
Полная версия:
В начале пути

Александр Кириллов
В начале пути
Глава 1. Здравствуй, новая жизнь
Я летел в пространстве тонкого мира, подхваченный эфирным ветром. Впереди виднелась чёрная труба, определённая мной как энергетический канал, по которому душа человека улетает в загробный мир. Значит, моё путешествие по просторам мироздания подошло к завершению, и скоро произойдёт вселение в очередного реципиента. Кем он будет в этот раз, я не знал.
Навстречу из трубы вылетел сгусток энергии, трансформировавшийся в юного паренька. «Вот тебе и раз, – подумал я, – умер какой-то мальчишка, совсем не успев пожить. Эй, парень, куда ты летишь? Пора возвращаться назад! Рано тебе в мир иной». Я протянул ему прозрачную руку, он взял меня своей рукой и повернул назад. Вдруг поднялся космический ветер, наши руки расцепились, душу паренька сдуло дальше, а в моей ладошке остался комочек чужой энергии. Сгусток впитался в мою руку, и я увидел его воспоминания. В этот момент эфирный ветер поменял направление, и меня быстро затянуло в трубу.
Врач разговаривал с родителями:
– Мальчик плох. Лёгкие забиты гноем и существует очень большая вероятность того, что он задохнётся. Ищите пенициллин. Если у вас есть родственники в Москве или в областных центрах – закажите его им. Может быть, они успеют и лекарство поможет. Я дам рецепт и выписку о состоянии больного. Отправьте их авиапочтой. И ещё, товарищи родители, требуется ваше разрешение.
– На что, доктор?
– Я пробью ему лёгкое и вставлю дренажную трубку. Гной будет стекать по ней в колбу.
– Это поможет?
– Это продлит жизнь, а там всякое может случиться.
– Хорошо. Где надо подписать?
Родители по межгороду звонили своей бабушке, работающей заведующей отделением районной больницы Краснодара, прося достать антибиотики. Заказным авиаписьмом выслали выданное хирургом основание для покупки препарата в аптеке или его списания в больнице. Теперь оставалось лишь ждать.
Вначале я увидел очень тусклое астральное тело ребёнка, имеющее сильное затемнение в районе груди, затем пришла темнота, а через минуту мальчик открыл глаза. Я лежал в больничной палате и болел. Болел очень серьёзно прогрессирующей формой двусторонней пневмонии. Разгорячённый на летнем солнце мальчишка перекупался в прохладной воде реки Урал и подхватил воспаление лёгких. Сейчас на дворе стоял июль 1961 года, а в это время антибиотики в нашей стране достать было крайне сложно. Поэтому в местной глухомани их вообще не было, разве что в обкомовской больнице. Увы, туда мои родители и рядовые врачи районных клиник доступа не имели.
Лёжа в кровати, дышать было реально сложно – не получалось вдохнуть полной грудью, воздух заполнял лишь верхушки лёгких, да ещё какая-то трубка между рёбер торчала. Я повернул голову и рассмотрел приспособление, благодаря которому в колбу стекал гной. Хорошо, хоть не трёхлитровый баллон прицепили, а маленькую пластмассовую ёмкость, поэтому можно было спокойно встать.
Такое состояние меня озадачило, но не смутило. Парень отработал грехи своей прошлой жизни, улетев на перерождение, поэтому с моим вселением мальчишка должен был выздороветь – тело начнёт исцеляться от недуга, а происходящие события сложатся таким образом, чтобы это произошло как можно быстрее.
Лёжа в кровати, стал «переваривать» информацию, переданную мне улетевшей душой паренька. Звали меня теперь Сашка Шорохов, и родился я в январе 1950 года. Ещё я имел старшего меня на 4 года брата Женьку и младшую на 4 года сестру Олю. Во время Великой Отечественной войны мать и отец успели повоевать за Красную армию. Отец завершил войну командиром батареи в звании старлея и имел боевые награды, а мать работала при штабе того же полка вольнонаёмным писарем.
Они были правильными советскими людьми, поэтому за каким-то хреном в довольно немолодом возрасте поддались призыву Хрущёва: "Все на освоение целины", – и этим летом переехали из тёплого и богатого фруктами Краснодара в продуваемый ветрами Оренбург. Единственным хорошим моментом в этой авантюре оказалось то, что поселились они в городе, а не на каком-нибудь полевом стане. Отец в Краснодаре работал расчётчиком в проектном институте, а мать преподавала в техникуме бухгалтерский учёт. Для них стало откровением, что на уборке кукурузы эти профессии не требовались – нужнее были комбайнёры и шофёры. Зато эти специальности были востребованы в городе. Так что оба родителя устроились на аналогичную работу в проектный институт и техникум в областном центре. Жили мы в частном дворе, снимая флигель и ожидая получение трёхкомнатной хрущёвки, которую для целинников строили в новом микрорайоне.
Лежал я в многоместной палате вместе с другими болеющими детьми разного возраста. Одни выздоравливали, отчего баловались, ведя себя как обычные дети. Другие болели и тихо лежали в кроватях. Поскольку вместе с моей душой в тело вселилась силушка богатырская, то есть энергия жизни, то валяться мне расхотелось. Я поднялся и направился на улицу. Увидев это, ко мне обратился местный заводила по фамилии Петренко, тёмненький и «сбитый» хохол, если судить по его фамилии и повадкам:
– Сашко, ты куда?
– В парк больничный пойду, а то лежать совсем устал.
– Разве такое бывает? Устал лежать, ну надо же!
Под его тарахтение я вышел в коридор, прошмыгнул мимо заполнявшей журнал медсестры и вышел на свободу. Вспомнились слова из весёлой песенки: "Солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья". Сидя на лавочке в больничном парке, занялся дыхательной гимнастикой. Это было тяжело, я задыхался и кашлял, а когда успокаивался, продолжал упражнения.
Пришли мои родители, которые увидели меня сидящим на улице.
– Саша! Ты что тут делаешь?
– Выздоравливаю. Па, будь другом, притарань мне завтра бутылку водки, несколько головок чеснока, пачку соды и кипятильник.
– А водка тебе зачем?
– Ингаляции буду делать. Так в войну воспаления лёгких лечили.
– Ты откуда знаешь?
– Старый фельдшер рассказал. Здешних ингаляций воды с морской солью маловато. Чего хотел спросить – антибиотиков в аптеках нет?
– Нет, сынок. Мы заказали пенициллин Александре Яковлевне, но как скоро у неё получится его достать, мы не знаем – дефицит это.
– Куда не посмотри, все нужное – дефицит. Чего-нибудь принесли вкусного, а то есть охота.
– Появился аппетит? Это хорошо! Значит, на улучшение дела пошли. Нина, дай сыну, что мы принесли.
– Возьми, сынок, шоколадку.
– Спасибо, мамуш, это я люблю.
Тут раздался голос медсестры: "Шорохов, ты куда убежал? Иди на капельницу. Товарищи родители, сейчас не время посещений».
– Всё, предки, я побёг, до встречи! Не переживайте, всё будет тики-так, э-э-э, хорошо!
Я убежал, а родители посмотрели друг на друга:
– Тебе не кажется, что Саша немного изменился?
– Да, немного непривычно видеть его таким. Как он тебя назвал?
– Мамуш. Похоже, что тебя он скоро назовёт папушем.
– Н-да! Главное, что жизнь в нём появилась. Вчера совсем плох был, а сегодня, словно подменили.
Как они были правы…
Я лежал под капельницей, получая дозу физраствора с гидрохлоридом натрия, и размышлял, как бы быстрее исцелиться. Вечером родители пришли ещё раз, принеся мой заказ. Оказалось, что сегодня пятница, а завтра выходные, а значит, кроме дежурного врача и медсестры в отделении никого не будет. Так что никто мне станет мне мешать разбадяживать лечебный химикат. Пацаны интересовались, что я буду делать с водкой.
– Смотрите сами.
Через десять минут в палату залетела медсестра:
– Шорохов, ты где водку достал?
– В магазине купил.
– Отдай немедленно.
– Зачем? В сестринской бухать будешь?
– Что-о-о! Отдай немедленно!
– И не подумаю. Она мне нужна для исцеления.
– Я позову врача – он тебе даст исцеление.
Медсестра умелась, вернувшись с пожилым врачом:
– Так, так, Шорохов, выздоравливать стал, это хорошо. А водка тебе зачем?
Я рассказал, что собираюсь с ней сделать.
– Верно, так в войну и ещё раньше лечили. Точно не пьёшь?
– Мне ещё пить её не хватало.
– Покажи, как делать будешь?
Я показал, а врач обратился к молодой медсестре.
– Малец всё правильно делает – пусть лечится. Только не пей, а то меня подставишь.
– Не буду. Я вообще не пью.
Когда персонал ушёл, я, осматривая ребят, обратился к ним: "Ну и кто из вас наябедничал?"
Народ пожимал плечами. Я стал вспоминать, кто бегал в это время. Получалось, что Петренко, маленький пациент, которого Петренко называл Клопом, и семилетний пацан, которого тот же Петренко звал Чесноком. Получалось, что предателем могли быть два человека: Петренко или Чеснок. Часов в восемь вечера я сделал вторую ингаляцию.
На следующий день я пошёл гулять в парк, осматривая деревья и соскабливая с них пармелию – она иногда попадалась на коре. Перетерев собранные куски в порошок и, разделив на несколько доз, сожрал эту бурду, запивая водой. Начав ходить, гной стал вытекать быстрее, освобождая мои лёгкие. Через неделю авиапочтой пришло сорок пузырьков пенициллина и меня стали им колоть. Ещё через неделю трубку из меня вытащили. Не знаю, что делали с лёгкими, скорее всего, ничего, а дырка сама затянулась, а бок просто зашили, оставив на память красивый шрам, напоминающий след от удара ножом. Я же продолжал делать ингаляции, дыхательную гимнастику и получать дозы пенициллина в свой драгоценный зад.
Ходячие пацаны из нашего отделения гуляли по коридору и больничному парку. Там же находились дети из других отделений, так что народу было много. Естественно, что в отделении были девчачьи палаты. Как-то днём, выйдя из своей «камеры» в коридор, увидел толпящихся у окна девчонок. Я подошёл поближе, поглядев, куда они смотрели. Внизу в парке стояла компания ребят, обступившая Петренко и Зуба. Пацаны толкались друг с другом и чего-то выясняли. Дело кончилось тем, что Петренко стукнул Зуба по лицу, выбив тому молочный зуб. Зубов, держась за щеку, поднял с земли выпавший зуб и убежал в умывальник. Крови практически не было, потому что зуб сам собирался выпасть, но Петро стал в большом авторитете. К тому же пациенты отделения были детьми до 14 лет, а он как раз подходил к этому рубежу, являясь одним из самых старших обитателей отделения. Как я узнал из рассказа Чеснока, они подрались из-за одной девочки.
В больнице Шорохов лежал месяц и неделю, три из которых были моими. Оживая, я стал общаться с девчонками. Зная кучу анекдотов, рассказывал их, веселя юный коллектив. Само собой в палате образовалось два лагеря по три человека, как говорится, по интересам – мой и Петренковский, а остальные четверо были либо маленькими, либо лежачими.
В один прекрасный день Петренко предложил мне побороться. Я был младше его, но подкованнее, поэтому согласился. Мы боролись, схватившись на кровати. Вначале он меня борол, но я применил захват и подмял пацана под себя, усевшись сверху. Петренко сдался. Потом все мы щупали мой шов, который от напряжения мышц стал кровить. Ребята советовали что-нибудь с ним сделать, на что я ответил, что сам заживёт. В понедельник Петро выписали, как и половину знакомых мне ребят и девчат, и вместо них поступили новые пациенты.
Частенько за это время меня посещали родители и сестра с братом, так что я вполне с ними познакомился. Сестра была спокойной девочкой, старательной отличницей. Брат тоже был спокойным, но «конкретным кексом», имеющим первый взрослый по боксу в среднем весе. По этой причине он вёл себя очень даже уверенно. Ещё через неделю мне сделали рентген, собрали консилиум из врачей отделения и выписали домой.
Теперь я увидел место, где жила наша семья. Флигель был двухкомнатным сооружением с русской печкой посередине, так что жили мы в тесноте, но не в обиде, втроём занимая внутреннюю комнату, а родители – входную. Наша и соседние улицы относились к городской окраине, так что совсем рядом простирались бескрайние степи, по которым толстой змеёй вилась река Урал.
На дворе стоял август, в школе были каникулы, поэтому дети с утра до вечера носились по улице. Телевизоров ни у кого в округе не было, впрочем, нормальных телевизионных передач тоже, поэтому по вечерам взрослые люди слушали радио, пластинки на граммофонах, собирались на улице, играя на гармошках, баянах или гитарах, забивали "козла" в домино или сражались в ставшие популярными шахматы. Тётки больше тяготели к семечкам и лото на деньги.
Мои родные не были исключением. Женька и Оля уже познакомились с местными ребятами и девчатами, а я это дело немного упустил, потому что практически сразу после переезда умудрился заболеть. Почесав репу, то есть, расчесав волосы расчёской, решил, что всё произойдёт само собой, и я познакомлюсь с новыми друзьями в своё время. Тем более, в теле подростка жил взрослый человек, отчего многие детские увлечения меня не интересовали.
Выпросив у родителей денег, отправился в единственный в городе спортивный магазин "Динамо", где купил футбольный мяч. Размышляя о своём будущем, решил попробовать сделать упор на то, что мне нравилось – спортивные игры. Бокс мне так надоел за прошлые жизни, что заниматься им совершенно не хотелось. Выбор был между баскетболом и футболом. Учитывая, что для баскетбола требовалась площадка и кольца, а для футбола подходило любое место, я выбрал футбольный мяч. К тому же он был популярнее.
Я не ставил никаких великих целей типа "вся моя жизнь будет подчинена тому, что я стану чемпионом мира", потому что на первенствах мира сборная СССР толком ничего не показывала. Через четыре года она выйдет в полуфинал, где проиграет оба главных матча за выход в финал и за 3-е место. Несмотря на детский возраст, я имел опыт и хладнокровие зрелого спортсмена, побывав в одной из реинкарнаций ведущим футболистом сборной страны. Так что шанс пробиться в большой футбол у меня имелся. К тому же футбол был популярен, а футболисты клубов класса «А", как сейчас называют премьер-лигу, зарабатывали очень хорошие по тем временам деньги. Кроме того они ездили по стране и за рубеж. В любом случае жизнь спортсмена высших достижений была намного интереснее, чем у рядового инженера или тракториста.
Моим преимуществом перед жителями этого времени был тот факт, что благодаря телевидению и интернету будущего я имел возможность смотреть видеоподборки игр Роналдиньо, Марадоны, Пеле, Месси, Неймара, Сивори, Джорджа Беста, Бергкампа и других игроков, своими финтами делавших из обычной игры настоящее шоу, при этом забивая много голов. Наблюдая за их игрой, расширял свой футбольный кругозор, беря на вооружение применяемые ими технические приёмы владения мячом. Увы, советское телевидение редко показывало иностранный футбол. Даже "Футбольное обозрение" получасового формата появилось в эфире лишь в 1980 году. Так что нынешние футболисты этой возможности не имели, варясь в собственном соку или котле.
Теперь требовалось определить программу действий. Как сказал Пеле: "Если игрок физически сильный, то его сложнее травмировать". К этому можно добавить, что сильный игрок более координирован, у него тяжелее отобрать мяч, а ему проще выиграть любое единоборство. Сам Пеле был настоящей футбольной машиной – атлетичный, резкий и техничный игрок, принимающий решения на порядок быстрее своих оппонентов. Поэтому его и называют «королём футбола» всех времён.
Таким образом, мне требовалось стать физически сильным и выносливым. Мне не нужны были мышцы Арнольда Шварценеггера – с такой массой я «сдохну» через 10 минут игры. К тому же без стероидов накачать их проблематично, разве что в период роста организма вёдрами кушать чёрную или красную икру и заниматься по индивидуально разработанной программе в тренажёрном зале. Второй важной задачей являлось овладение мячом: надо было научиться вести мяч, не смотря на него, и на «автомате» применять обманные финты. Кроме этого я хотел быть универсалом, а для этого требовалось научиться пробивать пенальти и штрафные удары, благо нервы у меня были крепкими – я не мандражил от ответственности. Как говорят психологи «обладал высокой психической устойчивостью».
В первый же свободный день отправился с мячом на расположенный в конце улицы пустырь. Все великие планы забылись, когда я стал в удовольствие им жонглировать. Мячи в это время были далеко не у всех, так что моё появление на улице с «круглым другом» было быстро замечено. Окрестные пацаны организовались в дворовые команды по пять человек и «на вылет» гоняли мой мяч, пока остальные ждали своей очереди. В одной из команд против меня играл коренастый паренёк, которого звали Лёнька. В отличие от других ребят, прикрыть его у меня не получалось, парень частенько обыгрывал меня и других игроков моей команды, забивая нам голы. Я решил познакомиться с таким вундеркиндом.
Наигравшись, мы отдыхали, пили воду из уличной колонки и знакомились. Оказалось, что Лёнька Киреев тоже новичок в городе, приехавший сюда вместе с родителями из какой-то сибирской деревни. Там на точке базировались военные ракетчики, а его отец был офицером. Так что для Леонида Оренбург стал первым большим городом, который ему очень нравился. Так же я познакомился с ребятами, которые жили на одной со мной улице.
С наступлением вечера народ разошёлся по домам – пришла пора ужинать. Мама готовила еду и читала мне нотации:
– Саша, ты недавно болел, береги себя.
– Хорошо, мама, буду беречь.
На ужин была варёная картошка, салат из помидорчиков, сельдь иваси из железной банки, а вот хлеба не было. По рекомендации руководителей Министерства сельского хозяйства многие колхозы перестали сеять пшеницу, заменив её кукурузой. К сожалению, эта сельхозкультура в ряде регионов давать урожаи не желала – не подходили для неё климатические условия или почвы. А тут ещё природные засухи на Украине и Северном Кавказе добили урезанные посевы пшеницы и ржи. Так что благодаря бездумной сельскохозяйственной политике товарища Хрущева и капризам природы в стране второй год был конкретный неурожай, и последовавший за этим хлебный дефицит. Очереди за низкосортным хлебом выстраивались очень длинные, в руки давали одну буханку, но всё равно всем не хватало.
Утром Женька с товарищами ушёл на рыбалку на реку Сакмару, имеющую между камышами хорошие места и заводи. Я тоже хотел пойти, но у меня не оказалось удочки. По этой причине отправился на рынок, где купил леску, поплавки, грузила, крючки и пару удилищ, сделав себе и Ольге простенькие удочки. После обеда снова играл в футбол с пацанами.
Топать до Сакмары было далеко, поэтому часам к пяти вечера мы с Ольгой отправился на недалеко протекающий Урал. Я показал сестре, как надо готовить удочку, затем наловили кузнечиков и рыбачили на них. В эти времена рыбы в реке водилось много, поклёвка радовала, отчего удить было интересно. Сеструха поймала первой, так выдернув удочку с небольшой рыбёшкой, что запутала леску в камышах. Ничего, повозились, распутали и наловили десяток карпиков и судаков. Так что, порыбачив пару часиков, домой возвращались довольными. Рыбка была небольшой, максимум с килограмм, лишь один судак «тянул» на трёху.
Жека тоже притащил килограммов пятнадцать рыбы, так что занимался её чисткой. Я же на керогазе подогрел кастрюлю с водой и стал засовывать в кипяток рыбу на 15-20 секунд. После этой процедуры чешуя легко счищалась рукой, так что я управился очень быстро. Затем помыл её и принялся чистить рыбу от внутренностей. Брательник посмотрел на это дело и озадачил меня: «Слышь, рационализатор, чисти от чешуи и мою рыбку, а я брюхо от внутренностей освобожу».
Я помог Жеке, а он мне, а затем мама с сестрой жарили рыбу. Сестра обваливала куски в муке и соли, а мама жарила – все оказались при деле. Угостили рыбкой и хозяев. Ужин удался, после чего каждый занялся своими делами. Во дворе собрались соседки, решившие поиграть в лото. Мама приняла участие в этом деле, папа в комнате читал «Графа Монте-Кристо», сестра играла в куклы с соседской девочкой, а Женя умёлся тусоваться со своей компанией. Я поглядел на это дело и пошёл спать.
Со следующего утра приступил к выполнению зарядки. Никаких супер упражнений в ней не было. После лёгкой разминки я отжимался от пола, сидя на полу, выполнял упражнения для мышц живота, а затем растягивал ноги, собираясь садиться на шпагат. После домашней тренировки отправился к школе, где на спортплощадке повисел на турнике дёргающейся сосиской – путь к суперсиле начался с пяти подтягиваний – больше не получалось. После нескольких подходов к турнику пробежал три километра. Такие упражнения я собирался делать каждое утро, отчего придётся вставать в шесть утра, чтобы спокойно успеть в школу.
Как мне надоела эта школа! Но в СССР каждый ребёнок должен был ходить в учебное заведение, а каждый взрослый – на работу. Я всегда считал, что образование и самообразование обязательно нужно, чтобы человек стал человеком, а не остался примитивным дегенератом. Но учиться четвёртый раз в общеобразовательной школе мне казалось перебором. С другой стороны я был очень рад тому обстоятельству, что попал в детство, всей душой ощущая это беззаботное время.
С момента моего выздоровления прошло две недели. Пацаны окрестных улиц теперь меня знали, как владельца футбольного мяча, так что у меня появились кореша. Так получилось, что на нашей улице жили десять мальчишек и девчонок примерно одного возраста, так что компания получилась весёлая. Каждый день, собираясь на улице, мы играли в разные активные игры или толпой ходили в кино, которое в это время являлось основным развлечением для жителей Союза.
В окно флигеля постучали. Я выглянул, увидев соседских парней: Костю, Серёгу, Олега, Виталика, которого из-за цвета волос называли Рыжим, Кольку, приезжавшего на лето к своей бабушке Леху и Лёньку, жившего в конце улицы в многоэтажке. Мы подружились с ним, и парень влился в нашу уличную компанию.
– Привет, Санёк, чего делаешь?
– Валяюсь на кровати.
– Айда сусликов ловить.
– «Щас» выйду, мужики.
Я надел босоножки и вышел во двор. Все мы были в шортах, босоножках и без маек, отчего лица, тела, ноги и руки были загорелыми, а к концу дня ещё и чумазыми. Я поинтересовался:
– Пацаны, а зачем нам суслики?
– Ты чего, Санёк! В заготконторе за шкурку 30 копеек дают. Можно наловить их и хорошо заработать.
– Разве что хорошо заработать. Ладно, пошли.
– Бери вёдра.
Я обратил внимание, что все пацаны имели с собой по два ведра, а у Кости был велосипедный ключ, которым открывалась колонка.
– А где ловить будем?
– Там, на вертолётном поле.
В километре от нас было старое кладбище, рядом с которым находилось вертолётное поле, на котором базировались вертолёты полевой авиации, опыляющие поля разными химикатами. Набрав из колонки полные вёдра воды, мы, худые 10-13-летние пацаны, пыхтя и останавливаясь на «перекур», потащили их на это поле, ёрш его медь вместе со всеми сусликами. Я устал так, как никогда в жизни не уставал – руки просто вытянулись от этой тяжести. Дотащившись до поля, в очередной раз поставили ведра на землю и, разлеглись отдохнуть на травке.
Полежав и поболтав о жизни, приступили к делу. Сусликов было много. Они стояли столбиками возле своих норок, осматриваясь по сторонам. Иногда перебегали между норками, мелькая в траве. Осмотревшись, Костя произнёс: «Что, славяне, пошли ловить».
По двое мы садились возле дырки в земле, куда прятался суслик, и, пока один лил воду, другой держал руку возле норы, чтобы схватить зверька, когда тот выскочит. Промахнёшься, он сбежит или вцепится тебе в палец острыми зубками, повиснув на нём. Ничего, приноровившись, наловили десятка три зверьков.
Запихав их в вещмешок, ничего умнее не придумали, как притащили улов ко мне домой. Надо же, как у меня отключилась голова, захваченная общей идеей. В итоге двор тёти Нины превратился в разделочный цех. Суслика надо было поймать в мешке, при этом они больно кусались, стукнуть молотком по голове, а затем с убитого снять шкурку – увы, но живых сусликов заготконтора не принимала. Я был главным «мясником», другие парни жгли костёр, чтобы добыть золу, третьи промывали стянутую шкурку в воде. Естественно, никто трупики в мусор не складывал, и они лежали там, где их оставили. Тут же крутилась сестра. Женька, философски осмотрев, чего мы творим, только покачал головой.
Когда пришедшая из техникума мама увидела, чем мы занимаемся, шума было много. Между тем дети познавали мир, подражая взрослым. Самоё досадное, что шкурки я подготовил и высушил по всем правилам «шкурной» обработки, но сдавать их в контору никто из нас не пошёл. Больше за сусликами наша банда не ходила.
Зато вместе со мной по вечерам ребята стали ходить в школу, где на спортплощадке мы подтягивались на турнике, крутили подъём-перевороты, выжимались на брусьях. Здесь собиралось много ребят: одни играли в футбол, волейбол или баскетбол, другие с сигаретами в зубах сидели на лавках у футбольного поля и перетирали за жизнь, третьи так же болтались на турниках. Причём, представители всех этих групп могли повисеть на турнике, побазарить с другими парнями у лавок и пойти поиграть в тот же футбол.