Свет погасшей звезды

– О! Я как раз этим и занимаюсь всю свою жизнь, – сарказм звучал в его голосе, отчётливо ощущаемый. – Я собираю армию, строю планы. А вы что делаете? Вам, людям, нужно было найти Эонарх и охранять мальчика. В одном вы уже провалились, – его тон стал серьезным, холодным, пронизанным обвинением. – Надеюсь, хоть с мальчишкой не провалитесь…

Он немного наклонился вперёд, его глаза, темные, как бездонная пропасть, впились в собеседника. Он казался неподвижным, но внутри него всё бурлило, как в кипящей воде. Он был как хищник, который внимательно наблюдает за своей добычей, готовый в любой момент нанести удар. Мужчина вдруг расправил плечи, и в этом движении была не только сила, но и холод, который заставлял собеседников дрожать.

– Если вы ещё раз облажаетесь, – его голос стал почти шепотом, – я не буду с вами церемониться. Это не просто ваш провал, за это все мы платим за вашу глупость»

Моё желание узнать больше росло с каждой секундой, но я понимал, что одного неверного движения будет достаточно, чтобы всё рухнуло. Поэтому я замер, слушая и стараясь не упустить ни слова.

– Да, да… Не злитесь, прошу, – мягко начал один из учителей, голос его дрожал, несмотря на попытки скрыть страх. Никогда ещё не видел и не слышал, чтобы наши учителя перед кем-то так пресмыкались, боялись. Наши учителя всегда были для нас примером верности, отваги, целеустремленности – они не могли быть такими, как сейчас. Этот страх, который они излучали, был чем-то чуждым и невообразимым. Мы всегда смотрели на них с уважением, уверенные, что они непоколебимы. Но сейчас их растерянность была ощутима. Это не просто изменяло их облик – это ставило под сомнение все, чему нас учили.

Я не мог до конца понять всё, что только что услышал и увидел. В голове царило полное неверие, словно разум отказывался воспринимать происходящее. Был ли этот мужчина одним из тех тварей, что убили мою маму? Его образ воплощал собой жестокость и бескомпромиссность, в каждом его движении и взгляде скрывалась непоколебимая сила. Это был человек, которого нельзя было победить словами или угрозами – он был воплощением силы, которая не знала преград.

Взгляд мужчины метнулся ко мне, его губы исказились в ухмылке, холодной и зловещей. Этот взгляд пронзал меня, словно остриё ножа, и внутри зародился страх. Моя грудь сжалась, дыхание стало тяжёлым, и я, не осознавая, как это произошло, сделал шаг назад, потом ещё один, а затем, не сдержавшись, помчался обратно в общий зал, словно пытаясь спрятаться от этой угрозы, которая исходила от него.

Массивные двери, ведущие в главный холл, распахнулись, и в помещение начали заполняться студенты старших курсов – все шесть потоков. Холл был просторным, вмещая не менее тысячи человек. Высокие потолки с большими окнами, через которые проникал мягкий дневной свет, открывали вид на ухоженный сад за пределами здания. С потолка свисали элегантные подвесные подсвечники, которые казались парящими в воздухе, мягко освещая пространство. Серые кирпичные стены были украшены старыми рукописями, привезёнными из разных уголков мира, а также портретами выдающихся ученых, чьи взгляды, казалось, следили за каждым шагом проходящих.

Гул учеников стих, когда в центре зала появился наш главный руководитель. Пожилой мужчина лет шестидесяти, с внушительной осанкой, поправил очки на переносице и окинул нас внимательным взглядом. Он молча осмотрел каждого, а затем, с нотками напряжения в голосе, начал говорить.

– Город Сота, на восточной стороне, прошлой ночью подвергся нападению… – он замолчал, и в зале сразу начался перешёптывание. Словно все выждали, сдерживая дыхание, но я ждал продолжения, не отрываясь от него. В голове было одно только беспокойство, и я мысленно рисовал карту нашего континента, пытаясь вспомнить, как далеко находится город от моей семьи. Уже знал, кто напал на Соту – это могли быть только они. Эти твари, о которых шепчутся в самых тёмных уголках мира. Их нельзя назвать живыми. Они – нечто большее и ужаснее. Эти твари питаются кровью, жаждут разрушения и убивают невинных. Я даже не сомневался – эти твари убили мою мать. Вампиры. И тот факт, что, возможно, в том кабинете находился один из них, только усиливал настороженность. Как наши учителя могли быть связаны с такими существами? Какие цели они преследовали, и что вообще происходит? Слишком много вопросов возникло в голове, но ни одного ответа. Какая-то часть меня горела желанием всё выяснить, дойти до конца и узнать правду. Но забота о более важных для меня людях, их безопасность и благополучие, были гораздо важнее. Я не мог позволить себе отвлечься на эти вопросы, пока не знал, что с ними всё в порядке.

– Мы не знаем, когда нападут на наш город. Но чтобы избежать повторения прошлых событий, руководство велело, чтобы старшие курсы были в боевой готовности… – сквозь вихрь собственных мыслей я едва уловил голос старика. Его слова проникали сквозь напряжённую тишину, как будто каждая из них обрушивалась на меня, заставляя сердце биться чаще. В голове всё ещё звучали вопросы, не давая покоя, а его речь лишь подливала масла в огонь тревоги.

– Мои предложения оказались верны. Что теперь будет? – прошептал Энцо, не отводя взгляда от старика. По его лицу было видно, что он погряз в своих мыслях, обдумывая каждое слово учителя. Я не рассказал ему о том, что видел в кабинете. В большей степени я не хотел, чтобы он переживал и зацикливался на этом. Да и сам не имел ответов, чтобы дать их ему. Молчание казалось безопаснее, чем любые слова, в которые он мог бы найти только ещё больше причин для беспокойства.

2 глава Мика

Я стою посреди гостиной в доме, где провела всю свою жизнь. Родные стены всегда дарили уют, покой и чувство безопасности, как тихая гавань в бурном море. Но сегодня мы покидаем этот дом, этот город, чтобы начать новую жизнь в другом месте. Говорят, что боль утраты уходит с годами, но это неправда. Прошло много лет с тех пор, как мы потеряли маму – великую художницу всех времён, чьи картины были больше, чем просто искусство, они были частью нас. Ни я, ни отец, ни, тем более, Никко так и не смогли справиться с этой болью. Нам её очень не хватает, и, несмотря на годы, пустота, оставшаяся в наших сердцах, лишь увеличивается с каждым годом.

Отец говорит, что мы уезжаем из-за его перевода по службе. Но однажды ночью, когда я не могла уснуть, я услышала, как он в полумраке говорил с фотографией матери. Его голос был тихим, почти неслышным, но в нём звучала такая тоска, что я почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Мне кажется, на самом деле он сам предложил свою кандидатуру для службы в городе Бордо. Город, о котором я раньше ничего не слышала.

Я смотрела на карту, пытаясь разобраться, где же находится этот загадочный Бордо. Но, так как у меня плохо развита ориентация, я лишь поняла, что он где-то на северо-востоке, ближе к границе нашего континента. Это означало, что мы будем далеко от Никко. Мы не сможем часто его навещать. Мысли об этом болезненно резали моё сердце – ему будет одиноко. Он так сильно зависит от нас, и я боюсь, что это расстояние только усилит его чувство покинутости. Отец всё ещё надеется, что брат пойдет по его стопам, но я знаю, что у Никко нет этого стремления – служить своему народу. Я чувствую, как его мечты, его жизнь – всё это идет вразрез с желаниями отца, но он молчит, не решается противостоять. А я, в свою очередь, не знаю, как ему помочь, как защитить его от давления, которое нависает над ним. И, возможно, я сама чувствую этот груз ещё больше, чем он.

Никко всегда был таким добрым, таким заботливым. Он защищал меня, словно я была его самым ценным сокровищем, относился ко мне как к принцессе. С каждым годом мы становились всё дальше друг от друга, и теперь видимся редко, но для меня он всё равно остаётся самым важным человеком. Я не могу даже представить, как было бы без него. Иногда, когда я думаю о том, как он мне не хватает, сердце словно сжимаются от боли. В последние годы папа стал отстранённым, почти чужим. Он всё так же ставил нас на первое место, но я чувствую, что это уже не было проявлением любви. Он это делал, потому что просто должен был. Он стал уходить в свои мысли, всё чаще и чаще, как будто прятался от нас в своём собственном мире. Я не могу сказать об этом Никко – он сразу начнёт переживать, и я не хочу, чтобы он снова чувствовал себя виноватым или беспомощным. Для него отец всё ещё тот, кем был в детстве – тем человеком, который нас защищал и любил. Но я вижу, как он меняется, и это всё сильнее тревожит меня.

Выпустив тяжёлый вздох, я огляделась по сторонам, словно в последний раз прощаясь с этим местом, с этим домом, который был для меня домом всей жизни. Сердце сжалось от тоски, но я заставила себя шагнуть вперёд. Мысленно попрощавшись с каждым уголком, я вышла к отцу на улицу. Он уже загрузил наши вещи в повозку, его фигура стояла тихо и уверенно на фоне затемнённого горизонта. Его лицо было спокойным, но в глазах, кажется, была скрыта какая-то печаль, которой он не хотел показывать. Он ждал меня, как всегда, терпеливо и без слов, готовый к следующему шагу, но что-то в его молчании вызывало у меня странное чувство беспокойства.

На улице сразу ощущалась осень – холодный, сырой ветер, который пронизывал до костей, не давая забыться о наступающих переменах. От его прикосновения по коже пробежали мурашки, словно весь мир напоминал мне о том, что я больше не могу оставаться здесь. Осенняя прохлада трепала мои длинные волосы, и они разлетались в разные стороны, впиваясь в глаза и касаясь лица, но я не обращала на это внимания. В голове словно всё замедлилось, и каждое движение, каждая деталь становились важнее. Я просто шла вперёд, поглощённая мыслями, но всё моё внимание было приковано к отцу, который стоял рядом с повозкой, и к парню, стоявшему рядом с ним. Он был чужим, незнакомым, и его присутствие вызывало во мне странное чувство. Я никогда раньше не видела этого человека, но что-то в его фигуре заставляло сердце сжаться. Почему он здесь? Почему рядом с отцом? Мои глаза не могли оторваться от его фигуры, пытаясь уловить хоть какую-то деталь, которая могла бы объяснить его присутствие.

Парень был выше и крупнее моего отца, его фигура вырисовывалась даже сквозь туман осеннего дня, как нечто мощное и внушительное. Его лицо было скрыто капюшоном, и я не могла разглядеть даже части черт, что ещё больше усиливало ощущение загадочности, как будто передо мной стоял кто-то не из этого мира. Внутри меня что-то затрепетало от неопределённого беспокойства – почему этот человек здесь? Почему он с отцом? Но, кажется, для моего отца этот парень не был чужим. Они разговаривали так, словно знали друг друга давно, как старые друзья или партнёры, и это меня насторожило. Я не могла понять, что именно это за связь, но интуиция подсказывала мне, что не всё так просто, как хотелось бы.

Я сделала шаг навстречу, и в тот момент карие глаза парня поднялись на меня. Эти глаза, цвета тёмного янтаря, были необычайно проницательными, будто он видел меня насквозь. Я почувствовала, как холодок пробежал по спине, когда его взгляд встретился с моим. Это был момент, когда я вдруг осознала, что он что-то знает, что-то скрывает. Я не могла отвести глаз, и тогда смогла разглядеть его черты: овальное лицо, прямой нос, острые скулы – всё было в нём таким резким и чётким, словно вырезано из камня. Его взгляд оставил на мне какой-то отпечаток. В следующий момент он тихо прошептал что-то моему отцу, и, сделав быстрый шаг, ушёл, растворяясь в осеннем воздухе. И вот, когда его фигура исчезла, пустота вокруг меня стала гораздо глубже.

– Кто это? – спросила я, не отрывая взгляда от удаляющейся фигуры парня, который оставил в воздухе странную напряжённость. Его присутствие словно не давало мне покоя.

– Давний знакомый, – отрешённо ответил отец, его голос был холодным и кратким, как всегда, когда он не хотел развивать тему. Я сразу поняла, что больше не получу от него ответа.

Но мне было любопытно. Давний знакомый? С каких это пор у отца в знакомых появляются такие молодые парни? Что-то было не так, и я не могла отогнать это чувство. Я знала всех военных, с которыми он работал, я помнила их лица, их голоса, но этот парень был совершенно чужим. Из-за сложной политической ситуации между континентами набор в вооружённые силы давно не проводили, и значит, он не мог быть новым сослуживцем. Кто он такой и почему отец не хотел говорить об этом? И эта тишина, которая царила, между нами, лишь усиливала тревогу.

– Я никогда не встречала его.

– Он иногда приезжает в город, он не местный, – ответил отец, усаживаясь в повозку и протягивая мне руку. Забота с его стороны – редкость, но всё же он был воспитанным человеком.

Отец сказал, что дорога займет несколько дней, и я ожидала, что всё будет спокойно, как обычно. Но в пути возникли проблемы, и нам пришлось делать остановки в деревнях и маленьких городах. Дорога тянулась, и с каждым километром я всё больше ощущала, как мир вокруг меня меняется, становясь всё более чуждым. Большую часть пути я чувствовала на себе чей-то взгляд. Казалось, кто-то невидимо следил за мной, и это ощущение не покидало меня. Я оглядывалась, но не могла никого найти. Всё было слишком тихо, и именно это тревожило больше всего.

Однажды, проснувшись среди ночи, я заметила за окном тень. Мгновенно меня охватил страх, такой сильный, что сердце стало биться быстрее, а дыхание сдавило в груди. Тень была неясной, но я точно ощущала её присутствие. Я замерла, не смея пошевелиться. Это было мучительно. Я не могла ни закричать, ни даже двинуться, ведь в моей голове закричал внутренний голос: не привлекай внимание. Вся моя сущность как бы сжалась в одном месте, где не было места ни для разума, ни для смелости. Я зажмурила глаза, надеясь, что тень исчезнет сама собой, что всё это лишь плод моих усталых и тревожных мыслей. Я ждала, но тень не исчезала. Минуты тянулись, и мне казалось, что всё вокруг меня стало слишком плотным, слишком тяжёлым.

К моему удивлению, когда я открыла глаза, спустя какое-то время, тень исчезла. Я не чувствовала её больше. Я даже начала сомневаться, не было ли это всего лишь игрой моего воображения. Страх понемногу начал отступать, но ощущение тревоги всё равно оставалось, как незримое облако, висевшее в воздухе, готовое снова напомнить о себе.

Мы проезжали мимо разных красот природы, которые когда-то наполняли меня восхищением: бескрайние поля, за горизонтом которых величественно поднимались горы, а далее вдалеке простирались густые леса. Всё это казалось такими знакомыми, такими родными, но теперь – всё выглядело чужим. Мы пересекли мост через реку Агнесс, чье бурное течение прокладывало путь через весь континент, разделяя его на две части. Река была прекрасна, как всегда, но я не могла ощутить этого. Всё вокруг не приносило ни радости, ни восторга. Всё было слишком пустым, как будто сама природа чувствовала мою грусть. Я ощущала, как с каждым километром уходит из сердца частичка дома, частичка того, что было моим миром. Мне было так грустно покидать родные края, прощаться с каждым знакомым уголком. Я не могла представить, что будет впереди. Мы уезжали в незнакомое, чуждое место, которое я никак не могла назвать домом. Мой взгляд скользил по просторам, но нигде я не находила утешения. Внутри меня всё кричало, что я не готова к этому, что всё, что я оставляю, навсегда останется в прошлом.

Мысли уносят меня в детство, в те дни, когда беззаботно играли на зелёных просторах, а наш смех разносился по всей округе, наполняя воздух лёгким счастьем. В те моменты, когда отец подхватывал меня на руки, и я, казалось, летела к небесам, ближе к звёздам, ощущая себя частью чего-то бескрайнего и загадочного. Звёзды – мои любимые, тихие и в то же время такие величественные, как и сама ночь. В их холодном свете я всегда находила утешение и восхищение. Каждая из них скрывает свою тайну, а ночное небо манило, словно обещание разгадки. Я всегда мечтала разгадать хотя бы одну из этих тайн, узнать, что прячется за их ярким светом.

Мы с Никко родились в день лунного затмения, редкое событие, которое случается раз в несколько лет. Мама говорила, что моя любовь к звёздам пошла именно от этого момента – от того, как луна скрывала свет, а мир вокруг нас становился необычным и волшебным. Я смотрю на звезду, которую мне подарил Никко, и тоска заполняет моё сердце, сжимая его в груди. Вопросы и сомнения начинают наполнять мысли. Как он будет без нас? Никко всегда был таким сильным, таким уверенным. Он большую часть своей жизни провёл вдали от нас и справлялся. Но теперь расстояние будет куда больше, чем раньше. Мы будем так далеко друг от друга, что мне страшно даже думать об этом. Он – моя опора, мой старший брат, который всегда защищал меня, поддерживал. А теперь я не знаю, как будет дальше.

Грусть сжимает горло, но я не даю себе расплакаться. Этот момент кажется таким же бесконечным, как звёздное небо, под которым я так часто загадывала желания. Только теперь моё единственное желание – чтобы мы снова были вместе.

Резкое торможение повозки выдернуло меня из раздумий, словно кто-то резко оборвал мою нить мыслей. За окном сгущались сумерки – был уже поздний вечер. Отец, сидящий напротив, тихо дремал, но внезапный толчок разбудил его. Он резко открыл глаза, нахмурился и выглянул наружу. Вслед за этим послышались встревоженные ржания лошадей и грубые голоса снаружи. Кучер, перекрикивая шум, что-то приказывал лошадям, но они, не слушаясь, громче и громче ржали, упираясь на месте. Повозка начала покачиваться, и я почувствовала, как напряжение усиливается.

Отец, быстро набросив плащ, вышел наружу. Я слышала, как под его тяжёлыми шагами заскрипел гравий, а потом из темноты донеслись голоса. Мужчины говорили грубо и агрессивно, перебивая друг друга, и в их словах ощущалась угроза. Через секунду крики становились всё громче. Мне показалось, что завязалась драка – звуки ударов и рваных движений заставили меня напрячься.

Я не могла сидеть в повозке, как зритель в сторонке. Что-то внутри меня требовало действовать. Я распахнула дверь и выбежала на улицу, чувствуя, как вечерний воздух хлестнул по лицу своей холодной остротой. У входа в лесопосадку, в неярком свете фонаря, развернулась сцена, которая никак не укладывалась в моей голове.

Отец… он бился с двумя мужчинами. Они были крупнее его, одеты в тёмные одежды, скрывающие лица. Их движения были резкими, а удары беспощадными. Один из них замахнулся длинным кинжалом, и только опыт отца позволил ему уйти от удара. Кучер лежал неподалёку, ссутулившись у колеса повозки. Лошади ржали, вырываясь из упряжи, словно чувствовали опасность, исходящую от нападавших.

Моё сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Дыхание перехватило, и мне понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать, что я стою посреди этого хаоса, полностью безоружная. Я сделала шаг вперёд, не в силах просто наблюдать, но вдруг резкая, пронзительная боль пронзила мою голову.

Мир вокруг меня начал кружиться, словно кто-то сорвал полотно реальности и замотал его вокруг меня. Голоса становились всё тише, звуки драки растворялись, как в тумане. Я пыталась ухватиться за что-то, но ноги будто утратили опору. Мрак начал окутывать меня, и последнее, что я видела перед тем, как погрузиться в темноту, был силуэт отца, уверенно сражающегося за нас.

Я очнулась в кромешной тьме. Голова раскалывалась, а в ушах стоял глухой шум. Пространство вокруг было наполнено чужими, сдавленными рыданиями – жалобными, надломленными. Где я?

Я дернулась, но запястья и лодыжки были скованы холодным металлом. Цепи? Паника сжала грудь ледяными пальцами. Я снова дернулась, на этот раз сильнее, но звякнули лишь беспощадные оковы.

Воспоминания ударили по мне, как ледяная волна. Последнее, что я видела… Отец. Он дрался, отчаянно отбиваясь от мужчин, их лица скрывались в тенях. Что с ним? Он выжил? Или… Нет. Я не могла думать об этом. Потом удар – резкая вспышка боли в затылке – и темнота.

– Где мы?.. – мой голос прозвучал глухо, срываясь на хрип. Глаза медленно привыкали к тусклому мраку.

Рядом кто-то шевельнулся. Женщина с ребенком. Девочка – совсем маленькая, лет пяти. Она прижималась к матери, спрятав лицо в её груди, словно надеялась стать невидимой. Женщина всхлипнула, попыталась говорить, но голос предательски дрожал:

– Мы… мы на корабле…

Волна. Качка. Я почувствовала её лишь теперь, когда слова обрели смысл. Меня замутило. Нас увозят. Куда? Никто не знал.

Скрипнула дверь. В темноту ворвался дневной свет, болезненно обжигая глаза. Я зажмурилась, затем приоткрыла их, пытаясь разглядеть остальных пленников. Нас было много – пятнадцать, может, двадцать человек, только женщины и дети. Все сбились в кучу, прижимаясь друг к другу. От холода? От страха? Или от обречённости?

Я сжала зубы, стараясь не поддаваться панике. Надо что-то делать… Но что?

– Готовьтесь, скоро причалим, – прогремел грубый голос.

Я вздрогнула. Звук был низким, резким, будто треск старого дерева на ветру. В проеме двери вырисовывалась массивная фигура. Свет падал на его лицо, выхватывая грубые, словно вырубленные топором, черты. Густая борода скрывала часть подбородка, но даже так его оскал был хорошо виден.

Он был огромным – широкие плечи, тяжёлые руки, словно кувалды. Взгляд его скользнул по нам безразлично, как по товару, а затем задержался, оценивая.

Меня прошиб холодный пот. Что нас ждет? Что значит «готовьтесь»?

По углам зашевелились женщины, кто-то закрыл лицо руками, кто-то вцепился в ребенка, сжав его в панике. В воздухе повисло напряжение, тяжелое, удушающее, как липкая морская сырость.

Корабль снова качнуло, дверь захлопнулась, унося с собой полоску света. Мы остались в темноте, но теперь внутри поселился страх.

Нас вывели, словно скот на убой. Цепи на ногах звенели при каждом шаге, мешая идти, вынуждая семенить по сырой земле. Запястья тоже стянуты железом, холодным, безжалостным.

Резкий свет ударил в глаза, и я невольно зажмурилась. После долгих часов в темноте солнечные лучи казались нестерпимыми, обжигающими, словно пытались прожечь кожу.

Я ожидала увидеть порт – шумный, полный людей, кораблей, грубых приказов, запаха рыбы и соли. Но вместо этого перед нами раскинулся пустынный берег.

Вокруг валялся мусор: обломки древесины, потрепанные сети, пустые бочки, занесенные песком. Земля заросла высокой, неухоженной травой, в некоторых местах корни рвали почву, показывая, что здесь давно не ступала нога человека.

Этот берег был заброшен.

Но если нас привезли не в порт… что это значит? Страх сжал грудь ледяными пальцами.

Мужчин было десять. Они окружили нас плотным кольцом, не давая сделать и шага в сторону. Каждый из них выглядел по-разному: одни были массивными, с мясистыми руками и толстыми шеями, другие худыми, жилистыми, примерно моего роста. Но всех объединяло одно – их взгляды. Холодные. Бездушные.

Мы остановились у дома. Заброшенного, обветшалого, с прогнившими досками и покосившейся крышей. Здесь явно давно не жили. Дверь заскрипела, когда самый крупный мужчина – тот, что объявил о причале, – зашел внутрь, за ним последовали двое худощавых. Остальные остались с нами, бдительные, напряженные, будто ждали команды.

– Я хочу в туалет… – раздался тонкий детский голос.

Маленькая девочка, та, что пряталась у матери на корабле, тихо потянула женщину за рукав. Её голос дрожал, но в глазах светился страх, а не обычная детская капризность.

И тогда меня осенило.

Мысль вспыхнула, как искра в темноте. План начал стремительно складываться в голове.

– Мне нужно исправить нужду, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.

Я обратилась к одному из мужчин, тому, что был меньше остальных. Если все пойдет по плану, я смогу с ним справиться.

Он бросил на меня взгляд – равнодушный, пустой – и тут же отвернулся, словно я была надоедливой мухой.

Какая наглость.

– Я хочу в туалет, – повторила я более настойчиво, глядя прямо на него. Если он думал, что я просто так сдамся, то сильно ошибался.

– Под себя сходи, – фыркнул он, даже не удостоив меня второго взгляда.

Я почувствовала, как мои брови сошлись на переносице. Он это серьезно?

– Дол, отведи ее в кусты, – раздался голос из дома.

Я повернулась на звук. В дверях стоял тот самый брутальный мужчина, что командовал остальными. Он оглядел нас с пренебрежением, словно смотрел не на людей, а на грязь под ногами.

– Не хочу вони, – добавил он холодно.

Я спрятала вспыхнувшую на лице улыбку. Отлично. Шанс появился.

Мне наконец-то освободили руки и ноги. Оковы с лязгом упали на землю, но на бледной коже остались красные следы – глубокие, ноющие, словно цепи все еще сжимали меня.

Мужчина потянул меня за руку, вынуждая двигаться быстрее. Мы прошли немного вглубь леса, но далеко он меня не увел – всего несколько шагов от остальных. Мы остановились у кустов.