скачать книгу бесплатно
Сплюнув, Арьен осклабился и прикоснулся кончиком ножа к правой щеке хозяина.
– Да подожди ты! Помнится, когда-то в этой дыре подавали добротный эль, не так ли, хозяин?
– Все так, – ответил Блоссом, не отнимая взгляда от ножа. – Вы правы, во всем правы, ибо вашими устами говорит истина!
– В чем прав? – спросил Анри. – В том, что твоя дыра славилась добротным элем, или в том, что твой эль – полное дерьмо?
Не зная, что отвечать, Блоссом впал в оцепенение. Как он не силился, ничего путного не мог придумать. То, что эль был со вкусом дерьма, он прекрасно знал, ибо часто слышал недовольство клиентов. Одни говорили, что эль здесь не причем, ибо вкус дерьма от того, что поблизости крепостной ров. Другие рассуждали иначе, мол, вкус дерьма из-за ячменя, взращиваемого на южных окраинах, куда и стекается все дерьмо Миддланда. И те, и другие были далеки от правды, и только Блоссом знал ее во всей красе.
– Мой господин, – ответил Блоссом, придя в себя. – Я хотел сказать, чтобы вы не сказали, вы во всем правы. Жизнь такова, что приходиться терпеть присутствие дерьма.
– Брат, он нас дерьмом назвал!?
– Остынь, братец, хозяин не то хотел сказать, верно?
– Да, господин… я хотел сказать, что дерьмо из крепостного рва перебивает вкус эля, это и есть причина.
– А я слышал иное, – парировал Анри, бросив недобрый взгляд на Джими. – Что твой гаденыш пописывает в эль, что на это скажешь?
Услышав такое, клиенты отставили кружки и обратили взоры на мальчишку, стоящего у прилавка, нервно теребя в пальцах полотенце не первой свежести.
– Это неправда, – мотнул головой Блоссом, и в тот же миг его лицо исказила гримаса боли, а на щеке проступила ранка.
– А мне, брат, этот гаденыш никогда не нравился.
Отняв руку с ножом от щеки хозяина, Арьен шагнул в сторону мальчишки, на котором лица не было: бледный, с трясущимися губами, он с ужасом глазел на младшего из братьев. Клиенты, все, как один, поднялись из-за столов и вперили гневные взгляды в хозяина и его помощника.
– Оставьте мальчишку в покое, он здесь не причем! – крикнул Блоссом и метнулся вслед за Арьеном, как его пыл охладил нож перед глазами.
– А вот мы сейчас все и узнаем.
Ухмыльнувшись, Арьен опустил руку и обернулся, дабы исполнить угрозу, как ему дорогу преградил лорд Аддерли.
– О, Боги, да у тебя заступник! – воскликнул Арьен.
– Сделаешь шаг, пожалеешь, что уродился на свет божий, – обронил Аддерли.
– Ух, какой грозный! – воскликнул Анри, с грохотом встав из-за стола.
Подойдя к Аддерли, он наклонил голову, стараясь заглянуть в его глаза, но, ничего, кроме усов и бороды не разглядел.
– Если уберетесь сейчас, я забуду все, что здесь случилось.
– Да ты, мать твою за ногу, наглец! Моя сестрица так и просится на волю, дабы опробовать твою башку на прочность.
Осклабившись, Анри положил руку на рукоять дубинки, висевшей на его поясе.
– В последний раз говорю – уберетесь, забуду все.
Подняв руки, Аддерли откинул капюшон, чем вверг братьев и прочих присутствующих в крайнее изумление.
– Аддерли, – обронил Анри.
– Для тебя, пес паршивый, милорд, – процедил Аддерли.
– Да, милорд, извините, милорд, – промямлил Анри и поспешил поклониться в пояс.
– Ну, как мы поступим – уберетесь с миром или проверишь мою башку на прочность?
– Простите милорд, простите…
Схватив брата за локоть, Анри потащил его к выходу, не обращая ни на кого внимания. Как только за ними захлопнулась дверь, к выходу потянулись и прочие клиенты.
Не дожидаясь, когда таверну покинет последний клиент, Аддерли и Блоссом воротились к столу. Джими, как и прежде, уселся за прилавок и вперил взгляд в спасителя.
– Помнится, – сказал Блоссом. – По молодости лет мы были такими же.
Улыбнувшись, он взял кружку и отпил большой глоток, вытерев
губы широкой ладонью. От волнения, что он пережил немногим ранее, его рябое лицо было красным-красным, точно переспелый помидор.
– Нет, мы были не такими, – возразил Аддерли. – Дерзкими, да, были, но, бешеными собаками – никогда! Им одна дорога – на виселицу, хотя, для них и веревки жалко. Отхожая яма – смерть, достойная этих ублюдков!
– Ты прав, как и всегда.
– Не всегда, мой друг…
Опустив голову, Аддерли призадумался. На своем пути он встречал многих негодяев, но вот таких, как братья Савьер, были единицы. Работая с грубым материалом, он требовал от своих наемников излишне не усердствовать, если на то не было особой надобности. «Люди делятся на тех, – любил он говорить. – Что достойны быстрой смерти, ибо в силу невежества не могут отличить порок от добродетели, и на тех, что достойны мук, ибо отринули божьи заветы и безрассудно бросились в объятия порока». Подобное он когда-то говорил и по молодости лет, когда имел круг друзей, от которых осталась одна лишь память. Одних унесли болезни, других – жажда к странствиям, в погоне за которой они сгинули в чужих краях. Душа искала разговора, но, не было человека, с кем можно было поговорить по душам. Навестив старого друга, он надеялся обрести в нем того самого человека, а вместе с ним вернуть и былое, по которому так сильно тосковал.
– Был бы не прав, не стал бы тем, кем стал, – заметил Блоссом,
прервав размышления друга.
– Я тебя удивлю, – проговорил Аддерли, подняв голову. – Я не безгрешен, и я тоже совершаю ошибки, от которых мне бывает стыдно.
– Поясни, будь так мил.
– Может, как нибудь потом, а сейчас вернемся к прежнему разговору.
Так что, ты согласен или нет?
– А как сам думаешь?
Обреченно мотнув головой, Блоссом обвел рукой пустую таверну, в которой помимо них и Джими никого не было.
– Другого я и не ожидал, – улыбнулся Аддерли и поднялся из-за стола.
– Уже уходишь?
– Да, мой друг. Нынче в полдень королева собирает совет.
– Тогда до встречи?
Поднявшись, Блоссом одарил друга грустной улыбкой и протянул руку.
– Блоссом, – сказал Аддерли, ответив рукопожатием. – А тот пес правду говорил?
– О чем ты?
– О твоем мальчишке.
– Да, сущая правда… мои дела плохи как никогда. Конкурентов, как грязи, и клиентов меньше с каждым днем.
Джими, заслышав, что говорят о нем, зарделся и скосил взгляд в сторону подсобки. Сын шлюхи и пьяницы, он по наущению хозяина занимался тем, что писал в бочки с элем. Как тот говорил – «для придачи элю особого вкуса» – уверяя мальчишку в том, что детская моча имеет целебные свойства. На деле Блоссом занимался ничем иным, как мошенничеством, стремясь хоть как-то поправить собственные дела, а мальчишке, прекрасно понимавшем, чем он занимается, за молчание полагались бесплатные стол и ночлег.
– А контрабандой, случаем, ты не занимаешься?
– Что ты, что ты! – возмутился Блоссом, замахав руками. – Я что, похож на сумасшедшего, чтоб под старость лет ходить под виселицей?
Рассмеявшись, он схватился за кружку и опрокинул содержимое в глотку.
– Хорошо, если так, – сказал Аддерли с сомнением в голосе.
Похлопав друга по плечу, он развернулся и уверенным шагом направился к выходу, словно и не пил вовсе.
– Эй, друг, постой!
Не любитель долгих прощаний, Аддерли нахмурился, а повернувшись, нос к носу столкнулся с Блоссомом, в глазах которого
стояли слезы.
– Спасибо… тебе, – сказал Блоссом дрогнувшим голосом.
Моргнув, он прослезился, чего прежде за ним никогда не водилось: две крупные слезы, скатившись по щекам, на мгновение зависли на подбородке и сорвались вниз.
– Ну-ну, все будет хорошо, – сказал Аддерли, положив руку на плечо Блоссома.
Сказав это, он отворил дверь и вышел вон, растворившись в ночи. Скрипнув, дверь медленно затворилась, оставив хозяина и его помощника одних в опустевшей таверне.
– Странное дело, – произнес Аддерли, вдохнув ночного воздуха полной грудью. – Какие в жизни случаются метаморфозы.
Нахлобучив капюшон на голову, он зашагал в сторону Южных ворот, размышляя о своих отношениях с Блоссомом. Во всем, что случилось с ним, он винил себя и никого другого. И в том, что посоветовал ему заняться скобяным делом, хотя сам пошел иным путем. И в том, что посоветовал продать дело и купить пустырь у крепостного рва. И в том, во что он превратился, ибо от прежнего Блоссома осталась только одна бледная тень. Во всем этом он винил себя, и теперь решил изменить его судьбу, чтобы это ему не стоило. Идя вдоль крепостного рва, Аддерли не мог не видеть тени, мелькавшие в свете луны посреди домов. Странным делом, на дороге не было ни души, не считая запозднившихся путников, от которых его отделяли три-четыре сотни шагов. О чем-то споря, они кричали и махали руками, держа путь к Южным воротам.
– О Боги! – вскричал Арьен, вскинув взгляд к небу. – Мы как собаки, хвост поджали и бежали прочь!
– Боги, говоришь, – отозвался Анри. – С каких это пор ты к ним взываешь?
– Это я так, к слову, да и к кому еще взывать?
– К Князю Тьмы, к примеру.
– Не говори глупостей, брат! Ты не хуже меня знаешь, что все это чушь собачья, и пророчество, и восстание мертвецов, и Князь Тьмы! А вот старика надо было проучить.
– Ты что, не в себе!? Ты знаешь, какая о нем идет молва?
– Брехуны говорят, а ты всему веришь?
– Никакие это не брехуны. Вот знавал я одного человека, по словам которого лорд Аддерли три года выслеживал одного ростовщика, подославшего к нему убийцу. А когда нашел, то посадил голым в кувшин и приказал кормить его до тех пор, пока тот не захлебнулся в собственном же дерьме.
– Брехня.
– Брехня не брехня, но связываться со стариком я бы не советовал.
Рассказ Анри, поведанный брату, был одним из множества рассказов, в которых фигурировал лорд-казначей. Были они правдой, или нет, никто толком не знал. Впрочем, слушая одно и то же изо дня в день, люди знающие замечали, что истории обрастают новыми подробностями, уподобляясь днищу корабля, обрастающему тиной. Так, идя по дороге, ковыляя из стороны в сторону и падая на ухабах, братья не заметили, как ночь подошла к концу. Подойдя к Южным воротам, они прошли через заставу и взяли курс на Площадь Таун-холла.
КЛОДИЯ
Опираясь на алебарду, сир Джармут стоял и дремал в ожидании конца ночи, чего нельзя было сказать о его дяде Хогине. На его лице, виднеющемся в строгом овале остроконечного шлема, читалась тревога – будь то собачий лай, возня в домах по соседству или голоса гвардейцев, несущих дозор на боевом ходу Внешней стены Королевского замка, он держал ухо востро, живо на все реагируя. В какой-то момент его внимание привлек душераздирающий крик и в тот же миг он ощутил жаркое дыхание солнца. Повернув голову, сир Хогин узрел солнце, медленно и величаво выкатывающееся из-за горизонта.
– Солнце взошло, а петухи все молчат, – проговорил он в задумчивости.
– Не иначе, дядя Хогин, – сказал Джармут полусонным голосом. – Потрошители лютуют, вот петухов и не слышно.
Он знал, о чем говорил, ибо мысль о неких сектантах, истребляющих петухов, дабы приблизить пришествие Князя Тьмы, занимала умы жителей Миддланда не первый день. Пропадая в тавернах каждый божий день, он только и слышал рассказы о потрошителях, являющихся из ниоткуда и исчезающих в никуда, словно тени предков. Впрочем, не все верили в потрошителей, говоря о том, что обнесение птичников не иначе, как дело рук обыкновенных воришек. Другие говорили, что это дело рук мясников, этих вечных конкурентов торговцев птицей. Так или иначе, о потрошителях говорили все, кому не лень, и только Королевский совет сохранял молчание, будто не ведал о происходящем.
– Это те, что похищают петухов?
– Они самые, демоны им в зад! Не ровен час, они и людей начнут резать.
– Ну, не знаю, не знаю, не слышал ни разу, чтоб кого-то порезали.
– Ясное дело, кто ж об этом скажет, если их никто в глаза не видел! А если и видели, то не скажут, все свалят на бродяг.
– Твоя, правда – легче свалить вину на бродягу, нежели найти иголку в стоге сена.
– Эх, да что там говорить-то! – воскликнул Джармут, тряхнув
головой. – Ты вот на командующего погляди, у него в голове одно – как бы обрюхатить Ее…
– Ти-и-ш-ше, – прошипел Хогин. – Богами заклинаю, больше ни слова.
Поддавшись вперед, он обернулся и посмотрел на боевой ход: на его счастье никого из гвардейцев рядом не оказалось.
– А что, все об этом знают, – продолжил Джармут, чье веснушчатое лицо дышало решимостью.
– Знать и говорить не одно и то же. Как дядя, дам тебе совет –
хочешь дожить до моих дней, держи язык за зубами.
