Ловчий. Охотники и ловушка

Пирс: Господа, как вы думаете, мы могли бы попасть вон по тому большому чудовищу?

Кавендиш: Из наших мортир? Конечно же, нет. Деревья сверху прикрывают все их орудия будто бы пологом. Эх, будь у нас хоть один бы фрегат, бьющий огнем настильно. Кстати, господа, как вы думаете, какой у этой пушки калибр?

Адмирал Стенли: Черт его знает. Нас с одного выстрела порвет, как тузик грелку. У нас же бомбардирские корабли, пороху – как под парламентом в дни Гая Фокса…

Пирс: Боже, я никогда б не поверил, что такие калибры где-нибудь существуют… Как такую пушку не разорвет лишь при выстреле?

Кавендиш: Русские славны своими калибрами. Вы слыхали, у них есть крупнейшая в мире по калибру Царь-пушка? Глядя на сиих монстров, я подозреваю, что их Царь-пушка лишь одна из весьма большой серии.

На палубу поднимаются русские офицеры в мундирах таможенной стражи. Впереди всех идет Барклай, который размахивает письмами лорда Нельсона фон Палену.

Барклай: Господа, произошло какое-то недоразумение. Вот письма вашего командующего моему начальству, из которых всем нам понятно, что британский флот лишь гостит в наших водах. А потому потрудитесь-ка пройти таможенный контроль и проверку. Всех попрошу заполнить декларацию!

7в

Натура. Май. День. Балтика.

На траверзе Гельсингфорса

На палубу британского флагмана устало поднимается командующий бомбардирским отрядом адмирал Стенли.

На мостике его уже ждет кипящий от негодования лорд Нельсон.

Нельсон: Что за чертовщина?! Почему вся ваша эскадра идет под флагами «не могу управляться»?! Вы что – издеваетесь?

Стенли (с горестным вздохом): Это все Барклай и его таможня. Раз войны не было, значит мы пришли в их воды как гости. Они и изъяли у нас все запрещенное к ввозу.

Нельсон (явно озадачен): И что же у вас было запрещенного?

Стенли (разводя руками): Их послушать, так получается – все! Все навигационное оборудование, включая оптику и хронометры. Таможня…

Нельсон (озадаченно): Какие-такие хронометры?

Стенли (вытягивая у себя из кармана пустую цепочку для часов): Все хронометры. А еще они нашли жучков в порохе.

Нельсон (с изумлением): Как это?! Каких это еще жучков в порохе?!

Стенли (опять пожимая плечами): Откуда мне знать?! Впервые в жизни в порохе жучков вижу. А они сказали, что это карантинный вредитель, и весь порох теперь надо изъять, чтобы не было заражения. При этом почему-то добавили, что им, мол, за державу обидно. Да! А еще сказали, что у наших кораблей осадка для Балтийского моря слишком глубокая, но по первости они нас прощают. В другой раз отправят на экспертизу…

Нельсон (начиная посмеиваться): Вы знаете, а мне они прислали официальное приглашение перейти на русскую службу, после того как из Адмиралтейства за сей поход меня выгонят!

Стенли (начав облегченно посмеиваться в ответ): Да ну?! Вот ведь забавники!

Нельсон (уже хохоча во все горло): Когда я бил французов под Абукиром, я, а-ха-ха, больше всего ненавидел тунисских пиратов! А-ха-ха! Вот умора! Они были убийцы, грабители и насильники… А еще торговали людьми! А-ха-ха! (Вдруг серьезнея:) А нынче познакомился я с русской таможнею и думаю, за что я тунисских пиратов так обижал?! Ведь в сущности – тихие люди, мирные и порядочные…

8в

Натура. Май. День. Павловск. Терраса перед дворцом

Перед Павловским дворцом останавливается карета с царскими вензелями. Из кареты выходит царь Александр в сопровождении неизменного теперь спутника своего – «маленького» Голицына. Они направляются к открытой террасе, на которой накрыт большой длинный стол. За столом сидят Мария Федоровна и все ее домочадцы. Рядом с вдовствующей Государыней за столом оставлены два пустых места. Молодой Государь подходит и церемонно целуется с матерью, затем Голицын прикладывается к ее ручке. Усаживаясь за стол, царь говорит.

Александр: Осенью у меня коронация. Приглашаю на нее в первопрестольную всех присутствующих.

Мария (с интересом): А танцы будут?!

Голицын: Конечно! Ведь Москва – город невест. А тут столько блестящих офицеров из столицы! Разумеется, будут!

Мария (решительно): Ну что, девочки-мальчики, едем?!

За столом начинается оживленное обсуждение, и по звукам похоже, что все решились поехать. Лишь одна Карловна сидит чуть надутая. Мария Федоровна сперва смотрит на свою подругу непонимающе, а потом осторожно у сына осведомляется.

Мария: А ты всей родне раздаешь подобные приглашения?

Александр (будто невзначай): Хотел бы. Однако брат мой, ваш второй сын, все так и носит свой кисейный мундир. Москва же, увы, слишком патриархальна и столь явную смелость нравов там, пожалуй, не поймут. Так что я вежливо попросил моего брата и всю его свиту не ехать. А что?

Карловна (радостным голосом): Да мы-то так просто. Интересуемся. Так-то мы все зараз! Как один!

Мария (с видимым удовольствием): Что ж, решено, мы все едем!

Семейство начинает обед. За столом государыне прислуживает красивый мальчик – Костя Бенкендорф, который с годами все больше похож на знаменитую и жгучую красотку Лолу Бриндизи. С особенным удовольствием с ним беседует Александр Голицын, который пробует то те, то иные напитки, приготовленные для всего стола Костей. Голицын с живостью то и дело толкает своего повелителя, подсовывая тому то тот, то этот новый напиток, смешанный мальчиком.

Голицын: Боже мой, какая вкуснота! А вот это попробуй! Там помимо вина перец, имбирь и… Что ж это?

Костя Бенкендорф: Тмин и сельдерей, ваша милость!

Голицын: Подумать только – и сельдерей! Какое необычное сочетание! Жаль, что нам в Зимнем так не готовят!

Александр: Послушай, раз он тебе нравится… (Обращается к Косте:) Пойдешь ко мне, царю, послужить?

Костя Бенкендорф (расплываясь в улыбке): А что, можно?! Конечно пойду!

Голицын (со странным смешком): Да, да, ты будешь, как Ганимед – государевым виночерпием! Хи-хи-хи!

Костя Бенкендорф (не понимающе, за компанию): Хи-хи-хи!

Посмеиваясь со своими новыми господами, мальчик не замечает, как Государыня Мария Федоровна с чуть вытянувшимся лицом переглядывается с Карловной и Доротеей фон Бенкендорф. Женщины внимательно смотрят на Костика, и взгляды у всех трех неприязненные.

9в

Натура. Май. Вечер. Павловск.

Терраса перед дворцом

Гости собираются отъезжать. На вечернюю прогулку выводят младших детей. К примеру, маленького Николя выносит верхом на своих плечах Александр фон Бенкендорф. Почти сразу к юноше быстро подходит его сестра. Брат с сестрой о чем-то меж собой шепчутся. Через мгновение Александр ловко снимает со своей шеи маленького Николя и передает его сестре, а сам же быстро идет куда-то за кареты. Там Костик Бенкендорф укладывает какие-то баночки и скляночки с травами в багажное отделение кареты Его Величества. Александр подходит к своему брату и сухо его спрашивает.

Бенкендорф: Ты что творишь, идиот?! Ты кем себя возомнил?

Костя Бенкендорф: А чего тут такого?

Бенкендорф: Тебе кто пасть разрешил раскрывать?! Как смел ты что-то решать без дозволенья Марии Федоровны?!

Костя Бенкендорф: Да ладно тебе… Какая разница, кому служить?! Мы – люди маленькие, кому скажут, тому и нальем… А ты чего? Позавидовал? Не бойся, брат, я и за тебя замолвлю словечко Его Величеству!

Александр с изумлением смотрит на Костика, затем похлопывает его по плечу и отходит назад к сестре. Они с Доротеей снова парой реплик негромко обмениваются, и та, пожав плечиками, от братьев своих отворачивается. На пути у нее, будто случайно мимо тут проходил, Салтыков.

Салтыков: Прости, Дашенька, случайно вдруг увидал брата твоего столь раздосадованным. Все думал, что он не только лишь на лицо, а и на сердце весь каменный.

Доротея: Сашка-то… Да не берите в голову. Это он так из-за матери психанул. Все отца не может простить, что подсуропил нам Костика да столь мать обидел.

Салтыков: А Саша, оказывается, столь привязан был к матушке?

Доротея: Да он и сейчас ее любит. Да еще меня, отца, Барклая и тетю Элю. А еще, конечно же, Марью Федоровну. Но только потому, что все мы для него – часть нашей мамы. Наверно, еще Анечку с Коленькой… Скорее всего…

Салтыков: Никогда б не подумал. Он со всеми всегда такой ровный…

Доротея: Сашка такой же скрытный, как мама, и, чем важней для него что-нибудь, тем сильнее он сие скроет!

Салтыков кивает Доротее, и та опять убегает в круг Ее Величества. Там Государыня прощается с сыном своим – Императором. Они с удовольствием лобызаются, клянутся в вечной любви и приязни. На прощание Государь улыбается всем своим младшим сестрам и дружески подмигивает маленькому Николя, который опять сидит на шее у Александра Бенкендорфа. Возможно, поэтому у Саши Бенкендорфа или его сестры Доротеи нет времени, чтобы со своим братом Костей проститься. Костя пытается подать им какой-то знак, но старшие брат с сестрою его, похоже, не видят. В итоге мальчик просто садится в карету в обнимку с Голицыным, а вслед за ними поднимается и царь Александр. Государыня Мария Федоровна и стоящие вокруг нее Доротея фон Ливен и Карловна приветливо машут государевой карете вслед.

10в

Павильон. Лето. Вечер. Рига. Дом Эльзы

По дому рижской градоначальницы торопливо идут Крузенштерн и Барклай. Охранник предупредительно открывает перед ними дверь в кабинет «фрау Эльзы». Сама хозяйка в ее неизменном мундире стоит у большой карты мира и ее то так, то этак разглядывает. Барклай с порога громко и с сердцем говорит.

Барклай: Увы, ваши худшие опасения подтвердились. Англичане напуганы нашим успехом в деле с Нельсоном. Британским Адмиралтейством разослан приказ – корабли океанского класса России не продавать! Иван Федорович подал очередное прошение на высочайшее имя, однако царь не стал его даже рассматривать, сказав, что, пока нет необходимых для этого кораблей, даже сама возможность подобного плавания не имеет смысла.

Эльза (обращаясь к Крузенштерну): Хорошо, Иван Федорович, я дам вам деньги из рептильного фонда на спецоперации. Купите корабли как частное лицо.

Крузенштерн: Мы уже с Михаилом Богдановичем это попробовали. В том же циркуляре указано, что нельзя продавать корабли подобного класса всем русским и немцам, коль те объявят себя частными лицами…

Эльза (серьезнея): Подключали Исаака? Он три шкуры сдерет, однако же…

Барклай (сухо): Согласно последним требованиям страховой компании Ллойд британские подданные обязаны проходить ежегодную проверку своего судна неважно где: в Англии, Индии или пока неведомой нам Австралии. Плавание займет года три. Мы слишком дорожим Исааком, чтоб его так подставить.

Эльза: Круто… Они всерьез озаботились тем, чтобы никто, кроме них, в океане не плавал… Как насчет капитана-поляка?

Барклай (разводя руками): А мы им сможем довериться? Нынче польская партия горою за Александра, но еще и за Константина. К тому же в Польше слишком сильны пробританские настроения…

Эльза (задумчиво): А татарского или грузинского хорошего капитана у нас, разумеется, нет… Как все скверно.

Крузенштерн (осторожно): Пару раз моим напарником при службе на Англию был… ну, не совсем чтоб поляк… Хохол. Он родом из Нежина. Юра Лисянский. Я знаю, что и к хохлам у вас нет никакого доверия, и, честно говоря, он немного… (прищелкивает пальцами, будто подбирая слово) скажем так, авантюристичен и дерзок… Опять же – он беден и гол как сокол. Будет очень сложно придумать, откуда у него взялись деньги. Тем не менее…

Барклай (почесав затылок): А что мы теряем? Эльза Паулевна, может, не все хохлы так уж сразу? Ведь вы же Кочубею доверились.

Эльза (пожевав губами): С Виктором Павловичем проще. Предаст он, и я всем прочим Кочубеям кадык сразу вырву. Опять же – кто он без своего министерства и своего штата полиции? Предать, а потом всю жизнь скрываться от моих слуг, когда сейчас он живет как кум королю? Какой смысл? А тут отправляем человека на три года за тридевять земель без конвоя, даем ему на руки почти сто тысяч фунтов, а он еще при этом вороватый хохол… Я не готова. Опять же, человек без роду и племени, сбежит еще с деньгами, и кому из его родни я за это буду кишки на руку наматывать? Нет…

Барклай: А куда деваться? Раз ни русским, ни немцам не продадут, поляки враги, а у татар нет хорошего капитана? Может, попробуем?

Эльза (с кислою миной): Ну, хорошо. Иван Федорович – под вашу ответственность. (Барклаю:) Тебя, Миша, это тоже касается. (Снова Крузенштерну:) Пришлите-ка ко мне этого Лисянского – поговорю с ним, послушаю, чем он дышит. А заодно чтобы личное дело его было завтра же у меня на столе. Со всеми подробностями, которые сыщем. Сто тысяч фунтов – деньги немалые.

Крузенштерн (радостно): Слушаюсь, Эльза Паулевна!

Эльза (поворачиваясь к Барклаю): Да, и самое главное. Михаил Богданович, у вас мозги как-то особо устроены, у меня от ваших идей всегда голова идет кругом! Придумайте мне, дружок, откуда у нищего хохла с города Нежина на кармане вдруг появилось сто тысяч фунтов! И учтите, что эту легенду колоть будут страховщики из компании Ллойд. А там те еще прохвосты, фантазеры и жулики…

11в

Натура. Лето. День. Рига. Дом Эльзы

Летний солнечный день. Эльза сидит у себя на заднем дворе и читает интересную книжку. Из дома во двор выглядывает ее личный секретарь Кирстен, которая смотрит на госпожу вопросительно. Та замечает сей взгляд, чуть кивает в ответ, и голова Кирстен в приоткрытой двери исчезает. Вместо нее во дворе появляется фон Пален. Эльза складывает свою умную книжку и поднимается навстречу.

Эльза: А вы хорошо выглядите! Как в столице?

Фон Пален: Все как-то вдруг смутно. Вчера еще Государь вел себя как обычно, а нынче стал меня всячески выделять и всем говорить, что я его будущий канцлер. Не знаю уж, что и думать… Как-то не по себе…

Эльза ( со значением): Мне это нравится. Значит, что у вас есть чуйка. А без нее в нашем деле – хоть сразу ложись в гроб и там помирай. (Вдруг злым голосом:) Вы еще так и не поняли, где обделались?

Фон Пален: Впервые слышу. (Вытягиваясь по стойке смирно.). Виноват, так и не понял.

Эльза: Хорошо, наводящий вопрос. Ночь смерти Павла, вы приходите к моей госпоже и говорите ей, что готовы убить ее сына. Кто там присутствовал?

Фон Пален (пытаясь вспомнить): Государыня. Карловна – она хотела мне кочергой разбить голову. Дарья – эта зашла с ножом мне за спину. Был еще Салтыков, он мне что-то сказал… Да, вспомнил, был еще кто-то перевязанный шалью в темном углу. Но его я так и не разглядел. Кто-то из великих княжон? И откуда вы знаете, что я предлагал Марье Федоровне?

Эльза (сухо): А это была наша нынешняя государыня Елизавета Алексеевна. Спасалась у свекрови от Бенигсена, который по приказу царя пошел ее убивать. Спаслась. А вы ее не заметили.

Фон Пален (с ноткой отчаяния): Боже! Никогда б не подумал. Стало быть, государыня в ту ночь пощадила эту мелкую тварь…

Эльза (сухо): А мелкая тварь в подробностях описала все это в письме своей маменьке и в копиях для австрийской и прусской разведки. Ну, мы, конечно, получили из Берлина и Вены о том подробные рапорты. Рапорты эти попали на стол Государя, а тот…

Фон Пален (убитым голосом): Опять впал в истерику.

Эльза (с неприятным смешком): А как же?! Бился в припадке. Кричал, что вы тот самый кинжал, который я держу у его венценосного горла! Приказал Александру Голицыну вас зарезать…

Фон Пален (с изумлением): Голицыну?! Вот уж никогда б не подумал.

Эльза (чуть осекаясь): Нынче это его основной конфидант. К счастью, этот содомит раз в неделю посещает Государыню и все им с Дарьей докладывает. Не вдаваясь подробности, лишь скажу, что волосы порой встают дыбом. В общем, коллективным разумом мы пришли к мысли, что вам пора удалиться из дворца. (Чуть смягчая тон:) На днях Государыня закатит сыну истерику, с тем чтобы он вас любою ценою убрал. Она не станет объяснять почему, однако у царя сложится впечатление, что она помнит, как вы были готовы его убивать. Царю сие будет приятно. И вы живы останетесь.

Фон Пален (сухо): Не вижу себя вне государственной службы.

Эльза (опять жестко): А я вас не отпускаю! (Чуть подумав:) Что вы знаете про утечку у нас здесь – в разведке?

Фон Пален: От вас только что впервые узнал. Выясню.

Эльза (с раздражением): Сама расскажу. Все наши будущие разведчики были изначально засвечены британской разведкой. Аббат Николя по идейным соображениям работает на родину его матери. Он уже был шпион, когда прибыл.

Фон Пален (с чувством): Ох, ты ж… И что же нам делать?

Эльза (пожимая плечами): Не было счастья, да несчастье помогло. Раз все наши кадровые разведчики известны противнику, значит по Европе работаем, как работали, а вот по Англии нам нужны нелегальные, но опять-таки кадровые. Вам нужно быть вдали от двора, вы хотите работать на нашу Империю… (Решительно и требовательно:) Возглавите нелегальную разведку Империи? Работы предстоит очень много.

Фон Пален (с чувством): Так точно! ( С заминкой:) Второго прокола, как с Елизавет Алексеевною, не допущу.

Эльза (сухо): А у нелегалов и ставки выше. Любая ошибка – последняя. Итак, для начала… Пока вы еще при дворе, надобно провести… ну, к примеру, комплексную проверку работы Абвершуле. Однако реальная задача – скопировать все учебные материалы, завербовать пару-другую учителей и открыть ее нелегальный аналог… Хотя бы и у вас в замке в Курляндии. Там точно искать не подумают. Оттуда и будете плести свою сеть. ( С холодным смешком:) Отставник…

1 г

Натура. Лето. День. Московский тракт.

Царский поезд

По бесконечной дороге в Москву ползет на коронацию царский поезд. В отличие от поезда Павла, этот ползет медленней, но зато тут порядок. С обеих сторон тракта устроены почтовые станции, где для путешественников готовят еду и питье. У всех проезжающих есть особые карточки, в которых надобно отмечать посещение станций, и там же указаны приемы принятой пищи. Можно сделать заказ в особом меню на грядущее, и тогда особые порученцы отвезут ваш заказ вперед на иную станцию, где вас будет ждать обед или ужин уже по вашему выбору. За все это отвечает свежеиспеченный генерал Аракчеев, и путешественники на его административные и управленческие таланты никак не нарадуются. Возле одной из карет Государыни едет на лошади Александр Бенкендорф, который везет своего царственного кузена пятилетнего Коленьку то на плечах, то на луке седла. Маленький Николай в совершенном восторге теребит своего телохранителя и просит, чтобы он скакал то туда, то сюда и все-все на свете ему, Николаю, показывал. Бенкендорфу и самому это нравится, и он практически объезжает с кузеном весь поезд. Благо сзади на почтительном расстоянии за ними скачут его до зубов вооруженные кузены, чтобы не дать в обиду юного цесаревича. В какой-то миг Александр резко вдруг останавливается, лицо его становится бледным, а на скулах появляются желваки. Как раз перед ними с Коленькой в эту минуту проносится кавалькада офицеров, занятых обслугою царского поезда во главе с Аракчеевым. Маленький цесаревич замечает столь резкую перемену в старшем товарище и спрашивает.

Николя: Кто это? Он тебя напугал?

Бенкендорф: Вот еще… Это негодяй Аракчеев. Он убил мою маму…

Николя (с интересом): Но ты ж ведь за это его тоже убьешь?

Бенкендорф (хрипло): А ты бы как сделал?

Камера отъезжает от этой группы молодых людей и переносит нас к каретам Ее Величества. На всем пути следования кареты двора сопровождают кавалергарды Его Величества. Всеобщий смех в каретах Государыни вызывает явление кавалергарда с вымпелом Марии Федоровны. Вместо статного красавца под два метра ростом к Государыне подъезжает нечто в огромных ботфортах, надвинутом по самые брови кивере и огромном мундире, причем сам знаменосец кажется в своих одеждах почти незаметным. При виде его Карловна недовольно бухтит.

Карловна: Какой малыш, а еще кавалергард называется… Нет ли в том скрытого оскорбления для Вашего Величества?!

Мария (небрежно и звонко): Эй, молодой человек, как ваше звание и фамилия? (Тихо спутницам:) Коли шут, так сразу и выясним!

Денис Давыдов (рапортуя ловко и четко): Флаг-юнкер Денис Давыдов, Ваше Величество!

Мария (негромко подругам): Выходит, не шут. (Звонко:) А кто вам велел нести мой царский вымпел?

Денис Давыдов: Личный приказ Государя Императора!

Мария (тихонько): Все ж таки – оскорбление. (Звонко:) Денис, как вас по батюшке? А вы чьих будете?! Не узнаю сразу вашу фамилию.

Давыдов (подъезжая ближе и с гордостью): Московские мы – татарского роду. Происходим от самого Чингисхана. Уже четыреста лет как на русской службе.

Мария (с интересом и дружелюбно): Вот даже как… Почти не знаю московскую знать. А как же в кавалергарды устроились? К вам же в полк берут одних питерских или чтоб были с Прибалтики.

Давыдов (просто): А меня не могли не взять! Про меня же сам великий Суворов сказал, что я – молодец! Я был тогда совсем маленький! И потом… Мы же царем нынче реабилитированы!

Карловна (из глубины кареты и гулко): Чего?! Прощены что ль за татарское иго?!

Давыдов (радостно улыбаясь): Да не! За то нас простили еще при Иване Грозном! А при Павле нас всех обратно прижали за то, что тетка моя, в браке Ермолова, была жена обер-прокурора. Павел Тайную-то канцелярию разогнал. Зато нынче молодой царь всех простил, вернул из ссылок да каторги, и вот я теперь еду на приключения!

Доротея (из соседнего окна кареты рядом с царицей высовываясь): Это такой вот шкет, да на приключения?

Давыдов (с восторгом): Ой, да тут весь цветник! И прекрасная роза (кланяется со своего коня Государыне), и пышный георгин (делает поклон невидимой Карловне), и даже тонкий ирис. (Низко кланяется Доротее, а затем начинает размахивать штандартом.) Да вот же они – приключения!

Мария (видимо, толкая в карете невидимую снаружи Карловну): Слышь, Карловна, дожили! Для юных кавалергардов мы с тобою уже стали как приключение!

Карловна (хихикая так, что карета начинает трястись): Да ну тебя, Машк… Он же мне на один только зуб… Да и стара я уже… Приключение!

Доротея (еще больше из кареты высовываясь): Послушайте, офицер, а за что вас все же взяли? Неужто за стати?! (Ехидно:) Небось за те, которые всем не показывают?!

Давыдов (красуясь перед дамами и поправляя кивер, который все время съезжает ему на глаза): Мадемуазель, вам я покажу что угодно!

Мария (неприлично хихикая): Вы в курсе, что это правнучка Луки Мудищева? Чем же вы сможете ее удивить?

Давыдов (с достоинством): Ах, мадам, в амурных делах рост не важен! Да, я не сумею выжимать чем-то гири, но разве ж дамам это все интересно?

Доротея (с восторгом): Ай да кавалер! Жаль, лицо не по форме!

Давыдов (с изумлением): Это отчего ж не по форме?! (Пытаясь поправить сидящую на нем мешком одежду:) Костюмчик подкачал, увы, моего размера у каптенармуса не было.

Доротея (скучающим голосом): У вас усы на лице. Значит, не кавалергард. Согласно последнему указу молодого царя, усы дозволено носить лишь гусарам…

Давыдов (растерянно): Это как?

Карловна (из глубины кареты – с хохотком): А ты, милай, не знал?! У молодого царя усы не растут. А посему, чтоб от своих генералов не отличаться, он всем усы запретил. Кроме гусар, они взъерепенились…

Доротея (сладким голосом): Ты, дружок, на привале к нам приходи, я тебе усы сбрею. А еще могу форму подшить. И будешь ты – по уставу.

Мария (участливо): И впрямь, приходите. Она хороша: и с ножом, и с кинжалом, и с бритвой. Так побреет, что вы потом себя не узнаете…

Давыдов (пытаясь удержать штандарт, кивер и прикрыть усы): Ну нет! Да я… Тогда я лучше в гусары пойду!

Карловна (рокоча из кареты): А и то правда. Точно – в гусары, сынок! И флаг Государыни кому другому отдай. А то ишь, что подлый змей выдумал… Ну иль Дашка тебя на первом же привале побреет.