Пешком до Луны

– Папа, что всё это значит?

– Ой, так у меня и сестренка есть.

– Заткнись, Барри. Я тебе уже говорил, что еще один проступок, и ты навсегда попадешь за решетку. Где Сэм? Отвечай мне, где моя дочь?

– Черт. Так Сэм твоя дочь?

– Что… Что ты сделал с ней?! – я хотела наброситься на него. Джо сдерживал мои импульсивные порывы.

– Я-то ничего. А вот что с ней сделает он…

В следующие пять минут Барри рассказал, как было дело, и все полицейские во главе с папой отправились искать Сэмми по окрестностям. Мы с Джо побежали в сторону стоянки.

– Что за фигня происходит в моей жизни? – запыхавшись, говорила я. – Что это за Барри? И почему он назвал папу отцом?

В эту секунду я услышала тихий плач.

– Стой, Джо. Я что-то услышала.

Мы поспешили в подворотню с красным кирпичом. Именно здесь всё тогда и произошло.

– Сэм?

– Сэмми, это ты?

Плач затих.

– Мишель? – тихо послышалось из-за груды коробок.

– Сэмми! – я подбежала туда, Джо убрал все коробки. Это была Сэм. Целая и невредимая. Моя Сэм.

– Мишель! – со слезами она бросилась мне на шею. – Прости, пожалуйста, Мишель!

– Это ты меня прости, малышка. Как же мне тебя не хватало! Сэмми, моя милая Сэмми, – и я прижала её крепче.

Джо подозвал отца и весь наряд полиции. Кажется, это была лучшая секунда начавшегося нового года. И самая странная.

Глава 22

Проснувшись на следующее утро, я побрела в ванную. Уставившись в огромное зеркало над раковиной на свое заспанное лицо с размазанной под глазами тушью, я зависла минут на пять. Что происходит в моей жизни? Вот я, маленькая Мишель с испорченным макияжем, грязными волосами и тяжелым взглядом, стою на синем кафеле в своей глупой желтой пижаме с жирафами. Вчера моя младшая сестра вернулась домой из притона, в котором провела бог знает сколько. Мой лучшая подруга больше не моя лучшая подруга. Кстати, я слышала, что со следующей недели она переводится в другую школу. Не знаю почему. Да, впрочем, и не хочу знать. Алекс встречается с Эшли Мориссон. Мама с папой до сих пор в возбужденно-траурном состоянии. Дома царит мрак, тоска и неловкость. Но ведь всё наладится?

Сегодня в школу мы с Сэм поедем вместе. Я приняла душ, надела свои любимые джинсы и мягкий лиловый свитер. Украсив образ массивными фиолетовыми серьгами и розовой помадой, я собрала волосы в хвост, небрежно выпустив несколько прядей, и спустилась на кухню. Все были уже за столом. Сэм молча пила свой чай, мама с папой доедали омлет.

– Ты долго, – заметил папа.

– Сейчас выпью кофе, и можем ехать.

История с Роксаной и Барри была теперь известна всему нашему семейству. Мама долго не верила или просто-напросто не хотела верить, злилась, скандалила, потом смирилась. Она не может его бросить только потому, что двадцать лет назад он оступился и связался с такой ужасной женщиной. Он не может изменить того, что его сын стал преступником. Моя мама очень мудрая. За это я её люблю. Поэтому она так легко справляется с жизненными трудностями. Разве что, кроме побега Сэм. Но сегодня она уже чувствовала себя лучше, хотя и выглядела слегла подавленной.

Барри посадили в тюрьму. Совсем скоро будет суд по нескольким статьям, связанным с наркотиками, и в этот раз папа не будет ему помогать.

После всей этой дурацкой истории папа завел разговор про работу. Конечно, он был зол. Конечно, он был недоволен. Но Сэмми вступилась за меня.

– Пап, не будь тираном!

– Саманта, а не ты ли вчера чуть не умерла из-за своей глупости?

– Пап!

– Ничего не хочу слышать.

– Ты всегда так делаешь. Запрещаешь нам жить. А знаешь ли ты, что чем больше ты будешь ограждать нас от глупостей, тем больше мы будем хотеть их совершать?

– Пап, – вступила в разговор я, – Сэм права. Да, она знатно накосячила…

– Накосячила? – возмутилась мама. – Я не спала несколько ночей, литрами глотала успокоительное. Это, по-твоему, накосячила? Мне кажется, это называется, месяц домашнего ареста и никакого телефона.

Воцарилась тишина. Спустя несколько томительных секунд Сэм смиренно отозвалась.

– Пусть так. Только Мишель не трогайте.

«Кто это и что она сделала с моей сестрой?»

– Я облажалась. Да блин, облажалась! Но Мишель то тут причем? Что плохого в том, что она работает? Ей семнадцать лет. Почему бы за нее просто не порадоваться? Не поддержать? Да ну вас, бесполезно объяснять, – она махнула рукой и начала подниматься по лестнице. – Понимаю, почему Мишель вам не говорила. Вы же кроме себя никого не видите. Спасибо, блин, родители, – и она хлопнула дверью.

– Сэмми, – уже ласково сказала мама.

– Так, – строго сказал папа, – может, я сейчас поступлю очень и очень глупо, но, кажется так нужно. Мишель, – он обратил свой взгляд на меня, – мы с мамой ужасно недовольны тем, что ты с утра и до ночи работаешь, причем неизвестно где.

– Ещё больше мы недовольны тем, что ты нам об этом не сказала раньше, – подхватила стоявшая рядом мама.

– Я всё понимаю, – опустив глаза в пол, ответила я. – Простите, пожалуйста.

– Но несмотря на всё это, – продолжил папа, – ты ведь наша дочь, – улыбнулся он, – и мы не можем заставить тебя бросить всё это, если тебе действительно это важно.

Мама взяла папу под руку, положила голову ему на плечо и тоже улыбнулась.

– Серьезно? Пап, мам! Как же я вас люблю! Спасибо, спасибо! – я кинулась обнимать их.

Вечером того дня я увидела на столе большой коричневый конверт с подписью «Специально для Мишель Брэй». Родители сказали, что это пришло утренней почтой. В нём оказался журнал. А на обложке… Была я!

«Семнадцатилетняя стажерка спасает вечеринку Тони Мильтона – страница 18»

Захлебываясь от восторга, я открыла нужный разворот. Справа красовалась фотография с той самой вечеринки, а около неё – очень много текста.

Праздник в «Кровавой Мэри» мог закончиться провалом, если бы не она. Так кто же эта таинственная незнакомка?

Знакомьтесь, Мишель Брэй. Семнадцатилетняя школьница, но уже героиня большого города. Как утверждает сама Мишель, в «Форджес» она попала благодаря школьному спектаклю. Так или иначе, у этой девочки большой потенциал. Кто знает (не в обиду уважаемой Дебби Уинфлоу, конечно), может быть, совсем скоро фамилия Брэй у нас будет ассоциироваться с креслом начальника «Форджес».

Мы поймали Мишель за барной стойкой, и вот, что получилось…

Далее следовало огромное количество вопросов от той самой девушки, которая подошла ко мне в «Кровавой Мэри», и такое же бесчисленное количество моих ответов, благодарностей Ричи и Деб. Ещё вчера я поверить не могла, что такое реально, но уже сегодня моё лицо красовалось на миллионе экземпляров популярного журнала, и я уже ничего не могла поделать, кроме как смириться с этим фактом и наслаждаться внезапно возникшей славой.

Прошла неделя. Дома всё наладилось. С Алексом мы общались как раньше, у меня даже получалось ладить с Эшли. Когда она не вела себя как идиотка. Работа съедала максимум свободного времени и не отпускала даже в выходные. Что поделать – любишь на обложке красоваться, люби и бумаги в офисе по папкам сортировать. С выхода того журнала и правда всё поменялось. Если раньше ко мне просто относились хорошо, то сейчас к этому самому «хорошо» подключилось ещё и уважение. Дошло даже до того, что мне начали доверять контроль стажеров. В школе было всё отлично. Я словила какой-то дзен, так что могла теперь совмещать работу с учебой без труда. Шучу, конечно. Без труда – это сильно сказано. Спать и есть приходилось где получится и когда получится. А в остальном – да, дзен всё-таки был. Да такой, что даже в театральном кружке меня видели чаще, чем раз в месяц.

Однажды после уроков я забежала к мисс Уоррен на репетицию.

– Мишель, ты как раз вовремя. У меня есть отличная новость!

– Новость? Неужели декорации готовы?

– Мишель, – засмеялась она, – ты когда-нибудь думаешь о чем-нибудь, кроме работы?

– Наверное… Бывает, я думаю, о том, чтобы выспаться… – я улыбнулась.

– Ну, здорового сна я тебе не гарантирую, а вот заслуженный отдых стопроцентно! Послезавтра ты едешь в самый лучший в стране режиссерский лагерь. С директором школы я уже поговорила, она только за. Тем более, что с успеваемостью у тебя пока что всё хорошо.

– Мисс Уоррен! Я даже не знаю, что сказать… Это просто… Просто вау! Но только меня, наверное, не отпустят на работе. Ведь это надолго.

– Дорогая моя, я обо всём позаботилась. Ты ведь уже знаешь, что мы хорошо знакомы с Аланом? Так вот. Мы поговорили с Дебби, и она с радостью тебя отпустила, тем более, что сама она тоже улетает. Куда-то на Бали или вроде того.

– Я даже не знаю, как вас благодарить…

– Просто отправляйся туда без лишних разговоров. Это лучшее, что ты можешь для меня сделать. Учителя любят радоваться успехам своих учеников. Когда-нибудь ты это поймешь, – и она улыбнулась своей удивительной, доброй улыбкой.

– Спасибо! – я крепко обняла мисс Уоррен и поспешила домой собирать вещи.

Глава 23

23 января. Новое.

Два дня назад родители привезли меня к большим металлическим воротам. За ними я увидела несколько красивых корпусов из красного кирпича. То была академия режиссуры…

Мы заселились по двое человек в небольшие, но очень уютные комнатки. В моей стояли две кровати, стол, огромный шкаф из темного дерева, и две прикроватные тумбочки. В середине комнаты лежал мягкий бежевый ковер, в котором ноги просто утопали. Совершеннейший ковер на всей планете! Когда мы только въехали, постели были идеально застланы, а шторы раздвинуты так, что свет заливал нашу небольшую спальню, больше похожую на маленький рай с фисташковыми обоями, оригинальными настенными лампами и резным столиком.

Но буквально через час после заселения я и моя новая соседка по имени Ванда превратили маленький рай в рабочий кабинет двух заядлых писак-режиссёров. Познакомилась я с ней, как только вошла в комнату. Задорная толстушка в синих джинсах и красном джемпере энергично разбирала вещи.

– Хай, красотка! – увидев меня, сказала она. – Да ты проходи, располагайся. Меня Вандой звать. А ты кто у нас?

Её простой, деревенский говор меня почему-то очень обрадовал. Наверное, просто хотелось отдохнуть от всей этой городской «элиты», которая даже знать не знает, что существуют слова, кроме «официант», «ещё шампанского», «а когда начнется вечеринка?».

Не сказать, чтобы мы с ней сразу подружились. Характер у неё, конечно, тот ещё. Уж очень жесткая эта Ванда. Почти как Деб. Только Деб то мой начальник, а Ванда… Всего лишь соседка по комнате.

Несмотря на это, что-то в ней всё-таки было… Харизма какая-то. В общем, ругаться я с ней не стала, а, наоборот, решила сблизиться. Мне сейчас нужен кто-то, кто вобьет в меня стержень, который сама я где-то поломала.

Следующие два дня мы бегали как заведенные. В семь утра подъем, в восемь завтрак, а в девять уже начало занятий. Днем – практика и экскурсии. Вечером – выполнение задания на день. Да уж, не так я представляла себе лагерь… Хотя, доля прекрасного в этом была. Я занималась любимым делом, общалась с хохотушкой Вандой и наслаждалась прекрасной природой, которая окружала нас повсюду. Даже из моего окна был виден темно-зеленый, дышащий свежестью лес.

В лагере нас было двадцать. Правда, я почти ни с кем не общалась – не было времени. А вообще, кажется, половина ребят здесь такие ботаники, каких свет не видел. Хотя есть и те, кому эта практика действительно в кайф. С ними то точно можно повеселиться! Что мы и запланировали с Вандой на третий вечер нашего пребывания в режиссерской обители.

Странно, но я немного волновалась перед знакомством с остальными ребятами. Да, мне удалось поладить с Вандой, но что будет с остальными… Пока немного жутковато. Хотя с чего бы?

Взволнованная и пока что семнадцатилетняя

Мишель Д. Брэй

Я захлопнула дневник, убрала его в ящик своей тумбочки и побежала на занятия.

– Работа над сценарием – это вовсе не то развеселое занятие, каким вы его считали в своих школьных театральных кружках, – говорил наш преподаватель по киноискусству, мистер Говард Джонсон. Он показался мне очень злым человеком. Таким, будто бы сама жизнь его обезоружила, прижала к стене и заставила дать показания против самого себя. Обычно у таких людей как мистер Джонсон, своя, не похожая ни на чью история. И обычно она заканчивается не фразой «и жили они долго и счастливо». Мои рассуждения прервал громкий голос. – Юная леди, вы будете молчать или всё-таки ответите на мой вопрос?

Я оглянулась, ища поддержки со стороны новых одноклассников, но все только смотрели на меня непонимающим взглядом.

– А… Можете вопрос повторить? – смущённо ответила я.

Мистер Джонсон раздраженно выдохнул, скрестил руки и продекламировал:

– Как пишут сценарий для ситкомов, юная леди?

– Для ситкомов? Эм… Я думаю, что… Наверное, это…

– Я думаю, что, наверное, может быть… Вы совершенно бесполезны.

Кто-то в классе усмехнулся.

– А вам, молодой человек, отчего так смешно? Или, может быть, вы расскажете нам про сценарий ситкомов?

– Эм… – сказал парень. – Простите, Говард.

– Для тебя мистер Джонсон.

– Мистер Джонсон, – едко заявил парень.

– Ну и как же тебя зовут, умник?

– Пэрри. Но для вас мистер Пэрри.

Класс захохотал. Я обернулась. За последней партой вальяжно сидел, вытянув ноги, высокий, мускулистый парень в джинсовой рубашке. В руке он крутил шариковую ручку. Доволен собой Пэрри был невероятно. Но что-то в нём настораживало.

– Ах, это вы. Двадцати двух летний победитель чемпионата по сёрфингу, сын миллионера, а сегодня – постоялец нашего скромного лагеря. Ваше величество, – искажая каждую букву говорил Говард. Он был не из тех, кто при виде сыночка богатых родителей падал ему в ноги с мольбами о прощении. Джонсон мне нравился, хоть он и был злодеем, обиженным на весь мир.

Пэрри встал и демонстративно поклонился.

– Рад представиться, Говард, – он повернулся на нас и снова поклонился. – Друзья.

– Да, актерского мастерства вам не занимать. Но насколько хорошо вы разбираетесь в режиссерском деле? – Джонсон задумчиво склонил голову. Через пять секунд он шумно выдохнул, хлопнул ладонями и сказал: – Итак, а теперь поднимайте свои пятые точки. Раз никто из вас, идиотов, не разбирается в ситкомах, сегодня мы идем на съёмки.

По аудитории прошёл гул удивления и восторга.

– Давайте-давайте! Съемки ждать не будут.

– С ума сойти! Настоящие съемки! – подсев ко мне в автобусе, выпалила Ванда.

– Да… Не прошло и три дня, а я уже рада, что поехала в этот лагерь.

– А ты видела того милашку? Который на Джонсона рыпался?

– Пэрри?

– Да. Он слишком крут, детка. И слишком привлекателен. Но горячий, зараза. Будто бы запеченная картошка.

– Оригинальное сравнение парня с картофелем, – засмеялась я. – Хочешь с ним познакомиться?

– Да что ты… Ну, конечно, блин, хочу! Ещё спрашиваешь… А я придумала. Давай мы пригласим его сегодня на нашу маленькую вечеринку, а ты побудешь моим штурманом.

– Штурманом? Ванда, ты с ума сошла! Кстати, тебе не кажется, что он какой-то совсем отмороженный… Ты не боишься за наши вещи?

– Брэй, он же сыночек богатеньких родителей. Ему по статусу положено быть наглым, грубым и в конец отмороженным. Не дрейфь! Вот увидишь, такие люди делают любую вечеринку только лучше!

– Ну… Ты права! Я ведь обещала себе веселиться и не быть занудой.

– Вот-вот, Брэй! Не занудствуй!

– Я согласна.

– Она согласна! Вы слышали? Согласна! – заголосила Ванда на весь автобус.

– Ванда, уймись, – смеясь, пыталась успокоить её я.

Я не могла поверить самой себе. Впервые после всего того ужаса, что я пережила за последние недели, мне было просто хорошо. Мне было весело. Весело с девушкой, с которой я была знакома два с половиной дня. И мне это нравилось!

В голове не было лишних мыслей. Было только искренне счастье от осознания того, что всё в жизни наладилось.

Пока я рисовала на запотевшем окне, Ванда всё рассказывала про то, какой Пэрри «сладенький», и что она его «так бы и съела». Странная, однако, девушка. Но мне она чертовски нравилась. Такая искренняя, простая, не обремененная никакими предрассудками, комплексами и стереотипами. Естественная, живая. Ванда – это именно тот человек, который мне был сейчас нужен. Тот, кто вытащит меня к солнцу и заставит наслаждаться мгновениями этой невероятной жизни. Ведь каждый из нас просто миг. Миг, который в масштабах Вселенной не имеет совершенно никакого значения. Так что же нам мешает делать то, что нравится? Ведь Вселенная всё равно вряд ли об этом узнает. Жизнь так коротка, а сделать хочется так много. Хорошо, что я поняла это в семнадцать. Нет ничего невозможного. Есть только жизнь во всех её проявлениях. Прекрасная, невероятная жизнь! Ты можешь смеяться над глупыми шутками, покупать бесполезные вещи, тратить месяцы на то, чтобы написать никому ненужный роман, общаться с людьми-идиотами, менять парней как перчатки. Ты можешь танцевать на улице и орать песни во всё горло, ходить на концерты любимых певцов и покупать сумасшедше дорогие коктейли, драться в баре, мечтать о сказочной любви, прогуливать уроки и покупать ужасно вредную еду в забегаловках. Ты можешь говорить всё, что захочешь, и кому захочешь. Ты можешь расцарапать машину бывшему парню и убегать от полиции, ты можешь изрисовать стены школы и остаться после уроков, ты можешь кидаться яйцами из окон и кричать на прохожих. Ты можешь всё, что захочешь. Ведь ты всего лишь миг, едва ли заметный в масштабе необъятной, величественной Вселенной.

– Сценарий всякого ситкома разрабатывается индивидуально. Он может быть исключительно юмористическим. Но очень часто сценаристы показывают серьезные явления и проблемы, скрывающиеся за юмористической завесой, – мистер Джонсон шел спиной к съемочной площадке и рассказывал нам основы написания сценария для ситкома. Мы завороженно смотрели на огромную улицу Нью-Йорка. Но нет, мы были всего лишь на киностудии, где снимали очередной сериал. – Многое в ситкоме зависит от актеров. Если автор понимает, что та или иная фраза никак не подходит персонажу и, соответственно, его актеру, сценарий может переписываться до бесконечности. А теперь посмотрите налево.

Поразительно. Нереально. Но мы и правда увидели Таймс-сквер во всех её деталях. Каждый билборд светился ровно так, как он светится в центре Нью-Йорка.

– Это просто невозможно… – проговорила я.

– Вот поэтому, юная леди, я и привел вас сюда.

– Мишель. Меня зовут Мишель.

Джонсон снисходительно улыбнулся и продолжил:

– Чтобы написать сценарий вашего первого ситкома, вам всем нужно вдохновиться. А где ещё в этом мире вдохновиться, как не на Таймс-сквер?

– Нашего ситкома? Я не ослышалась? – открыв рот, спросила Ванда.

– Это лагерь для настоящих режиссеров, и да, вы не только напишете сценарий, вы его ещё и снимете. Может быть, прямо здесь.

– Прямо здесь? Что? Вы не шутите?

Джонсон посмотрел на нас с Вандой, улыбнулся, развернулся и пошел дальше, продолжая рассказывать о том, как пишется сценарий ситкома.

Так, удивительно, почти сказочно прошёл мой третий день в режиссерском лагере. Насмотревшись на актеров, по пятнадцать раз произносящих одни и те же слова, потрогав искусственный снег, поужинав за столами местных знаменитостей и посетив каждую гримерную, скрытую за билбордами маленькой Таймс-сквер, мы вернулись в лагерь. За окном было уже темно – на площадке мы провели не меньше трех часов. Усталость валила с ног, но сегодня было не до сна. Уже через час после возвращения в теплые корпуса пришли ребята. К этому времени мы быстро накинули покрывала на постели, сбросили все рабочие материалы в один большой шкаф и переоделись.

Несмотря на полноту, Ванда выглядела весьма гармонично. Малинового цвета платье до колена и золотая подвеска подчеркивали эту гармонию. Я надела легкое голубое платье с летящей юбкой и тонкими бретельками. Волосы распустила и немного накрасила губы розовой помадой. Не сказать, чтобы я очень уж старалась выглядеть безупречно, но произвести впечатление всё-таки хотелось.

За два дня я едва ли успела узнать имена всех. Много времени мы проводили на мастер-классах, так что вечером не оставалось ничего, кроме как уткнуться в подушку и получить порцию здорового сна.

Поначалу всем было неловко, но вскоре в комнату влетел Пэрри. Ему было уже 22 года, он заканчивал колледж на экономиста, но почему-то оказался здесь. Пэрри, кажется, был определённо уверен в том, что должен быть именно в этом месте и именно в это время. Среди нас, выпускников школ, он чувствовал себя словно рыба в воде. Мы тоже были не против такого знакомства.

– Народ, всем привет! – он ехидно улыбнулся и достал из-за спины две бутылки вина.

– Пэрри! – радостно заголосила Ванда. – Где ты это достал?

– А вот… Места надо знать, – держа в зубах штопор, говорил он.

– Но нас могут поймать, – раздался откуда-то тихий скромный голосок.

– Не дрейфь, чувак! Всё будет чики-пуки. В конце концов, с вами Пэрри! – и он торжественно развел руками, улыбнулся и приподнял брови.

Спустя время мы уже сидели в кругу на полу. Пили красное вино и играли в бутылочку.

– А я вам что говорил? Ничто так не сближает, как поцелуй с красивой девушкой, – Пэрри потянулся к Ванде и поцеловал – она выпала ему в игре.

Все смеялись и болтали. Уже не было той неловкости, с которой люди вошли сюда час назад. Бутылочка снова начала вращаться. И бум! Она остановилась на мне.

– Барабанная дробь, товарищи, – Пэрри вскочил с пола.

– Мишель, твой выход, – подмигнула мне Ванда.

– Наши голубки, наконец, сделают это… – не успокаивался Пэрри. – А хотя, знаете, ребята, усложним-ка мы им задачу… Вы должны провести минуту наедине друг с другом в ванной, – он указал на дверь и хитро улыбнулся.

Мы с Адамом переглянулись и оба смущенно улыбнулись.

– Ну давайте, давайте! – кричала Ванда.

– Вперед в комнату любви! – поддерживал её Пэрри.

«Да уж, эти двое друг друга стоят…»

Делать было нечего. Мы встали и вошли в ванную.

А теперь отмотаем время на час назад.

В девять пятнадцать к нам вошли гости. Несколько парней и девушек. Они смущённо оглядывались по сторонам, ища место, куда можно присесть и немного расслабиться. Атмосфера была немного напряжена, потому что никто из нас толком не знал друг друга.

– Привет, – ко мне подошёл невысокий блондин в очках. Он по-доброму посмотрел на меня своими светло-зелеными глазами. – Я Адам, – парень протянул руку.

– Мишель, – не долго думая, ответила я и пожала его теплую ладонь.

– Мне немного неловко было сейчас это сделать. Ну, ты понимаешь, новое место, новые люди…

– Я понимаю, – перебила я его.

– Теперь мы как два отщепенца обязаны присесть где-нибудь в углу, – улыбнулся он.

– Несомненно.

Так началось наше знакомство.

Всё оставшееся время я говорила только с ним. Мне даже на секунду показалось, что мы одни в этой комнате. Сначала расспрашивали друг друга о школе, занятиях режиссурой и планах на будущее. Потом Адам начал рассказывать анекдоты, которые слышал от дедушки. Удивительно, но этот странный паренек мне понравился. Он постоянно подергивал мочку уха или чертил пальцами буквы на штанине, поправлял очки и рассказывал дедушкины анекдоты, а я смеялась. Было просто хорошо. Тепло и уютно с этим человеком. Мы были знакомы всего час, но я уже понимала, что это мой человек. Человек, с которым комфортно. Как с Алексом, Одри или Аланом.

Оказалось, что живет Адам в трех кварталах от меня, заканчивает старшую школу и планирует уезжать в Европу. Почему, он так и не сказал. Но я думаю, Адам просто нашел хороший колледж и не хочет афишировать это до того, пока не поступит. А я уверена, он поступит. Он очень умный.

Бутылочка крутилась, но до нас очередь волшебным образом ещё не дошла, и ни разу бутыль не указала ни на меня, ни на Адама. И я была этому рада, хотя в другой ситуации мне возможно стало бы обидно. Ведь, скажите вы, веселье проходит мимо. Но это был один из самых лучших дней за последние недели. Я искренне наслаждалась обстановкой, смехом, окружавшим меня, дурманящим ароматом вина и общением с милым парнем с ямочками на щеках и пристальным, но немного смущенным взглядом зеленых глаз. Я смотрела в них как в зеркало. Не мешали даже его очки. Вообще, они очень ему шли. Как часть образа. Как часть его самого.

«Он скоро уедет, а я останусь здесь. Есть ли смысл питать надежды? Стоп-стоп-стоп. Брэй, о чём ты думаешь? Вы только познакомились. Просто расслабься. Просто расслабься…»