Начало конца

В двенадцатом часу ночи король снова появился в большом зале. Он был утомлен, но самое тяжелое – выход, полонез и cercle – уже оставалось позади. Чтобы не стеснять гостей, король тотчас сел в кресло у стены и с усталой, благожелательной, вполне королевской улыбкой смотрел на танцующих. Теперь и он мог иметь некоторое, хоть очень небольшое, удовольствие от своего бала.

Обер-гофмаршал, сидевший слева чуть позади королевского кресла, как будто занимал короля беседой. В действительности беседы почти не было. Обер-гофмаршал понимал, что король говорил в этот вечер достаточно и что ему всего приятнее отдохнуть и помолчать: разговор с многими десятками самых разных людей был утомительнее всех его занятий. Поэтому обер-гофмаршал лишь изредка, чуть наклонившись вперед и направо, произносил несколько не требовавших ответа слов. Но вид его, сияющая улыбка, поза в каждый момент, кто бы ни посмотрел, создавали впечатление, будто между королем и обер-гофмаршалом ведется интереснейшая и приятнейшая беседа, именно сейчас прервавшаяся на одно мгновение.

Обер-гофмаршал был очень доволен. Он в этот вечер имел две интересные встречи: одну с Вермандуа, другую с иностранным принцем, рассказавшим забавный анекдот (вполне inédit[234]) об Эдуарде VII, очень пригодный для мемуаров (мнемонический прием: «Карлсбад»). С дополнением о жене советского посла, флиртующей с посланником реакционной державы, мемуары могли считаться подвинувшимися страниц на пять или шесть. Было, однако, и что-то неприятное. «Те сообщения газет… Опасность всему этому», – вспомнил он и чуть было не поморщился (по-настоящему поморщиться на придворном балу, на виду у тысячи людей, обер-гофмаршал не мог).

К креслу короля, вальсируя, приближалась пара: статный, огромного роста, капитан гвардейского полка, маленькая барышня, дочь одного из друзей обер-гофмаршала. Ему было известно, что они страстно влюблены друг в друга и скоро станут женихом и невестой. Принадлежали они к одному и тому же богатому титулованному кругу. «Очень хороши оба, на заказ не придумаешь лучше. Она просто прелестна, – подумал обер-гофмаршал, – наша порода не так плоха…» Пара, кружась, прошла мимо короля. Барышня и не видела, что тут сидит король. Но офицер, как ни был поглощен безмолвным разговором с ней, это видел, и легкое, мало заметное изменение в его движениях, даже в выражении его лица показывало, что перед этим креслом у стены он проходит не так, как перед другими. Король, тоже знавший секрет, ласково улыбнулся барышне. Она не заметила королевской улыбки. Он обернулся к обер-гофмаршалу. «Вам завидно, я знаю», – шутливо сказал король. Обер-гофмаршал, провожавший барышню взглядом, еще больше просиял улыбкой. «Каждому возрасту свое, государь», – сказал он, не слишком утруждая себя в разговорах с королем заботой о тонкости замечаний.

В его поле зрения попал советский посол, выделявшийся своим фраком в этом множестве раззолоченных мундиров. Вид Кангарова-Московского опять было вызвал из подсознания обер-гофмаршала грустные мысли. «Пустяки, пустяки», – возразил себе он бодро. Обер-гофмаршал обвел взглядом великолепный зал, сиявший огнями, золотом, бриллиантами, и снова увидел молодую пару. «Нет, наша порода еще за себя постоит. Мы не Вермандуа, мы покрепче. На наш век хватит. Может быть, и на три века!» И вдруг в воображении обер-гофмаршала, согревая его душу, радостно озаряя жизнь, миря со злом, украшая добро, во всем своем блеске, во всей божественной красоте всплыла Британская Гвиана 1856 года, «Black on Magenta, the famous error».

Кангаров-Московский сидел за столиком с Вермандуа и все не мог перейти к делу. Ему трудно было собрать мысли. Он все еще был точно оглушен ударом, обрушившимся на него почти неожиданно. После краткой беседы с королем он вышел в буфет, выпил там довольно много, перешел в зимний сад, беспрестанно обмениваясь приветствиями и любезными словами со знакомыми. «Да, теперь кончено, уж теперь все кончено, – беспорядочно, как в лихорадке или во сне, думал он. – Это твердое ее решенье, я чувствую. И в том взгляде, который она на меня бросила, была ненависть, настоящая ненависть… А если так, то зачем мне жизнь?..» Встречные люди смотрели на него с некоторым удивленьем и отходили, некоторые даже отходили поспешно. Затем он еще пил, меняя столы буфета, чтобы не обращать на себя внимание лакеев. Затем он попытался сосредоточить мысли. «Что же еще может оставаться в жизни? Карьера? Партия?» И, как у Нади, ему впервые в этот вечер пришли странные мысли. Он впервые с ясностью почувствовал, что партия для него тоже «не играет никакого значенья», что он никогда не служил партии, а делал карьеру, как громадное большинство людей, даже для себя прикрывая это идеями. Теперь и это не имело больше значенья, теперь отпал и спортивный интерес его ремесла. «Но что же делать? Буду продолжать до конца дней…» В эту минуту ему попался Вермандуа. «К нему было какое-то дело… Ах да, директива. Что ж, исполним директиву». И оттого, что он находился в таком состоянии, он выполнил директиву более грубо, чем обычно. Он сказал Вермандуа, что Госиздат очень хотел бы издать его произведения на русском языке. Не какое-нибудь отдельное произведение, а собрание его сочинений.

– Это прекрасная мысль, – с улыбкой сказал Вермандуа, поглядывая на своего собеседника с некоторым удивленьем. – Мои книги выходили в России еще при старом строе, но далеко не все. И я, к сожалению, ничего за это не получал: Россия не присоединилась к Бернской конвенции.

– Наше правительство тоже к ней не присоединилось, – отрывисто сказал Кангаров, – но мы делаем исключенья для друзей Советского Союза. Мы платим в этих случаях иностранной валютой, долларами. Эти исключения делаются только для наших искренних друзей.

– Вот как? – спросил Вермандуа, немного насторожившись. Первые слова посла очень его обрадовали: может быть, это было бы наградой судьбы за провал дела с антрепренером. «И без лекций, без разъездов, без идиотских речей. Ах, как это было бы хорошо!..» После двукратного замечанья о «друзьях» он немного насторожился.

– Вы, кстати сказать, дорогой друг, могли бы теперь оказать Советскому Союзу немалую услугу, – сказал Кангаров, явно терявший «дуатэ»[235]. Все дело больше его не интересовало даже в спортивном отношении. «Конечно, и этот такая же продажная сволочь, как другие… Все, все они одинаковы…» Он без переходов, без дипломатической маскировки, без того «дуатэ», которое в нем не без основания хвалил Эдуард Степанович, изложил дело о телеграмме. «Да, ее решение окончательно, она уедет, она уедет, – думал он, излагая дело, почти не глядя на собеседника. – Она выйдет за курносого!.. Тут все кончено… А если так, то зачем мне жизнь?» – думал он. Вдруг, встретившись взглядом с Вермандуа, он увидел, что тот побагровел… «Кажется, я не так сказал, как нужно», – подумал он почти без сожаленья.

– Так что, вы хотите купить мои сочинения, если я пошлю телеграмму этому… Сталину? – спросил Вермандуа. Лицо его все больше наливалось кровью. «Вот кто внес в мир то зло, которое теперь его заливает. И террор в таком масштабе, и зверства, и подкуп они, они первые внесли в нашу жизнь. Гитлер только их ученик! Это они положили конец девятнадцатому веку, моему веку!..» Он вдруг почувствовал бешенство. Ему показалось, что в его лице нанесено оскорбление всей мысли, всей французской мысли, всей человеческой мысли. Ему показалось даже, что тени Декарта, Паскаля, Монтеня, Бетховена окружают его и ждут ответа. «Я знаю, что ответить этому господину!..»

– Вы меня не так поняли. Я говорил о двух разных делах. Ваши сочиненья одно, а… – начал равнодушно Кангаров и не докончил фразы. Вермандуа с перекосившимся лицом тяжело встал с кресла. Он сказал только одно слово: merdе…[236] – Только этим словом и можно вам ответить, – прошипел Вермандуа, вставая. Кангаров выпучил желтые глаза. Кто-то из проходивших по гостиной людей на них оглянулся. «Да, когда все, все гибнет, единственное, что еще можно уберечь, – это свое достоинство и независимость. И этому должно быть все принесено в жертву. Бедность? Нищета? Ну и пускай бедность и нищета! Я французский писатель!» С упоением, с подъемом, которого у него не было при отделке самых лучших его страниц, Луи Этьенн Вермандуа повторял слово, еше никогда, верно, не раздававшееся в историческом дворце королей.

Источники публикаций

«Начало конца». При жизни Алданова отдельным изданием на русском языке была выпущена только первая часть романа. Вторая печаталась с сокращениями в конце 30-х годов в журнале «Современные записки». В 1942 г. В №№ 2 и 3 «Нового журнала» Алданов напечатал пропущенные главы и окончание, однако не по порядку глав, а группируя материал по отдельным сюжетным линиям. При подготовке текста для настоящего издания использовался полный перевод романа на английский язык (M. Aldanov. The Fifth Seal. Transl. by N. Wreden. London. Cape, 1946) и из этого перевода заимствована последовательность глав.

Первая часть печатается по кн.: М. Алданов. Начало конца, ч. I, Париж, «Русские записки», 1939 г.

Вторая часть: главы I–VIII по журн. «СЗ», № 68; главы IX–XV – там же, № 69; гл. XVI – там же, № 70; главы XVII–XIX по фрагменту «Командировка Тамарина», «НЖ», № 2; главы XX–XXI по фрагменту «Реквием», главы I–III, «НЖ», № 3; главы XXII–XXIV по журн. «СЗ», № 70; глава XXVII по фрагменту «Бал у короля», «НЖ», № 2. Заключительная сцена романа печатается по тексту, обнаруженному в Бахметьевском архиве.

Примечания

1

«Кофе… Булочки! Бутерброды…» (нем). Здесь и далее переводы текстов на иностранных языках даны редакцией, если это не оговорено особо.

2

«Сколько я должен?» (нем.)

3

«Правильно» (нем.).

4

«Большое спасибо» (нем.).

5

«Занимайте места!..» (нем.)

6

«Наследие» (нем.).

7

«У войны есть собственная грамматика, но нет собственной логики…» (нем.)

8

Огромное внешнее воздействие французской революции следует искать не столько в новых средствах и доктринах ведения войны, сколько в совершенном изменении политического искусства и методов управления, характера правительства и состояния народа и т. д. То, что другие правительства неверно истолковывали, то, что они стремились обычными силовыми средствами удержать равновесие, хотя это была уже новая чаша весов, которая перевешивала, – это были ошибки политики. Возможно ли такие ошибки рассматривать с точки зрения чисто военного восприятия войны и пытаться их исправить? Невозможно» (нем.).

9

«Понедельник, вторник, среда» (англ.).

10

«Еврейские кровавые собаки» (нем.).

11

Жар (фр. «briot»).

12

«Порыв» (фр.).

13

«Война есть продолжение политики» (нем.).

14

«Невозможно» (нем.).

15

Старчески расслабленный, впавший в слабоумие человек. – фр. ramolli.

16

«Счастливого пути, ваше превосходительство» (нем.).

17

«Силы небесные!» (нем.)

18

«Быть не может!» (нем.)

19

«Это значит: «двадцать лет спустя» (нем., фр.).

20

«Дорогой мэтр и друг» (фр.).

21

«Верьте, прошу вас, дорогой мэтр, в мои чувства восхищения и сердечной привязанности» (фр.).

22

«Женщины, дорогой мэтр, женщины… Я смутно слышал, что вы ведете рассеянный образ жизни». – «Оставьте, доктор, это преувеличение» (фр.).

23

«Вам уже не двадцать лет и даже не пятьдесят. Ничего, кроме этого, я не говорю» (фр.).

24

«Годптся, годится» (фр.).

25

Горничная (фр.).

26

Искусная повариха (фр.).

27

«Кушать подано» (фр.).

28

«Чрезвычайно интересно, мэтр…», «Вы создадите шедевр, мэтр…» (фр.).

29

«…Вы догадываетесь, дорогой мэтр, это не то, чтобы у меня отсутствовало желание…» – «…С каждым днем ситуация ухудшается, и я не вижу, каким образом…» – «…Кризис налагает на меня тягостную задачу сделать…» (фр.).

30

«Сотни и тысячи, дорогой друг, американцы платят ему сумасшедшие деньги!..» (фр.)

31

«Нищета, говорю вам, черная нищета!..» (фр.)

32

«Отсечение головы» (лат.).

33

«Сволочь», «грязная сволочь», «каналья», «старая каналья» (фр.).

34

Г-н Жорж Куртелэн получил ваш запрос, касающийся… Он имеет честь проинформировать вас, что ему напл… совершенно» (фр.).

35

«Формула 2, не так ли, дорогой мэтр?» (фр.)

36

«Заклеймить эти отвратительные действия» (…) «заклеймить эти действия как несовместимые с нормами цивилизованного общества» (фр.).

37

«Она готова, остается только ее написать» (фр.).

38

«Ведь лира выше весов. Ваша республика взвешивает, отмеряет и направляет человека; моя возносит его в безбрежную лазурь. Вот где разница между геометром и орлом». – «Ты витаешь в облаках». – «А вы погрязли в расчетах». – «Не пустая ли мечта эта гармония?» – «Но без мечты нет и математики». – «Я хотел бы, чтоб творцом человека был Эвклид». – «А я, – сказал Говэн, – предпочитаю в этой роли Гомера…» (фр.) – В. Гюго. Собр. соч. в 15 т., М., 1956, т. 11, с. 377. – Перевод Н.М. Жарковой.

39

«…А женщина? Какую вы ей отводите роль?» – «Ту, что ей свойственна… Роль служанки мужчины». – «Согласен. Но при одном условии». – «Каком?» – «Пусть тогда и мужчина будет слугой женщины». – «Что ты говоришь? – воскликнул Симурдэн. – Мужчина – слуга женщины! Да никогда! Мужчина – господин. Я признаю лишь одну самодержавную власть – власть мужчины у домашнего очага. Мужчина у себя дома король». – «Согласен, но при одном условии». – «Каком?» – «Пусть тогда и женщина будет королевой в своей семье…» (фр.) – В.Гюго, там же, с. 379.

40

«Фальшь и обычай фальши» (фр.).

41

«…Ребенком, на руках у матери, она видела проезжавшего Людовика XIV» (фр.).

42

Ужасное разрушение блага (лат.).

43

Историческая роль г-на Идена

«Г-н Иден говорил вчера со свойственным ему красноречием о войне в Африке и о Лиге Наций. Он произнес, похоже, одну из лучших своих речей. Однако недомогание его отнюдь не прошло. Это недомогание имело отношение к внешним обстоятельствам, с которыми столкнулись и его страна, и наша. Интересно отметить на примере британского министра иностранных дел контраст между ролью, которую хотел бы играть государственный деятель, и его подлинной исторической ролью. Отчего бы нам не признать, что, несмотря на пропасть, пролегающую между его социальными воззрениями и нашими, г-н Иден вызывает в нас реальную и искреннюю симпатию?(…) Молодой, блестящий, благородный, любящий добро, верящий в Лигу Наций, он верит, что служит делу мира. Но прав ли он в своей вере? В этом весь вопрос» (фр.).

44

«Мы полагаем, (да будет воля Господня), чтобы так не случилось, что историческая роль г-на Идена будет одной из самых зловещих. В конфликте, который сегодня разделяет фашистскую Италию и такие великие демократические державы, как Англия, Франция и СССР, британский политик выступил со словами слишком яркими, чтобы не действовать. Однако сейчас он находится на крутом повороте событий. Будет ли он действовать?

Нет, он не будет действовать. Он ничего не будет делать. Он совершенно ничего не будет делать. Или, скорее всего, он станет говорить: произнесет речь, две речи, три речи. Это будут превосходные речи. И не будем вспоминать г-на Лаваля, это ни к чему. Но в том, что касается молодого английского министра, мы на мгновение подумали, что он способен нанести мощный удар по этому миру, который вертится благодаря глупости, беспомощности и эгоизму правящих классов. Но мы ошиблись.

45

«Вперед, сыны отечества…» («Allons, enfants de la patrie» – первая строчка «Марсельезы».) (фр.)

46

«Я к нему испытываю большое уважение и величайшие дружеские чувства. Но несмотря на все мое восхищение, я должен сказать, что он старая ев…» (фр.)

47

«Без развлечений жизнь была бы вполне сносной» (фр.).

48

«Страдаем» (…) «молим» (лат.).

49

«Черная на ярко-красном, знаменитая ошибка» (англ.).

50

«Такси свободно?» (фр.)

51

«О-ля-ля», «Неужели!», «И твоя сестра!..» (фр.).

52

«Да, месье», «Месье что-нибудь хочет?» (фр.).

53

«Нет, ни в коем случае!..» (фр.)

54

«В тюрьму, бандиты!» (фр.)

55

«Морские моллюски», «Устрицы экстра», «Омары по-арморикански», «Морские ежи» (фр.).

56

«Копыта в шабли», «Почка теленка, вымоченная в арманьяке», «Нога поросенка по св. Менеульд», «Фазан с трюфелями» (фр.).

57

Беседка, увитая зеленью (итал. pergola).

58

Удостоверение личности (фр.).

59

«Раскольников опустился на стул, но не спускал глаз с лица весьма неприятно удивленного Ильи Петровича. Оба с минуту смотрели друг на друга и ждали. Принесли воды.

– Это я… – начал было Раскольников.

– Выпейте воды.

Раскольников отвел рукой воду и тихо, с расстановками, но внятно проговорил:

– Это я убил тогда старуху-чиновницу и сестру ее Лизавету топором и ограбил…» (фр.) – Ф.М. Достоевский. Собр. соч. в 12 т., М., 1982, т. 5, с. 516–517.

60

«Подвижный надзор. Охраняемая собственность» (фр.).

61

«Запрещается сорить, сваливать мусор. За нарушение штраф» (фр.).

62

«Для здоровой, крепкой, веселой молодежи спорт – это радость и здоровье…» (фр.)

63

«…Федерация спорта и оздоровительной гимнастики примет вас в один из своих клубов…» (фр.)

64

«Крупный писатель», «известный писатель», «знаменитый писатель» (фр.).

65

«Грязный иностранец», «один из этих нежелательных иностранцев, которые приезжают к нам и которые…» (фр.).

66

«3а (…) свободу! За …блику Советов во Франции!» (фр.)

67

«…Воспаление роговой оболочки глаза, диффузный гепатит, эпилептические конвульсии, митральный стеноз…» (фр.)

68

«Запрещается сваливать мусор» (фр.).

69

«Господь со своими бедными…» (фр.)

70

«Мужайтесь, Альвера, час искупленья настал…» (фр.)

71

«Благодарю, месье, вы очень любезны…» (фр.)

72

Эти иностранцы, которые приезжают к нам (фр.).

73

«С переполненным страстью сердцем и окрыленное идущим от ума энтузиазмом (…), устремив взгляд в сияющие дали, человечество неудержимо стремится к земле обетованной, туда, где каждый сможет жить в мире со своим сердцем и совестью, любить и быть любимым, без принуждения и ненависти, не завидуя, свободно, согреваясь благодатными лучами удовлетворенной любви, совершенствуя свои способности, возросшие в десятки раз благодаря плодотворному развитию индивидуальных особенностей (…), упиваясь сладкими грезами и стремясь к возвышенному и идеальному, с чувствами, успокоенными торжеством восстановленной в своих правах плоти, с умом, просветленным окрепшей наукой, убаюканное гармоничным колебанием окружающего мира, с сердцем, переполненным любовью к ближнему…» (фр.)

74

«Здоровая, крепкая и веселая молодежь (фр.).

75

«Откройте, пожалуйста…» (фр.)

76

«Уколы. Банки. Лечебный массаж» (фр.).

77

«Это был ужас! Не надо было жертвовать пешку!» – «Вы ничего в этом не понимаете, старина». – «Это был ужас, говорю вам. Комбинация была ошибочной! (…) комбинация была ошибочной…» (фр.)

78

«Хороша погода, а?» (фр.)

79

«Хорошо, хорошо» (фр.).

80

«Вы слышали последнюю новость о Вермандуа?.. Хорошо, не правда ли?..» (фр.)

81

Предисловие Вермандуа (фр.).

82

«Нет, вы напрасно говорите, это удивительный тип, Гитлер!» (фр.)

83

Спит, не мертва (лат.).

84

«Он кончился, Вермандуа!» (фр.)

85

«Чтобы устраивать застолья, не работать, ни о чем не заботиться, обогащать своих друзей и всех добрых и ученых людей» (старофр.).

86

«Традиционные четверть часа» (нем.).

87

Преступный мир (фр.)

88

Шейная цепочка (фр. sautoir).

89

«Также услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь; ибо надлежит всему тому быть. Но это еще не конец: ибо восстанет народ на народ, и царство на царство, и будут глады, моры и землетрясения по местам. Все же это начало болезней» (лат.). (Евангелие от Матфея. 24, 6–8).

90

«Но это еще не конец. Все же это начало болезней…» (лат.)

91

«Амударья» и «Русская кожа» (фр.).

92

«Признаю, что позвали меня, недостойного» (старофр.).

93

Объявления о браках и кончинах (фр.).

94

Мастер светской беседы (фр.).

95

«Вольтер, твой гнусный смехНад кладбищем витает (…),И к праху твоему я руку протяну;И, распростершись ниц, я горько зарыдаю,Христос, за всех отдавший жизнь одну!» (фр.)– Пер. И.Ю. Наумовой.

96

«А потом, дорогой, для меня решено – Покинуть этот благородный мир…» (фр.)

97

«Мой кошелек пуст, пуст, – Пуст, что весьма огорчительно» (фр.).

98

«…Однако стоит только об этом поразмышлять – Когда нет ни су, видишь ли…» (фр.)

99

«…Пора оставить порок – Чтобы вернуться к добродетели…» (фр.)

100

«Вчера в полдень перчаточница

Увидела приехавшего бразильца…» (фр.)

101

«Он ей сказал: «Не продадите ли,

Перчаточница, перчатки бразильцу?» (фр.)

102

«…Это моя обязанность, – сказала перчаточница. —

Какого цвета, прекрасный бразилец?» (фр.)

103

«…Цвета бычьей крови, очаровательная перчаточница, – Парировал бразилец…» (фр.)

104

«…И в руке перчаточницы

Дрожала рука бразильца…» (фр.)

105

Двухтактная схема (англ. push-pull).

106

«…Уезжайте, – воскликнула перчаточница, – Уезжайте, обольстительный бразилец…» (фр.)

107

«…Ты хочешь, стало быть, жестокая перчаточница…» (фр.)

108

«…Ты хочешь смерти бразильца…» (фр.)

109

«…И вот так перчаточница…» (фр.)