Полная версия:
Топь
Александр Клюквин
Топь
Пролог
Красный телефон вздрогнул. Лейтенант Воронцов, помощник дежурного, машинально потянулся к трубке, левой рукой уже нащупывая журнал – дата, время, номер входящего. Взгляд скользнул по циферблату: 15 ноября 1989 года, 3:11.
И тут – щелчок.
Одновременно вспыхнули все лампы сигнализации, ослепительно, яростно, будто пульт рвался вперёд, пытаясь кричать. Воздух в комнате дежурного 9-го управления КГБ – того самого, что курировал ЦНИИ-13 – вдруг стал густым и липким. Движения замедлились, словно сквозь сироп. Даже дыхание давило, как будто лёгкие наполнялись не кислородом, а чем-то другим.
Воронцов поднёс трубку к уху – и услышал.
Не голос. Не шум. А что-то, что разорвало привычную ткань звука. Обрывки слов, но не человеческих – скорее, пародий на них, вывернутых, искажённых до неузнаваемости. Шёпот, переходящий в вой, мольбы, перекрученные в проклятия. Кто-то кричал – нет, визжал – но даже этот звук рассыпался, как гнилое дерево под пальцами.
Трубка выскользнула из онемевших пальцев.
Он не сразу понял, что случилось. Только когда в стекле пульта мелькнуло отражение – лицо, которое он не узнал.
Чёрные волосы побелели. Не поседели – иссякли, будто выжженные изнутри. Будто сама тьма, что висела за стенами ЦНИИ-13, дотронулась до него через ту проклятую трубку…
Этой ночью объект погиб.
Почти весь персонал – научный, охраны, технический – нашли мёртвыми. Тела были… неправильными. Как будто смерть пришла не извне, а из них самих. Немногих выживших эвакуировали, но расследование упёрлось в глухую стену. Никаких выводов. Никаких причин. И ЦНИИ-13 предали забвению. Дорогу, и ту было принято решение уничтожить.
А потом – началось.
В последующие три года, те немногие, кто выжил, сгинули. Несчастные случаи. Самоубийства. Пропавшие без вести. Слишком много для статистики.
Но это уже никого не волновало. Советский Союз доживал последние дни.
А ЦНИИ-13…
Глава I: Пробуждение.
Наши дни.
В середине апреля в этих местах, как правило, уже становится тепло. Снег практически уходит с дорог и полей и, хотя в лесу еще можно встретить снежные запасы под упавшими деревьями или в особенно тенистых зарослях, там, где солнечный свет пробивается сквозь деревья, от белого покрывала остаётся лишь серо-черная хлюпающая жижа. По этой самой жиже не спеша двигался вооруженный отряд странных мужчин, одетых в военную форму, неустанно приближаясь к своей цели – ЦНИИ-13 – Центральному, научно -исследовательскому институту №13, Министерства обороны СССР, чьи полуразрушенные строения вскоре уже должны мелькать впереди. Четыре человека, каждый со своей историей и судьбой, были собраны Кузнецовым Олегом Ивановичем, бывшим заместителем директора института.
Олег Иванович был, наверное, единственным из выживших сотрудников, кто не сгинул в пучине 90-х, захлестнувших страну. Имея связи в партийной верхушке и среди военных, он сумел избежать расследования с неудобными вопросами и в последствии удачно эмигрировать на Запад, где занялся бизнесом в области фармацевтики. Однако прошлое, вопреки надеждам Кузнецова, его так и не оставило, и под давлением непредвиденных обстоятельств, он был вынужден вернуться на родину.
Задача отряда, возглавляемого «Печенегом» – Скворцовым Игорем, на словах была достаточно проста: проникнуть на территорию бывшего ЦНИИ-13, достать документацию и образцы по эксперименту «Химера». Кузнецов вышел на «Печенега» с помощью своего старого знакомого по Министерству Обороны, отставного генерала. Игорь, бывший десантник, списанный из рядов ВС РФ по ранению, в последующем ставший командиром в одной из ЧВК, сначала показался Олегу Ивановичу обыкновенным солдафоном, но первое впечатление изменилось после их встречи. Было принято решение, что для выполнения заказа нужно будет собрать группу из четырех проверенных человек, которые не задают лишних вопросов, чем Игорь и занялся после получения аванса.
Сбор и подготовка отряда продлилась около месяца и вот в начале апреля, группа во главе с «Печенегом» выдвинулась на автомобиле. Проехать предстояло им немногим чуть более 1000 км.
Туман грязной марлей висел между деревьями, скрывая очертания зданий. Четверо мужчин продвигались вперед, их сапоги с хлюпающим звуком проваливались в размокшую землю. Иваныч, самый старший в группе, уже второй час ворчал под нос, вытирая пот со лба.
– Где этот чертов институт? – пробормотал он, сплевывая в сторону,– Уже все ноги стер.
Печенег, командир группы, не ответил. Он смотрел в навигатор, экран которого мерцал, будто сопротивляясь чему-то, а стрелка компаса дрожала, не в силах зафиксировать направление.
– По карте должны быть уже там, – наконец сказал он, поднимая голову.
И в этот момент туман расступился.
Перед ними выросли два огромных здания – лабораторный и административный корпуса. Окна были темными, стекла выбиты, а стены покрыты трещинами, словно кто-то гигантский сжал их в кулаке. Вокруг, как мертвые часовые, стояли одноэтажные технические постройки, а чуть поодаль виднелись два бункера: один рядом с лабораторией, другой в северной части территории.
Группа остановилась между зданиями.
– Так, – Печенег резко повернулся к группе. – Иваныч и Штырь – вы в бункер у лаборатории. Я и Кедр идем в главный корпус. Через час встречаемся здесь же.
Кивнув, они разошлись. Больше Печенег их не видел…
Дверь главного входа административного корпуса скрипнула, словно от боли, пропуская их внутрь. Воздух был густым, пропитанным запахом плесени, пыли и чем-то еще – сладковатым, тошнотворным, как разлагающаяся плоть.
– Что за дыра, – пробормотал Кедр, направляя луч фонаря вдоль коридора.
Стены были испещрены трещинами, копотью и царапинами, будто здесь дрались звери. На полу валялся разный хлам – обрывки бумаг, чьи-то вещи, пустые папки с грифом «Совершенно секретно». Печенег шел вперед, его пальцы сжимали пистолет. В конце коридора он заметил дверь с потёртой табличкой «Кабинет №7». Она была приоткрыта.
– Кедр, прикрой меня.
Он толкнул дверь. Кабинет был пуст. Только старая, развалившаяся от времени, мебель украшала интерьер помещения. На столе – слой пыли, разбросанные документы. Но на стене…
Фотография, словно неподвластная времени. Группа людей в белых халатах и военной форме. Все смотрят в камеру.
– Мо-о-ё… – прошипело в темноте, а воздух наполнился запахом сырой земли.
– Блядь… – Печенег резко одёрнулся, и в этот же момент услышал звук разбившегося стекла. Это был фонарь Кедра. И никого…
… Печенег бежал, бежал из последних сил, как будто за ним гонится тигр. Но гнало его что-то неведомое, что-то, что пробуждает животный страх, заставляет всеми способами искать спасение – место, где можно спрятаться – как в детстве, под одеялом. Это что-то было неосязаемое, но при этом каждой частью своего тела Печенег чувствовал его присутствие. Двигаясь по топляку, выбираясь иногда на сухую поверхность, он каждый раз возвращался обратно, к главному корпусу. Как в сказках, которые ему рассказывала бабушка перед сном.
Окончательно обессилев, Печенег прислонился к дереву и краем глаза в дали заметил силуэт. Силуэт странного бородатого старика, в одежде еще из времён СССР. Старик смотрел, но смотрел будто сквозь, сквозь Печенга, сквозь дерево, сквозь время. Не придумав ничего лучше, он достал пистолет, собираясь стрелять в старика, но что-то сильное, неведомое, заставило его обернуться. Раздался выстрел…
Пыль висела в воздухе, густая, как старая тайна. Рабочий Игнат кряхтел, откручивая последние винты от массивного пульта – реликвии времен, когда здесь еще дежурили офицеры 9-го управления. Металл скрипел, резиновые прокладки рассыпались в труху. Еще немного – и эту рухлядь можно было бы выбросить на свалку истории. И вдруг – загорелась лампа. Тусклая, желтоватая, будто сквозь десятилетия пробился слабый ток. Игнат замер. Он знал, что пульт давно отключен, провода перерезаны, питание выведено. Но свет был. Он наклонился ближе. Под лампой, в слое пыли и паутины, едва угадывалась потрескавшаяся бирка. Игнат протер ее пальцем, и буквы проступили, словно нехотя: "ЦНИИ-13".
Где-то в спальных районах на востоке столицы.
Кузнецов сидел за столом, дрожащими пальцами зажигая очередную сигарету. Он пытался дозвониться до группы уже третий час.
Нет ответа.
Последний разговор с Печенегом был шесть часов назад – короткий, обрывистый: «Мы на месте. Заходим». И тишина.
Кузнецов закрыл глаза. Он знал, что это значит. Холодная испарина покрыла его лоб.
Дрожащей рукой он набрал номер телефона, который ему дал старый товарищ:
– Собирайте группу – сказал Кузнецов – в это раз я пойду с вам.
Он потянулся и достал толстую папку с грифом «ХИМЕРА».
Выбора не было.
Лубянка, кабинет начальника управления по охране специальных объектов.
Генерал Воронцов просматривал доклады, когда в дверь постучали.
– Войдите.
Дежурный офицер вошел, его лицо было бледным.
– Товарищ генерал, разрешите доложить…
– Докладывай.
– При разборе старого помещения пультовой охраны… – офицер сделал паузу, словно боясь продолжать. – Загорелась лампа.
Воронцов медленно поднял голову и, словно цедя слова, медленно произнес:
– Какая лампа?
– С надписью «ЦНИИ-13».
Тишина.
Генерал встал, подошел к окну. За стеклом – Москва, огни, жизнь. Но перед его глазами был тот лес.
1989 год. Он тогда был молодым лейтенантом, помощником дежурного по управлению.
И он помнил.
Помнил голоса в наушниках, которые сначала кричали, потом умоляли, а потом… просто замолкали.
– Кто еще знает? – спросил он, не оборачиваясь.
– Только я и двое рабочих, которые разбирали помещение.
– Задержите их. Никаких звонков, никаких разговоров.
– Слушаюсь.
Когда офицер вышел, Воронцов подошел к сейфу, достал старую папку. На ней было написано: «ЦНИИ-13. Уничтожить».
Он открыл ее.
Первая страница – фотография зданий института.
Вторая – список погибших.
Третья…
Глава II: На распутье дорог.
Тьма. Густая, как смола, залила избу. Лишь трепетный свет лучины цеплялся за почерневшие стены, да тени, будто живые, извивались по углам. Мать склонилась над зыбкой, шепча слова, от которых стынет душа:
– Спи, чадо… не шевелись… не ворочайся…
Голос её был тихим, словно шорох мёртвых листьев.
– А то придёт Она. Босая. В саване, что соткан из ночных туманов. Волосы – как мокрые коренья, лицо – белее лунного диска. Ходит бесшумно, не шагает, а плывёт, будто тень над чёрной водой.
Ребёнок замер, но глаза его, широкие, как совиные, блестели в полумраке. В избе вдруг повеяло сыростью, будто из подпола потянуло болотным духом.
– В прошлую зиму у Федосьиной дочки зубы заныли… Встала ночью, воду искать. Утром нашли только следы – мелкие, босые… но не её. Они к лесу вели…
В сенях скрипнула доска. Мать резко обернулась, и тень её на стене изогнулась слишком длинно, будто за спиной кто-то стоял.
– Говорят, уносит Она непослушных детушек в свою избушку… Где стены из ребячьих костей, где вместо свечей – пальцы младенцев горят…
Лучина захрипела и погасла, будто чья-то незримая ладонь задула её. Тьма сгустилась, стала густой, как пасть зверя.
– Спи… – прошептала мать, но голос её был уже не её.
Тогда ребёнок услышал.
Ш-ш-шурх… Будто мокрый холст по полу волокут.
Плюх… Словно босые ступни вступили в лужу.
И вдруг – холодные пальцы, длинные, синие, как у утопленницы, скользнули по краю зыбки.
– Мо-о-ё… – прошипело в темноте, и от этого слова запахло плесенью и могильной землёй.
Зыбка качнулась.
Пустая.
А за окном, в лунном свете, что-то высокое и скрюченное брело к лесу, неся в костлявых руках свёрток…
Кирилл сидел на краю обвалившегося парапета, зажав в зубах потрёпанную сигарету. Ветер рвал пламя зажигалки, словно нарочно мешая ему закурить. Вокруг стояли руины – некогда мощные стены секретного института теперь напоминали скелет гигантского зверя, растянутый на костях. Но Кирилла волновало не это.
В пальцах он сжимал обрывок бумаги, найденный в подвале главного корпуса – там, где по всем схемам должен был находиться архив.
Кирилл Ветров. Двадцать пять лет, худощавый, с всклокоченными тёмными волосами и взглядом, в котором читалась странная смесь азарта и одержимости. Он был сталкером – не из книг или игр, а самым настоящим. Человеком, для которого заброшенные объекты превратились в навязчивую идею.
Всё началось с той самой игры – про Чернобыль, артефакты и мрачные подземелья. Потом были форумы, первые вылазки в подвалы, потом – заброшенные военные части, НИИ с закрашенными табличками. Гаражи, бункеры, «Шары», 30-й НИИ ВВС, «Гранит»… Он облазил их все. А когда форумов стало мало, завёл блог.
Сейчас он сидел на крыше административного корпуса, и первые лучи солнца медленно заливали ржавые перекрытия красноватым светом. Но в голове крутились лишь три строчки из найденного документа:
«Перевести спецконтингент в ЦНИИ-13.»
«Майор Иванишкин.»
«20.07.1989»
Он знал все НИИ, информацию о которых можно было найти, но среди них не было ЦНИИ-13.
«Может, опечатка? Может, 12-й ЦНИИ?» – подумал Кирилл.
Но где-то в глубине, в самом тёмном уголке сознания, что-то настойчиво шептало:
Нет, это не ошибка, это не шутка.
Кто не знает Красные дома в Москве? Разве что те, кто впервые ступил на московскую землю или никогда не всматривался в её архитектурные шрамы. Эти кирпичные громады на пересечении улицы Строителей и Ленинского проспекта – наследие другой эпохи. Когда-то здесь селились простые рабочие, а теперь это один из тех странных уголков столицы, где советская история причудливо сплелась с современным безразличием. Раньше во дворах кипела жизнь: детский сад, соседи, знавшие друг друга в лицо, общие праздники за длинными столами. Теперь – лишь парковка под шлагбаумом и унылая детская площадка, будто поставленная для галочки.
В угловой квартире на третьем этаже жил Кирилл. Двушка, доставшаяся ему от бабушки, давно превратилась в типичное логово молодого сталкера: горы вещей, валяющихся где попало, переполненное мусорное ведро, из которого торчали пустые банки от энергетиков. Центром вселенной здесь был компьютерный стол с массивным монитором и вечно гудящим системником, напоминавшим реактор. Пепельница, заваленная окурками, довершала картину. Именно здесь Кирилл писал свои отчёты о заброшках. Именно здесь он верил, что творит историю. И именно здесь начался его поиск – поиск правды о ЦНИИ-13.
Кирилл сидел перед монитором, в полутьме комнаты, освещённой лишь голубоватым мерцанием экрана. Его пальцы замерли над клавиатурой, когда взгляд случайно наткнулся на странный значок среди дедовых реликвий – треугольный, с выгравированной цифрой 13. Что-то холодное пробежало по спине, когда он взял его в руки. Металл был почти ледяным, несмотря на летнюю жару за окном.
"Откуда это…", – начал он вслух…
… Анна Миронова торопливо писала в потрёпанном дневнике, её тонкие пальцы дрожали: "Снова этот кошмар. За стеклом что-то большое, тёмное… Дышит. Денис Олегович говорит, что я переутомилась, но почему тогда…"
Громкий стук в дверь заставил её вздрогнуть. Чернильная клякса расплылась по странице.
– Цыплята, подъём! – за дверью звенел жизнерадостный голос Ковалёва. – Через час сбор у проходной! Оль, не вздумай забыть гитару, как в прошлый раз!
В коридоре административного корпуса Вольская шла быстрым шагом, прижимая к груди толстую папку с документами. Увидев группу смеющихся сотрудников, её тонкие брови гневно сдвинулись.
– Денис Олегович! – её голос прозвучал как удар хлыста. – Ваши шашлыки могут поставить под угрозу отчёт по "Фениксу". Директор уже требует результаты, а вы…
Её слова потонули в гуле вентиляционной системы. Где-то в глубине здания тихо скрипели трубы, будто что-то пробуждалось в старых коммуникациях.
На КПП Семёнов склонился над списками, его нахмуренное лицо освещалось тусклой лампой. Лужков, прислонившись к стене, хрипло усмехнулся:
– Ну что, бард, всех своих артистов собрал? На этот раз хоть без пьяных драк обойдётся?
– Заткнись, – буркнул Семёнов, заметив в окно приближающегося Громова. – Главный инженер идёт, а ты языком чешешь.
Громов шагал по двору тяжёлой походкой, его обычно добродушное лицо было хмурым. В кармане комбинезона он сжимал сложенный лист – заявление об уходе, которое так и не решился подать вчера.
В кабинете №7 под треск старого вентилятора Морозов и Кузнецов молча изучали графики. За окном, не подозревая ни о чём, Ковалёв раздавал маршрутные листы, его смех звенел на фоне хмурого неба…
… Кирилл очнулся, резко вдохнув, будто всплывая из глубины. Ладонь разжалась – на ней остались багровые отпечатки от граней значка. Комната казалась чужой, неестественно тихой после того, как в его сознании звучали голоса из прошлого.
Монитор по-прежнему мерцал, освещая лицо холодным светом. В телеграмм-боте появилось новое сообщение:
"Смотри протоколы ВПК за 60е годы – там мельком, но упоминается".
За окном хмурился типичный московский вечер – серый, дождливый, с промозглым ветром, бьющим в стекла. Кирилл нервно постучал пальцами по клавиатуре, наблюдая, как на экране вновь появляется стандартное уведомление: "Ваш запрос рассматривается".
"Рассматривается, блин, уже третью неделю", – пробормотал он, откидываясь на спинку кресла.
На столе рядом с клавиатурой валялись распечатки – последние сохранившиеся копии его постов. Он перебирал их, будто пытаясь найти в них что-то, что могло вызвать такую реакцию.
Серпуховский НИИ. Обычная заброшка. Ничего секретного, ничего такого, о чем бы уже не писали до него сотни раз. Разве что…
Его пальцы замерли на одной из распечаток. Фото из подвала – стена, испещренная странными символами, похожими на какие-то химические формулы.
"Чёрт…"
Телефон на столе завибрировал. Новое сообщение – на этот раз не от техподдержки, а от неизвестного номера.
"Не стоит продолжать."
Кирилл замер, пальцы непроизвольно сжав телефон, когда таинственное сообщение растворилось на экране. В комнате стало тихо – слишком тихо, будто даже системный блок перестал гудеть. Только тиканье настенных часов нарушало эту странную тишину, отсчитывая секунды, которые вдруг стали ощутимо тяжелыми.
Телефон снова ожил в его руке, на этот раз мягко вибрируя знакомым ритмом. На экране всплыло имя: "Катюха." Сообщение было типично-катиным – язвительным и теплым одновременно:
"Что, ЖЖ окончательно добил тебя? Не переживай, на Дзене хоть цензура человечнее. Кстати, уже создала тебе канал – "Тени забытых зон". Дизайнер из меня, конечно, как из тебя балерина, но шапку набросала."
Кирилл невольно улыбнулся. Катя Воронцова – единственный человек, который не считал его увлечение заброшками странным. Они познакомились год назад на форуме урбан-исследователей, когда она поправила его в споре о датировке одного полузаброшенного бункера. С тех пор она стала его неофициальным историческим консультантом, хотя сама в экспедиции не ездила – ограничиваясь архивами и библиотеками.
Его пальцы привычно вывели ответ:
"Шапка – это уже прогресс. В прошлый раз ты мне "дизайн" сделала розовыми буквами на фоне единорогов."
Ответ пришел мгновенно:
"Ты это запомнил на всю жизнь, да? Ладно, к делу. Нашла кое-что, по-твоему, последнему вопросу. Проверь почту. И да… будь осторожен."
Последняя фраза заставила Кирилла нахмуриться. Катя не была склонна к драматизму. Он потянулся к мышке, чтобы проверить почту, когда вдруг заметил – значок с цифрой 13, который только что лежал на столе, теперь стоял вертикально, будто кто-то аккуратно поставил его перед монитором.
Окно в комнату, слегка приоткрытое для свежего воздуха, резко распахнулось. Кирилл медленно провел рукой по лицу. Он определенно переутомился. Пора заканчивать на сегодня. Но когда он снова посмотрел на экран, в уголке монитора мелькнуло уведомление о новом письме. Тема гласила: "Протоколы. 1963". Адрес отправителя был скрыт.
Этой ночью Кирилл спал тревожно, его сон был прерывистым и тяжёлым, словно кто-то невидимый давил на грудь. Он ворочался, проваливаясь то в забытье, то в странные полусны, где мелькали обрывки документов, выцветшие печати и чужие голоса, шепчущие за спиной. Просыпался он с ощущением, что в комнате кто-то есть – но кроме гула системного блока и тиканья часов в темноте ничего не было.
Утро началось как обычно: чайник, кофе, сигарета на балконе. Внизу, на потрёпанной детской площадке, уже кричали дети, а у шлагбаума, как всегда, сигналили водители, не поделившие дорогу. Кирилл потянулся к телефону – Катя так и не ответила на вчерашние сообщения. Странно. Она редко пропадала надолго.
Кофе был горьким и обжигающим. Кирилл задумался – почему вчера он так и не открыл то письмо? Что его остановило? И главное – откуда Катя вообще узнала про его поиски? Он ведь никому не рассказывал про ЦНИИ-13…
Гудки под окном стали громче, перекрывая детские крики. Кирилл затушил сигарету и потёр виски. Голова болела, будто после долгого похмелья. Что-то было не так. Но что именно – он пока не понимал.
Телефон резко пискнул, вырвав Кирилла из раздумий. На экране – уведомление о плановом отключении горячей воды. "Как вовремя", – усмехнулся он про себя, отбрасывая смартфон на стол.
Привычным движением он запустил браузер. Новостная лента пестрела стандартным набором: убийства, ограбления, скандалы. "Цивилизация в действии", – пробормотал Кирилл, бегло прокручивая страницу. Телеграм-каналы тоже не радовали – сплошные пересуды и домыслы.
Его взгляд снова зацепился за мигающую иконку непрочитанного письма. Кирилл замер на мгновение, пальцы застыли над клавиатурой. Затем резко щелкнул мышкой.
Экран заполонили сканы пожелтевших документов – протоколы заседаний ВПК СССР 1963 года. Сотни страниц убористого машинописного текста, печатей "Совершенно секретно", подчеркиваний красным карандашом. Информационный массив был настолько огромен, что для его анализа потребовались бы недели кропотливой работы.
Двум днями ранее.
Москва, Лубянка
Катя сидела на краешке стула, нервно перебирая край заявления. Генерал Воронцов откинулся в кресле, медленно изучая список выбранных ею вузов.
– Юрфак МГУ? – провёл пальцем по строчкам. – Ты же терпеть не можешь законы.
– Это перспективно, – Катя потянулась за чашкой, намеренно не встречаясь с ним взглядом.
Отец хмыкнул, но спорить не стал. Его взгляд скользнул к красному телефону в углу – тому самому, что стоял здесь ещё с брежневских времён.
– Новый поставили, – кивнул он в сторону блестящего Panasonic. – А этот… рука не поднимается выбросить. Как памятник.
Катя едва заметно поджала губы. «Памятник чему? Пыточным звонкам?» Но вслух промолчала.
В дверь постучали.
– Войдите.
В кабинет вошёл помощник.
– Товарищ генерал, все собрались.
– Подожди тут. – Отец встал, поправляя китель. – Совещание на пять минут.
Дверь закрылась.
Катя не смогла усидеть на месте. Её взгляд скользнул по фотографиям на стене – тем самым, что она видела уже тысячу раз, но которые всё равно цепляли взгляд. Особенно та, где ещё была мама…
Тишину разрезал звонок.
Резкий, металлический, как сигнал тревоги. Катя вздрогнула.
Красный телефон звонил.
«Он же отключён», – мелькнуло у неё. Провод был оборван, чёрный кабель болтался до пола.
– Ал… ло? – её пальцы сами сжали трубку.
Тишина.
Потом – вдох. Глухой, мокрый, будто кто-то втягивал воздух через разбитые лёгкие.
– Четвёртый сектор. Двери не…– Кто… – начала Катя, но голос в трубке перебил её:
Хруст.
Крик.
– …ты уже здесь.И шёпот, от которого кровь застыла в жилах:
Тишина.
Катя в ужасе оглянулась. На столе отца лежала толстая папка – «ЦНИИ-13. Уничтожить».
Она открыла её.
Первая страница – фотографии зданий.
Вторая – списки имён.
Третья…
Дверь распахнулась.
В проёме стоял отец. Его лицо, только что спокойное, теперь было каменным.
– Не трогай! – голос сорвался, будто его вырвали силой.
Катя вздрогнула – папка выскользнула из рук, рассыпав документы по полу.
– Что это? – прошептала она, указывая на бумаги. – Что за папка? Что в ней?
Генерал сделал неестественно глубокий вдох.
– Не твоего ума дело, – выдавил он.
Пауза.
– У тебя всё? – вдруг спросил он обыденным тоном.
– Да… наверное.Катя медленно кивнула:
– Рыжов!
Помощник появился в дверях.
– Проводи Катю до КПП, – сказал генерал ровным голосом.
