Грааль и Откровение Иоанна Богослова. Философия благородства

После грехопадения развитие культуры пошло по двум направлениям. Одно направление в определенном смысле можно назвать пассивным, второе активным. Активная культура, культура каинитов, началась с появлением первого города, первых ремёсел и искусств. Она эгоистически тактична, нацелена на теперь и сейчас, на настоящее, современное, сегодняшнее (в смысле экологии, например, после нас хоть потоп). Первый заложенный камень в стене города стал началом мирского богатства и могущества. Пассивное направление культуры стало культурой ожидания Искупителя, оно стратегично, погружено в прошлое и живёт ожиданием будущего. Пассивная культура с тех пор всегда была и будет сопротивлением активной культуре, и ждать возврата изначальной культуры рая, царства Божия на земле. Современный капитализм даже в самых своих положительных вариантах – это все та же активная культура со всеми вытекающими последствиями. В культурологическом разрезе надо понимать и многие места в Апокалипсисе. "Жена же, которую ты видел, есть великий город, царствующий над земными царями" (Откр. 17. 18) – этот образ означает окончательный этап культуры безбожного каинитского города. К. Леонтьев писал в 1890 году: "Данилевскому принадлежит честь открытия культурных типов – мне – гипотеза вторичного и предсмертного смешения". Образы четырёх коней и всадников, о которых мы уже говорили (Откр. 6. 2), тоже можно понимать как поэтапное развитие культуры в соответствии со стихиями на протяжении всего времени до второго пришествия. Соответствие со стихиями подчёркивается тем, что каждый раз одно из животных говорит: "иди и смотри".

"И будешь есть прах во все дни жизни твоей" (Быт. 3. 14) – эти слова обращены, разумеется, не к рептилии (змее), а к ангелу, теперь падшему, и всей его иерархии. Как мы уже писали, чтобы активно существовать ангелы должны как-то получать энергию, и если не от Бога, не от Его внимания и любви, то от тварного мира, от энергетического прелюбодеяния с животными существами. "Прах" здесь – это и есть тварная энергия, и вся мирская культура, вдохновлённая падшим ангелом, предназначена для "откачки" этой энергии. Для ангела – это действительно и проклятие и унижение: быть энергетическим вампиром, как ни смотри, не очень-то почётно. По каким признакам отследить эту "откачку" (для нас утечку) энергии в культурологическом смысле? Вся вторая глава пр. Исайи относится к последнему времени, в ней читаем: "Они поклоняются делу рук своих, тому, что сделали персты их. И преклонился человек, и унизился муж, – и Ты не простишь их" (Ис. 2. 8.). Древнее поклонение идолам применительно к последнему времени служит прообразом (как и образы Апокалипсиса), т.е. образным обобщением глобального человеческого греха, характерного именно для полного развития земной культуры. "Поклоняются делу рук своих" – надо понимать так, что они поклоняются, т.е. слишком уважают, почитают своё дело, ставшее как бы идолом. Попросту говоря, речь идёт о профессиональной гордости. Специальность! – вот предмет гордости. Автор, специалист, мастер – это имя человека, его "кто". А ещё точнее: великий специалист. Великий музыкант, художник, великий учёный, инженер, политик и т.д. (разве не идол?). Великий значит гениальный. Гениальность – это всеобъемлющая, захватывающая человека, профессиональная страсть. Противоестественное состояние обращения интересов на мирское, здешнее, временное, питающее гордость, дающее уважение общества и социальное лицо, имя (точнее, его подмену). Но уважения общества будет далеко не достаточно что бы утолить тоску и депрессию великого специалиста, т.к. он – великий грешник. Гениальность, как явление, расцветёт пышным цветом, в последние времена. Тогда будет великая роскошь и при этом великие страдания. В целом нынешняя мирская культура представляется тупиковой ветвью в истории земли, как эпоха динозавров. Тогда развитие пошло по пути увеличения силы, веса, прочности панциря и т.д., и как та эпоха оказалась мёртвой, тупиковой, не нужной, и, по всему видать, спровоцированной падшими ангелами ради "праха", так и нынешняя цивилизация будет мёртвой и тупиковой культурой. Идеал этой культуры – идеал динозавра – могучий сверхчеловек с многочисленными техническими и экстрасенсорными способностями, но суть его "сверх" – в качестве и количестве (ума, силы и прочь.). Когда дипломированные мудрецы мира сего рассуждают о том, каким должен быть человек, они все дружно молчат о том: зачем таким быть? Дела человеческие – это что, а дела Божии – кто. Настоящую ценность для человека имеет его настоящее имя, его настоящее кто. Мы слишком спешим назвать себя, своё кто: писатель, учёный, политик… а кто были Моисей, Авраам? Писателей и художников много, а Моисей один. Бог даёт каждому его единственное, уникальное кто. И вот над этим уже стоит трудиться, "возделывать и хранить". Но эта, райская культура ещё впереди.

Наверное, взявшись объяснять загадочные места Писания и потому обязанные, вроде бы, выражаться понятно, мы, однако, сами часто говорим загадками. Так, во всяком случае, может показаться. На самом же деле, толкуя поэтические образы, мы и сами иногда вынуждены тоже пользоваться поэтическим, образным языком. Этот традиционный язык белой касты как-то пока не переведен на язык точных наук. Например, человек, когда видит что-либо глазами, его зрение воспринимает магнитные волны разных частот, которые отражают предметы, или когда слышит, – то воспринимает колебание давления воздуха. А что бы воспринимать реальности невещественные, т.е. те, которые не сотрясают воздух и невидимы глазу, приходится пользоваться символами, т.е. образами здешнего мира, которые дают почувствовать образы нездешнего. С древнейших времён истинные поэзия и философия всегда были суть одно. Кто мудрец, тот и поэт, а кто поэт, тот и философ. Тогда философия ещё не была как сейчас научной профессией, а была именно фило-софия, т.е. просто любовь к мудрости. Библия от Бытия до Откровения насыщена поэзией. Можно сказать, что поэзия – язык Библии. Особенно, учение Христа – это почти сплошь поэзия. Почему так? Потому, что поэзия способна говорить там, где наука молчит. В поэзии мы касаемся к неприкасаемому, поэзия говорит о неизреченном, объясняет непостижимое. Например: "И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни" (Быт. 2. 7). Если ещё можно сказать, что в "прахе земном" вся таблица Менделеева, то, что можно сказать о дыхании Бога? Однако мы читаем, и как-то всё понятно, иной раз даже не замечаем это место, летим дальше, но не потому, что не понимаем. Наоборот, схватываем сразу всю глубину, и это благодаря поэзии.

В современной мирской культуре специалисты расчленили поэзию и философию, науку и искусство (признак мёртвости культуры). Правда, в последнее время они озабочены синтезом. Но их синтез – не воскресение когда-то живого, он, скорее, похож на букет искусственных цветов, которыми украшают могилы. А что вообще в наше время можно назвать живой культурой? И как это выглядит? В Апокалипсисе есть образ культуры – "жена, сидящая на звере". Но есть там и другой образ, как нам кажется, тоже культуры: "и услышал я голос как бы гуслистов, играющих на гуслях своих. Они поют как бы новую песнь пред престолом и пред четырьмя животными и старцами; и никто не мог научиться сей песне, кроме сих ста сорока четырёх тысяч, искупленных от земли" (Откр. 14. 2). Песнь поют "девственники", и песнь не какая-нибудь, а новая. Это перекликается с новой заповедью: "Да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга" (Ин. 13. 34). Эта заповедь и есть ключ к пониманию образа песни. В русском языке есть слово, которое, как часто бывает, имеет два смысла – согласие. Согласие – это и вокальное созвучие (стройное сочетание голосов), и отношения людей, в которых царит мир и единство стремлений. Тогда "песня" – вполне подходящий поэтический образ для таких отношений.

Всеобщее согласие – идея утопическая, нереальная для здешней жизни. Разве что частичный союз для нападения или защиты от всех остальных, но без этих остальных такой союз рушится, неизбежно превращается во взаимную вражду, т.к. в самом начале он возник ради вражды. Дух корпорации, партийности, конфессиональности с самого начала предполагает множество других социальных групп и свою от них отделённость. Однако, мало кто не понимает, что согласие – вещь взаимовыгодная. Ведь что это значит? Если, например, два человека имеют согласие, то их свободы (а значит и возможности) совпадают, и значит, у каждого свободы становится как минимум в два раза больше. То же, например, и с авторитетом. Даже не так, но по закону кооперации, точнее, по закону синергии, должна появиться некая прибыль. Так, если два человека объединяют свои возможности, то общая возможность увеличивается не в два раза, а в три, четыре или даже более. Интересно в данной связи вспомнить, что насилие над другим тоже является увеличением свободы, но как это, например, не эффективно в экономике! А в духовном плане тем более: при насилии увеличение свободы происходит как бы на секунду, а за этим следует собственное рабство желанию насильничать, что ведёт не только в тюрьму, но и в ад. Какая уж там свобода…

А если человек согласился с Богом? Тогда совпадают две свободы, свобода Бога и свобода человека. Но свобода Бога абсолютна и неизменна. Что, вообще, мы можем знать о свободе Бога? Уж она-то как раз вне человеческого знания, однако, всё-таки зададимся вопросом: возможно ли согласие человека с Богом, слияние свободы Бога и свободы человека? Неужели нет!? О чём тогда всё Священное Писание? Но если да, то не есть ли это то самое обожение, причастие к Божественной природе? Чтобы родилась абсолютная свобода, должна умереть относительная, и вот тогда возможны любые чудеса и в том числе чудо "песни", самое прекрасное из чудес. Научиться песне истинной любви трудно, но она зазвучит в грешном мире, как чудо, как удивительный культурный феномен именно в силу своей невозможности.

"Кто Мне служит, Мне да последует; и где Я, там и слуга Мой будет. И кто Мне служит, того почтит Отец Мой" (Ин. 12.26). "Почтит" – вот награда. Почтение, честь, уважение… в чём трудно согласиться людям между собой, так это в уважении друг к другу. Если только не взять тот случай, когда люди уважают друг друга для того чтобы презирать остальных, но тогда без этих остальных им согласиться между собой будет совсем невозможно. Ведь это союз ради вражды, о чём мы уже говорили. И ещё, согласие людей между собой невозможно без согласия их с Богом, потому и сказано: "И никто не мог научиться сей песне". В то же время согласие людей с Богом так же не возможно без их согласия друг с другом: "потому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собой" (Ин. 13. 35). Можно сказать, что взаимная оценка, взаимное уважение – главная проблема эклеcии, а эклеcиология, как наука, должна быть наукой о взаимном уважении. Истинным критерием и мерилом достоинства человека должно быть то, насколько он делает счастливыми окружающих. Или, хотя бы, насколько он счастлив сам (разумеется, не за чужой счёт). А мерилом самого счастья должна быть его продолжительность. Если счастье не вечно, то и не о чем говорить.

"И Я говорю тебе: ты – Петр, и на сём камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её" (Мф. 16. 18). Суть этого заявления в том, что путь к церковному единству лежит через логическое единство, т.е. через единомыслие и, прежде всего в богословии. "Петр" здесь – исповедание, т.е. христологический догмат на котором держится всё христианство. Петр (на еврейском – Кифа) – это камень, который всегда был образом и символом знания и мудрости. Однако, единомыслие это только условие, только начало. Т.к. на экзистенциальном уровне, уже не только Бог, но и просто любой человек в какой-то мере является для другого человека тоже реальностью недостоверной, почти религиозной. По большому счёту в то, что кроме меня есть другое я, другой субъект, другой онтологический центр, – в это тоже приходиться только верить. Т.к. абсолютно достоверно убедиться в его существовании невозможно, если не вступить с ним в отношения. Но и отношения могут быть миражем, иллюзией, обманом. Например, я знал человека, а на самом деле он оказался не тем, за кого себя выдавал, например, брачным или религиозным аферистом, иностранным разведчиком и прочее. Бывает и еще хуже: я знал, например, себя, кто я такой, но выяснилось, что я совсем не тот, кем себя считал. На личном, экзистенциальном уровне знание и наука вообще упраздняются. Здесь русского языка уже не хватает для того, чтобы передать опыт, понятие, состояние, созерцание. Это религия в чистом виде, если мы интересуемся не имиджем, не социальной ролью, а именно самим человеком.

Наверное, многим знакомо состояние: вот я. Но далеко не всем удалось испытать состояние: вот ты, или вот мы. О новой церкви сказано, что они поют "пред престолом и пред четырьмя животными и старцами" (Откр.14. 8). Обратим внимание на то, что в первую очередь говорится именно о "престоле", это значит, что их согласие спиритуально (Престол – это ангел воздуха или ангельский чин, относящийся к воздушной стихии). Разумеется, "девственники" непорочны во всех смыслах, т.к. они поют и перед четырьмя животными (это означает целостность), но здесь в первую очередь указание на Престол, наверное, потому, что каждый из них тянется к своему собрату существенно по другой причине, чем это происходит в мире. Среди христиан бывает так, что стремление одного человека к другому подспудно, подсознательно является стремлением к Богу, потому, что наикратчайший путь к Богу лежит через экклесию. В названии "Филадельфийская церковь" тоже есть указание на любовь: слово "Филадельфия" значит братолюбие. "Истинно так же говорю вам, что если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небеснаго, ибо, где двое или трое собраны во имя Моё, там и Я посреди них" (Мф. 18. 19). И здесь тоже говорится о согласии, но что это за согласие? Уж наверно не то согласие сторон, которое оформляется в нотариальных конторах. Филадельфийская церковь рождается в муках (Откр. 18. 19). Здесь открывается пророческая тайна о терпении скорбей. Конфликт, ссора при сокращении дистанции – это беременность и рождение новой церковности из старой. В муках обиды, прощения и терпения рождается новая, ещё более тесная близость, а значит и зрение (при новой близости) достоинств и недостатков, когда ложь и притворство уже невозможны: "В устах у них нет лукавства" (Откр. 14.5).

Итак, подведем итоги. Песня – это образ новой культуры. То, что она поётся перед четырьмя животными, означает целостность этой культуры. Это любовь, понимаемая как плод именно духовной работы, экзистенциального творчества, т.к. она не есть что (как, например, плотская или даже душевная любовь), а – кто. Т.е. мы – это кто, так же как и я – это кто. От состояния "вот я" к творчеству состояния "вот мы".

У каждого человека есть присные, близкие, т.е. те, кто составляют семью или очень близкие друзья. А есть ещё и те, кто на дистанции: родня, знакомые и проч. Должны быть люди для праздника, с которыми встречаются раз в два месяца, или раз в два года. Как говорится – редкий гость – приятная встреча. Эти отношения на дистанции – основные в мире. Этикет – это правила таких отношений. Мастерство этикета – это тонкое чувство дистанции, мастерство дистанции. Манеры и любезности уже во вторых. Слишком сокращать дистанцию в обществе неприлично. И чем выше, чем ближе к элите, к "сливкам", тем больше дистанция и сложней правила этой дистанции. Даже с самыми близкими, в семье, например, дистанция тоже растёт с ростом элитарности. Обычно, близкие отношения – это обязательные отношения: родственные, например, или близкая дружба. А необязательные отношения – это знакомства, особенно случайные. Молодежное слово "тусовка" означает именно эти необязательные отношения.

Если же говорить об экзистенциальных отношениях, то антиномичная тайна образа евангельского брака в обязательности и в то же время в свободности отношений, а сила брака пред миром в евангельском духе свидетельства. Нынешний христианин часто "ревностно" свидетельствует о Христе, которого не знает, но помалкивает о достоинствах друга, которого знает. Это социально выгодно. "Сын мой! Если ты поручился за ближнего своего, – ты опутал себя словами уст своих, пойман словами уст своих. Сделай же, сын мой, вот что, избавь себя, так как ты попался в руки ближнего твоего" (Пр. 6. 1). В мире, в социуме каждый за себя. Но в браке, в том, о котором мы говорим, люди свидетельствуют друг о друге, поручаются друг за друга. Это умножает авторитет, доверие и внимание окружающего социума. В этом сила новой церкви, ее пастырская возможность – "жезл железный" (Откр. 12.5.). Чтобы быть "свидетелем верным и истинным" нужна спиритуальная честность. Умножение истинного свидетельства умножает спиритуальное богатство. Именно поэтому сказано: "Впрочем, ты богат" (Откр. 2. 9). Это сказано свидетелям христовым. Смысл их мученичества в свидетельстве. Ангелу же Лаодикийской церкви Христос, называя Себя свидетелем верным и истинным, говорит: "ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг" – эту нищету надо понимать спиритуально и социально, в смысле свидетельства, т.е. Лаодикийской церкви вследствие её спиритуальных пороков никто не верит.

Что имеется в виду в Откровении под образом брака? "Ибо наступил брак агнца, и жена Его приготовила себя. И дано было ей облечься в виссон чистый и светлый; виссон же есть праведность святых. И сказал мне Ангел: напиши: блаженны званные на брачную вечерю Агнца" (Откр. 19.7). Брак и брачная связь – один из самых часто упоминаемых образов Священного писания. С первых страниц Библии мы узнаём, что брачной связи отдаётся предпочтение перед родственными связями: "Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут два одна плоть" (Быт. 2. 24). Первое чудо Христа было совершено на брачном пиршестве. Ап. Павел предупреждает: "Дух же ясно говорит, что в последние времена отступят некоторые от веры, внимая духам обольстителям и учениям бесовским, через лицемерие лжесловесников, сожжённых в совести своей, запрещающих вступать в брак и употреблять в пищу то, что Бог сотворил, дабы верные и познавшие истину вкушали с благодарением" (1 Тим. 4. 1). Супружеские отношения отличаются от родственных тем, что они – по обещанию, по договору. Брак – это завет. Новый Завет выше старого, потому что в Новом Завете каждый человек лично заключает завет с Христом, а не получает его в наследство от Авраама в силу родства с ним. Привычно думать, что обычные дружеские отношения – это отношения свободные и не обязательные. Но если, например, заключить какой-нибудь договор о дружбе, то дружеские отношения станут обязательными, но не принудительными, если договор заключён по согласию. Христос неоднократно сопоставляет и сравнивает родственные отношения с церковными и всегда в пользу последних (Мф. 10. 29; Лк. 21. 16; Лк. 12. 91; Лк. 14. 26; Ин. 16. 33). Для христиан церковные отношения должны быть первичнее всяких других, а значит обязательней. Брак в Апокалипсисе – образ обязательности церковных отношений, дружбы во Христе. В браке нельзя изменять. Интересно в этой связи, что древнегреческое слово "анафема" значит – необщение, обязательность необщения. "Не приклоняйтесь под чужое ярмо с неверными; ибо какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмой? Какое согласие между Христом и Велиаром? Или какое соучастие верного с неверным? Какая совместимость храма Божия с идолами? Ибо вы храм Бога живаго, как сказал Бог: "Вселюсь в них и буду ходить в них; и буду их Богом и они будут Моим народом" (Левит 26. 12.), "И потому выйдите из среды их и отделитесь, говорит Господь, и не прикасайтесь к нечистому; и Я приму вас" (Исаия 52. 11); (2 Кор. 6. 14).

Любой брак обязательно имеет в себе общность имущества, общую собственность. Общность имущества в новой церкви должна носить не юридически-правовой характер, т.е. не это главное. Вообще, если пристальнее всмотреться в чувство собственности, в чувство хозяина, то обнаружится интересная вещь. Суть собственности и обладания тоже в эстетическом созерцании, это групповое зрение предмета вместе с бесом собственности, собесовское видение. Если хозяин и предмет останутся один на один, без этого беса, то предмет потеряет всякую прелесть и не доставит ни грамма удовольствия от обладания им. Особенно сильное удовольствие от обладания достигается, когда есть зависть завидующих. Здесь та же ситуация что и с ревностью. Люди всегда чувствовали неправду частной собственности. Частная собственность – это проявление враждебности ко всем остальным, расторжение с ними братских (ветхий завет) и брачных (новый завет) отношений. "Иисус же сказал ученикам Своим: истинно говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольное уши, нежели богатому войти в Царство Небесное" (Мф. 19. 23) – такого рода высказываний много в Священном Писании. Богатство – это блуд. "Не можете служить Богу и мамоне" (Мф. 6. 24). Богатство – это похоть бесовская, и потому не делает человека счастливым. "Богатство течёт, не прилагай к нему сердца". Только собственник что-нибудь приобрёл, как это ему надоело. "Суета сует" – жалуется Соломон – это о собственности. "Глаз не насыщается богатством" (Ек. 4. 8) – это об энергетике. Для созерцания необходима всё новая и новая эстетическая информация. Нужен поток идеальной эстетической информации, он бы дал пищу душе, но если для этого надо обязательно быть собственником!?… "Что пользы человеку от всех трудов его, которыми он трудится под солнцем?" (Ек. 1. 3). Зачем без конца трудиться и приобретать, если это сразу надоест, перестанет давать энергию и надо снова трудиться. Счастье тогда не по карману человеку. Не лучше ли быть собственником своей прогулки в лесу, костра и звёздного неба, а ещё лучше – множества благородных поступков? Не об этом ли говорит ап. Павел: "Мы ничего не имеем, но всем обладаем" (2 Кор. 6. 10)? Может это и есть самое выгодное для человека? "Итак, не заботьтесь и не говорите: "что нам есть?" или "что пить?" или "во что одеться?" Потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всём этом. Ищите же прежде Царствия Божия и правды Его, и это всё приложится вам" (Мф. 6. 31). Один бедный человек хотел немножко разбогатеть, и просил об этом Бога. И любящий его Господь сказал ему в его мыслях: если бы в богатстве было бы твоё счастье, Я бы дал его тебе, и если бы в деньгах было бы твоё счастье, они бы у тебя были, но истинное счастье человека в любви, а бедность больше способствует искренней любви, чем богатство, поэтому лучше тебе быть бедным.

Апокалипсический брак предполагает общую собственность на всю вселенную, но это не значит, что надо потихонечку всю ее прикупать. Никакая жадность человеческая и представить себе не может, что уготовано человеку в собственность. Купить это не возможно, ибо и владеть этим нельзя в одиночку. "Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и церкви" (Еф. 5. 32) – "сия тайна" есть тайна брака. Бог сотворил мир таким, что в нём может дать счастье только одна форма собственности – общая собственность. Бог будет всё во всём – это брак. "Блаженны званные на брачную вечерю" (Откр. 19. 9). Брачная вечеря – это вечный пир красоты. "Дух и невеста говорят: прииди! И слышавший да скажет: прииди! Жаждущий пусть приходит, и желающий пусть берёт воду жизни даром" (Откр. 22. 17).

Сион

Если взять в руки симфонию и прочесть все библейские фразы о Сионе, особенно пророческие, то легко убедиться, что очень часто речь идёт уже не просто о возвышенности в Палестине, но перед нами грандиозный и капитальный символ некоего средоточия. В Апокалипсисе гора Сион упоминается только один раз: "И взглянул я, и вот, Агнец стоит на горе Сионе, и с Ним сто сорок четыре тысячи, у которых имя Отца Его написано на челах" (Откр. 14. 1). То, что упоминание о Сионе даётся в связи с новым народом, даёт нам право понимать Сион как именно воздушный, спиритуальный образ, в отличие от Синая, на котором Моисей получил скрижали закона. Синай и Сион очень глубокомысленно сравнивает ап. Павел в двенадцатой главе своего послания к евреям. "Если те, не послушав глаголавшего на земле, не избегли наказания, то тем более не избежим мы, если отвратимся от Глаголавшего с небес" (Евр. 12. 25). Вот какое соотношение: небо и земля. Образ горы, как архетип, всегда был символом касания и пересечения мира здешнего с миром нездешним. Точка пересечения двух линий имеет то интересное свойство, что она находится сразу на двух линиях. В этом свойстве можно усмотреть глубокий смысл. В ней, в этой точке возможно состояние, т.е. одновременное со-стояние двух стояний, и, следовательно, созерцание сразу нескольких горизонтов бытия, потому что там, где пересекаются две линии, там по таинственному закону всегда пересекается и третья, и четвёртая и т.д. В этом легко убедиться, если сесть на крылечке дома или встать на пересечении улиц, или на краю обрыва, на берегу моря, на опушке леса, причём не когда-нибудь, а на рассвете или закате, т.е. на пересечении дня и ночи, зимы и лета, детства и юности, зрелости и старости… каждому должно быть знакомо это странное, загадочное, даже мистическое чувство. Недаром на пересечении дорог, на вершинах холмов и проч. люди всегда ставили столбы, камни, часовни, идолы и тому подобное. Со-стояние на пересечении, вообще в принципе, человеку именно свойственно, потому что он сотворён на грани двух миров: духовного и телесного, и тем самым в средоточии всего мира. "Премудро сопрягает тварь" Бог именно в человеке. По настоящему сильное и глубокое эстетическое созерцание возможно только в состоянии. В состоянии человек свободен в глубиннейшем смысле этого слова, т.к. истинная свобода – это не просто возможность что-либо делать или не делать, а само состояние свободы, со-стояние. А делание или возможность делать, нужны, чтобы осознать, пережить состояние. Т.е. состояние первично, всё ради него. Поэтому и согласие с Богом – это не какая-то, например, творческая работа (не это главное), а бесстрастное состояние абсолютной свободы,. И тогда гора Сион символизирует не просто какое-то мистическое со-ангельское состояние, и, может, не только на пересечении неба и земли, но на пересечении многих небес, сопребывание во многих измерениях. Начиная с четвертого это уже мистические для нас измерения пространства. Наверное, мозг человека будет работать на все 100%, когда он будет жить на пересечении всех существующих измерений. Вот когда пригодятся его необъятные возможности. "Но вы приступили к горе Сиону и ко граду Бога Живаго, к небесному Иерусалиму и тьмам ангелов" (Рим.12.22).