенной поблизости войсковой части, уже спал. Анюта постелила им на кухне, прямо на полу, принесла одеяло и подушку, подмигнула и закрыла за собой дверь.

Юля прыснула.

– Вот это да… первая брачная ночь! Всю жизнь о такой мечтала.

На полу им было ничуть не хуже, чем в собственной спальне. Суровость обстановки компенсировалась молодостью и немалым количеством выпитого. В кульминационный момент они чуть не перевернули кухонный стол, но постепенно угомонились.

Захар быстро провалился в чёрную бездонную яму. Вдруг его полоснул по глазам яркий луч карманного фонаря. Он застонал и повернулся на другой бок. Послышались тихие шаги. Кто-то стоял рядом и чуть слышно дышал. Свет слепил его, поэтому он сел и вытянул вперёд левую руку. Постепенно в полумраке, по ту сторону луча, проступил неясный силуэт. Молодая женщина, одетая в длинное шёлковое платье, попятилась от его вытянутой руки.

– Ты кто? – еле слышно прохрипел он.

– Меня зовут Рашми. Добро пожаловать в Бомбей!

– Какой Бомбей? Я хочу домой. Верни меня, пожалуйста, домой. Меня жена ждёт!

Рашми мелодично рассмеялась.

– Подождёт тебя жена, ничего с ней не сделается. Встань и подойди ко мне.

Захар поднялся и, смущаясь собственной наготы, подошёл к девушке. Она протянула руку в сторону открытого окна, за которым занимался новый день.

– Посмотри туда. Это Дхоби. Самая большая в мире прачечная под открытым небом. Видишь, на верёвках сушится бельё?

Выстиранное бельё висело везде, где только можно было его повесить. Под ним, в бетонных ёмкостях, заполненных водой, лежали груды замоченного белья.

– Я из касты неприкасаемых, – продолжала Ракшми. – Мои родители и братья работают здесь всю жизнь. Стирают бельё, сушат, гладят…

– А ты?

– А я отстирываю мужские грехи. Ты разве не понял?

– Но у меня нет грехов! – запротестовал Захар.

Ракшми приложила указательный палец к губам и взволнованно прошептала:

– Не говори так. Грехи есть у всех, особенно у мужчин.

Захар вспомнил, что он голый, и прикрылся ладонью левой руки. Ракшми заметила его жест и грустно произнесла:

– Грех не там!

– А где он?

– В сердце! Иди ко мне, я его почищу! Ты должен перестать строить из себя святого и освободиться от грехов. Иначе ты никогда не будешь счастлив!

– Но я ведь не имею права к тебе прикасаться!

– Это и не нужно, касаться тебя буду я.

Она достала из ящичка с резной дверцой аккуратно сложенный кусок зелёной ткани и осторожными движениями начала очищать его грудь. Стало нестерпимо сладко, сильно закружилась голова. Захар невольно качнулся и сбил Ракшми с ног, после чего они оба оказались на полу. Её приоткрытые губы почти касались его губ. Он прижался к ним – сначала с опаской, потом уверенно и страстно.

Ракшми застонала и Юлиным голосом сонно произнесла:

– Захар, я хочу спать!

Июнь

Чем меньше времени оставалось до выезда в поле, тем больше Захар мрачнел. Он понимал, что в лучшем случае вернётся в город в октябре, а в худшем – ещё позже. Как переживёт Юля его многомесячное отсутствие? Не начнётся ли опять бракоразводная бодяга, как это было с Алиной? Перебрав все возможные варианты, он пришёл к выводу, что ехать в поле надо им обоим. К его удивлению, Юлю уговаривать не пришлось. Постоянной работы у неё не было, дома ничего не удерживало, а о смене обстановки она думала и сама. Была и ещё одна веская причина. У Ивана Николаевича появилась женщина, с которой он встречался сначала тайком от них обоих, а потом и открыто, перестав наконец таиться. За время их отсутствия он вполне мог бы создать семью.

Больше всего Захар боялся, что Юля не выдержит трудностей таёжной жизни и станет обузой для бригады. Случись такое – нянчиться с ней он не станет, просто отправит домой, а тогда – прощай, семья и здравствуй, общага. Другой опасностью было само присутствие женщины в мужском коллективе, вдали от цивилизации. Женщина на корабле – не к добру, тут всё понятно и без слов. А во время эхолотных промеров им придётся вместе работать на корабле, пусть даже с ночёвками на берегу. Как к этому отнесётся команда? На берегу же им, скорее всего, придётся жить в одной палатке, на глазах у всей бригады. Сможет ли Юля к этому привыкнуть? В институте преподаватели постоянно приговаривали: «Геодезия – не женское это дело!». Но Захар знал, что женщина-полевик – не такое уж редкое явление. Возможно, что в его бригаде будут и другие женщины. В прошлом году на Байкале он работал со студентками-практикантками.

В конце концов Юлю оформили сезонной рабочей. Она прошла инструктаж по технике безопасности и сделала прививку от клещевого энцефалита. После этого, как по заказу, в его бригаду определили крупнотелую, острую на язык студентку Ираиду, приехавшую «за запахом тайги» из новосибирского геодезического института. Это разом решило все вопросы и сомнения. Устроился к нему также рабочий Миха – бывалый сибиряк лет под сорок, с большим уголовным стажем. После завершения закладки геодезических центров к бригаде должен был присоединиться и топограф Игорь Зябликов, уже уехавший вместе с Толстихиным на Зею.

Часть личных вещей и производственного оборудования отправили трёхтонным контейнером.

Наступил долгожданный день отъезда. До амурской станции Тыгда предстояло добираться поездом, а оттуда до базы партии – на грузовой машине. Тёплым июньским вечером поезд нехотя отошёл от улан-удэнского железнодорожного вокзала, постепенно разогнался и покатил-постучал по Транссибирской магистрали на восток. Ехали вчетвером в одном плацкартном вагоне. Захару и Михе достались верхние полки, женщины расположились внизу. Завязалась бесконечная болтовня, которая, при всей её пустоте и необязательности, помогла им поближе познакомиться. За окном одно за другим замелькали знакомые названия станций – Чита, Чернышевск, Ерофей Павлович…

– Кто назовёт фамилию Ерофея Павловича, тому ничего не будет! – объявил Захар. Народ безмолвствовал, поэтому пришлось тут же раскрыть карты:

– Хабаров! Тот самый первопроходец, в честь которого назван Хабаровск. Заодно поздравляю с историческим моментом – мы въехали на территорию Амурской области!

Утром третьего дня они сошли с поезда, прибывшего в Тыгду. Толпа быстро схлынула, и на обезлюдевшем перроне осталась лишь их небольшая группа, если не считать двух бродячих собак, гревшихся под утренним солнцем.

Из телефона-автомата Захар позвонил жившему в Тыгде представителю экспедиции Жоржику, носившего русско-китайскую фамилию Тимочан. Через час за ними приехал ГАЗ-66 с зелёным тентом и двумя лавками в кузове. После краткого знакомства Жоржик помог геодезистам загрузить вещи и подняться в кузов, сам сел в кабину и скомандовал шофёру:

– В Зею!

Предстояло проехать сто тридцать километров. С каждой стороны тента имелось по два продолговатых пластиковых оконца – как раз по одному на каждого пассажира.

– А где сам Амур-то? – спросила Ираида.

Захар оживился:

– Вон там, сзади. Отсюда не видно. Он отделяет Советский Союз от Китая. Ну… вот вам небольшой урок географии. Параллельно Амуру, только чуть в стороне, мы ехали на поезде до Тыгды. Теперь представьте себе карту области. Примерно посередине, с севера на юг, течёт река Зея. На севере – горы, на юге – равнина. Город Благовещенск знаете? Мы до него немного не доехали. Ну так вот, он стоит у впадения Зеи в Амур. А посреди этой самой Зеи расположен город, который тоже называется Зея. Чуть севернее него много лет тому назад речку перегородили плотиной и построили ГЭС. Не так давно она заработала на полную мощность. Вода затопила окрестные леса, пастбища и с десяток населённых пунктов – получилось Зейское водохранилище. Вот к нему мы и направляемся. Будем заниматься геодезическими измерениями и эхолотными промерами, чтобы потом сделать топографическую карту дна. Нет, не всего водохранилища. Пока лишь одной его части. Кстати, местные часто говорят – Зейское море. По объёму воды это третье водохранилище в СССР, после Братского и Красноярского. На западном берегу расположен посёлок, он так и называется – Береговой. В нём находится наша база партия. Именно туда мы и едем. Часть наших людей уже там, нас дожидаются.

Часа три машина, трясясь на ухабах, перепрыгивая через многочисленные ямы и трещины, то и дело пересекая дышавшие на ладан деревянные мосты, где по асфальту, а где и по щебню, везла их на север. Дорога была латаная-перелатаная. Чем больше они отдалялись от Тыгды, тем круче становился рельеф. Равнинная, нередко заболоченная местность постепенно сменилась чередовавшимися ярко-зелёными сопками. В долине Зеи дорога пошла через густой хвойный лес.

Город Зея оказался провинциальном райцентром с маленькими деревянными домами и типовыми пятиэтажками. На въезде машину остановили гаишники. Они проверили личные документы, осмотрели вещи в кузове и спросили Тимочана о маршруте. Жоржик показал нужную бумагу, после чего им разрешили продолжить путь. Шофёр, оказавшийся местным жителем, завернул в столовую. Не евшие с утра, они с аппетитом пообедали, после чего сразу же поехали дальше.

По прямой до Берегового было рукой подать, но в тайге редко передвигаются по прямой. Главным препятствием была река Гилюй, впадавшая в Зею с западной стороны. Проблема заключалась в том, что после создания водохранилища устья всех притоков, стекавших со склонов окрестных гор, в том числе и устье Гилюя, оказались затоплеными. Не случайно вопрос жизни и смерти у местных жителей, отправлявшихся тогда в путь, звучал так: «А Гилюй пускает?». От поведения этой реки зависела вся жизнь обитателей Берегового – в Зее находились и центральная районная больница, и аптеки, и роддом. Неухоженная грунтовая дорога с кое-где подсыпанным гравием обходила затопленное устье Гилюя, делая большой крюк по холмистой местности. Проехали село с громким названием Золотая Гора, перевалили через хребет Тукурингра и спустились к бурной реке. Машина остановились на отлогом берегу, у паромной переправы.