Гнев Тоурба

– Говорит, что на его обоз напал зверь, – продолжил Джая.

– Снова волки? – предположила я, припоминая о случае пару месяцев назад.

Друг коротко пожал плечами и натянул поводья, чтобы следовать, как положено для раба, позади хозяина. Мы уже достаточно приблизились и не стоило привлекать излишнее внимание.

Один из стражников, стоящих позади крайней повозки, оглянулся на нас, поправил фуражку за козырёк и недовольно сощурился. В его руке был переносной фонарь, которым он светил во внутрь повозки, чтобы рассмотреть содержимое. Он поднял его повыше и протянул в нашу сторону, чтобы разглядеть лица.

– Говорю вам, мы потеряли половину обоза. Эта тварь загрызла пять овец и двух лошадей, разнесла повозку с чаем и зерном из Берчура и повозку с шелками. Вы хоть представляете сколько всё это стоит? – горячо возмущался чуть в стороне полноватый мужчина перед стражником со сверкающей в свете лысиной.

– Что-то не складывается. Раз вы едите из Берчура, то как оказались у восточных ворот? – с явным сомнением хмыкнул второй, крутя в руках свою фуражку.

Мужчина с фонарем шагнул нам навстречу, и мы остановились, объехать повозки не представлялось возможным, с обоих сторон от них сновали другие стражники и возничие. Заметив, что на белой фисе Джая нет «имени», он нахмурился и осмотрел меня с явным недоумением. Я уже привыкла к подобным взглядам, моё предпочтение мужским брюкам и рубашкам вместо платьев госпожи всегда вызывало у людей недоверие в моей принадлежности к знатному роду. Обычно никто из жителей Вошасы не требовал подтверждения моей личности, опасаясь ненароком оскорбить ноа, если я действительно ей окажусь. Но вот городские стражники вполне на законных основаниях могли потребовать нефритовую табличку моего рода, чего бы мне сейчас очень не хотелось. Городская стража полностью подчиняется роду Фурош, и чем меньше людей знают о моём ночном визите в Вошасу, тем лучше.

Я молча ждала решения стражника, чтобы не раздражать его своим нетерпением, и невольно прислушивалась к продолжению разговору.

– Так эта тварь выскочила навстречу, накинулась на лошадь и разворотила первую повозку в прах. Затем перекинулась на две следующие. Некуда было деваться, мы развернулись и гнали до развилки. Там свернули по объездной, – размахивая руками и тараща глаза, рассказывал возничий.

– Что? Даже не попытались отбить товар? – хмыкнул лысый.

– Ты вообще меня слушал? Я уже который раз тебе говорю: эта зверюга была огромная. Она одним ударом опрокинула гружённую повозку, да и у нас нет никакого оружия. Как нам было отбивать товар? Повезло, что она за нами не погналась и целыми ноги унесли, – сокрушался мужчина.

– Эй, разойдитесь там. Пусть проедут, – вдруг крикнул стражник, стоящий перед нами, оглянувшись через плечо. Я вздрогнула от неожиданности и вцепилась сильнее в поводья, но поняв, что это он про нас, незаметно выдохнула.

Люди справа от повозок тут же послушались и освободили нам путь. Я не стала медлить и направила лошадь к воротам, Джая следовал за мной. Но когда мы поравнялись с первой повозкой, я ужаснулась. Серый тент, служащий защитой от дождя, был искромсан и свисал клочьями по бокам, а ящики и сундуки вместе с их содержимым были разбиты в щепки и представляли собой месиво. Бедро запряжённой лошади рассекали четыре параллельные глубокие бороздки ран с большим расстоянием друг от друга, уже смазанные заживляющей мазью.

– Проезжайте! – крикнул позади стражник, поторапливая нас. Я пришпорила лошадь и нырнула в арочный проход.

Как только мы отъехали на достаточное расстояние, я обернулась к Джае.

– Ты видел это? Кто мог подобное сделать?

– Определенно не волки. Но мы здесь не для того, чтобы выяснять это, – он отрицательно качнул головой, напоминая мне, что у нас есть более важные дела, чем утоление моего любопытства.

– Неужели тебе даже не интересно?

– Амала, – очень тихо, предупреждающе проговорил друг, смотря мимо меня.

Я сразу же развернулась и заметила далеко впереди трёх всадников, движущихся нам навстречу. Люди с такого расстояния не смогли бы расслышать наш короткий разговор, но если Джая предостерёг, то среди них есть фарух, а это значит, что среди них может быть и ноар. Конечно при встречи господам знатных родов необязательно представляться друг другу, но если один из них захочет узнать кто перед ним, отказ будет равнозначен оскорблению. Висящая на золочённом шнурке и спрятанная под рубашку нефритовая дощечка с моим именем вдруг как будто отяжелела.

Когда между нами осталось около двадцати шагов, в тусклом свете ближайшего фонаря я рассмотрела двух мужчин и фаруха в абсолютно белой фисе, как у Джаи.

По середине ехал довольно рослый мужчина, облачённый в чёрный офицерский китель, а в ехавшем справа от него по типичной фуражке я распознала городского стражника. Не трудно было догадаться, кто именно из них хозяин, как выяснилось вблизи, фаруха-женщины. Я узнала её, эту рабыню мы видели днём на торговой улице.

Не стоило смотреть на лицо её хозяина. Наши глаза сразу же встретились, и его внимательный взгляд пронзил меня насквозь. Озноб скользнул вдоль позвоночника от ощущения, словно офицер видел все сокрытые тайны, перебирая их словно колоду карт. Я впилась ногтями в ладони и кивнула, мысленно вознося молитву Тоурбу, чтобы этого короткого приветствия оказалось достаточно. Затаив дыхание, я ждала ответной реакции, как того требовали правила этикета, но мгновения растягивались, расстояние между нами сокращалось, а ноар продолжал с неким подозрением взирать на меня.

Когда между нами осталось всего пара шагов, мужчина наконец-таки медленно склонил голову, не отрывая от меня взгляда. Его светло-русые волосы упали на лоб, сверкнув в тусклом свете влагой. Видимо, его потревожили во время принятия ванны по срочному делу, раз он не успел высушить волосы. Почему-то мне думалось, что возможно только его спешка и уберегла меня от необходимости называться.

Выдохнуть с долей облегчения я смогла только, когда они остались далеко позади. Но я не рисковала ни заговорить с Джаей, ни оглянуться, опасаясь, что рабыня-охранница наблюдает и прислушивается. Поэтому до пьяного переулка, где располагалась гостиница «Улей», владелец которой мне был нужен, мы доехали в полном молчании.

Двери заведения всегда были открыты, но за стойкой в столь позднее время естественно никого не оказалось. Я два раза стукнула по блестящему металлическому звонку на столешнице, и сразу же услышала скрип половиц на втором этаже, а следом по узкой лестнице к нам спустился хозяин «Улья». Он остановился на последней ступени и, потерев кулаками заспанные глаза, уставился на нас.

– Что ж тебе, ноа, не спится в столь поздний час? – Взъерошенные после сна густые брови поползли вверх.

– Есть дело, – не ходя вокруг да около пояснила я, хотя и так было понятно, что могло меня привести к нему.

Берик помимо гостиницы владел небольшим ломбардом, расположенным в этом же здании в подвале. Последние два года я довольно часто обращалась к нему за услугами, но никогда ещё не наведывалась к нему ночью.

Мужчина поскрёб подбородок, прошёл за стойку и облокотился на неё, сложив перед собой руки.

– Ну что у тебя там? Доставай.

Джая выступил вперёд и поставил перед ним шкатулку с моими драгоценностями. Берик опустил взгляд и тут же отвёл, будто бы не заинтересовавшись. Он вновь потёр глаза, наигранно зевнул и только после этого заявил:

– Ну шкатулка обычная, ничего особенного. Хотя тут кажись позолота, – он поскрёб пальцем витиеватый узор на крышке и задумчиво уставился на палец, – двести лосс. Больше не дам.

Я протянула руку и распахнула шкатулку.

– А за её содержимое сколько дашь?

Берик оценивающе заглянул внутрь, а затем сощурив правый глаз уставился на меня.

– Ты что задолжала в азартном доме? Или в бега пустилась?

Последнее предположение заставило меня напрячься.

– Так сколько? – проигнорировав вопросы, спросила я.

Берик нахмурился и принялся доставать украшения из шкатулки, внимательно изучая каждое. Это заняло больше времени, чем я рассчитывала, но вот он вернул последний браслет в шкатулку и закрыл её.

– Тридцать тысяч лосс, – озвучил он свой вердикт, по-хозяйски положив ладонь на крышку.

– Ха-ха, – совершенно невесело проговорила я. – Я знаю, что украшения стоят гораздо больше.

– Ну иди к тому, кто заплатит больше. – Мужчина пожал плечами и отступил от стойки на шаг. Все уловки Берика чтобы занизить цену мне были прекрасно известны, но у меня не было времени втягиваться в его игры. Я берегла силы для других торгов с одним очень вредным стариком.

– Я отдам тебе драгоценности за сорок пять тысяч вместе со шкатулкой. Это, – я постучала пальцем по крышке и понизила голос, – роспись, сделанная великим мастером Бурдизом из рода Муори.

Берик с новым интересом взглянул на шкатулку. Мастерская Бурдиза и выставочный зал с его работами полностью выгорели при пожаре почти сто пятьдесят лет назад, сам творец после произошедшего помешался умом и больше не творил, а ценность оставшихся редких работ неимоверно возросла. Коллекционеры охотились за ними и предлагали баснословные суммы.

– Хорошо, договорились, – закивал мужчина и взял шкатулку в руки с очевидным трепетом. По его ошалелым глазам можно было сказать, что он уже воображал сколько денег выручит за неё. Он поспешил по лестнице в свою каморку.

Я повернулась к Джае и довольная собой улыбнулась. Он сжал губы, не испытывая какой-либо радости от моей хитрости. Шкатулка была лишь копией работы Бурдиза Муори, купленная для меня отцом во время его поездки в Дохру – самый южный город Паскума. Моя ложь несомненно раскроется, но я значительно сэкономила нам время и получила больше чем он предлагал, а настоящая стоимость драгоценностей внутри гораздо выше даже предложенной мной, поэтому немалая выгода, которую Берик получит с перепродажи, покроет все его неудобства по поводу моего обмана.

Хозяин гостиницы вернулся без шкатулки, неся в руках три увесистых кожаных кошеля. Он опустил их на стойку, на его лице всё ещё блуждала довольная улыбка, словно он только что получил огромный куш. Я сжала губы и в хозяйской манере махнула рукой Джае. Тот сгрёб мешочки со столешницы и снова отступил мне за спину.

– Что даже пересчитывать не будешь? – усмехнулся Берик, вздёрнув лохматую бровь.

– Я тебе доверяю. Ты же меня ни разу не обманывал, – пожимая плечами, задумчиво произнесла я и развернулась к выходу, но у порога оглянулась. – Тем более я знаю, где тебя искать в случае чего.

Берик нахмурился в лёгкой растерянности от отчётливого предупреждения, но мы с Джаей больше не стали задерживаться и покинули гостиницу.

– И что это было? – тихо поинтересовался друг, пока прятал кошели в сумке за седлом. – «Я знаю, где тебя искать» – передразнил он меня.

– Ничего особенного. Просто напомнила ему, что перед ним ноа, – также тихо прошептала я в ответ, пристраивая ногу в стремя. – Возможно, когда правда о шкатулке вскроется, это поумерит его пыл, и он не станет раздувать из этого шумиху.

Я вскочила в седло, Джая продолжая копошиться в сумке, неодобрительно качнул головой, но заговорил совершенно о другом.

– Скоро начнёт светать, мы сможем ускориться и добраться до поместья ещё до рассвета. До пробуждения господина. – Друг застегнул сумку и поднял взгляд на меня, когда не услышал ничего в ответ.

– Нам нужно ещё в одно место, – сглотнув ком вины, призналась я.

– Куда? – с подозрением в голосе спросил он.

– В чайную лавку.

– Зачем? – Джая озадаченно склонил голову, но затем его брови дёрнулись вверх. – Из-за карты?

– Не только… – я резко умолкла, когда буквально через здание из кабака вышел человек с ведром в руках, заметив нас, он остановился и принялся вглядываться. Джая сделал вид, что проверил ремни на брюхе моей лошади и вскочил на свою, чтобы побыстрее убраться от любопытных глаз.

Я направила лошадь в сторону торговой улицы, и Джае ничего не оставалось, как ехать за мной. Он не заговаривал со мной, даже когда мы выехали на совершенно пустую улицу, но его тяжёлый взгляд прожигал мне спину весь путь до чайной лавки. Не нужны были слова, чтобы понять о чём он думает, мы слишком хорошо друг друга узнали за годы, неразлучно проведённые вместе.

Джая попал в наше поместье, когда мне было шесть лет. Предыдущий хозяин его матери внезапно погиб, и освободившись от порабощающей силы «имени» и ограничений кодекса главенствующих приказов для фарухов, она подалась в бега вместе с малолетним сыном. Так они оказались во владениях нашей семьи. Мать спрятала его в стогу сена за конюшней, а сама увела погоню в другом направлении. Мы до сих пор не знаем, что с ней стало, но Джаю обнаружил конюх и привёл к моему отцу. Я помню тот день так чётко, словно это произошло вчера.

Худенький темнокожий мальчик не больше меня ростом, с бугристой лысой головой, брыкался и кусался в руках конюха, словно одичавший зверёк. До его появления я никогда не видела детей-фарухов, я попыталась подойти к нему, чтобы рассмотреть его небесно-голубые глаза, сильно выделяющиеся на фоне его кожи, но отец мне не позволил. Было очевидно, что над ним не властвовала сила «имени», поэтому его заперли в сарае, пока отец не примет решение что с ним делать дальше. Будучи любопытной с малых лет, я тем же вечером прокралась к месту его заточения и подглядывала через узкую щель между досками двери. Пыталась поговорить с ним, но он не отвечал, забившись в дальний угол строения, подсовывала под дверь печенья, чтобы подманить поближе, но ничего не срабатывало. Тогда я решилась поднять задвижку и зайти внутрь самой. На удивление мальчик не попытался сбежать и оставался недвижим в тени угла, а когда я осмелилась подойти ближе, то поняла, что с ним что-то не так. Я звала его и толкала, но его глаза не открывались. Испугавшись, что он мог заболеть или даже умереть, я побежала к маме и слёзно умоляла о помощи. И она не осталась равнодушна и даже пошла наперекор отцовскому запрету приближаться к мальчику. Маленький фарух оказался истощён после многодневных скитаний, но через пару дней питательной еды, чистой воды и целительного отдыха быстро пошёл на поправку. Всё это время я была рядом с ним, маме удавалось уговорить меня только на сон в собственной кровати, но с первыми лучами солнца я снова бежала в подсобку прислуги, куда его переместили из сарая. Сначала в испуге он таращил на меня свои удивительно красивые глаза, но постепенно привык к моему присутствию. Я ела вместе с ним, играла в куклы на полу у его кровати, пыталась разговорить его: вытянуть из него хотя бы слово. Он лишь молчал в ответ и вздрагивал, когда я спрашивала его имя. Постоянно присутствующая рядом ради моей безопасности мама тоже пыталась расспросить его, но он упорно молчал. На третий день в поместье заявились люди и сказали, что ребёнок-фарух принадлежит им, отец собирался отдать его. Я была слишком юна, чтобы понимать, что ожидает этого мальчика, но что-то внутри меня взбунтовалось. Когда слуга вывел ребёнка, я вырвалась из рук мамы и обхватила его руками, обливаясь горькими слезами и умоляя отца позволить ему остаться у нас. Видя мою истерику, мама тоже встала на мою сторону, и отец под нашим общим напором уступил. Он заплатил прибывшим людям выкуп как за взрослого фаруха, и те довольные выгодной сделкой ушли.

Вечером того же дня перед сном я навестила мальчика, он сидел на кровати и как только я зашла спрыгнул с неё мне навстречу, словно ждал. В его взгляде что-то изменилось, он сделал осторожный шажок ко мне и впервые заговорил, просипев имя, данное ему от рождения: «Джая». С тех самых пор мы всегда были вместе и нам не требовались слова, чтобы понимать друг друга, хватало кивка, наклона головы, взмаха руки, даже простого взгляда.

И сейчас не оборачиваясь, я знала, что Джая недоволен и сбит с толку моим решением поехать к Вахину, но самое страшное – он уже подозревает, что я ему что-то не договариваю. И на обратном пути домой он обязательно попытается выяснить что именно. Я ещё не знала, как буду выкручиваться. Врать Джае бессмысленно, он всегда распознаёт мою ложь, именно поэтому между нами никогда не было секретов, но и раскрыть ему свой план я не смогу. То, что я собиралась сделать, ему не понравится, Джая никогда не простит меня за это.

Мы оставили лошадей в ближайшем неосвещённом проулке, чтобы они не привлекали внимание у дверей чайной лавки. Джая молча снял седельную сумку и закинул на плечо. Я не дожидаясь его направилась к торговой улице, но не дошла до угла буквально шага. Друг схватил меня за локоть и, дёрнув назад в тень, прижал к стене.

Я разинула рот от неожиданности, Джая лишь прижал палец к своим губам на мой немой вопрос и осторожно выглянул из-за угла. Я медленно сдвинулась, друг поморщился, для его навострённого слуха любое моё движение шумное, но он не остановил меня и позволил высунуться на улицу. Сначала ничего кроме пустой дороги с парой ещё не потухших масляных фонарей я не увидела: ни патруля стражников, ни людей, ни огней на вторых и третьих этажах над магазинами, где часто жили сами владельцы или пускали туда постояльцев. Никакой опасности моё зрение не улавливало, пока в тёмном переулке на противоположной стороне не мелькнула тень. Я резко спряталась за углом и затаила дыхание, опасаясь, что кто-то смотрит на нас из темноты. Но Джая продолжал наблюдение, значит нас не обнаружили, я выдохнула и вновь медленно выглянула. Время шло и казалось, никаких движений в том переулке не было и человек ушёл, как вдруг высокая фигура в чёрном выскочила из тени и побежала через дорогу на нашу сторону. Мне пришлось высунуться чуть больше, чтобы разглядеть, что она остановилась перед дверью чайной лавки Вахина. Ночной посетитель опасливо заозирался, придерживая накинутый капюшон тёмной рукой, Джая положил ладонь мне на голову и затянул за угол прежде, чем он посмотрел в нашу сторону. Я вжалась в его бок, озадаченно замерев и лихорадочно ища объяснения увиденному. Зачем фаруху пробираться ночью в лавку Вахина? И почему он не почуял нас?

– Это полукровка, – прошептал Джая, прочитав мои мысли. Я вскинула голову и ошарашенно взглянула на него. – Запах отличается. И чистокровный сразу бы услышал тебя.

– Но как? Это точно не ребёнок. – Взрослая полукровка в центре столицы. Я не представляла, как она могла так долго скрываться, но ещё меня тревожило: – Что полукровка забыла в чайной лавке старика?

– Она уже внутри. Ты всё ещё хочешь идти туда? – Джая смотрел на меня, сощурив глаза.

– Теперь ещё больше, – не смогла сдержать озорную улыбку я.

Джая вздохнул и глянул наверх. Небо посветлело, осталось всего пара часов до рассвета.

– Даже если мы вернёмся до пробуждения отца и ты уклонишься от приказа, оставив лошадь за пределами конюшни, он всё равно узнает. – Я снова выглянула на улицу, чтобы не видеть хмурое лицо друга. – Ты можешь подождать меня здесь, – предложила я, хотя знала, что сейчас его меньше всего беспокоила неприязнь хозяина лавки.

Джая развернул меня к себе лицом.

– Мы можем не возвращаться.

Сначала я не поняла о чём он говорит, но когда истинный смысл слов достиг сознания, я нервно оглянулась по сторонам, сейчас не время и не место вести подобный разговор, к которому я совершенно не готова.

– Амала, – тихо позвал Джая, его пальцы коснулись моего подбородка и повернули лицо к нему. Я знала, что его голубые глаза выискивают в моих, но я не могла дать согласия и соврать тоже не осмелилась.

Одного касания к его запястью хватило, чтобы он всё понял и его пальцы отпустили меня.

– Ты пойдёшь со мной или подождёшь здесь? – отвернувшись, быстро уточнила я. Джая отступил от меня и тяжело вздохнул.

– Незачем спрашивать, заранее зная ответ, – неожиданно весело хмыкнул он и шагнул из тени проулка на улицу. – Будь рядом, – скомандовал он и не оборачиваясь пошёл вдоль витрин магазинов.

Я поспешила за ним, разглядывая белую фису на его затылке. Резкая смена настроения Джаи не сулила ничего хорошего, обычно так он маскировал своё негодование. В этот раз он определённо злился на меня.

Джая замер перед дверью чайной лавки и прислушался к звукам внутри. Я задрала голову, оба окна на втором этаже были темны. Вахин, как и большинство владельцев магазинов на торговой улице, жил над своей лавкой. Ночному визиту он точно не обрадуется, но сейчас меня больше тревожило нахождение внутри полукровки. Я всмотрелась в черноту, скрывающуюся за небольшим продолговатым окном рядом с дверью.

– Он ещё там? – прошептала я, теряясь в догадках, что полукровка может делать в чайной лавке. Разве что он заядлый любитель чая. Второго выхода не было, сзади лавку вплотную подпирала стена склада одного из магазинов. Поэтому если полукровка внутри уже заметил наше присутствие, то единственный путь к бегству проходил прямиком через нас.

– Я слышу только храп старика наверху, но она точно внутри, – ответил Джая, шагнув на ступеньку, занёс руку, чтобы постучать. Я обхватила его предплечье.

– Стой. Вахин не должен его… – меня вдруг осенило, что друг постоянно говорит «она» о полукровке, а он в таком не ошибался, поэтому я поправилась, – её обнаружить.

– У тебя есть другой способ, попасть внутрь? – Чёрные брови коснулись края фисы, а глаза вопросительно уставились на меня. – Потому что я не могу взламывать двери.

– Она только что вошла туда, – напомнила я ему. – Вор вряд ли будет запираться изнутри, – я уверенно надавила на шершавую из-за облупившейся краски поверхность, но дверь не поддалась.

– Видимо, будет, – буркнул Джая, а я попробовала толкнуть ещё раз, но результат остался тем же.

– Может она услышала наше приближение и успела запереться?

– Она заперлась сразу же, как зашла. Её шаги шумные, но поступь уверенная, – пояснил Джая, а когда я посмотрела на него, он покачал головой и добавил. – Не думаю, что она вор.

Чутьё Джаи никогда не подводило, и я безусловно доверяла ему, но всё равно направление его мысли казалось невероятным. Что может связывать презирающего фарухов вредного старика с полукровкой?

– Тогда кто она по-твоему?

– В лавке слишком много запахов, никто из нас не учуял бы её, – подкинул ещё одну подсказку Джая вместо ответа.

Мысли закрутились в голове с бешеной скоростью.

– Хочешь сказать…

– Я не знаю, что их связывает, но всё сходится к тому, что старик приложил немало усилий, чтобы скрывать ото всех эту полукровку.

Я снова глянула в тёмное окно, вспоминая, как Вахин каждый мой визит гнал Джаю из лавки и с открытым презрением относился к нему. Видя подобное, никто бы не смог заподозрить его в укрывательстве полукровки. А густые ароматы чайных сборов замаскировали её запах для чутких носов фарухов. Даже расположение лавки на торговой улице, где ежедневно собирается уйма людей, было идеальным местом: прячь на виду и никто там даже искать не подумает.

Это открытие поразило, и какая-то часть меня всё ещё сопротивлялась принимать его. Образ Вахина, заботившего о ком-то кроме себя, а тем более о полукровке, в моём сознании никак не укладывался.

– Если ты хочешь убраться отсюда до того, как начнут просыпаться первые торговцы, то стоит поторопиться, – Джая посмотрел вдоль улицы.

Когда он перевёл вопросительный взгляд на меня, я молча кивнула, он тут же негромко постучал в дверь. Затем прислушивался несколько мгновений и снова постучал. Друг глянул на окна второго этажа, и я последовала его примеру как раз вовремя, чтобы заметить мелькнувшую за стеклом тень.

Совсем скоро внутри послышались шаги и щелчок механического замка, дверь приоткрылась ровно на ширину раздражённого лица старика.

– Что надо ни свет, ни заря? – тихо возмутился он, очевидно не намеренный впускать нас внутрь. – Когда я велел явиться до полудня, это не означало, что ко мне можно припереться посреди ночи.

– Хочешь обсудить наши договорённости прямо здесь? – Я взмахнула рукой в сторону улицы в предрассветных сумерках, где из любого окна нас могли приметить.

Вахин сжал губы и насупил брови, но всё же открыл дверь перед нами.

– Что? Так испугалась, что продам карту другому? – недовольно пробурчал он и сразу же направился в заднюю комнату, как я подозревала, за той самой картой, чтобы как можно скорее избавиться от нас.

Джая прикрыл дверь и остался рядом с ней, но весь его вид выдавал настороженность. Я медленно двинулась вглубь помещения, разглядывая в слабом, проникающим через окно свете прилавки с холщовыми мешочками, словно полукровка может прятаться под одним из них. Очевидно, что если она действительно здесь обитает, то скрывается где-то за дверью, за которой только что исчез старик.

Пульс ускорился от нестерпимого желания последовать за Вахином и найти полукровку. Десятки вопросов вихрились в голове, я столько всего хотела узнать, ведь таких как она беспощадно истребляют и их невозможно встретить. Мне не хотелось упускать выпавший шанс, но я понимала, что следует поумерить любопытство, дабы не навлечь на себя ещё большие неприятности. Остановившись перед прилавком, я намеренно повернулась к ведущей в заднюю комнату двери спиной и скрестила руки на груди.