Жестокое солнце

Мужчина лежал на боку, дышал редко и хрипло. Руки прижимал к груди, словно пытался защитить что-то. Но его ладони были пусты, а лицо с тем самым выдающимся носом – залито кровью. Рут присела и ощупала его голову, путаясь пальцами в длинных темных волосах. Вроде череп цел – тогда откуда кровь? Но надо было принять решение быстро – спасать его или добить? Потому что на запах человеческой крови сюда сейчас сбегутся, сползутся и слетятся все чудища Темнолесья.

Рут попыталась найти гербовую цепь, перстень – хоть что-то. Но заметила только простую, добротную черную одежду, мягкие кожаные сапоги. Даже оружия не было.

Она оттянула веко незнакомца – глаза еще не стали бельмами, значит, спор Дьяволова гриба он не вдыхал. Проверила зубы – нормальные, не вампир. Сердце бьется, а за ушами и на сухожилиях нет надрезов, значит, не поднятый мертвец.

Рут выругалась, огляделась, но рядом не нашлось обычного кустарника, а ломать ветки с Ходячих деревьев – означало подписывать себе смертный приговор без отсрочки. Она сбросила плащ и с трудом перекатила тяжеленного, как бык-производитель, мужчину на ткань. Затем попыталась уложить его в позу новорожденного, подогнув длиннющие ноги и руки, и завязать вокруг него концы ткани, чтоб вышел мешок.

Однако у нее не получилось. Рут все сильнее тряслась от страха. Она рискнула обойти холм, бросив укрытого ее плащом мужчину в одиночестве: сожрут так сожрут. Удача ей улыбнулась – за Ходячим деревом пряталась обычная чахлая березка. Рут сломала ее несколькими ударами ноги и притащила с собой. Очистила от веток и наскоро обтесала ножом, который всегда носила с собой, чтоб сделать из березки и посоха нечто вроде полозьев. Веточки березки пошли на поперечины, а бечевка, чтоб все это закрепить, у Рут была с собой. Подсунула импровизированные шесты под мужчину, который сейчас лежал на ее плаще, закрепила концы плаща. А затем впряглась в эти «санки».

Возилась Рут около часа. Как раз когда она справилась, из-за облаков снова вышла луна и залила лысую гору мертвенным бледным светом. «Солнце мертвецов», – вспомнила Рут старую присказку, пока, пыхтя, тащила мужчину. Он несколько раз скатывался, и Рут догадалась привязать незнакомца ремнями, своим и его. Ругала себя за мягкотелость, думала, что он все равно умрет, но продолжала упрямо тащиться вперед, чувствуя, как дрожат руки и ноги и болит спина. С трудом отбилась от кровососущих щупалец, нарушила один из ведьминых кругов и едва отговорилась от рассерженных фей-крошек. Пообещала им до зимы приносить мед на опушку.

Когда впереди показалась почти сплошная стена стволов, отмечающая границу леса, Рут устало присела. Мышцы горели, по лицу градом катился пот, и одежда вся мокрая, хоть выжимай.

Вдруг по стволу, к которому она прислонилась, прошла рябь. Рут взвизгнула, а деревья закачались, из земли поползли их корни. Сегодня была Ночь Движения!

Рут плюнула на волокушу, схватила мужчину за плечи и протолкнула в щель между двумя самыми медленными деревьями – те, видимо, не до конца проснулись. Сама выскочила следом, и дальше ей повезло – передний край чудовищных стражей уже начал движение, а задние ряды только просыпались, и места было чуть больше. На чистой от скверны земле Рут ножом очертила круг, где едва хватило места ей и полудохлому незнакомцу. А потом прижалась к нему покрепче в поисках тепла, стуча зубами на холодном ветру, и наблюдала, как Темный лес продвигается вперед. Корни огибали круг, словно натыкались на незримую преграду.

Когда начало светать, Ходячие деревья остановились. И на этот раз сомкнулись не вплотную – словно тропку для Рут оставили. Она осторожно выбралась за черту и, стараясь не касаться деревьев, их ветвей и корней, прокралась к волокуше – плащ корни порвали, но полозья еще были пригодны.

К восходу солнца Рут притащила бессознательного мужчину к порогу своего трактира. Она так вымоталась, что уже не стеснялась возможных свидетелей ее «ведьминской» прогулки.

Долго и яростно колотила посохом в двери, пока ей не открыл заспанный Филоний. Его глаза расширились, когда он увидел ее без уродливых нарывов на лице, но Рут без слов дала ему оплеуху – и за то, что долго шел, и потому, что даже не спросил, кто там, вот беспечный придурок. Филька помог Рут занести незнакомца на второй этаж, в свободную комнату – самую лучшую, и устроить на кровати. Потом Рут отправила слугу к знахарке Марухе, а сама поставила воду на огонь и стала стаскивать с раненого одежду.

Голых мужиков Рут уже видела, да и трепетной девственницей не была. Но рост и мускулы этого конкретного человека поражали воображение. Правда, тело походило на карту из десятков шрамов, больших и маленьких. Ну точно – воин. И не из знати – те могли себе позволить не воевать в первых рядах, а этот мужчина словно и не вылезал из сражений.

Через шею до груди идет тонкая красная линия. На шее белая толстая полоса, словно его вешали, да не повесили. На плечах несколько крупных заживших ран, а на предплечьях сотни мелких полустертых порезов. Через ладони идут полосы, словно он хватал раскаленные лезвия голыми руками, на животе крестообразный шрам, как будто пытались выпотрошить, на бедре явный большой ожог, словно горел живьем… Считать – не пересчитать.

Кроме того, как Рут ни избегала об этом думать, она заметила еще кое-что: почти безволосый из-за шрамов, мужчина обладал немаленьким «достоинством», даже в спокойном состоянии. Ну чисто жеребец!

А еще он показался ей красивым. Лицо было чистым – ни шрамов, ни переломов, ни следов болезни. Волосы длинные, черные, густые – любая девка обзавидуется. Даже вились слегка. Профиль как с монеты, хоть нос крупноват для узкого лица. Наемник был бледный весь, значит, не на солнце время проводит, а его большой рот казался ярким, будто накрашенным. Зубы белые, прямо волчьи, и все на месте. И ногти – аккуратно обрезанные и без грязной каемки.

С собой у незнакомца не нашлось ни гербов, ни вензелей, ни фамильных украшений. Штаны, рубаха, камзол с ремнем, да сапоги – вот и все богатство. Безземельный наемник или преступник, взять с такого нечего, даром что красивый. Рут вздохнула, ругая себя. Чуть не погибла, и все из-за шрамированного придурка, который не заплатит ей ни серебрушки. Ладно, она попросит его помочь с починкой крыши, и хватит с нее.

Рут не нашла у гостя свежих ран, несмотря на пропитанную кровью одежду. Она как раз успела смыть с мужчины кровь, приладить воск себе на лицо, и вливала «гостю» в рот воду по маленькой ложечке, когда вошла сгорбленная и сморщенная старушка – деревенская знахарка Маруха. Она была похожа на хищную раскормленную крысу на задних лапах в ворохе тряпья.

– Вылечи его. Плачу вдвое, – скомандовала Рут без приветствия, поскольку недолюбливала добренькую бабульку и специально была с ней невежлива.

Маруха полой накидки протерла окуляры своего громадного пенсне, затем неторопливо достала сушеную веточку лаванды, зажгла и давай ходить кругами возле кровати с голым мужиком в глубоком обмороке. Еще и какой-то наговор заунывный читала неразборчиво. Рут, хоть и не зналась с ведьминским колдовством близко, подозревала, что это лишь антураж, призванный дурачить деревенских простачков. Но Маруха внезапно прервалась на полуслове, еще раз потрогала окуляры и опустила чадящую веточку.

– Что не так? – раздраженно поинтересовалась Рут.

– Убей его, – просто ответила старушка.

– Что?! – Рут решила, что ей послышалось.

– От него истинной Тьмой воняет за сорок лиг, – Маруха бросила лаванду на пол и затоптала огонек деревянным башмаком. – Черный маг или кто похуже. И не ранен он, а истощил силы. Давай, перережь ему горло, пока он слабее котенка, иначе бед не оберешься! И прикопай в лесочке или свиньям скорми. Или сожги на заднем дворе. А лучше отпили голову и похорони отдельно.

– Совсем из ума выжила, старая? – Рут уперла руки в боки. – Не можешь ничего сделать, так проваливай, и я тебе ни гроша медного не заплачу! Шарлатанка!

– Мое дело предупредить, – Маруха пошла к двери. – Он и сам помрет, и тебя в могилу с собой потащит. Живьем. И все косточки твои-то пообглодает!

Рут пожелала ей вдогонку в выгребной яме утонуть. А сама села в ногах постели, еще раз посмотрела на мужчину.

– Говорит, ты принесешь мне несчастье, – совершенно по-детски пожаловалась. – И что мне с тобой делать?

Тот, конечно, не ответил ничего. Рут тяжко вздохнула, накрыла его пуховым одеялом и спустилась вниз. Заварила целебное питье из семижды семи травок, которому еще Ласло научил, остудила, снова поднялась в комнату, где лежал незнакомец.

– Интересно, как тебя зовут? – вслух спросила. – Ну вот, я совсем чокнулась, разговариваю с без пяти минут трупом!

Попыталась напоить «гостя» отваром. Вскоре вся простыня была в зеленоватых пятнах, но полчашки Рут в него влила – он инстинктивно глотал, хоть и был без сознания. Остальное сама выпила – для успокоения. Принесла свой гребешок и принялась расчесывать мужчине волосы, спутанные после путешествия по лесу.

– Ты красивый, – проговорила, осторожно разбирая черные локоны. – Хорошо бы еще добрый был или хотя бы справедливый. Не чувствую от тебя никакой тьмы, живи уж, разрешаю.

Она бы еще сидела и болтала, но в дверь постучал Филоний, один он не мог управиться. Рут прокляла чернявого лентяя, пожелав, чтоб того Черные легионы забрали, и спустилась вниз. Пока за завтраком проследила, пока купцов и их прислугу накормила и припасы им продала, пока гоняла Фильку дрова рубить, а подавальщицу убираться – уж и полдень настал. Наказав ее не будить до вечера, Рут отправилась к себе. Она на ходу зевала и терла глаза кулаком. На половине дороги вспомнила, что надо бы проведать раненого, и развернулась, несмотря на боль в мышцах и страшной силы желание лечь спать прямо на полу.

Вошла в комнату, склонилась над мужчиной, с любопытством разглядывая синеватую тень колкой утренней щетины вокруг губ, изогнутых как охотничий лук. Дыхание незнакомца было ровным, обморок стал чем-то вроде глубокого сна.

Рут еще раз заглянула под одеяло – вроде как ожог на боку посмотреть, и шрам на груди, как будто ему пытались выдрать сердце, но любопытный взгляд ее предательски съезжал ниже… Она услышала тихий вздох, быстро опустила одеяло и снова глянула в лицо вынужденному гостю. Его густые ресницы дрогнули раз, другой, и Рут уставилась в красивые глаза – с темным как ночь зрачком и двойной радужкой – коричневой и золотой. Как вдруг незнакомец молниеносно схватил ее за горло!

Сразу в дом свой пригласите вы его, да поскорей

Много зла и коварства таится кругом,

Ты друзей не найдешь в этом стаде людском.

Каждый встречный тебе представляется другом,

Подожди: он окажется лютым врагом.

Омар Хайям

Рут всегда боялась смерти от удушья. Когда сдавливает горло, шумит в ушах, а глаза вот-вот вылезут из орбит, и легкие горят, но вдохнуть воздуха нельзя. Ее уже пытались придушить и изнасиловать, тогда барского конюха прогнал Ласло. Еще и проклял – тот на следующей же неделе попал под копыта взбесившегося жеребца. Но от спасенного ею человека Рут не ожидала нападения, и сейчас пыталась оторвать его руку от своего горла. Наконец догадалась ударить в плечо сложенными щепотью пальцами – прямо в болевую точку.

Мужчина коротко охнул и разжал руку, Рут смогла отскочить. Она удержалась на ногах, но согнулась почти пополам, восстанавливая дыхание и кашляя.

– Дурак! – прорычала.

– Кто ты такая? – незнакомец каркал, словно ворон, да и выглядел так же. Глаза почти круглые, нос длинный, волосы топорщатся перьями. Видно, что на попытку задушить потратил почти все свои силы и сейчас был едва ли опаснее ребенка.

– Добрая фея! – Рут выпрямилась и привычно уперла руки в боки. – Благодари давай, а то прокляну! – вспомнила, что воск на лице остался, но почему-то не обрадовалась.

– Что тебе нужно? Золота захотела? – незнакомец попытался сесть.

– О да, как вижу оборванца, так сразу тащу его к себе и пытаюсь найти золото в его штанах! – Рут рассмеялась против воли.

– А если у меня есть золото? – почти обиженно спросил мужчина.

– Отлично, засунь его себе в задницу! – Рут презрительно хмыкнула. Она немного успокоилась и даже почти перестала сердиться. Может, этот красавец по жизни настороже, спит вполглаза с ножом за пазухой. Мало ли, как он вообще в Темнолесье попал, вдруг враги помогли.

– Где я? – незнакомец снова сделал попытку сесть, но безуспешно. Он прикрыл глаза, пережидая головокружение и дурноту.

– У меня в гостях, – Рут съязвила, понимая, что мужчина может оказаться не простым наемником и не стоит его оскорблять, но сейчас ей было все равно. Да и не встречала она никого из высшей знати за пять лет жизни на краю света. Разве что дворяне местные иногда заезжали.

– Где это «в гостях»? – незнакомец снова открыл глаза, налитые кровью. Взгляд не обещал Рут ничего хорошего.

– Моя очередь задавать вопросы! – Рут решительно вынула охотничий нож из ножен, села в ногах кровати.

– Зачем тебе нож? – не утерпел мужчина.

– Чтобы ты видел серьезность моих намерений. Еще раз полезешь – нос отрежу, – пригрозила Рут, – или яйца.

Глаза его полыхнули гневом, но незнакомец молча ждал продолжения.

– Меня зовут Рут, я хозяйка трактира у самой границы Темнолесья. Вчера я нашла тебя в лесу и притащила к себе домой, – Рут выдала эту тираду и остановилась отдышаться. – Считай, спасла, потому что деревья ночью опять ходили.

Гнев в глазах незнакомца сменился любопытством и недоверием.

– Зачем ты меня спасала? – проговорил он.

– Потому что я добрая фея, – Рут хихикнула. – И не могу пройти мимо тех, кто в беде.

– А пожалеть об этом не боишься? – спросил незнакомец. Появилось в его интонации и взгляде что-то неприятное, липко-ледяное, как страх темноты.

– С чего бы? – Рут хорохорилась. – Ты слабее котенка сейчас. Зарезать и прикопать тебя я всегда успею!

– А что хочешь в уплату за помощь? – мужчина снова собрался торговаться.

– Помоги мне починить крышу, и будем квиты, – Рут улыбнулась, на этот раз вполне искренне.

– И все? – Мужчина поднял бровь, и Рут невольно засмотрелась. Он настолько отличался от окружения, к которому она пять лет привыкла, что Рут едва не начала расспрашивать о его жизни. Но так нельзя: захочет – сам расскажет.

– Можешь еще конюшню вычистить, – пожала она плечами. – Мой слуга ленив сверх меры и не справляется. Как звать-то тебя?

После слишком длинной паузы мужчина ответил:

– Тан.

Рут подавила очередную улыбку. Ну, если он Тан, тогда она и вправду фея. Не хочет говорить имя – Светозарный ему судья. Он может быть и дезертиром, как Филоний, и преступником, и личным недругом страшного Черного магистра…

– В уборную, – прервал ее мысли Тан. – И быстро.

– Я тебя еле дотащила до дома и не намерена повторять этот подвиг! – Рут выдвинула из-под кровати деревянный тазик, потянула с гостя одеяло. Тан смешно вцепился в него.

– Будто барышня в первую брачную ночь, – Рут снова принялась его дразнить. – Давай, чего я там не видела? Я же тебя обмывала, ты весь в крови был. Просто сделай свои дела в тазик.

На обычного наемника Тан все-таки не походил. Те готовы достать свой стручок везде, а для него простое предложение помочиться при женщине очевидно низкого сословия вызвало настоящие трудности.

– Я не смотрю, – успокоила его Рут. Она уже, почти что против воли, размечталась, чтоб это был какой-нибудь младший княжеский сын. Он поможет ей найти мага, тогда она вернется домой и забудет все, как страшный сон.

– Готово, – Тан держался спокойно, но порозовевшие скулы его выдавали. – Что с твоим лицом?

И дотронулся до ее щеки. Рут дернулась, чуть не расплескав содержимое тазика на кровать.

– Я уродина, – как можно более уверенно заявила она, – вот что у меня с лицом.

Тан вместо ответа сдернул с ее кожи комочек воска и показал ей.

– Ты не уродина, ты лгунья, – фыркнул.

– Еще раз так сделаешь, и я выверну все, что в тазике, тебе на голову! – прошипела разъяренной кошкой Рут.

– Серьезная угроза, – Тан сузил глаза и откинулся на подушки.

Рут сходила вылить содержимое, ополоснула тазик, почти не чувствуя боли в мышцах, так была впечатлена гостем. Помыла руки и налила в чашку куриного бульона, бросила в него горсть сухариков, прихватила ложку, отругала Фильку за разгильдяйство и снова поднялась наверх. Тан вроде дремал, но сразу открыл глаза на скрип двери.

– Рада, что ты никуда не сбежал, – Рут снова не удержалась от колкости. Она придвинула ногой табурет, чтобы сесть поближе. – Попробуешь удержать ложку?

Тан снова переживал приступ невероятной слабости, у него дрожали руки, поэтому Рут решила, что покормит его сама. Поднесла ложку к его губам. Тан по-детски мотнул головой.

– Ну, не упрямься, клянусь, это вкусно, – заворковала Рут. Соврала: – Знахарка сказала, тебе нужны силы. Чем раньше выздоровеешь, тем быстрее покинешь наше захолустье!

Этот аргумент подействовал. Тан приоткрыл рот, и Рут принялась его кормить. Очень аккуратно, медленно, стирая полотенцем капли бульона с его щетинистого подбородка. Мысленно уговаривала себя не отвлекаться. Но она так давно не видела мужчины с лицом без угрей и оспин, со всеми зубами – белыми и ровными, с телом воина. Сейчас она глупо желала, чтоб чашка не заканчивалась никогда.

– Еще по нужде хочешь? – спросила, стараясь успокоиться.

– Нет, – Тан тяжело вздохнул.

– Ты не стесняйся, зови, если что, – Рут поставила на столик рядом с кроватью маленький расписной колокольчик. – У меня дела.

– Почему ты мне помогаешь? – Тан снова взялся за свое. То есть за глупые расспросы.

– Допустим, от скуки, – Рут улыбнулась во весь рот. Потом вспомнила, что так улыбаться нельзя, особенно если ты трактирщица. Ласло из нее «дурные манеры» палкой выбивал. Она встала, пожелала гостю здоровья и ушла, надеясь хоть немного поспать, но легла в соседней комнате на всякий случай.

За ночь колокольчик звонил дважды. В первый раз Тан хотел по нужде, во второй раз просил воды. У него начались жар и бред, он сбросил одеяло, метался голый по кровати и не узнавал Рут, ругался на незнакомом языке. От непонятных слов веяло жутью.

Рут зажгла пять свечей, наплевав на расходы, принесла влажную тряпку и положила Тану на лоб. Накрывала его одеялом, когда он трясся в ознобе, обтирала мокрой ветошью, когда горел в лихорадке, гладила по голове, когда он ругался или умолял ее остаться, слепо глядя мимо нее. Один раз он вдруг вскинулся, перехватил ее поперек талии и швырнул на кровать, наваливаясь. Но этот порыв унес остаток его сил, и гость почти упал рядом сам, снова без сознания.

Когда Тан уснул у нее на плече, Рут со вздохом облегчения прикорнула рядом. Она надеялась, что кризис миновал.

Проснулась Рут от прикосновения к щеке.

– Еще немного, мама, – пробормотала, – сегодня выходной.

Чужая рука спустилась ниже и прихватила ее грудь с совсем не материнской лаской. Рут распахнула глаза. Тан лежал рядом, подперев щеку рукой, и водил пальцами по ее телу. Рут оттолкнула его ладонь.

– Не наглей, наемник, – проворчала, думая, что старая рубашка в пятнах от успокоительной настойки ей совсем не к лицу, что надо не подчеркивает выгодно, но при этом слишком короткая.

– Ты думаешь, что я наемник? – Тан вдруг ухмыльнулся, окидывая взглядом ее голые ноги, которые Рут тут же поджала под себя, краснея.

– Я думаю, что ты нахал, – Рут сползла с кровати и увидела, что рассвело. – О боги, как поздно!

Она опрометью вылетела из комнаты, забежала к себе за воском, который сняла на ночь, и, на ходу залепляя лицо, скатилась по лестнице. Накричала на Фильку, пнула подавальщицу, кинулась сама разжигать огонь в очаге. Полдня пролетели незаметно. И только потом Рут вспомнила, что не приносила Тану тазик. Теперь уже она побежала наверх. Ворвалась в комнату и чуть не упала – голый Тан сидел на кровати и выглядел куда лучше, чем день назад.

– Не хочешь подойти поближе? – Тан продемонстрировал в улыбке острые зубы.

– Нет, – Рут занервничала. – Что, уже лучше?

– Намного, – Тан снова улыбнулся. – Твоими молитвами.

– Ага, ночь не спала, поклоны у алтаря била, – Рут фыркнула, неловко переминаясь на пороге.

– Я буду очень благодарен, если ты принесешь мне еды, – сказал Тан. Подумал и в третий раз ухмыльнулся: – Я больше не буду тебя душить.

Рут отвесила издевательский поясной поклон, развернулась и отправилась на кухню, нарочно громко топая. Налила миску похлебки погуще, взяла свежего хлеба, который сама пекла, поставила на поднос еще и кружку ромашкового отвара. Всю снедь притащила наверх и снова застряла в дверях. Тан за это время не только сумел встать на ноги, но и нашел тазик, который Рут давала ему вместо ночного горшка. Но по-прежнему был голый.

– Ты не мог бы прикрыться? – раздраженно спросила Рут.

– Где моя одежда? – задал он встречный вопрос.

– Сушилась, ее постирали, она же в крови была, – немного растерялась Рут. – Сейчас принесу.

Тан шагнул вперед и взял у нее поднос. Но не поблагодарил – то ли не умел, то ли принимал как должное. Рут сразу отступила на безопасное расстояние.

– Принеси мне воды умыться и гребень, – скомандовал он, сел на кровать и принялся воздавать должное еде.

Рут принесла и воды, и гребень, и одежду с сапогами. Пока она бегала, Тан уже расправился с похлебкой. Он без возражений натянул штаны, умылся, прополоскал рот. А потом поймал Рут за рукав и потянул к себе. Рут содрогнулась, ощутив его настоящую физическую силу. Этот мужчина мог бы легко сломать ее напополам или свернуть ей шею. Наверное, стоило и правда прикопать.

– Отпусти меня! – потребовала она, приготовившись дорого продать свою жизнь и честь.

Тан провел пальцами по ее лицу, стряхивая воск на пол.

– Прекрати, мне придется делать все заново, – Рут попыталась выдернуть руку.

– Зачем ты себя уродуешь? – спросил Тан, не обращая внимания на ее попытки вывернуться.

– Чтобы такие как ты не приставали! – Рут действительно рассердилась.

Внезапно Тан отпустил ее.

– Расчеши мне волосы, – приказал.

– А волшебное слово? – спросила Рут.

– Какое? – Тан искренне удивился. – Я не знаю заклинания, которое держало бы волосы в порядке.

– Когда чего-то просят, говорят «пожалуйста», – Рут скрестила руки на груди.

– Пожалуйста? – Тан, судя по тону, забавлялся.

– Сядь, – в свою очередь скомандовала Рут и взялась за гребень.

За ночь, которую Тан провел в жару и бреду, его темные, слегка вьющиеся волосы снова спутались. Рут аккуратно собрала их и принялась расчесывать с концов. Пару раз она больно дергала его пряди, но Тан не жаловался. Когда она закончила, то лишний раз провела по его волосам рукой.

– Хотела бы я иметь такие волосы, – сказала Рут, чтобы не молчать.

– Что я тебе, значит, должен? – Тан повернул голову, оказавшись вдруг к ней так близко.

– Крышу, – Рут кашлянула, – починить. Там в одном месте черепица провалилась и…

Тан ее поцеловал. Бесцеремонно, без спросу, прихватил ее за косу и впился в рот. Должно быть, привык брать все, что видит и хочет. Но Рут буквально ощутила, каково это – когда тело тебя предает. И она подумала – почему нет? Тан красив, она ему понравилась, он скоро уйдет. А чтоб не забеременеть, есть специальные травки. Она ведь ни на кого не глядела с тех пор, как попала сюда.

И Рут ответила на поцелуй. Лизнула его и заметила, что он удивился. Прихватила зубами его нижнюю губу, перебралась к нему на колени, чувствуя его твердую радость, послушно приоткрыла рот. Он крепко сжал ее, вызывая во всем теле горячую дрожь. И они яростно целовались, пока хватало дыхания. Их прервали вопли Фильки с нижнего этажа: тот звал Рут.

– Вот придурок, чтоб его твари сожрали! Мне нужно бежать, но мы еще не закончили, – улыбнулась она. – Рада, что ты пошел на поправку.

– Если уйдешь, то пожалеешь, – непонятно проговорил Тан. Может, угрожал, а может, так заигрывал.

– Если дождешься вечера, то тебе понравится, – в тон ему ответила Рут и убежала.

Внизу мельник повздорил с кузнецом, потому что кузнец в его пиво плюнул. Все это вылилось в пьяную драку. Пока Рут наводила порядок, торговалась с виновниками за ущерб и присматривала за ужином, прошло несколько часов. А она все вспоминала тот поцелуй, самый сладкий в ее жизни. Сразу к гостю не пошла, сначала причесалась, содрала воск с лица и умылась.

Однако комната Тана была пустой. Пропали он сам и его одежда, и только раскрытое окно печально хлопало створками на вечернем ветру. «Ушел», – поняла Рут. Ей стало горько – даже ради обжиманий с хозяйкой трактира не задержался. Конечно, это к лучшему. Но слезы все равно потекли. Так она и состарится в проклятой глуши, если раньше тут все Черные легионы не сожгут. И гость был прав – она пожалела, что не осталась днем.