Пешком до Луны

– Наверное, он был лучшим режиссером своего времени, – Адам увлеченно рассказывал, а я молчаливо слушала, навалившись на спинку кровати.

– Ты просто энциклопедия ходячая, – засмеялась я.

– Ты милая, Мишель, – Адам улыбнулся и заставил меня покраснеть. – Наверное, ты думаешь, что я ужасно скучный… – он замялся и начал поправлять очки.

– Нисколько! – живо ответила я. – Кстати… Спасибо… Ну, за то, что милой назвал, – я говорила отрывисто и быстро. Такие ситуации всегда казались мне неловкими, хотя и до сумасшествия милыми. В кино герои уж очень смелые, когда дело касается общения с противоположным полом, а я даже на комплимент толком ответить не могу.

«Ну вот, Брэй, ты снова несёшь какой-то бред…»

Адам улыбнулся, опустил глаза и начал чертить что-то пальцем на штанине темно-синих джинсов. Воцарилось неловкое молчание.

– А расскажи мне о Греции? – я резко сменила тему. – Ты, кажется, говорил, что был там с дедушкой?

– Да, это было несколько лет назад…

– Барабанная дробь, товарищи – раздался голос Пэрри…

Дверь в ванную хлопнула. Щелкнул выключатель. Мы остались наедине в темной ванной среди холодного, мрачного кафеля.

– Мы будем держать дверь, так что не пытайтесь сбежать, – послышался из комнаты глухой голос Ванды.

Когда через несколько секунд зрение частично вернулось к нам и мы стали различать очертания друг друга, Адам сказал:

– Ведь дурацкая игра?

– Не знаю, а мне даже нравится, – возразила я.

– Мы с тобой и без всяких бутылочек прекрасно пообщались.

– Что верно, то верно, – ответила я.

– Только я забыл одну важную вещь.

– Ты оставил что-то в комнате? Давай я скажу Ванде, и она откроет…

Я не успела закончить фразу, потому что почувствовала прикосновение губ Адама.

– Вот, что я забыл, – сказал он.

Я ничего не ответила. Не знаю, почему, но у меня не было желания броситься ему на шею или продолжить поцелуй. Нет-нет, поцелуй и правда был приятным, но в животе не вспорхнули бабочки, внутренности не перевернулись. Всё было как-то не так.

Адам смотрел на меня вопрошающе. Проведя некоторое время в темноте, я уже прекрасно могла рассмотреть его лицо во всех деталях. Оно отражало одновременно и сомнение, и удивление, и непонимание.

Дверь распахнулась.

– И… – Пэрри посмотрел на часы. – Шестьдесят! Ровно шестьдесят секунд, товарищи! Надеюсь, вы успели сделать там что-то полезное, – ехидно подмигнул он.

Глава 24

На следующий день снова начались занятия. Снова подъем в семь утра, завтрак, уроки, практика и экскурсия. В этот раз мы поехали в центр города на большом двухэтажном автобусе. Январский ветер задувал в лицо, пальцы на руках сковывал легкий морозец. Всей нашей компанией в двадцать человек мы сидели на верхнем открытом этаже большого транспортного средства, осматривали ярко освещенные вечерние улицы, а преподавательница с помощью громкоговорителя рассказывала нам интересные факты. Вообще, интересные они были только для неё. Нам с Вандой и дела не было до того, что она говорит. Мы делали снимки, смеялись и болтали без умолку. Было и правда весело. Я чувствовала себя героиней фильма – обмотав вокруг шеи бордовый вязаный шарф и нацепив кашемировые перчатки, я полной грудью вдыхала задымленный выхлопами воздух большого города. Города, кипящего жизнью. Я не думала, что всего четыре дня наедине с природой заставят меня так сильно скучать по бессонным, ярким и многолюдным улицам.

Но было в этой поездке и что-то неловкое. После вчерашнего поцелуя в ванной с Адамом, внутри был какой-то неприятный осадок. Я не хотела потерять этого совсем недавно обретенного человека, но и влюблённости не чувствовала. Это скорее были дружеские чувства. И я не знала, как поговорить об этом с Адамом, потому что вчера после того поцелуя мы разошлись по разным углам и больше уже не разговаривали. Сейчас этот милый зеленоглазый блондин сидел напротив меня и о чём-то оживлённо беседовал с Пэрри. Иногда мы встречались взглядами, но тут же отворачивались и продолжали общаться со своими собеседниками.

Когда наш автобус остановился, на улице совсем стемнело, и вся центральная площадь была залита светом желтых фонарей. Ванда выбежала первая – уж очень она спешила купить себе хот-дог. Когда я выходила из дверей автобуса, нога моя соскользнула, и я чуть не упала лицом в снег. Мне повезло – меня поймал идущий впереди Адам.

– Будь аккуратнее. Нельзя допустить, чтобы такое милое личико оказалось в снегу.

– Спасибо, Адам, – ответила я. – Какая же я всё-таки неуклюжая.

– Ничего страшного. Хочешь, я пойду с тобой? Буду твоим защитником от падений.

– Это было бы просто отлично! – весело ответила я.

Мы пошли по каменным тропинкам, кое-где покрытым льдом и усыпанным белоснежными осадками. От фонаря к фонарю были протянуты разноцветные гирлянды, вдалеке люди катались на коньках, а слева на площади играли музыканты – парень на скрипке и девушка на синтезаторе. Всё это выглядело как сказка. Красивая, удивительная сказка.

– Адам, я хотела извиниться за вчерашнее…

– А за что извиняться? Мы оба хороши. Всё-таки вино и приятная компания иногда заставляют творить странные вещи.

– То есть этот поцелуй ничего не значил?

– А ты бы хотела, чтобы он что-то он значил?

– Пожалуй, нет. Ты мне и правда нравишься и я многое отдам за такого друга как ты… Но боюсь, что для тебя поцелуй значил что-то большее.

– На самом деле, ты отчасти права. Ты сразу мне понравилась, я хотел тебя поцеловать весь вечер, но стеснялся. В ванной было темно, никто нас не видел, поэтому я решился. Но, по-моему, – смеясь, добавил он, – мы с тобой, как ты уже и сказала, можем быть только друзьями.

– Да-да! Причём, отличными друзьями, – поддержала его я. – Кстати, целуешься ты не очень, – засмеялась я. Адам толкнул меня в плечо, и мы, счастливые от того ли, что решили все недомолвки, или от того, что нас ждал прекрасный вечерний город, отправились на каток.

Дальше началось безудержное веселье. Мы каждый день ходили с Вандой, Адамом и Пэрри в город. Точнее – сбегали. Наша преподавательница больше не возила нас на экскурсии, поэтому в шесть вечера мы были свободны как птицы. С Адамом мы сдружились ещё сильнее. Хоть Пэрри и Ванда на пару мучали нас тем, что на каждом углу кричали о наших якобы романтических отношениях, ни я, ни Адам не реагировали на это серьезно. Случай с поцелуем потихоньку забылся, остались только дружеские подколы и шутки. С Адамом я могла быть самой собой, хотя мы и были знакомы всего неделю. В таких местах, как лагерь, время идет совсем по-другому. Здесь можно обрести лучшего друга за неделю, и прожить целую жизнь за месяц.

С мистером Джонсоном я тоже быстро сдружилась. От угрожающего «юная леди» мы перешли к по-отечески доброму «милая Мишель». Говард чем-то напоминал мне мисс Уоррен, только мужского пола, а ещё крайне строгий и требовательный. Но в голове моей всё равно крутилась мысль о том, что они были бы просто взрывной парочкой. Ровным счётом, как и Ванда с Пэрри. Хотя эти ребята почему-то не спешили покидать зону комфорта и переходить к чему-то более серьезному, нежели дружеские толчки, насмешки и постоянные приколы над преподавателями. Два сапога – пара. Только в нашем случае, ещё не совсем пара. Да, я люблю отвлекаться, но потерпите ещё немного. Мою голову переполняют мысли, а пальцы пишут не настолько быстро, чтобы всё успеть. Итак, вернемся к Говарду Джонсону. Очень интересный человек с очень грустной историей. А что же я вас всё мучаю догадками? Сейчас я вам эту историю и поведаю.

Тридцать пять лет назад, пятнадцатого февраля, в одном из детских домов маленького городка на севере Англии появился новый житель. Малыша назвали Говардом. Фамилию он получил такую же, какую носила добрая часть жителей этого заведения, – Джонсон.

Как выяснил Говард чуть позже, в приюте все ограничивалось строгими законами, придуманными еще давно директрисой Жаклин Джонсон. Она не могла иметь детей и за свою непродолжительную жизнь (всего сорок семь лет) не нашла себе ни мужа, ни какой-либо цели, кроме как собрать под крышей своего домика подкидышей и воспитать их по всем законам высшего общества.

Строгости ей было не занимать. Хотя, как утверждала сама Жаклин, без серьезных правил дети не смогут стать полноценными членами общества. Во многом эти самые ограничения повлияли на характер Говарда. Как ни старался он идти наперекор мисс Джонсон, она в каждом споре, в каждой его маленькой шалости одерживала беспрекословную победу. Тем не менее, Говард всегда был очень умным мальчиком, чем заслужил благосклонность директрисы, и благодаря чему стал ее любимчиком.

Ранний подъем, идеально выглаженная форма, завтрак по всем правилам: вилка для салата, нож для мяса, ложка для каши, вилка для мяса, ложка для пудинга, стакан для сока, стакан для воды, тарелка для салата, блюдце для десерта… Незнающего человека вся эта ежедневная для Говарда рутина скорее испугала бы или повергла бы в шок. Но перфекционизм глубоко засел в Джонсонах. Его Жаклин и её работницы прививали ребятам с детства. Как прививали и серьезность, строгость, работоспособность и преданность делу.

У Говарда никогда не было настоящих друзей, не было жены. Да что уж там жены. Он и не влюблялся никогда по-настоящему. Всю свою жизнь он только и делал, что учился, работал, стремился к идеалу. Но, прогорев со своей мечтой – стать величайшим голливудским режиссером, он пошел по пути более простому и незамысловатому. Стал учителем. Сначала в одной английской гимназии, с первого взгляда напоминавшему его родной приют, который он покинул несколько лет назад. Он идеально вписывался в ту атмосферу холодности и перфекционизма. Но однажды утром в его голове будто бы произошел какой-то сбой. Он собрал чемодан, купил билет на самолет и бросил Англию навсегда. Что двигало им в тот момент? Пожалуй, желание жить.

Сменив место обитания, Говард сменил и ориентиры. Единственное, он все так же остался учителем. Но теперь в нем появилась какая-то особая страсть, привязанность и даже любовь к своей профессии. Он научился жить, только вот был все так же одинок. Ни друзей, ни семьи.

Говард Джонсон хороший человек. Ему только нужно немного любви. Ему нужно немного тепла. Странно – вот так смотреть и понимать: ты знаешь, что нужно этому человеку, но не можешь ему этого дать. Ты не должен вмешиваться в его жизнь, даже если очень этого хочешь. Вот такого мистера Джонсона я узнала чуть позже. А пока что я наслаждалась каждой секундой проведенной в лагере, и как губка впитывала каждый ценный совет (а их было очень много, чему я несказанно рада), полученный от мистера Джонсона.

В один прекрасный, довольно тёплый для зимы день мы с ребятами сидели в баре. Я, такой же немного скромный и вечно поправляющий очки Адам, хохотушка Ванда и уже изрядно подвыпивший Пэрри.

– Слушайте, а классно, что мы все здесь, – говорила я. – Дома столько проблем, а здесь будто бы другая, свободная жизнь.

– А блондиночка права, – поддерживал Пэрри. – За это надо выпить, – он поднял бокал.

– Успокойся уже, алконавт, – пихнула его в плечо Ванда.

– Кудряшка, ну не злись, – он провел рукой по её закрученным волосам.

– Эй, руки убери, – грубо ответила она и убрала его ладонь.

– Пэрри, ну хватит уже, правда. Может, пора завязывать? – спросил его Адам. Он сидел рядом со мной и потягивал виски. Но несмотря на это, в отличие от Пэрри, он был в здравом уме.

– Да не кипишуй ты, всё будет чики-пуки! – произнес свою пьяную тираду собеседник.

– Я отойду ненадолго, ребята, – Ванда встала из-за стола. – Не скучайте тут без меня, – она подмигнула нам.

Спустя пару минут из-за стола встал и Пэрри.

– Пожалуй… – заикаясь, говорил он. – Пожалуй, надо проветриться… Я сейчас… – и он ушел в сторону туалета.

Я осталась наедине с Адамом, но меня это нисколько не смущало. Наоборот, без Ванды и Пэрри мы могли полностью расслабиться и поговорить по душам. Мы и правда ценили их компанию: веселые, смелые, жизнерадостные, они делали и нас такими же. Но не всегда можно было справиться с двумя такими жесткими и упертыми людьми. Уж если они объединялись, то всем приходилось несладко. И вот, пока мы обсуждали, чем займемся, когда вернемся в город, в туалете бара происходило нечто такое, чего мы никак не ожидали.

Уборные в баре выглядели как отдельные комнатки. Не было разделения на женские и мужские. Поэтому когда Ванда помыла руки и открыла дверь, она встретила Пэрри. Народу сегодня было немного, поэтому никого кроме них в коридорчике перед туалетом не было.

– Кудряшка! – заголосил Пэрри. – Это же ты!

– Разреши пройти, мой милый пьяный друг, – весело, но с ноткой раздражения ответила Ванда.

– Ну что ты так… Не уходи… – он уперся рукой в дверной косяк и закрыл проход.

– Пэрри, выпусти меня. Это уже не смешно.

– Ох, Ванда, какая же ты злюка. Давай я тебя успокою, – он силой втолкнул её обратно в комнатку и захлопнул дверь.

– Пэрри, да что с тобой?! Пусти меня! Сейчас же пусти!

– Да не дёргайся ты, – грубо отвечал Пэрри, пытаясь удержать вырывающуюся девушку и расстегнуть пуговицы на её платье.

– Ты перепил и сошёл с ума! Убери свои руки! Пэрри, черт возьми!

– Да где они там? Провалились что ли?

– Да ладно тебе. Зуб даю, эта «сладкая парочка» мурлычет где-нибудь в коридоре, – сделав очередной глоток, сказал Адам.

– А вдруг Пэрри стало плохо? Ты же сам видел, сколько он выпил. Ну нет, пойду-ка я всё же проверю, как они там.

Подойдя к туалету, я не увидела ровным счетом ничего, кроме закрытой двери, за которой были слышны крики Ванды. Я подергала за ручку, но дверь не поддавалась.

– Ванда? Ванда, что с тобой? – я начала судорожно стучать.

– Убери свои руки, козёл! – глухо послышалось из туалета.

– Чёрт… – я рванула обратно за столик. – Алекс, к Ванде кто-то пристает в туалете. Нужно вытащить её! Срочно!

Алекс побежал к двери, а я сказала обо всем администратору. Тот, не долго думая, вызвал полицию. К нашей радости, они были совсем неподалеку, и уже через пять минут приехали в бар.

Всё это время мы пытались докричаться до Ванды и того, кто был с ней в комнате. Но в ответ слышали лишь её крики и удары об стену.

– Ломайте дверь!

– Но мы не можем! Это слишком убыточно для заведения! Вы хоть знаете, сколько она стоит?

– А вы хоть знаете, что там девушку хотят изнасиловать?!

Администратор пытался открыть дверь, но Пэрри держал её изнутри. Он был достаточно силен в сравнении со всеми нами.

– Разрешите пройти, полиция, – к нам быстро пробрался высокий мускулистый мужчина в форме. – Немедленно откройте, это полиция!

За дверью послышался сильный удар. Затем наступила тишина. Сотрудник полиции распахнул дверь. Опустившись на корточки и закрыв рот руками, в слезах сидела Ванда. Пэрри лежал напротив неё, держась за голову, и тяжело дышал – она оттолкнула его, и он ударился о раковину.

– Боже мой, Ванда… – тихо сказала я.

– Молодой человек, вы арестованы за попытку совершения изнасилования, – полицейский скрутил ему руки и повел прочь из бара.

Глава 25

На следующий день лагерь закончил свою работу. Разразился большой скандал из-за того, что случилось вчера в баре. Почему это произошло, никто так и не понял. Пэрри всегда был нам другом, и я и подумать не могла, что он способен на нечто подобное. Ванда плакала всю ночь, так что я даже не поспала. С Адамом мы обменялись контактами и договорились встретиться в городе. На утро папа и мама забрали меня домой.

Они понимали: не будь мы такими непослушными, ничего подобного бы не случилось. Мне было стыдно. За то, что в который раз не оправдала ожидания родителей. За то, что поддержала идею очередного побега. Хотя, на самом деле, вряд ли в этом была моя вина. Что-то странное случилось с Пэрри, и ни я, ни Адам, ни даже Ванда не смогли бы этого изменить.

– Мишель, – начала мама. Мы ехали в машине по заснеженным дорогам. – Мы предупреждали тебя, что если что-то пойдет не так, тебе придется соблюдать наши правила. Мало того, что мы простили тебя за ложь про работу, так мы ещё и разрешили тебе ехать в этот лагерь, но ты и тут умудрилась что-то натворить…

– Мам, но я не виновата… – неуверенно возразила я.

– Мишель, не важно, кто виноват. Ты замешана в этой жуткой истории. Ты, а не кто-то другой. Почему ты общалась с этим парнем? Ведь он мог и к тебе начать приставать.

– Мам, Пэрри хороший… Ну, то есть он был хорошим. Я не вру. Это правда. И я понятия не имею, что с ним случилось вчера… Если бы я только знала, да я бы никогда…

– Что никогда? – заговорил папа. – Никогда бы не стала с ним общаться? Мишель, а если бы ты знала, что твоя сестра сбежит из дома, ты бы не стала с ней ругаться? А если бы знала, что мы узнаем о твоём вранье про «Форджес»? Тоже бы не стала?

– Пап, ну не надо. Прости меня, пожалуйста. Пап…

– Рон, не будь таким жестким.

Папа сделал глубокий вдох.

– Вот что, Мишель. Я понимаю, ты уже взрослая, – мягко заговорил он. – И мы с мамой желаем тебе только лучшего. Но мы очень и очень переживаем за тебя. Как ты этого не понимаешь?

– Я понимаю, пап…

– Дорогая, – поддержала его мама, – мы не запретим тебе ходить в «Форджес» и общаться с теми, с кем ты хочешь. Но впредь ты должна быть осторожнее. Если ты хочешь быть взрослой, ты должна вести себя как взрослая.

– Простите меня ещё раз. Да, я была очень глупой. Но я обещаю, что не буду больше влезать в дурацкие истории…

– Не будет она, – папа посмеялся. – Тебе семнадцать и влезать в глупые истории ты ещё будешь. Уж поверь мне.

– Рон, – мама улыбнулась.

– Научись находить из них выход. Вот что главное, – продекламировал папа, и мы въехали в город.

– Научусь, пап, я правда, научусь… – я была рада от того, что родители не посадили меня под домашний арест, не запретили работать и общаться с друзьями. В тот день я поняла, что у меня самые лучшие на свете мама и папа. И больше я не хотела их подводить. Никогда.

Следующую неделю я работала над новым проектом. Пенная вечеринка с живой музыкой – так он назывался. Это был огромный, но безумно интересный проект, который нас пригласили организовать в ресторане «Нью Тайм». С Алексом мы общались всё так же. Он много времени проводил с Эшли, а я утонула в подготовке пенной вечеринки. Виделись мы только в школе. Иногда вместе сидели за партой, делали совместные проекты, обсуждали уроки и Джей. Алекс сказал, что видел её на днях. Она даже не поздоровалась. Ходит гордая, задрав голову. Ну и ладно, мне и дела нет до неё.

Однообразные рабочие будни скрашивали постоянные встречи с Адамом. Мы нашли друг друга в Интернете, списались и теперь каждый день ходили в сквер, кино или кафе. Однажды я даже привела его в «Лорен Хаус». Место, в которое кроме Алекса и Джей, ни с кем не ходила.

Часами напролёт мы болтали обо всём на свете. На секунду мне даже показалось, что теперь Адам – новый Алекс. Ведь сейчас именно он был рядом. Но я знала, что совсем скоро Адам уедет, и ничего этого не изменит. Я часто спрашивала, почему он собирается уезжать, но он всегда отшучивался или переводил тему.

Как-то раз я вышла в магазин – Деб попросила купить несколько образцов материала для костюмов. Наш офис находился в самом центре города, и обычно я не встречала никого из знакомых, кроме тех, кто там работали. Но в этот раз, уже по пути обратно в агентство, я мельком увидела Адама. Он куда-то спешил. В одной руке у него был большой пакет с продуктами, а в другой – кукла Барби.

Я и не планировала за ним следить, но так получилось, что шли мы с ним в одну сторону, но на приличном расстоянии. Кричать я не стала, а догонять не было возможности и сил – я была на высоких каблуках.

Пройдя ещё несколько десятков метров, мой новый друг свернул и скрылся за большими стеклянными дверями. То были двери центральной городской больницы.

Глава 26

Через пару дней после случайной встречи мы снова гуляли с Адамом. Сидели в парке на деревянной лавочке с резными перилами и протягивали горячий кофе – так мы пытались согреть себя в морозный февральский день. Но несмотря на дикий холод, людей на улице были толпы. Они спешили туда, где тепло. Но согреет ли это тепло их души и сердца?

Я хотела спросить своего друга про поход в больницу, но чувствовала: за этим кроется секрет, который он вряд ли хочет раскрывать. С другой стороны, почему бы ему не поделиться своими переживаниями? Помощь друзей никогда не бывает лишней. Как бы то ни было, я решила рискнуть.

– В этом красном берете ты вылитая красная шапочка в изображении футуристов, – говорил Адам. – Теперь обязательно напишу сценарий по этой сказке и не отступлюсь, пока его не примут в театре, а тебя не назначат актрисой на главную роль.

– Безусловно, – захохотала я. – Адам… – добавила я через несколько секунд, когда порыв смеха уже был позади. – Не пойми меня неправильно, но я не успокоюсь, пока не узнаю.

Лицо Адама стало серьезным.

– Позавчера я видела, как ты зашёл в больницу с куклой и пакетом продуктов. У тебя все в порядке? Я очень переживала все это время, но боялась, что мои вопросы расстроят или обидят тебя…

– Мишель, – он смотрел в даль и держал в своей теплой руке мою замерзшую ладонь. – Это сложно…

– Ну а ты попробуй упростить. Я обещаю, что все пойму. Ты мой друг, и я приму любой твой секрет как должное.

– Я не уверен, стоит ли… – неуверенно продолжал он. – Не хочу забивать тебе голову.

– Адам, ну не мучай ты меня… Я места себе не нахожу. Ты, больница, кукла Барби… К кому ты ходил, Адам?

Вместо ответа он сжал мою руку, встал с лавочки и повел меня в сторону клиники. Идти здесь было минут пять. Всю дорогу мы молчали. Слушали уже не друг друга, а нескончаемый шум города: болтовню людей, ожидающих, пока загорится заветный зелёный свет, выкрики уличных торговцев, предлагающих купить очередную бесполезную вещицу, сигналы машин и ругань бунтующих в пробке таксистов.

И вот, мы оказались в теплом холле больницы. Белые стены, металлические скамьи, десятки больных с унылыми лицами и вечно спешащие люди в белых халатах вызывали у меня отторжение и неприятие. В больницах всегда трудно быть счастливым. Это практически невозможно. Но несмотря на это, сегодня я здесь. По одной простой причине – узнать, что так мучает и одновременно занимает все мысли того, кто привел меня сюда.

– Адам Бенсон. Навестить Шерил, – сказал Адам медсестре за стойкой в центре холла.

– Сегодня вы не один, – улыбнулась в ответ девушка. – Шерил будет рада гостям, – добавила она, протягивая два пропуска.

Мы поднялись на пятый этаж больницы и пошли по казавшемуся бесконечным коридору. Прошли первую, вторую, третью дверь. Но все это было не то. В один момент Адам замедлил шаг и остановился возле палаты под номером 515.

– Это здесь, – тихо сказал он и отворил дверь.

– Адам! – восторженно сказала сидевшая на кровати девочка. Увидев меня, она перестала улыбаться, подогнула колени и уткнулись в них подбородком, сжимая игрушку в руке.

– Знакомься, моя сестра Шерил. Мой маленький человек дождя.

Я навалилась плечом на стену, скрестила руки и сказала:

– Так вот в чем причина твоего отъезда… Адам, она чудо, – помолчав, чуть слышно добавила я.

С кровати на меня испуганно и удивлённо смотрела девочка в розовой пижаме со слониками и куклой Барби в руке. Той самой куклой, которую пару дней назад ей подарил Адам. Шерил было четырнадцать лет, но развитие ее остановилось примерно на уровне семилетнего ребенка. Выглядела она тоже совсем малышкой. Худенькое, хрупкое создание. Она была человеком дождя, как сказал Адам. Его собственным, белокурым, веснушчатым человеком дождя.

Тридцать минут она молчала, а Адам мягко рассказывал ей, что я хорошая и меня не стоит бояться.

– Привет, я Шерил. Ты любишь Барби? – внезапно ответил маленький человечек и протянул мне такую же маленькую ручку.

– Привет, Шерил. Не поверишь, я их просто обожаю! – ответила я и пожала крошечную ладошку.

– Я люблю только светловолосых кукол. Таких же как я и ты.

– Могу я посмотреть твою чудесную Барби?

Шерил отдернула руку, спрятала куклу под подушку и снова упёрлась подбородком в согнутые колени.

– Единственное, что ей никогда не надоедает, – куклы, – пояснил Адам. – Шерил готова играть с ними часами. Но она почти никому не разрешает брать их. Говорит, кукла – это как имя или голос. То, что у тебя никто не вправе забрать.

У Шерил еще в раннем детстве диагностировали аутизм. Но отличается она от других людей не только тем, что в четырнадцать думает, как семилетний ребенок. Она искренняя, честная. Она настоящая. Со своими тараканами в голове, с особым видением мира и огромной коллекцией кукол-блондинок.