скачать книгу бесплатно
– А я говорила, что двум дамам не место на дороге, – проворчала старуха, не находя в себе мужества, чтобы обернуться.
– Двум дамам не место в доме греха!
– Оно может и так, но там тебе и кусок хлеба, и тарелка супа!
– Ну-ну, и шлюхи задницами виляют!
– Такова жизнь, Тармиса.
– Жизнь не жизнь, не тебе мне о том говорить!
– От чего же?
– От того, что ты не видела себя…
Не успев договорить, Тармиса охнула и вместе со старухой перелетела через голову лошади. Остановившись, как вкопанная, лошадь взбрыкнула, огласила округу ржанием и умчалась прочь. Последнее, что Тармиса услышала перед тем, как лишиться чувств, так это прерывистое дыхание тетушки Мэй и шелест в высокой траве.
БРАТЬЯ САВЬЕР
– Анри, у тебя есть что пожрать? – спросил Арьен, вслушиваясь в пение цикад.
– Я уже отвечал, – ответил Анри, у которого зуб на зуб не попадал.
Озноб, бивший мелкой дробью, не давал ему покоя последние полчаса.
– Холодно?
– А по мне не видно?
– У тебя, брат, холодная кровь, вот ты и мерзнешь, – глубокомысленно заметил Арьен.
– Зато у тебя горячая кровь!
– Я, брат, не мог поступить иначе. Та рыжеволосая шлюха оказалась уж больно дерзкой, вот я ее и наказал.
– А зачем других-то порезал?
– Ну, как же, брат, сам знаешь, никаких свидетелей! Так у тебя есть что пожрать?
Покинув в спешке бордель госпожи Делиз, Анри позабыл захватить провизию, о которой вспомнил только в дороге. Не сопутствовала им удача и на самом тракте, на котором им встречались то караваны, то паломники, бредущие к Храму Хептосида, и ни одного одинокого путника.
– У меня ничего нет.
– Плохо, брат, очень плохо. У меня чувство, что живот к спине прилип.
Будто в подтверждение его слов, нутро Арьена заурчало, уподобившись недовольному коту.
– Эх, братец-братец, – сказал Анри, остановив коня. – Тебе бы хорошо поддать, чтобы раз и навсегда выбить из твоей башки всю дурь.
– Что, снова ударишь? – съязвил Арьен. – А может того, ножом по глотке и концы в воду?
Вытащив нож из-за пояса, он протянул его брату, затаив в уголках рта злобную ухмылку
– Дурак, – бросил Анри и сплюнул на дорогу.
– Ага, кишка тонка!? – усмехнулся Арьен, скорчив презрительную гримасу.
Соскочив с коня, он уселся на дорогу и пару раз ковырнул ножом, попытавшись выкорчевать известь между плитами. Впрочем, из этой затеи ничего не вышло: Королевский тракт казался прочным и незыблемым, как Срединное королевство, существующее вот уже тысячу лет со дня основания дома Бланчестеров.
– Ты что, умом тронулся?
– Устал я, сил больше нет смотреть на эту дорогу!
– А я, стало быть, не устал?
– А с чего тебе уставать-то, брат?
– Как же, братец, а не я ли за тобой везде прибираю!?
– Скажи еще, что подтираешь за мной! – ухмыльнулся Арьен.
– Ах, вон ты как заговорил, – сказал Анри, вытаскивая ногу из стремени.
– Ты это слышишь? – обеспокоился Арьен.
– Ты чего?
– Да я ничего, ты просто слушай!
– Ничего я не слышу.
– Как же не слышишь, а тишину!?
Точно сговорившись, цикады перестали голосить, а следом послышались голоса, тихие, еле уловимые на слух. Вперемежку с голосами слышались стон и плач, не то детский, не то женский. Вместе с голосами с юга наступал плотный туман, а холод стал невыносимым – колючим и жестоким, как сталь хирамского клинка, перед которым не могла устоять ни одна броня.
– О, Боги, – прошептал Анри.
– Я такого никогда не видывал, – сказал Арьен, не веря собственным глазам.
Поднявшись, он шагнул навстречу туману, не отрывая от него зачарованного взгляда.
– Братец, мне все это не по душе, – сказал, было, Анри, как его конь заржал и бросился в сторону, увлекая за собой ездока и коня Арьена.
Будто одержимый демонами, конь пролетел по полю шагов десять и сбросил с себя Анри, огласившего округу безумным криком. Схватившись за правую ногу, он поднялся и посмотрел вслед быстро удаляющимся коням, а затем обернулся на тракт и ужаснулся. По его спине пробежались мурашки: туман нависал над Арьеном, будто морская волна, вихрем накатывающая на берег.
– Анри, посмотри, какое чудо, – с восхищением в глазах проговорил
Арьен.
Улыбнувшись, он повернул голову и протянул руку, заставив туман отпрянуть. Переливаясь серо-черными цветами, туман на мгновение застыл, точно монолитная глыба перед путником в Скалистых горах, а затем заклубился и набросился на Арьена, поглотив его с головой.
– Арьен! – заорал Анри и кинулся на выручку, но, не сделав и двух шагов, взвыл и повалился на землю.
От острой боли в ноге его пробило холодным потом, а зубы свело так, что послышался хруст, словно рот был забит морским песком.
– Помогите! – раздался голос со стороны тракта.
Превозмогая боль, Анри поднялся и посмотрел в ту сторону, откуда они пришли. Одинокий путник, оказавшийся на пути тумана, отбивался от него как мог. Но, все было тщетно. Через несколько шагов человек повалился на дорогу и в тот же миг утонул в клубах тумана.
– О, Боги, – прошептал Анри, опустившись на землю.
Работая локтями, он пополз в поле, подальше от Королевского тракта. Холод, следовавший за ним по пятам, нет-нет да обдавал ледяным дыханием. Голоса продолжали звучать, то близко, то далеко, будто они игрались с ветром. Преодолев с десяток шагов, Анри ощутил покалывание в левой ноге, а правой ноги и вовсе не ощущал. Остановившись, он обернулся и в тот же миг обмочился, узрев в шести футах от себя человеческий череп, проступающий из тумана. Лязгая челюстями, череп рвал пятку его левой ноги, хотя крови и не было видно. Вслед за ним из тумана проступила дюжина черепов, жадно лязгавших челюстями в предвкушении еды.
– Боги, Боги, Боги!.. – заверещал Анри, заработав локтями пуще прежнего.
Туман, подобно древесной смоле, оседал на лице и волосах Анри, вонзая в его тело тысячи иголок. Но, он продолжал ползти, попутно вздергивая плечами в попытке стряхнуть с себя неведомого врага. Преодолев еще с пару десятков шагов, он наткнулся на палку и с решимостью, достойной отважного воина, поднялся и оперся на палку.
– Врешь, не возьмешь! – возопил Анри, погрозив туману палкой, а затем пустился вскачь, на ходу вскрикивая от боли.
Удалившись от тракта на порядочное расстояние, он ощутил, как покалывание в пятке исчезло. Туман, остановившись в десяти-пятнадцати шагах от него, прекратил погоню и повернул на север, в сторону Миддланда. И, только голоса не отступали, продолжая его преследовать, крича и нашептывая на непонятном языке.
– Ух, я вам, – буркнул Анри.
Взмахнув палкой, он попытался отогнать голоса и тут же повалился навзничь, не удержавшись на ногах. Узрев в ночном небе кровавую звезду, походящую на солнце, Анри не поверил собственным глазам. Холод, прежде донимавший его, в раз отступил. Все мысли о прошедшем дне улетучились, и тень умиротворения покрыла лицо Анри. Улыбнувшись, он закрыл глаза и провалился в бездонную пропасть сна.
АБРАН
– Ох, старость не в радость, – проворчала Оллин, засовывая ключ в передник платья.
Темнота и трясущиеся руки мешали ей совладать с замком, хотя на то особой надобности не было: птица была накормлена еще перед заходом солнца. Убравшись в доме, да приготовив похлебку, она ходила как неприкаянная, ожидая прихода главы семейства.
Оглядевшись, будто ища помощи, она пожала плечами и побрела в дом. Белокаменный, двухэтажный дом семейства Фарранов ничем не отличался от большинства домов верхней части Миддланда. С улицы дом утопал в трех яблонях, а с заднего двора к нему примыкали стройные грядки и добротные хозяйственные постройки, среди которых выделялся птичник. Поднявшись на крыльцо, старуха помрачнела, завидев соседку, суетящуюся в саду через дорогу. Поспешно отворив дверь, она юркнула в темный проем, как следом раздался скрип отворяемой калитки.
– А, явился-таки! – крикнула Оллин, высунувшись из распахнутого настежь окна. Негодование, прозвучавшее в ее голосе, под звук задребезжавших оконных стекол побежало эхом по ночному переулку.
Абран Фарран, не отрывавший взгляда от соседки, вздрогнул, ибо не ожидал услышать голос жены в столь поздний час. Что до соседки, то она подняла голову и улыбнулась Абрану.
– Чего не спишь? – спросил Абран, услышав запах чечевицы, вырвавшийся из окна.
– Как же я могу спать, не зная, где шляется мой муж!?
– Я работал, а не шлялся.
Известный на округу трудолюбием и спокойным нравом, старик Абран выглядел не по годам бодрым, а между тем ему шел ни меньше, ни больше, седьмой десяток лет. Худосочный, высокий, с длинной бородой и такими же длинными усами, теряющимися в бороде, он напоминал жука-навозника, прибывающего в вечном движении. Если покосился забор, или вот-вот с петель могла сорваться дверь, тут же призывали старика Абрана. Берясь за дело, он мог пропасть на пару часов, а то и того больше, ибо помимо страсти к починке любил поговорить о жизни, о том, что творится в королевстве и за его пределами. «Не иначе, – любили поговаривать соседки. – Тебе сами Боги благоволят, раз послали такого мужа». На это старуха с горечью в голосе отвечала, что «прожила с ним не один десяток лет, а ничего толком-то и не видела, сидит дома, как проклятая, а муженек Бог весть, где пропадает».
– Оно и видно, бревно второй день не пиленное, – проворчала Оллин, кивнув на бревно, стоящее на козлах в дальнем углу двора.
– А-а-а, ты про это?
Улыбнувшись, Абран шагнул в сторону козлов, дабы завершить дело, начатое днем ранее.
– Ты что, дурень старый, собрался дрова пилить!?
– Так ты же сама сказала! – возмутился Абран, остановившись на полпути.
– О, Боги, и чем я пред вами провинилась!? – обратила Оллин
взор к небу.
Ее серое изможденное лицо исказилось болью, не той, что испытывает человек, получивший увечье, а той, что исходит из глубины души.
– Не взывай к Богам, они давно нас позабыли! – выпалил Абран известное на все королевство изречение.
Нахмурившись, Оллин посмотрела на мужа так, словно хотела его сожрать с потрохами.
– Завтра закончишь, а сейчас к столу, – проговорила она и исчезла в окне.
Бросив взгляд на соседку, Абран вздохнул и побрел в дом, еле волоча ноги, будто к ним были привязаны мешки с камнями. Зайдя в дом, он прошел темный коридор и очутился в просторной гостиной, освещенной пятью светильниками. Стол, стоящий посреди гостиной, ничем особым его не удивил: горшок с чечевицей, будто голова всему, стоял по центру стола, а вокруг него, подобно свите, располагались тарелка с ржаным хлебом, кувшин вина, три кружки, три миски и четыре ложки, одна из которых была вдвое больше остальных.
– Где сын? – поинтересовался Абран, усаживаясь за стол.
– Откуда мне знать, он ведь, подлец, весь в тебя, шляется, где не попадя?
Схватив большую ложку, старуха взболтнула содержимое горшка, от чего чечевичная похлебка заиграла новыми запахами. Поведя носом, Абран скорчил гримасу отвращения, уловив в воздухе запах не то желудей, не то дикого ореха, знакомый ему с самого детства. Не осталась безучастной и муха, до прихода хозяина дома просидевшая на потолке. Оторвавшись от потолка, она закружила над столом, издавая надоедливое жужжание.
– Я не шляюсь, а людям помогаю, – повторился Абран.
– И чем помог сегодня, позволь узнать?
– Починил соседям забор.
– Это, каким-таким соседям? – спросила Оллин, зачерпнув ложкой в горшке.
– Новым соседям, что поселились в конце переулка.
Ничего не ответив, Оллин небрежно вывалила в миску мужа коричневую жижу, часть которой пролилась на стол.
– Чего смотришь? – спросила она, увидев в глазах Абрана удивление.
– Ничего я не смотрю, – ответил Абран, опустив взгляд в миску.
Известная любовью к чистоте, Оллин Фарран была не похожа на саму себя. Проследив за взглядом мужа, она все поняла, но, прибирать не стала. Больше того, Оллин повторно выказала небрежность, будто бросала вызов. Усевшись за стол, она принюхалась к похлебке и посмотрела на мужа злобным взглядом, от которого тот оторопел.
– Ну, и чего сидишь?
– Ничего я не сижу, – с поспешностью ответил Абран, схватив ложку и кусок хлеба. Сморщив нос, он судорожно сглотнул и принялся хлебать из миски без всякого удовольствия.
– Что, опять пересолила? – поинтересовалась Оллин немного погодя.
