Грязекопатель

Упоминание о сотруднике, материалы которого не раз вызывали громкие скандалы, Долганова огорчило. Нехорошо сегодня получилось, подумал он, нашел, между кем выбирать… Но был ли у него выбор как у руководителя, за спиной которого стоят почти четыре десятка голодных ртов, даже больше, если считать с семьями?

– Василий Васильевич, – мягко обратился журналист к банкиру, чувствуя, как разговор начинает уходить в темные воды страха и выживания. – Я понимаю ваши опасения. Но неужели вы не видите, что именно эта система, эта шахта, как вы её называете, разрушает нас всех? Чего мы достигнем, если будем покорно наблюдать, как нагло игнорируются основополагающие принципы демократии?

– Да поймите же вы, – перебил его банкир, словно задыхаясь в тисках слов, – никто не хочет быть первым, кто попытается выступить против губернатора. Да и вы сами понимаете – кто нас прикроет, если что? Мы потеряем всё.

– Всё? – переспросил Долганов, но в этом слове не было вопроса, только горечь. – А что вам останется, если вы потеряете возможность говорить? Вы готовы существовать в тишине, как на кладбище? Или вам больше нравится жить под шорох купюр, чем под шум правды?

Ответа не было. Тишина, как железная пружина, скрутилась в тугую спираль, и её уже нельзя было раскрутить словами. Собрание явно можно было считать закрытым ещё до того, как кто-нибудь из присутствующих попытается подобрать хотя бы одно уважительное оправдание своему бездействию перед лицом наметившейся катастрофы.

– Мы могли бы… мы могли бы попытаться хоть что-нибудь изменить, чтобы сохранить самоуважение, – неуверенно сделал еще одну, явно бесполезную попытку редактор «ШГ».

Сказав это, он чуть было не прикусил язык. Господи! Сегодня именно такими же словами Карагай пытался убедить его, что нужно всерьез заняться проблемой расчеловечения системы здравоохранения. А что ответил он, редактор?..

Кажется, эти мысли пришли к Долганову не в самое подходящее время… Совершенно расстроенный, он склонился над тарелкой и словно козырьком от яркого солнца прикрыл глаза рукой.

Это его состояние не осталось незамеченным. Вдоль стола прокатилась волна шушуканья.

Банкир поставил бокал с вином на стол с таким усилием, что он едва не треснул.

– Попытаться? – его голос прозвучал резко, как удар топора по бревну. – Но что мы можем изменить? Как вы понимаете, это риторический вопрос… Вы, я вижу, Евгений Анатольевич, обиделись. Напрасно. Не обижайтесь. Вы поймите, наша власть, она, действительно, вроде угольного пласта. Давит, чернит, сжимает. Она разрушает и перерабатывает нас, делая из каждого лишь тень того, чем мы могли бы быть.

В этот момент Екатерина Владимировна, довольно улыбнувшись, отпила шампанского и негромко произнесла:

– Ну, что же, мы все-таки красивые тени. Тени, у которых всё хорошо, пока они остаются в своих рамках.

– А я вот всё думаю, – с дальнего конца стола подал голос Алексей Иванов, молодой владелец нескольких современных автомоек – его голос был на удивление глубок и мягок. – Вот вы, Евгений Анатольевич, хотите сохранить газету. Но скажите, для кого она нужна? Для народа? Или для вас, чтобы показать, что свобода ещё жива? Может, пора признать, что мы живём в мире, где правда никому не интересна, если она не продается?

Слова начинающего предпринимателя повисли в воздухе, будто попавшие в невесомость капли воды, и за столом, казалось, каждый почувствовал, что не может легко оспорить эту мысль. Долганов было дернулся, чтобы встать и ответить на вопрос, но только обреченно махнул рукой и плюхнулся обратно на стул, чувствуя, как его внутренний пыл угасает под тяжестью циничных истин. Взяв в руки свой бокал, он уставился в него, словно пытаясь найти в вине ответы на все мучившие его вопросы. Но вино молчало.

И тут, будто изгоняя душевную усталость, Петр Борисов постучал рукояткой ножа по столу.

– Ну, что, хватит нам грустить! – воскликнул он. – Газету не спасли, но вечер прошел замечательно. Так давайте выпьем за нас – людей, которые, несмотря на все проблемы, живут и продолжают работать. Да, мы в шахте, но разве мы не лучшие шахтёры? Мы справляемся!

Его тост был встречен искусственными улыбками, но все охотно подняли бокалы. Это был момент притворного единства – каждый за столом понимал, что живет в клетке, но никто не хотел открыто об этом говорить.

– А ужин-то кто оплачивает? – неожиданно спросила Екатерина Владимировна, повернувшись к хозяину агрофирмы.

– Я, конечно, – ответил он, усмехнувшись. – Пусть не демократию, так хотя бы ужин спасу. Надеюсь, Создатель зачтет, когда будет решать, куда определить меня на вечный пансион.

– Тогда и меня возьмите в долю, не обижайте, – с улыбкой проворковала служительница красоты.

Глава 5. Из казино – в реанимацию

Редактор «ШГ» снял с плеча барсетку и, как спасательный жилет, натянул плащ. Затем он снова перекинул ремень сумочки через голову и направился к выходу. Свежий ветер обнял его, когда он вышел на улицу, но это был ветер не перемен, а обычный осенний бриз, мимолётный и безразличный. Звук резко брякнувшей железной двери ресторана отозвался глухим эхом в пустом проулке. Было еще не очень поздно, но город горняков, металлургов и химиков, казалось, уже укладывался спать, чтобы завтра рано утром, как добросовестный трудяга, с новыми силами продолжить строить то, что народу преподносили как новую жизнь, а на самом деле было старым добрым рабовладельческим строем, хотя и образца начала двадцать первого века.

Долганов постоял на высоких ступеньках заведения, раздумывая, в какую сторону двинуться, на троллейбус или стоянку такси. Не зная, сколько продлится встреча, он не стал приказывать редакционному водителю Мише, чтобы тот подождал. Подобная скромность была очень свойственна ему, выходцу из села, где у многих туалеты до сих пор находились на улице.

Он сжал воротник плаща, поддался порыву ветра и шагнул в сторону троллейбуса. Так, по крайней мере, будет некоторое время, чтобы хотя бы немного остыть от позорного провала и не принести всю эту тягомотину домой.

Неожиданно рядом раздался знакомый голос. Евгений оглянулся и увидел Вячеслава Тихого. Появление человека, который не до конца, но все же немного поддержал его в ходе встречи, не вызвало у Долганова отторжения, несмотря на безрадостное настроение.

Раньше они не раз контактировали. Тихий был из тех людей, которые умудряются найти тёплую сторону даже в суровом сибирском климате. Такие люди импонировали общительному редактору «ШГ», и имя успешного мебельщика частенько появлялось на страницах газеты. Несколько раз они даже беседовали за рюмкой чая.

– Ну что, Женя, – легко и непринужденно проговорил предприниматель. – Ты же не ожидал, что они в один миг станут героями?

Долганов усмехнулся. Герои. Где они теперь, эти герои? Прячутся по углам, как мыши, когда в воздухе витает запах кошки.

– Идём, – Вячеслав махнул рукой в сторону парковки. – Всё не так плохо. Ты забыл старую мудрость: "Когда тебе кажется, что всё кончено, это и есть начало чего-то нового". Давай, я отвезу тебя домой. Кстати, как жена, дети?

– Спасибо, все хорошо.

Они сели в машину Тихого, чисто вымытый седан ВАЗ-2115, надраенный салон которого был хорошо знаком Долганову – несколько раз, когда старенькая редакционная «Волга» стояла на ремонте, предприниматель выручал его с транспортом.

Долганов устало откинулся на бархатную спинку сидения, чувствуя, как вечер ложится тяжёлым грузом на плечи. С каждым километром отдаляясь от ресторана, от пустых разговоров, от вежливых отказов, он словно бы отрывался от реальности. Вячеслав что-то рассказывал про новые станки, про свои идеи и планы, про безумие, царившее в контролирующих органах города, но Евгений его почти не слушал. Все слова слились в один монотонный поток, который стал почти колыбельной.

– Эй, ты где? – предприниматель хлопнул его по колену, словно будя ото сна. – Нет, я вижу, тебя нужно срочно чем-то отвлечь от твоих апокалипсических мыслей, а не то ты можешь плохо кончить. Еще инфаркта тебе только не хватало… Знаю я, как это бывает… Вот что. Я припоминаю одно местечко, где мы можем неплохо расслабиться.

Долганов вздрогнул.

– Никаких лебедей! Я своей жене никогда не изменял и не собираюсь!

Человек за рулем с облегчением рассмеялся. Случай был явно не безнадежный.

– Договорились. Лебедей оставим на другой раз, а сейчас мы с тобой заедем в одно новое казино.

– В казино? – журналист не поверил своим ушам. – Сейчас мне только казино не хватает. Ты шутишь?

– Совсем нет. Ничто так не отвлекает от тяжелых дум, как возможность ухватить за хвост удачу. К тому же, говорят, новичкам всегда везёт. Ты ведь ни разу ещё не играл, верно?

– Слав, ну, что за шутки! Ты же знаешь, что это не мое! – начал было возмущаться Долганов, но машина уже сворачивала на бульвар, на котором среди десятилетних тополей притулилась гостиница "Угольная", в одном из крыльев которой недавно открыли казино.

– Вот и посмотрим, не твоё ли это. Иногда то, чего ты боишься, и есть то, что на самом деле тебе нужно. Пошли, не пожалеешь.

Игровой зал встретил их привычной яркой суетой. Блеск фишек, звон монет, хруст купюр, переливы колес рулетки. Всё это казалось бессмысленным калейдоскопом, но Долганов внезапно почувствовал, как в нём что-то шевельнулось, какое-то странное чувство – смесь усталости, отчаяния и непонятного жжения где-то под ложечкой.

– Ты ведь всё равно уже проиграл сегодня, – усмехнулся Вячеслав, подтолкнув журналиста к окошку, где можно было купить фишки. – Так почему бы не рискнуть ещё раз?

Евгений поначалу просто наблюдал. Легкая музыка из динамиков, радужные огни, кругом люди, лица которых выражали смесь надежды и обреченности. Но когда Тихий предложил ему сыграть, он вдруг почувствовал странный порыв: «А что, если?..» – мелькнула мысль. Одним движением руки он, не раздумывая, поставил на красное, и шарик начал кружить по рулетке, словно играя в догонялки с судьбой.

– Zero, – объявил крупье.

Редактор «Шахтерки» разочарованно вздохнул и повернулся к выходу.

– Все, я пас! Я больше не хочу заниматься этими глупостями.

Тихий осторожно попридержал его за рукав.

– Ну, подожди, Женя… – Он смотрел так, будто видел человека впервые. – Чего ты так торопишься? Вот уж не думал, что в газетах работают люди, которые так быстро сдаются. Знаешь, что? – предложил он вдруг. – Давай сюда все свои фишки, я сам сыграю, но как бы от твоего имени. Давай договоримся так. Если я проиграю, я тебе все полностью компенсирую. А если выиграю, все пойдет на газету. Согласен?

Долганов лишь скептически хмыкнул.

Дождавшись знака крупье, предприниматель сделал ставку на «красное». Рулетка закрутилась. Долганов незаметно опустил веки, будто старался не спугнуть нечто очень желанное.

– Красное, – бесстрастно объявил крупье.

Тихий хлопнул газетчика по плечу.

– Ну, вот, а ты боялся.

– А причем тут я? Кстати, твоя теория, что новичкам везет, не подтвердилась. Такие теории не работают.

– Ну, почему же? Я же тебе сказал, что играю от тебя. И фишки твои были. Так что все подтверждается. Но мы можем еще раз проверить…

С этими словами владелец мебельного цеха снова сделал ставку. Потом еще одну, еще… Рулетка крутилась, а их выигрыш фантастически увеличивался, будто мир, наконец, решил пошутить.

– А вот теперь нам надо остановиться, – неожиданно прошептал Тихий. – Слишком уж как-то гладко все идет, а долго так никогда не бывает. Надо уметь вовремя остановиться. Сваливаем отсюда.

Евгений с ошеломленным видом последовал за ним в сторону кассы. Он не верил своим глазам. Деньги, которых ему не дали бизнесмены, свалились на него буквально с неба. Как так? Конечно, никаких закономерностей во всем этом не прослеживалось. Но в чем смысл таких случайностей?

Они вышли на улицу, ощущая странную эйфорию. Долганов, как ребенка, придерживал болтавшуюся на боку раздутую барсетку. Ночная прохлада бодрила, но где-то в глубине души Евгений чувствовал нарастающее беспокойство. Всё было слишком легко, слишком просто – как будто что-то важное осталось за кадром, ускользнуло. Он всегда помнил, как мать, сельская учительница, говорила ему: «Удача без труда недолговечна».

ВАЗ-2115 плавно вырулил с парковки «Угольной». Через несколько минут они выехали на широкий проспект, протянувшийся на добрый десяток километров из одной части города в другую.

– Жень, по-моему, за нами хвост, – внезапно вымолвил Вячеслав, всматриваясь в зеркало заднего вида, и его руки крепче сжали рулевое колесо.

Долганов оглянулся. Позади них ехал джип, массивный, с затемнёнными стёклами, двигался он без огней, как хищник, крадущийся за добычей.

– Кто это? – удивленно спросил он.

– Это местные ребята, их все знают. Им наверняка дали наводку. Они на охоту вышли.

– А чего им надо?

– Лучше не узнавать… – ухмыльнулся предприниматель. – Ладно, давай попробуем оторваться.

Он резко вдавил педаль газа в пол, и изделие отечественного автопрома на удивление шустро рвануло вперед. Хвост легко сделал то же самое. Теперь все стало ясно и понятно… Тихий, казалось, слился с рулем. К удивлению редактора «ШГ», он оказался весьма умелым водителем, к тому же город знал, как свои пять пальцев. Уличные огни замелькали, словно вспышки на старой киноплёнке.

Вот они уже мчатся по внутриквартальным улицам, совершая довольно небезопасные маневры на не совсем сухом асфальте. Преследователи не отстают, словно знают каждый их шаг наперёд. Вячеслав лавирует между машинами, подрезая углы, сильно рискуя, как будто жизнь их действительно зависела от скорости.

Редактор «Шахтерки» осторожно, чтобы не помешать водителю, перебрался назад. Грузное его тело еле-еле протиснулось между спинками сидений.

– Ты жми, не отвлекайся, я сам буду следить за этими тварями…

Он чувствовал, как адреналин взрывается в его жилах, как гулко и неравномерно бьётся в груди сердце. Уличные атрибуты мелькали перед глазами, размываясь в световые линии, но страх был кристально ясен. Автомобиль, гнавшийся за ними, то приближался, то отставал, словно играл с ними в кошки-мышки.

Улучив момент, Тихий совершил маневр, называемый полицейским разворотом, затем резко свернул направо в узкий проезд, там за первым же домом в виде букв «Г» повернул налево, за ним еще раз налево и, выключив бортовые огни и немного снизив скорость, повёл машину через сквозные дворы вдоль ряда разнокалиберных пятиэтажек сталинских времен.

Немного погодя Долганов, оторвавшись от заднего стекла, с придыханием произнес:

– Кажется, оторвались… Да, вроде бы чисто, Слав… Уф! Даже не верится… Да ты, бродяга, просто гений рулевого колеса!

– Ну, не мог же я допустить, чтобы эти ублюдки отняли деньги у твоей газеты, – с нервным смешком отозвался предприниматель.

Вырулив из дворов на проспект, он пересек его и снова углубился в лабиринт проулков. Виляя по ним, машина вышла на неширокую улицу с трамвайными путями посередине. Время близилось к полуночи, ни пешеходов ни транспорта почти нигде не было. Вячеслав облегченно выдохнул и, на мгновение повернув голову к заднему сидению, сказал:

– Жень, если хочешь, перебирайся снова сюда… Да подожди ты, не лезь со своим пузом, сейчас где-нибудь тормозну…

В эти самые секунды из заросшей кустами боковой улочки быстро вырулил мусоровоз. Он появился словно из ниоткуда, как беззвучная тень, как как олицетворение парадоксов этого вечера. Вячеслав лишь успел рявкнуть:

– Куда прешь, быдло щегловское!.. Женя, ложись!..

Он резко ударил по тормозам, но никакие тормоза не могли спасти от того, что было неизбежным. «Пятнашка», хотя и успела сбавить ход, но все же на приличной скорости врезалась в бок многотонной махины. Удар был такой силы, что мир вокруг для людей в легковушке как бы перестал существовать.

Всё смешалось в один грохот, звук металла, впивавшегося в металл, крики, которые растворились в шуме. К счастью, Евгений успел среагировать и укрыться между сиденьями. Удар пришёлся по ним обоим, но Вячеслава накрыло гораздо больше – его голова бессильно склонилась на руль, когда машина перестала трепыхаться.

Мир замер. Казалось, время остановилось, и только тяжёлое дыхание Евгения, который с трудом приходил в себя, нарушало тишину. Он с неимоверным усилием приподнялся и огляделся. Ветровое стекло превратилось в паутину, приборная панель как-то сикось-накось въехала в салон… В воздухе витал едва уловимый запах бензина и крови. Висевший на руле Тихий тоже очнулся и тяжело стонал.

– Женя… – как из могилы, донесся до Долганова пугающе натужный зов со стороны водителя. – Прости меня.. я не хотел…

Журналист просунул голову между спинками сидений. Его товарищ казался неподвижным, но явно был жив. У Долганова немного отлегло от души.

– Держись, Слава! Ради всего святого, держись! Сейчас вызову «Скорую»…

– Женя… не бросай меня… – прошептал Вячеслав. – Потом я что-нибудь еще придумаю… Мы спасем твою газету… обещаю…

Помутневшим взором редактор «ШГ» заметил, что вокруг стали собираться люди, кто-то даже попытался открыть помятые дверцы «пятнашки».

При виде людей Долганов почувствовал огромное облегчение – теперь ответственность за судьбу пострадавшего будет лежать не только на нем.

Самого его жутко мутило, но Долганов осознавал, что лично ему еще крепко повезло. Он-то отделался легкими ушибами. Как ему это удалось? Вовремя перебрался назад. Кто его надоумил на это? Только Он, Спаситель наш, больше было некому. С этими мыслями журналист на некоторое время словно потерял связь с реальностью и лишь с отстраненным видом наблюдал, как суетятся вокруг них спасатели, сотрудники милиции и люди в бело-голубых комбинезонах с красными крестами.

Глава 6. Сдал друга на руки врачам

Когда «Скорая помощь» мчалась по дороге, пронизываемой сиренами и мигающими огнями, редактор газеты не мог отделаться от чувства, что всё произошедшее – это не просто цепочка случайных совпадений. Это был какой-то странный узор, который, будучи вписанным в ткань времени, наконец, начал проявляться. Трагедия и удача, страх и триумф – все смешалось, оставив его в положении, в котором не было ни победителей, ни побеждённых. Только жизнь, которая, как рулетка в казино, крутилась, никогда не останавливаясь.

«Что ж, – подумал он, прикрывая глаза, – если жизнь – это игра, то её правила очень просты: кто любит выигрывать, тот должен быть готов и к проигрышу».

Он уже не знал, кто в этой истории потерял больше – они со Славой или те, кто их преследовал.

– Жень… – превозмогая боль и стараясь перекрыть шум машины, простонал Тихий. – Ты же знаешь мой телефон… домашний… звякни моей… ладно?

– Конечно, конечно!

Долганов нервно нащупал барсетку и стал откапывать среди бумаг и пачек купюр свой мобильник.

Когда «Скорая» подъехала к шлагбауму Третьей городской, он с немалым удовлетворением про себя отметил: повезло Славе, что сегодня дежурит эта больница. В «Трешке», говорят, кого хочешь на ноги поставят. Новые руки-ноги сделают, если потребуется. Правда, и дурная слава за муниципалкой тянется, так ведь по другому поводу: обирают больных до последней нитки, до такой степени завысили расценки. Ничего, деньги они теперь найдут…

Долганов глянул на часы. После столкновения прошло минут тридцать. Крови у Вячеслава не видно, не считая рассеченной брови. Дышит, кажется, несколько раз глаза приоткрывал…

Встретила их медсестра в изящно скроенном белом халате из дешевой парчи. Лицо ее скрывала стандартная марлевая повязка. Глаза за модными очками, голос и руки с накладными ногтями говорили, что перед ними существо не самых склонных лет.

Санитар и врач со «Скорой», прежде чем уехать, ловко переложили пострадавшего с носилок на больничную каталку. Каталку закатили в приемный покой и оставили в коридоре у двери смотрового кабинета. Долганов обеспокоенно посмотрел на медсестру.

– Сейчас доктор спустится, – успокоила она.

Девушка быстрым шагом зашла в кабинет, набрала номер внутренней связи и бесстрастно бросила в трубку:

– С ДТП привезли.

Услышав короткую эту фразу через щелку в двери, редактор "Шахтерки" с облегчением вздохнул. Слава Богу, они в больнице! Теперь все будет нормально. Долганов присел на диванчик, мягкий, удобный, и с некоторым удивлением огляделся. В больницах он не бывал уже много лет – с тех пор, как отвозил на обследование матушку. В памяти остались обшарпанные коридоры, выкрашенные ядовито-зеленой краской, тусклые плафоны с многолетней пылью, растрескавшиеся полы… Было это более десятка лет тому назад. Казалось, время пошло на пользу здравоохранению. Там, куда их с Тихим привезла карета скорой помощи, в одном из корпусов известной всему региону «Трешки», все выглядело очень даже сносно: коридор хорошо освещали оригинальные светильники, на идеально ровных стенах, покрытых приятной для глаз светло-голубой эмульсией, висели литографии в одинаковых рамках. У каждой двери стояли симпатичные диванчики. С одной стороны коридор упирался в запертую дверь европейского образца, с другой – тянулся до вестибюля, откуда доносилось журчание фонтана и тянуло прохладой.

Долганов ловил струи свежего воздуха и думал о том, что ему нельзя раскисать. Ему бы самому сейчас тоже улечься где-нибудь, но он должен первым делом пристроить друга к докторам.

В коридоре они находились не одни. Диванчик чуть поодаль от газетчика занимала семейная пара не самого зрелого возраста. Мужчина тянул лет на сорок, он был худощав и очень сосредоточен; женщина выглядела постарше и массивнее, но она была живчиком и сидела, как на иголках, постоянно вскакивала и снова садилась. Люди явно чего-то или кого-то ждали.

И вот "европейские" двери распахнулись, и в проеме показалась фигура мужчины в бирюзовом хирургическом комбинезоне. На груди у него болталась, вероятно, только что снятая медицинская маска. Пара бросилась ему навстречу.

– Доктор, как все прошло? Все нормально? Она сможет танцевать?

– Сможет, да еще как! Да вы не волнуйтесь. Все хорошо, все нормально, операция прошла успешно. Думаю, через недельку выпишем.

– Мы можем ее увидеть? Хотя бы ненадолго?

– Сейчас она еще только отходит от наркоза. До утра ее лучше не беспокоить, а утром можете прийти. Конечно, приходите.

Хирург ушел, довольный собой и своей хорошо проделанной работой. Говорят, в такие минуты врачи чувствуют себя богами, способными одаривать простых смертных счастьем и радостью. Успех всегда окрыляет людей, а люди в белых халатах особенно в нем нуждаются. Для них успех – как некий допинг. Как публикации для журналистов. Без публикаций перья журналистов тупятся. Без успеха в лечении хиреет вера врача в себя, а без веры врача в себя – нет и веры в лечение у пациента.

Из невольно подслушанных обрывков разговора пары Долганов уловил, что они привезли в больницу свою юную дочь. Девочка на полном ходу угодила в какую-то щель в тротуаре, у нее что-то случилось с голенью. А она занималась в танцевальной студии… Родители безумно переживали: ведь кто знает, как сложилась бы судьба их дочки, если бы хирург оплошал.

Глядя на плачущую от радости маму девочки и счастливое лицо ее родителя, Долганов тоже расчувствовался – у него даже немного защипало в носу. Возможно, сказывался выходящий хмель, но и не только это. Во всем, что касалось дела, а делом всей его жизни была "Шахтерская губерния", Евгений Анатольевич Долганов отличался редкой твердостью и хладнокровием. Это был волевой человек, не способный бросаться в крайности и поддаваться чрезмерным эмоциям в сложных ситуациях. Но его всегда очень трогало, если он видел счастливых людей, особенно если эти люди были семьей; наблюдать любящих друг друга людей он, хороший муж и глава дружной семьи, почитал за великое наслаждение.

Случайно подсмотренная сценка живо напомнила редактору "Шахтерки" дневной спор с завотделом расследований. «Вот бы Ваню сюда, – размякнув, думал он. – Ага. Интересно, что бы сказал этот упертый грязекопатель, когда бы увидел людей, плачущих от подаренного врачами счастья?"

Долганова всего словно выворачивало от слабости. Он с усилием поднялся и дошел до вестибюля. Обнаружив там аквариум почти во всю стену, понаблюдал немного за двумя рыбками величиной с ладонь. Куда одна, туда и другая. На других, мелких, рыбешек эти две не обращали никакого внимания. Везде идет своя жизнь.

Он далековато отошел от каталки с пострадавшим, но мертвая тишина ночного коридора позволила ему услышать, как Тихий призывно застонал.

Долганов спешно подошел. Предприниматель смотрел на него умоляюще и пытался что-то вымолвить. Из груди у него вырывались хрипы и какие-то подозрительные звуки.

Редактор «ШГ» с возмущенным видом решительно шагнул к смотровому кабинету. В этот момент на посту охраны раздался женский голос: